Ньют не мог шевельнуться, хотя чувствовал, как непреодолимо устремляется к ней — мыслью, взглядом, каждым ударом сердца, которое бьётся в лад: она, она,
она…
Конечно, это была она.
Если только подойти поближе, убедиться, что это — правда, а не игра воображения... И всё же он мог оставаться спокойным на этот счёт, ведь я видел ровно то же самое.
Но поверить — значит отбросить страх и протянуть руку навстречу. Тина чуть щурилась от солнца, и Ньют мог разглядеть изгиб её опущенных ресниц. Грудь у неё часто вздымалась, на босые розоватые ступни налип песок. Ньют чувствовал, как бешено перекатывался под ногами склон, с которого он спустился почти бегом, а, ступив на пляж, ссутулился и замедлил шаг, будто с осторожностью приближался к незнакомому дикому зверю.
Тина не видела его, поглощённая забавой; хлопки ладоней создавали почти музыкальный ритм, разрезая воздух, в котором слышались торжественные перекаты волн. Она сосредоточенно следила за руками, наращивая темп — быстрее, ещё; Куинни же не отрывала от неё взгляда. Казалось, ничего более естественного произойти не могло, но перед ней была Тина,
её Тина, которой она радовалась как своей старой подруге.
Медленно приближаясь, Ньют жадным взглядом выхватывал каждую чёрточку её лица, так легко поддающегося чувствам: вот она удивлённо подняла ястребиные брови, сбившись со счёта, а затем заливисто рассмеялась, рассыпав лучики морщинок у края глаз. Ветер играл с её волосами, откидывая на лоб и снова назад, и когда очередной порыв накрыл прядями её лицо, она тряхнула головой, чтобы отбросить их, и вдруг подняла на него взгляд.
Не взгляд — выстрел, не допускающий осечки, потому что Ньют замер, поражённый, чувствуя, как сердце налилось, и дышать стало тяжело.
Но больнее, когда он увидел, как её улыбка померкла, руки застыли в воздухе, а расширившиеся глаза подёрнулись испугом и недоверием, точно коркой льда. Осознание оглушило его: Тина его не узнавала. Перед собой она видела не Ньюта, на груди которого лежала, остерегая его сон и слушая сердце; он был чужой, она его не знала, хуже — боялась, и мысль об этом показалась ему дикой, страшной, попросту невозможной, чтобы быть правдой.
Ньют почувствовал дрожь, пробежавшую по телу, и склонился пониже, чтобы опуститься на колени, но в ту же секунду Тина, взметнув горсть песка, подскочила на ноги и бросилась прочь. Ньют резко выпрямился, глядя ей вслед. Куинни вдруг потянулась к нему, будто пытаясь остановить, но он шагнул от неё в сторону, оглушённый, а затем побежал за Тиной к отмели.
Мокрый песок хлюпал под ногами, и бежать по нему было тяжело, но силуэт Тины перед взмылившимися глазами, казалось, только отдалялся от него, растворяясь в золотистой световой дымке.
— Тина! — на выдохе; он знал, что поступает опрометчиво — она напугается сильнее, и чёрт знает, что может произойти потом. Но Ньют знал и то, что Тина не убежит далеко, неумело переставляя длинные ноги, которые плохо слушались её. Он чувствовал, как горячо пламенеет кровь и рвётся грудь, но, заметив, что Тина оступилась, рывком дёрнулся в её сторону; её волосы трепетали уже совсем близко, ловя закатную рыжину. Она упала ничком, запутавшись в песке, и Ньют, остановившись, осел на колени перед ней и осторожно коснулся её плеч.
На правом был повязан его галстук.
— Тина!
Она неуверенно приподняла голову — на щеку налип песок; Ньют медленно потянулся к ней, чтобы смахнуть, и замер, когда она посмотрела на него.
— Тина, — сипло прошептал он, — Тина, это я. Ньют.
Её ресницы затрепетали. Тина была так близко, что он мог почувствовать тепло её тела. Никогда прежде Ньют не чувствовал себя так странно и одновременно с тем так верно — пока она рядом, самая живая, самая настоящая из всех, кого только можно было выдумать.
Ньют коснулся её нежной щеки, смахивая песчинки, и Тина подтянулась к нему, внимательно разглядывая его. Сердце у него забухало где-то в горле, и он едва выдохнул от волнения:
— Позволь, я помогу тебе.
Ньют бережно обхватил её за плечи и медленно потянул вверх — она поддалась ему, будто в бессилии, но глаз не отрывала. Они поднялись, и Ньют застыл, уставившись на неё. Тина была почти одного с ним роста; при такой близости он мог разглядеть ямочку на подбородке и тонкий шрам под ним, у основания шеи — как и во сне.
— Тина, ты знаешь меня, — мягко произнёс он, вновь потянувшись к её лицу рукой, и замер, не касаясь, в паре сантиметров от него, когда под пальцы угодили гладкие пряди её волос, подхваченные ветром. — Никто не знает меня лучше, чем ты.
