Глава 7. Двое на башне печали. раздел: королева людского горя. Мало кто из ныне живущих расскажет вам что-то о первой Королеве Нэзиру. Во-первых, записей о ней практически не осталось. Во-вторых, ни одного из портретов Сафуры вы не найдете даже в королевской галереи. Её личность окутана тайной. Многие даже утверждают, что Сафура не умерла вовсе, а бродит среди людей, смотрит и слушаешь ― но ведь ни бесмертных, ни живых мертвецом не существует, так что этим “бабкиным россказням” верить не стоит. Есть ещё одна интересная версия, которую я считаю наиболее правдоподобной и “правильной. Для всех определенно известно, что после смерти своего первенца, Сафура, озлобленная на мир и вселенную, начала свой путь мести за жизнь сына. Говорят, что душа её столь сильно очернела, что её собственный Дар поглотил её тело, оставив лишь разум. Многие считают, что Сафура, почувствовав, что её тело умирает, ушла туда, откуда и пришла ― далеко в пустыню. Тела её так и не нашли, и в молельном зале её кувшин для праха пусть, как и кувшин Довлета. Какова вероятность, что первая Королева не умерла? Какова вероятность, что Сафура настолько глубоко впустила в себя Дар, что сама им стала? Её Дар не дожил до нашего времени возможно потому, что Сафура забрала его собой? Ещё одна “темная” личность в истории Нэзиру, разгадать которую практически невозможно. В любом случае, несмотря на всё то горе, которое пережила Сафура, она остается достаточно противоречивой личностью, и много о ней говорить не принято.
когда солнце склонилось к горизонту
Отвлечь Акрама. Это звучало, как плохая шутка, и от этого вся эта ситуация с побегами Принца Исе казалась забавной. Акрам ― это каменное изваяние, которое готово наблюдать за благосостоянием Принца часами, а то и целыми сутками! Он как курица-наседка над одним единственным яйцом; или очень заботливая мамочка. Рыжеволосая тихо смеётся, посильнее натягивая накинутый платок на голову. Это было просто необходимостью, чтобы не повторить ситуацию прошлого вечера. Как оказалось, некоторым мужчинам тяжело привыкнуть к тому, что многие женщины прощаются с таким атрибутом своего гардероба, используя его только в особенно жаркие дни или под сводами мечетей. Иса же использовала платок ― чаще всего ― просто чтобы скрыть цвет волос и не получить порцию вопросов от прохожих. Асшан был столицей Нэзиру, но даже здесь полукровки встречались редко и вызвали удивление. А кто твоя мать? Кто твой отец? Тебе достались крупицы Дара? А от кого? Исадора поджимает губы, покрываясь мурашками при упоминании Дара, хотя на улице было достаточно тепло. Где-то вдалеке за домами, солнце только начало скрываться за горизонтом, уступая своё место ночи ― тёмной и звездной. Наверное, останься у неё хоть что-то из Дара, это не вызвало бы проблем блужданий в темноте. Интересно, а что ощущают люди, используя свой Дар? Нервный трепет? Или это похоже на разливающееся внутри тепло? Исе Дар не дал «нервного трепета» и «тепла». Дар дал ей только боль. Он, словно проклятье, прилип к ней, и не хотел отпускать, неотрывно напоминая о наследие отца болью. Голубые глаза, цвет волосы ― всё это преследовало её всю жизнь в зеркалах. И если с волосами проблема была решена рыжей хной, то отцовские глаза не переставали смотреть на неё отовсюду. ― Мне казалось, что Принц более пунктуальный, ― Иса тихо смеётся, махнув головой, чтобы скинуть морок прошлого, и складывает руки на груди, упираясь спиной в нагретую солнцем стену, ― или лучше не Принц, а… Амир? Меня же не казнят за такое неформальное обращение? Не казнят. Уголки губ рыжеволосой приподнимаются, когда она в несколько шагов настигает Амира, отмечая, что на нём та самая одежда, что была в первую их встречу. Это так необычно ― всё это. Видеть принца таким, стоять рядом с ним и быть причиной такого его вида. Обхватывать пальцами его запястье, потому что взять его за руку Исадора просто не решилась; и призывно сделать шаг вперёд по улице, потянув его за собой. – Принц? Ты его где-то видела? – так легко и непринужденно парировал мужчина, позволив уголкам губ поползти вверх. Однако в этот раз полностью скрыть эмоций ему не удалось. Отчего-то звучание собственного имени из уст Танджи заставило его выдохнуть и ощутить пробежавшие мурашки по коже рук и шее. Он так часто слышал “Ваше высочество”, “Мой Принц”, “господин”, что имя стало носить какой-то запретный характер, а оттого становиться только желаннее. Светлые глаза сверкнули в наступающих сумерках, после чего Принц чуть прищурился и подался ближе к Исе. – Скажу по секрету: мне не нужны причины, чтобы кого-то “казнить”. Но пока я для тебя просто Амир, тебе не о чем беспокоиться, хари. Мужчина выпрямился и улыбнулся. Хотел бы, он действительно уже давно казнил Ису, найдя любую причину. Хотя девушка их и без того подкидывала только так. Но они оба знали, что этого не произойдет. По крайней мере до чего-то безвыходного. И надо сказать, что Амиру легко последовал за тянущей его за запястье девушкой. ― И так! С чего хотите начать? С еды или чего-то другого? Вы ведь пробовали когда-нибудь кокореч или борек? Когда я была маленькой, мой шахид постоянно приносила мне жаренные каштаны, когда ей нужно было выбраться в город. А вы что любите? Есть же у вас какая-нибудь любимая еда? – На “ты”, Исадора, – в какой-то момент отозвался Амир, поравнявшись с девушкой и даже не подумав вырвать запястье из ее рук. – Ты можешь обращаться ко мне проще, по крайней мере пока мы здесь. Дай мне хоть ненадолго забыть о том, кто я. А что до вопроса. Да, я все пробовал. Так уж вышло, – он вновь улыбнулся и чуть пожал плечами. И ведь действительно кухня во Дворце была выше всяких похвал. – Я люблю острое, с орехами и специями, вроде мухаммара*. Не считая лукума, разумеется, – его улыбка стала куда шире и поистине мальчишечьей, после чего Амир тихо усмехнулся. – Но с не меньшим удовольствием я соглашусь и на каштаны, если ты знаешь, где они вкуснее всего. Веди, хари. Это было очень непрофессионально со стороны Амира. Очень эгоистично. И даже по-детски. То, как Амир, точно мальчишка, ждал наступления заветного вечера и возможности покинуть все туже стягивающий его крылья Дворец. У него действительно были свои способы обойти стражу, шмыгнуть тенью по пустым коридорам дворца. И во многом ему помогало то, что он родился в этих стенах. Знал каждый уголок, каждую дверцу и окно. А еще знал, что оставляет за собой гарант, что его отсутствие останется незамеченным. Хоть Ракши не преминула вновь высказаться на тему его очередного “побега”. Однако, едва солнце спряталось за горизонтом, как ноги сами понесли его прочь от мраморных залов и высоких сводов туда, где кипела жизнь, где пахло специями и свободой. Нетрудно договориться о встрече, когда вы проводите большую часть времени вместе. Однако, трудно найти место, у которого ты бывал всего пару раз в жизни. Амир банально заплутал, затерялся в витиеватых лабиринтах улочек и вышел к нужному месту немного позже. Они ступают на узкие улочки. Вдохни на них полной грудью и почувствуешь многообразие запахов. Согревающий и острый душистый перец, который мелкими пылинками оседает в носу и на языке, заставляя проходящих мимо чихать. Кардамон, который можно чувствовать в местном чае или выпечке. Ароматные палочки корицы, которые продавцы раскладывают по прилавкам так симпатично, что невозможно удержаться, чтобы не купить хотя бы одну – просто положить на стол, чтобы она рассеивала свой аромат вокруг. Гвоздика с пьянящим запахом и острым вкусом. Одна из запоминающих трав, чей запах прорывается через тысячу ароматов – кориандр. Карри в виде порошка, который рассыпан по маленьким и большим баночкам, но его аромат всё равно пробивался сквозь остальные запахи. Исадора поражалась этому. Она была в Тулане, но только здесь, в Нэзиру, запахи так гармонично сменяли друг друга, не перебивая, а дополняя. А теперь – выдыхайте. Чуть дальше, по улице, стоят уже другие лавочки, и товар на них разложен совершенно иной. Самое время, чтобы снова наполнить свою грудь воздухом и пощекотать желудок сладкими запахами. Продавцы зазывают покупателей, обводят ладонями белую нугу с россыпью орехов внутри, всевозможные виды сорбетов и рахат-лукумов в белой, сахарной пудре. Но больше всего внимания привлекала поблескивающая от меда и сиропа пахлава, заманивающая своим внешним видом и запахом. В ящиках подальше положены свежие фрукты, поблескивающие в свете скрывающегося за домами солнца. Шум и гам – вечером на базаре особенно тяжело протолкнуться. Жара покидает город, и все стремятся выбраться, чтобы прогуляться или закупиться свежими фруктами и сладостями на утро. Все спешат, галдят, толкаются, протягивают продавцам мешочки с монетами и стараются побыстрее покинуть эту городскую суету. Столица жила. Столица дышала. Она двигалась стремительным течением реки. А сестры Луна и Солнце неотрывно наблюдали за этим. Асшан в такие минуты напоминала Исадоре всю ту же безжизненную пустыню, которая порывами ветров двигалась и менялась; никогда не стояла на месте. Наверное, поэтому ей так нравилось после работы гулять по рынку. Наверное, это было даже отрадно – чувствовать себя среди живых людей, со своими чувствами, мыслями, со своей семьёй; и наблюдать за ними тоже было особенным удовольствием. Пытаться угадать их жизнь; пытаться понять, что же их заставляет протискиваться около прилавков, чтобы взять свежих яблок и апельсинов. Веточку винограда и пару луковиц инжиров. Но ни одной едой славился базар Асшана. Стоит только поднять глаза от дорожек, и ты увидишь натянутые ткани – обычные хлопковые, а за ними яркие и пестрящие. Если тебе удастся прислушаться, то ты уловишь мягкие перезвоны подвесных колокольчиков; увидишь металлическую лапку, стеклышки которой ловят последние лучи уходящего солнца и пускают разноцветных зайчиков вокруг. И вдруг воздух разрезает задорный крик, и Исадоре приходится плавно отойти в сторону, потянув за собой и Амира. Расступились все, потому что прямо по середине и без того узкой улицы пронеслась тележка, набитая чем-то и накрытая пёстрой тканью. Её колёса громко – и весьма отпугивающее – стучали по