Тина вдруг коснулась его груди — хочет оттолкнуть. Теперь, когда он знает, какая она тёплая! У него перехватило дыхание от мысли, что это жестокое воспоминание останется с ним и не выведется ни усилием, ни временем — теперь, когда Тина, в которую он верил, сбылась; вот она, под его рукой — и сердцем. Глубоко.
Отчаяние, холодом подкравшееся к нему, тоже было настоящим. Волосы скользнули между пальцев, когда Ньют приблизился, чтобы, закрыв глаза, мягко коснуться губами её лба напоследок, как он это делал всегда. Тина всё ещё держала ладони на его груди у сердца, а потом — будто вспышкой, что-то оборвалось внутри и между ними, и с её губ сорвался рваный вдох. Страх, и холод, и обман, которому он поддался, — всё исчезло в одно мгновение, когда она обняла его, обхватив за плечи.
— Ньют, — Тина задыхалась, Ньют слышал, как клокотало у неё в горле — так плачут прозревшие слепцы, которым дар возвращается с той же болью, с какой происходит его утрата, только вдвое сильнее. Из груди будто разом выбило воздух; Ньют крепко обхватил её руками, а затем чуть отстранился, чтобы посмотреть на неё. Тина плакала, но, поймав его взгляд, вдруг улыбнулась, то ли всхлипнула, то ли засмеялась. Потянулась к его волосам, ласково провела по ним рукой, и вот — скользнула ладонью к щеке. Ньют замер, часто дыша.
— Конечно, я знаю тебя, — ломко прошелестела Тина, дрожа. — Я знаю так много…
Язык её не слушался — она говорила с придыханием. Трепетный вздох коснулся его губ, и глазам вдруг стало горячо. Ньют коснулся её мокрой от слёз щёки, скользнув по шее, затем второй — медленно и осторожно, как будто она всё ещё была хрупка.
— Теперь, когда могу прикоснуться, — прошептала Тина, чьи пальцы выводили нежность на его щеке, исполосованной рубцом. — Это ты.
Дыхание казалось грузным, лишним, но быстрее и легче мысли было движение — Ньют потянулся, чтобы коснуться её губ своими и окунуться в темноту сомкнутых глаз, под покровом которой было светлее, чем в солнцестояние. Раздавшееся вширь сердце полнилось единственным чувством, самым честным и сильным, имя которому было Тина.
С её губ сорвался всхлип, и она обмякла у него на руках. Ньют отстранился, испуганно воззрившись на нее.
— Тина!
Она падала, и Ньют подхватил её, опустившись на колени. Её руки, которыми она обхватывала его за шею, соскользнули с его плеч и беспомощно плюхнулись на песок.
— Тина, что с тобой? — Ньюта обуяла дрожь и на сей раз — от ужаса. — Тина, пожалуйста, посмотри на меня.
Голова её откинулась, обнажив белую шею. Ньют коснулся её, чтобы прощупать пульс — он слабо отозвался под его пальцами.
— Тина, — он подхватил рукой её голову и уложил себе на грудь. — Ти… — Ньют коснулся губами её лба — холодный — и в исступлении повернулся к берегу.
Куинни стояла не шевелясь, наблюдая за ними. Ветер усилился и вскоре пригнал тучи, которые застили небо свинцовым одеянием. Обещался дождь, но Куинни не боялась его.
Она могла бы и его подчинить своей воле.
— Куинни! — Я подбежал к ней и коснулся её плеча. — Детка, ты меня напугала… Что слу-
Она рывком обернулась ко мне, и я осёкся, не узнав её: никогда прежде я не видел её такой. Она полыхала яростью, хотя и сохраняла недвижными черты лица. Глаза у неё горели огнём, от которого мне сделалось не по себе.
— Дорогая, что с тобой?
— Мы возвращаемся.
— Что?..
Она резко развернулась, чтобы направиться вверх по склону, покидая пляж. Я растерянно оглянулся на отмель, а затем последовал за ней.
— Ты шутишь? Мы же только-
— Я больше не желаю здесь оставаться, — холодно отрезала она, ускоряя шаг.
— И ты предлагаешь бросить их здесь? — Я указал рукой в сторону пляжа и затем замер, разглядев вдалеке крошечную фигурку Ньюта. До меня донёсся странный надрывный звук, от которого у меня в груди похолодело.
Я не сразу понял, что это кричал он.
— О господи, — в ужасе ахнул я. Девушки, которую он обнимал, больше не было.
В руках он держал старую тростевую куклу.
— Что за… — Я уж было направился к нему, но затем вновь обернулся к Куинни и поспешил за ней. — Куинни! Ты должна объяснить…
Её платье раздувало ветром — она шла быстрым шагом, возвращаясь к лагерю. Я оглядывался на Ньюта, пытаясь сообразить, как ему помочь, хотя и знал, что единственным человеком, который мог бы это сделать, была Куинни.