притоптанному песку, а извозчик кричал ещё более громко, в попытке отпугнуть всех тех, кто столпился. «Веди, хари». Уголки губ дёргаются в улыбке, пока боковым взглядом Иса следит за Принцем. Скажи ей кто-то в тот вечер, что человек, спасший её от преследователей, это Принц, и что спустя пару суток она будет вот так прогуливаться с ним по базару… поверила бы тогда Иса? Или покрутила пальцем около виска? Это действительно было чем-то удивительным. Все эти запахи, звуки, мелькающие то там, то тут лица людей. Пожалуй, не бывай здесь Амир хоть изредка, терялся бы при таком живом окружении. Во дворце все совсем не так. Жизнь там не кипит, не бурлит бурной рекой, а течет, подобно густой смоле. Она размерена, порой скучна и однообразна. И лишь изредка ее разбавляет нечто отличное. Как например вот такие вот вылазки. Амир никогда не жалел, что начал убегать из дворца будучи еще ребенком. У него было все, что только мог пожелать любой, но, как известно, людей влечет то, что им недоступно. Сейчас же, Принц заворожено водил глазами по округе, то и дело цепляясь взглядом за цветные баночки и лотки со специями. Нос щекотало запахами, которыми наверняка пропахнет и одежда, но Амир и не подумал прикрыть лицо, лишь придержал капюшон, когда подул случайный ветер. Его, как наследного принца, видели немногие, а потому можно было не переживать о раскрытии. По крайней мере до тех пор, покуда он не предстанет перед народом в день коронации. Мужчина тут же тряхнул головой, прогоняя мысли о будущем прочь. А после чуть ловко и так естественно перехватил руку Ису, сжимая ту крепче. Словно она была его спасительной нитью Ариадны, ведущей к свободе. – В чайхане у Господина Бурсы, вот там на углу, варят очень вкусный чай и кофе, – Исадоре пришлось немного замедлить шаг и приблизится к Амиру, чтобы сказанное сорвалось с её губ тихим шёпотом, но достигло ушей Принца, – у Господина Суриана напротив очень вкусное вино. Когда-то я спросила у него секрет, и пожалела об этом. Он мне час плёл про особенно выращенный сорт винограда и прочие прелести жизни садовода. Полагаю, он просто добавляет туда специи, чтобы вкус открывался по-другому, – рыжеволосая улыбается немного шире, скользя взглядом по профилю Амира, возвращая его на базарную улицу. В какой-то момент его взгляд, скользящий по прилавкам, наткнулся на заветные ящики со сладостями, отчего светлые глаза незамедлительно расширились и чуточку распахнулись. Амир мельком взглянул на Ису, идущую рядом, а после вновь на сладость. И пока их шаг замедлился, незаметно для человеческих глаз к ящику потянулись две тени, подхватившие, словно пара тонких пальцев, лукум. Но, как и прежде, оставив под ящиком единственную монетку. Потому, прежде чем заговорить, Иса могла заметить, как губы принца коснулись лакомства, а сам он сделал вид, будто в этом нет ничего особенного. Так еще и дружелюбно протянул второе девушке. – Не кажется тебе, что пить в такую прекрасную ночь чай, сродни преступлению? – и Амир поднял глаза к небу, усеянному сотнями звезд и одиноким серпом луны, закидывая в рот остатки лукума, чтобы после обратиться к спутнице. – Только за вино придется заплатить тебе. Я обычно не беру с собой денег, чтобы не искушать судьбу. – Так как же тебе удалось отвлечь Акрама? Мне казалось, что у него соколиный нрав, и что ему доставляет удовольствие стоять у тебя над душой. Ах, точно. Ещё ему доставляет удовольствие зачитывать вслух, что правильно, а что нет. Ещё чуть-чуть и он станет совсем, как Ишурин. Тогда я не гарантирую, что не тресну его, – Исадора чуть встрепенулась, снова посмотрев на Принца, но не для того, чтобы увидеть его реакцию на слова, а чтобы сказать, – и так, Амир, – рыжеволосая улыбается немного шире, хитро щуря светлые глаза, – ты хочешь пройтись от самого начала и до самого конца базара. Или спрятаться от шума? Вряд ли сегодня будет что-то интересное, но…ты когда-нибудь был на олада-надм? Он будет через неделю. Вот тогда тут можно будет развлечься. Принц улыбнулся шире, а после и вовсе издал тихий смешок, что тут же утонул в окружающих их звуках. Однако не прошло и мгновения, как Амир засмеялся. Так искренне, бархатно и заразительно, что оставалось только удивляться. Особенно тем, кто ни разу этого не слышал. Ему даже пришлось прикрыть рот ладонью и посмотреть на Ису, чтобы хоть немного унять смех. – Какие высокие отношения у моих Танджи. Я уверен, что Акраму никогда не достичь «высот» Ишурина. И оно к лучшему, второго такого советника я не вынесу. Можешь не переживать за него и его «досуг», хари. Мне достаточно было сказать, чтобы он пригласил в мои покои Ракши, чтобы он не тревожил меня. Но при этом не отходя от покоев далеко, чтобы сопроводить ее обратно, – в его взгляде промелькнуло что-то хитрое и довольное, но тут же сменилось задумчивым. Тогда как сам Амир попытался спрятать улыбку от очередного звучания своего имени. – Во времена празднований мне нельзя покидать Дворец, так что не доводилось бывать на курбан-байраме, и вряд ли удастся. А что до места…хочу тебе кое-что показать. — Как это жестоко, — её ладонь легко опускается на плечо Принца, похлопывая его, пока Иса не перестаёт улыбаться, — ты же знаешь Акрама дольше меня, и давно понял, какой эффект на него производит Ракши. Играешь чувствами Танджи, как это подло, — эти слова не были сказаны с желанием осудить Амира или указать ему на ошибку; они были сказаны шутливо, в каком-то роде даже игриво, — ах, мне даже жаль его немного. Может мне, как хорошему другу, стоит предупредить его о коварном плане его Принца? Нет. Конечно же, нет. Она никогда не скажет Акраму о том, что его поймали на крючок собственный чувств. Акрам был гордецом, и это могла больно задеть гордость внутри него. Он лучше продолжит стоять в сторонке и молчаливо наблюдать за перезвоном украшений и тихой поступью наложницы. Исадора качает головой, смыкая зубы на внутренней части щеки. Амир столько делал для целой страны, чтобы просто выйти и прогуляться ему приходилось прикладывать ещё большие усилия. Хитростью ставить Танджи под двери своей комнаты, подговаривать наложницу. Принц, отдающий всего себя собственной стране, не мог отдохнуть. От этой мысли неизвестная Исе тоска прокатывается внутри ребер. Неужели, когда Амир станет королем, он потеряет всё это? Прогулки? Потеряет свою улыбку? Блеск в глазах? Этот чарующий смех? На его голову наденут корону, и Амир просто… погаснет, как звезды на небе? Они вместе купили вина, совсем немного закусок к нему, а после двинулись прочь от базара. И шли до тех пор, покуда перед ними не вырос шпиль. Вернее, он когда-то им был, тогда как сейчас это была обвалившаяся постройка, верхняя часть которой лежала рядом, словно трагедия произошла только вчера. Вокруг были дома, ходили люди, но словно старались обходить это место стороной, от того область казалась и вовсе нетронутой. Даже посеревшие кирпичи и те лежали на «своих местах». – Ты наверняка слышала про это место. Брайж Хесэм. Башня Печали. Говорят, что когда погиб мой прадед, его Королева издала такой крик боли и тоски, что находящиеся по периметру города башни обрушились и распылись в пыль, а столицу на сорок дней погрузило во мрак, – Амир остановился перед постройкой, окинул ее взглядом сверху вниз и хмыкнул. – Никто из моих предков не решился снести последнюю, что уцелела в тот день, сохранив ее как память о Короле Акире, господине песков и битв. И я ее сохраню, чтобы его имя и впредь жило в умах людей Нэзиру, – Амир чуть расправил плечи, а после ступил на территорию башни. – В детстве я много слышал про это место и однажды решил узнать, и правда ли тут живут призраки прошлого. Но, как оказалось, здесь были только мыши и птицы. Мужчина провел Ису к башне, затем по развалившейся лестнице, указывая куда стоит ступать, а куда нет. Порой подавая ей руку. В той части, где однажды башня надломилась, оказалась небольшая площадка, способная вместить всего пару людей. Здесь Амир наконец стянул с плеч плащ и укрыл им камни, тут же опускаясь поверх и похлопывая по месту рядом с собой. — А тебя тянет на всё запретное, да? — тихо спрашивает рыжеволосая, делая шаги в сторону Принца, который вызвался идти впереди и показывать безопасный путь, — побеги из дворца, кража лукума. Ах, и общения, посмею напомнить, с наёмным убийцей. Пусть и бывшим. Узнай об этом Ишурин, не подпустил бы тебя и на выстрел стрелы ко мне, — Иса прыскает от смеха, ныряя во внутреннюю часть башенки, когда они начинают подъем. Запретное? Амир больше предпочитал "против правил". Против правил было наследнику покидать Дворец без охраны. Против правил было дружить с наложницей, для встреч прикрываясь постелью, а не наоборот. Против правил было заигрывать со своей Танджи. Да, Амир, будучи воспитанным в понимании долга и заучивании кодекса, имел нечто бунтарское в чертах характера. И однажды оно наверняка ему аукнется. Неспешный и медленный. Кирпич в некоторых местах осыпался, и следовало ступать только на определенные ступеньки, чтобы не провалиться вниз. А высота тут была… что ж. Узнал Акрам, на какую рухлядь залазит принц, схватился бы за сердце. И даже Ракши не смогла бы ему помочь. Пусть подъем был медленным и неспешным, вид от сюда открывался… поразительный. Никакие дома не строились выше этой башни, и из-за этого можно было лицезреть улочки и даже часть базара. Даже кусочек пустыни. Амир привёл её в «своё» место. Девушку, о которой не знает ровным счётом ничего — но ведь и Иса ничего о нём не знает. Но было ещё кое-что, что раз за разом толкало его авантюры. На порой отчаянные поступки и слова. То, что он считал, человека сопровождает до самого конца. Именно по этой причине он сидел сейчас здесь, в "своем" месте, с действительно почти незнакомой девушкой, пил вино и беседовал. Амир хотел, чтобы этот день ему запомнился именно таким. Чтобы через множество лет он смог вспомнить рыжеволосую красавицу, легко справившуюся с пробкой бутылки, что так крепко засела в его голове. Хотел помнить эту ночь. Эти звезды на небе. Эту прогулку по базару. Ведь все материальное со временем исчезнет и в конце ты останешься только с тем, что пронес через жизнь. Амир был молод, но рано повзрослел. И финальным аккордом этому послужила смерть родителей. А потому он чтил и ценил такую вещь, как воспоминания. Едва опустившись на плащ, мужчина сложил ноги "по-турецки", а после благодарно принял из тонких рук бутылку в которой аккуратно припал губами и на миг блаженно прикрыл глаза. Вкус был отменным, лёгкий и одновременно терпким, мягко распространяющимся во рту. – Может и не самое удобное место, но мне хотелось хоть раз побыть здесь не одному, – Амир мельком глянул на Ису и чуть прищурился, после хитро улыбнувшись. – А у тебя есть место, где ты обретаешь душевный покой? Рыжеволосая медленно и осторожно опускается на плащ, под которым были скрытые жесткие камни, впивающиеся прямо в задницу. Это всё было терпимо. Иса свешивает ноги с уступа, упираясь руками по обе стороны от свои бёдер и вытягивая голову. И как только у Принца сердце в пятки не уходило от подобной высоты? — Душевный покой? — Исадора тихо выдыхает, поднимая глаза по линии домов и улиц, прямо перед собой — туда, где виднелся крохотный кусочек «её покоя», — знаешь, один из твоих Танджи кое в чём оказался прав. Тот, что второй. Я никак не могу спросить у Акрама его имя. Ассасин щурит голубые глаза, переводя взгляд на Амира и улыбаясь хитрой улыбкой. Её пальцы подхватывают полы накинутого сверху платка, откидывая его назад, чтобы рыжие волосы впитали в себя долгожданную прохладу ночи. А потом Иса чуть накреняется в сторону, чтобы обхватить горлышко бутылки с вином и подтянуть её поближе к себе. — Мы и правда разговариваем с песками. Ну… точнее не мы с ними, а они с нами. Но я хочу верить, что даже возмущенные вдохи и выдохи она тоже слышат, — Иса подносит открытую бутылку к губам, делая всего один небольшой глоток, чтобы ощутить приятную терпкость и сладость вина на языке, а потом протягивает бутылку Амиру, — мы слышим шепот. Такой тихий, еле различимый. Но если вслушаться, то можно разобрать слова. Этот шепот больше похож на тот шелест, на который ты никогда в жизни не обратишь внимания. Так что место моего душевного покоя, как бы это странно не звучало, — её глаза проскальзывают с глаз Амира на отдалённый кусочек песка, красноречиво, без лишних слов давая ответ. – Удивительно то, что твоё имя он выпытал у Акрама задолго до того, как ты ступила на порог Дворца. Его имя Муин. Со временем, я уверен, из твоих уст оно будет звучать чаще, чем моё. Или вообще любое другое, – Амир добродушно усмехнулся и посмотрел на Ису, однако быстро изменился в лице. Теперь его выражение было более спокойным и внимательным, нежели игривым и расслабленным. Его взгляд устремился туда же, куда и голубые глаза Исы. На бескрайнюю и величественную пустыню, что так пугала Принца. Было в ней нечто невероятное, нечто манящее и наводящее ужас одновременно. По крайней мере именно такие мысли пустыня вызывала у Амира. — Мой шахид говорил, что это… подарок. А другой шахид говорил, что это наказание. Ты мне рассказал о истории этой башни, а я тебе расскажу немного другую, в укороченном варианте, просто потому, что в книжках о ней никто не писал, — рыжеволосая отрывает маленькую веточку от общей веточки винограда, закидывая одну из зеленых ягод себе в рот, — есть теория, что мы слышим не шепот песков, а шепот Первой Королевы. Той, что была супругой Довлета. Когда она умерла, никто не смог найти ни её тела, ни любого другого доказательства её существования. Я даже в книгах редко встречала её упоминание. Ей не возводят храмы, и в молитвах не упоминается её имя. А ведь она сделала всё, чтобы обеспечить безопасность своим Потомкам, — Иса не сводит глаз с Амира, словно пытается прочитать его эмоции, его реакцию на её короткий рассказ, — Акрам не поверил своим ушам, когда первый раз услышал. Первую Королеву звали Сафура, по одному из предположений. Но это не та суть, которую я хочу рассказать. Первый правитель Осгида хотел заполучить Сафуру в свои жёны против её воли, но Довлет опередил его, заполучив внимание и любовь Сафуры. Правитель Севера не мог забыть этого, слишком сильно ранена была его гордость. Когда Сафура родила первенца, был устроен огромный праздник, но впоследствии этот праздник стал горем. Юлиан желал отомстить, и не нашёл ничего лучшего, чем убить первого ребёнок Довлета и Сафуры. Кто-то говорит, что он задушил его своими руками, кто-то говорит, что отравил. А кто-то говорит, что заглушил его Дар своим Даром так, что мальчик умер, даже не успев закричать. Сафура была вне себя от гнева и злости, потому что никто не мог ответить ей на вопрос «кто?». И как бы сильно сам Довлет и всё его окружение не рыло землю, они так и не смогли найти убийцу. И тогда Сафура решила взять всё в свои руки. Потеряв одного ребёнка, она получила сотни своим «детей», — Исадора склоняет голову, пока её пальцы принимают протянутую её бутылку, а губы примыкают к горлышку, чтобы сделать ещё один крохотный глоток, — Сафура создала нас. Ассасинов, но тогда мы назывались по-другому. Да и функции выполняли иные, чем сейчас. Мы стали её отмщением. Юлиана раскрыли, но тогда Сафура была уже мертва. Перед убийствами, после убийств, когда нас настигают сомнения, мы всегда обращаемся к ней, как к нашей Покровительнице. Мы все её дети, пусть и не развивались в её утробе, пусть она в глаза нас не видела. Ассасинов отдалили от двора к концу правления сына Сафуры, заменив их на танджи. Но даже уйдя в пустыни, скрывшись с лиц твоей семьи, мы всегда продолжаем быть где-то рядом, хотя ты можешь и не замечать. Это просто… наша работа. Даже спустя столько лет, слышать голос Сафуры в шелесте песков и идти на её зов. Вот и думай теперь, подарок ли это, или проклятье. – Мы сами решаем, что для нас дар, а что проклятие, – произнес Амира и вновь сделал глоток вина, после передав то Исадоре. – Я очень часто задавался вопросом, почему Довлет выбрал своей обителью именно это место. Чем его так привлекла бескрайнее, жестокое и почти безжизненное море песка. Сколько бы я не пытался, сколько бы не искал ответов, я не смог найти их. И тогда ко мне пришло осознание, что может все дело в надежде. Мы, люди, всегда на что-то надеемся. На лучшие времена, на удачу, надеемся, что после темной ночи наступит рассвет и разгонит мглу. Может и он хотел стать не олицетворением тьмы и предательства, а лучом надежды? Прямо как и его супруга, что была полна надежд, что сможет уберечь своих потомков от бед, – он немного помолчал, глядя куда-то перед собой и сложив руки на коленях. Правда долго его руки без дела не лежали, и уже вскоре потянулись к волосам, чтобы пересобрать туго стянутый хвост. И стоило смоляным волосам каскадом устремиться по его плечам, Амир продолжил. – Я считаю, что в нашей жизни почти нет случайностей. И возможно нам суждено было встретиться в том переулке. А было это проведение Королевы, ставшей голосом песков, или оборотом колеса судеб, уже не столь важно. Жаль только, что это не случилось раньше, – и вновь эта нотка тоски, после чего Амир окончательно взял себя в руки и позволил поползновение уголков губ. – Я рад, что повстречал тебя и благодарен за этот рассказ, – отложив на время сбор волос, Принц поднялся к винограду, перед этим поместив резинку на запястье. – Будучи ребёнком и забираясь сюда, я иногда пугал редких прохожих. Тенями, – он усмехнулся, будто сам не веря в то, что такое было. – Этим я наверняка порождал лишь новые сказки об этом месте, но искренне смеялся, видя, как люди порой подпрыгивают на месте и поминают…да кого они только не поминали, – Амир вновь издал смешок, а после вновь пригубил вино, от которого в голове ощущалась лёгкая дымка. – Люди, вроде тебя, порой тоже обладают даром. Что на счёт тебя, маленькая хари? — Да, ты прав, — коротко кивает рыжеволосая, поднимая голубые глаза на Принца, — у меня был Дар. Когда-то, возможно. Мой отец из Осгида, так что, мой Дар — противоположность твоему. Но от него практически ничего не осталось, только лишь слабые отголоски, которые не приводят к его управлению. У ассасинов сильный Дар заглушают. Так что светом я управлять не умею и никогда не умела. И никогда не смогу. Исадора старается не подавать виду, что это тема слишком неприятная — хотя ей так и хочется сморщить нос от воспоминаний от тех пытках, которым её подвергали шахиды. Дар — это наследие, которое они несли от предков. Кто-то считал, что заглушать его равно преступлению; кто-то против ничего не имел. Шахиды же считали, что стоит избавляться от особенно сильных Даров. Исадора была не одна такая. Их было человека четыре или пять — только в отличие от неё, их отцы и матери приняли их, а отец Исы… наверное, до определенного времени он вообще думал, что её не существует. — Мои шахиды считали Дар пороком. Слабостью, которая будет тянуть нас назад. Да и в Ордене особо некому было учить нас обладать своими способностями, поэтому было решено поступить так, — когда последняя виноградинка была закинута в рот и её сок растекся по языку, Иса принимает из рук Амира глиняную бутылку с вином, снова пригубливая напиток. – Становится все более и более занимательно, не находишь? – он усмехнулся и отвел взгляд от девушки, вновь закидывая в рот сладкие виноградины. Жалел ли Амир, что Исадора не владела Даром? Возможно. Все же это то, что оставили после себя потомки, и такое отношение – поистине неуважение к ним. Отец Исадоры всегда знал о её существовании, но надеялся, что она умерла ещё в утробе матери. Но относительно недавно… рыжеволосая ставит сосуд чуть подальше от их ног, чтобы не уронить и не разбить его. Иса старалась не думать о своём нерадивом родителе. Хотя бы потому, чтобы не злиться на него лишний раз. «Мне понадобилось три секунды, чтобы увидеть тебя, и десять, чтобы подумать». Исадора и правда была больше схожа с отцом, потому что от матери она не взяла ничего — если только характер. Возможно, обворожительность? Не зря же её мать захомутала… Амир отложил в сторону скупую гроздь и без задней мысли потянулся к волосам. — Стой! — Исадора вдруг дергается вперёд, поднимает одну из рук, второй упираясь в лёгкую ткань плаща под ними, стоит только Амир поднять руки и скользнуть пальцами в свои волосы, чтобы собрать их — и снова с её губ это звучит как приказ. И было в погружении Принца нечто, что впоследствии заставило его ощутимо вздрогнуть, ощутив прикосновение к запястью и услышав изменившийся голос спутницы. Мужчина замер, распахнув пару бесцветных, будто драгоценных алмазов, глаз, и столкнулся с желанием отстраниться. Но оно угасло также быстро, как и появилось, хоть осталось неясным был ли тому причиной “приказ” или же прикосновение к лицу. Неясным, даже для самого Амира, что продолжал сохранять неподвижность, с каким-то особым пристрастием впиваясь в голубые омуты напротив. Пальцы рыжеволосой смыкаются на запястье Амира плотным кольцом. Его волосы продолжили стекать жидкой ночью по его плечам. И Иса вдруг сама замирает, не ожидая от самой себя такого порыва. Её глаза скользят по лицу Принца, кажется, тоже немного ошарашенного её прытью. Но в его светлых глазах она видит ещё кое-что. Кое-что, заставляющее её скользнуть чуть ближе, умести вторую руку на линию его челюсти — касаясь практически только кончиками пальцев, а первой продолжая держать его запястье, уводя его руку немного в сторону. И снова Исадора поступает неправильно, только теперь она уже знает о том, что юноша перед ней — Принц. — Ты сказал, ещё в самом начале, — её голос вдруг срывается шепотом, когда она немного склоняется над его лицом — из-за позы получилось так, что она теперь немного выше него, — что пока ты для меня просто Амир, — может дело было в выпитом в вине? Может это терпкость и специи дурманят её разум? Или разум дурманит присутствие Амира? — я не могу поцеловать Принца, но поцеловать «просто Амирамогу? Продолжая слушать, все больше концентрируясь на приятных полутонах голоса, нежели содержании. Чужое дыхание обжигает кожу, доносит пряные нотки вина, сладкие винограда и едва уловимые, почти не различимые, Исы. Все это пьянит покрепче любого алкоголя, туманит разум, заставляя мысли путаться. Впрочем, так ли стоит держать их в узде или же можно позволить, точно жемчужным бусам, рассыпаться в беспорядке и хаосе? – Ты ведь не нуждаешься в моем разрешении, хари, – его шепот, напоминающий шелест роскошных шелков, мягко коснулся уже кожи Исы, тогда как взгляд светлых глаз скользнул к чуть приоткрытым губам. Ладонь, теплая и широкая, так естественно легла на изгиб девичьей шеи, словно была создана только для этого, а Амир сам сократил ничтожное расстояние, припадая к губам Исадоры. И было нечто в этом поцелуе, приправленным терпкостью и сладостью, мягком и в тоже время полном эмоций. Что-то такое, словно тот был желанен до невозможного. Любопытство порой считается не лучшей чертой. Особенно, когда та переходила границы. Впрочем, не мы ли сами устанавливаем эти самые границы? Амир был любопытен, временами излишне жаден до всего нового и непознанного. Будь то книги на самом верху стеллажей, разговоры в коридоров или же самые потаенные уголки. Взрослые сколь угодно могли твердить любознательному принцу, что во Дворце в помине не было тайных путей и карт, сокровищниц, сокрытых от глаз казначея, комнат со скелетами некогда обитающих в пустыне костяных змеев или же специальных плиток в стенах. Но уже тогда, в юности, тьма, что услужливо и доверчиво, точно верный пес, лизала пальцы наследника и словно нашептывала только ему одному ведомые слова. А также охотно открывала тайны мраморного дворца пред тем, кто того искренне желал. Но куда больше, чем до познания “непознанного”, любопытство Амира проявлялась к людям. Разумеется, не ко всем. Ведь люди разные, и кого-то можно было читать, словно открытую книгу, а кто-то был полон загадок и сюрпризов. Как например Иса. Сколь многое она хранит за плотно закрытыми, занесенными песком, тяжелыми вратами своей души? Там наверняка нашлось бы нечто любопытное для сверкающих звездами глаз. Исе – особенно Исе – стоило быть острожной с Амиром. Не только с тем Амиром, которого она видела перед собой, но и с будущим Королём. Потому что ей нравилось это. Безумно нравилось, когда его рука скользили по шее, привлекая поближе к себе. Когда его тёплые губы прижимались к её, затягивая её в поцелуй. Ей нравился его шепот, который растекался по телу подобно терпкому вину. Исадора не знала, виной тому было выпитое вино, которое даровало немного смелости, или само нахождение Амира подначивало её на эти действия. Когда пальцы Принца скользят по коже на шее, Исадора тоже не замирает «бревном». Кончики её пальцев почти невесомо касаются его скул, скользят по кожей вниз, а потом снова вверх – к вискам. И тогда достигают линии роста тёмных волос. Исе нравились его волосы, особенно в распущенном виде. Тогда для неё создавалась иллюзия, будто бы Амир делает это специально для неё. В его королевское облачение не входили растекающиеся по плечам черные пряди волос, и когда он делает это наедине с ней… пожалуй, это стало маленькой слабостью Исы. «Ты ведь не нуждаешься в моём разрешении, хари». Исадоре бы улыбнуться на его пророческие слова. Или посмеяться, сказав ему, что он слишком хорошо успел узнать свою Танджи за то время, что они знакомы. Потому что Исадоре и правда не требовалось разрешение. Да даже если бы Амир промолчал на её слова, она всё равно потянулась бы первая, чтобы ощутить вкус его губ. И его голос, который мягкими песками обволакивает вокруг, ласкает кожу теплотой дыхания. О, ни на одно из его слов Исадора не может найти ответа. Звуки живущей ночной жизнь Асшана, едва различимый шорох тканей и неуловимое шевеление чего-то в тенях разрушенной Башни Печали, вскоре прервал рваный вдох, когда Амир едва отстранился, скользнув словно подернутыми легкой дымкой светлыми глазами к глазам Исы. И если бы она только могла, увидела бы, как уголки его губ дрогнули. – Как-нибудь потом можешь отомстить мне, – произнес Амир, касаясь губами уже не чужих губ, а спускаясь к тонкой шее. Попутно скользнув пальцами “свободной” руки к светлым волосам. И резинке, связывающей их. Но теням Башни не суждено было увидеть её довольной улыбки, потому что Иса тут же прикусывает ровным рядом зубов нижнюю губу, прикрывая глаза. Она могла бы остановить Амира в его шалости пробраться к резинки волос, но не остановила. Её руки опустились ему на плечи, когда губы Принца скользнули под челюстью, заставив рыжеволосую немного прикрыть глаза, разрешив его шаловливым рукам пробраться к резинке, потянуть за неё, и дать рыжим волосам рассыпаться медным водопадом за спиной. Исадоре редко приходилось носить волосы распущенными – если только в своей комнате в свободное от работы время. Но разве может она отказать Амира в такой мелочи? Волоски немного щекочут открытую кожу шею, заставляя Ису выпустить тихий смешок. Сегодня Исадора не собиралась допускать перехода определенной черты – как бы сильно Амиру ей не нравился. – Не знаю, насколько долго может хватить Акрама, но сейчас нам лучше вернуться. Не хочу получать от него по шее. Боюсь, что ему достаточно будет увидеть утром твоё сонное лицо, чтобы понять, что вечернее время ты провёл не в компании Ракши, – слова срываются тихим шепотом, словно в желании не сокрушать тишину обстановки, – я не хочу быть виноватой в неработоспособности Принца. Долгие годы Амира приучали к тому, что нельзя оставлять дело незаконченным. Нельзя все делать, что называется, «спустя рукава» и тем более в голову юного наследника вбивали что любое начинание, надлежит довести до конца. Каким бы он ни был. Сейчас же, вдыхая такой легкий, почти неуловимый аромат светлой кожи, чувствуя ее мягкость под пальцами, имея возможность неторопливо касаться ее губами, Амир точно знал, чего хочет. Особенно когда его рука жадно зарылась в длинные пряди, бесповоротно в них путаясь и утопая. Но даже когда нечто дрогнуло на тонкой шее, а с губ сорвались сбивчивые, тихие слова, подобные тому самому шепоту песка, принц не испытал разочарования. И пусть выпустить из своих рук, как тернистому кустарнику самонадеянную птичку, было непросто, он их безропотно отнял, едва сверкнув очами-звездами в ставшем чуть более густым мраке башни. Странное чувство легкого тумана в голове и невероятного воодушевления, приправленного нотками предвкушения, в груди, были верными спутниками, покуда Принц знакомыми путями пробирался обратно в королевскую часть Дворца. Акрам, как и прежде, верный страж его покоев, в ожидании находился неподалеку от входа, но стоило ему лишь на миг отвернуться, как безликая тень шмыгнула за дверь, не позволив той издать и звука. Ракши дремала на широкой софе, благополучно собрав часть подушек с королевского ложа. Ее шикарные, пусть и чуть спутанные волосы разбросало по разноцветному бархату, а бесчисленные украшения лишь едва-едва мелодично позвякивали в такт ее размеренному дыханию. Амир отчетливо помнил, когда впервые спрятал подругу здесь, в своей комнате. Как на протяжении долгих часов рассказывал все, что запомнил на занятиях астрономии, и пытался назвать каждое созвездие на потолке. Он ошибался, но Ракши это было не важно, потому что здесь она чувствовала себя в безопасности и всегда обретала покой. Они оба за это получали, принц от родителей и учителей, а юная наложница от калфы, что была не столь благосклонна к чужестранке. Амир медленно присел рядом с софой, еще несколько мгновений позволяя себе насладиться видом умиротворенной подруги, но затем все же коснулся кончиками пальцев ее обнаженного плеча. Пушистые ресницы дрогнули, после чего девушка чуть сонно распахнула глаза и привстала на локте, наполнив погруженные до того покои тихим звоном. Она видела Амира всяким: радостным и бахвалящимся; расстроенным и злым; разбитым и подавленным. Она, пожалуй, была единственной, кто видел наследного Принца колено преклонным, стоящим перед ней. – Я чувствую вино, – прикрыв аккуратной ладонью рот, отозвалась Ракши и сладко зевнула. – И твои волосы, - здесь, за стенами, наедине с ним, девушка могла говорить открыто и свободно, порой подначивая друга. Как это было сейчас. – Оно того стоило, мой Принц? Амир выпрямился и молча подал подруге руку, но по его улыбке она все поняла. А после поспешила спрятать уже свою, едва с губ принца сорвалось короткое: – Акрам ждет.