— Стой! — Догнав её, я схватил её за руку, чтобы остановить, и развернул к себе. Куинни обратила на меня взгляд, полный беспомощной ненависти. — Только скажи, что это не твоих рук дело.
— Пусти меня, — прорычала она, пытаясь вырваться, но я держал её крепко.
— Нет, ты должна объяснить мне! Кто эта девушка?
— Это больше не имеет значения, — выдохнула Куинни, и её голос надломился от горечи. — Я больше не позволю, чтобы её отняли у меня снова.
Я нахмурился, не понимая, что она имеет в виду, и невольно ослабил хватку, так что Куинни, воспользовавшись моментом, отскочила в сторону и направилась к повозкам.
— Отняли? — задыхаясь, воскликнул я и бросился следом. — Но почему?
— Он забрал её, — бормотала Куинни, не обращая на меня внимания. — Пускай забирает. Пускай каждому достанется то, чего он действительно заслуживает!
Я застонал от беспомощности.
— Господи, Куинни, объясни же ты наконец! Что за чертовщина здесь происходит?!
Куинни оттолкнула Коротышку, оказавшегося у неё под ногами, и махнула Сэму, крикнув:
— Трогай! Мы выдвигаемся.
— На ночь глядя? Да ты спятила… — Сэм с недоумением уставился на неё, но она бросила на него такой ледяной взгляд, что он тут же поднял руки в примирительном жесте и согласно закивал: — Как скажешь, Куин.
— Нет! — в ужасе вскрикнул я, следуя за ней — Куинни поднималась в салон, пока Сэм и Абернэти запрягали лошадей. — Куинни, мы не можем его так оставить! Разве ты не видишь, что ему нужна помощь?!
Она принялась суетиться на кухне, словно бы ничего не произошло, но по её дрожащим рукам и исказившимся чертам лица я понимал, что она боролась с собой и болью, которая управляла ею.
— Куинни, — я старался говорить как можно мягче, — дорогая, ты можешь мне доверять — так, как я тебе доверяю. У меня нет секретов, — я развёл руками, внимательно наблюдая за её движениями. Она не оглядывалась, сосредоточенно переставляя склянки со специями на полке. — И мне бы хотелось, чтобы у тебя тоже их не было передо мной.
Склянки, сдвинутые её рукой, отозвались тревожным звоном, столкнувшись стеклянными боками. Я услышал, как Куинни судорожно вздохнула, опустив руки на столешницу.
— Пожалуйста, — тише добавил я, умоляюще глядя на неё. — Я хочу помочь. Я всегда рядом, чтобы помочь, Куинни! Объясни мне, что произошло.
В её лице что-то дрогнуло, и когда она повернулась ко мне, я заметил, что в её ясных глазах стояли слёзы.
— Моя сестра, — хрипло прошептала Куинни, сглотнув, и по её щекам заструились серебрящиеся ручейки. — Моя Тинни… Я думала, что потеряла её навсегда.
Она опустилась на лавку и закрыла лицо руками. Я приблизился к ней, качнувшись — повозка тронулась с места, — и расположился рядом.
— Твоя сестра?..
— Я видела её, — Куинни отняла руки и посмотрела на меня. — Я знала, что увижу её, хотя понимала, что это невозможно. Видения меня никогда не обманывали.
— Та девушка, — опешив, медленно проговорил я, — это была твоя сестра?!
— Я пыталась её защитить, — всхлипнула она, скорчив лицо, — если бы я только знала… — Куинни зарыдала, и я обнял её, положив её голову себе на плечо. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы ей было больно.
— Тш-ш… — Я погладил её по волосам. — Всё хорошо, Куинни. Всё… — Тут я осёкся, размышляя над её словами. — Но дорогая, — я отстранился, чтобы посмотреть на неё, — откуда же она взялась?
Куинни опустила взгляд; губы у неё дрожали. Осознание приходило медленно, но верно, и спустя несколько мгновений я вскрикнул в ужасе:
—
Чёрт возьми!
— Она была с Ньютом, — дрожащим голосом прошептала Куинни. — Когда я её увидела, то сразу узнала.
— Кукла… — выдохнул я, отстраненно глядя перед собой. — Кукла и есть та девушка… И это
твоя сестра?! — Эта бессмыслица не укладывалась у меня в голове, но Куинни, казалось, не спешила меня разубеждать в обратном. Я в ужасе уставился на неё — она опустила голову; её плечи чуть подрагивали. — Но как? Как это вообще возможно?!
— Это долгая история, — слабо проговорила Куинни, шмыгнув носом. — Ты бы решил, что я сумасшедшая, если бы… — Она посмотрела на меня, и у меня сжалось сердце от её жалобного взгляда. — Ты считаешь меня сумасшедшей?
— Нет! Нет… Куинни, — я крепко сжал её руки в своих. — Я-я не знаю, что произошло, но одно знаю точно: мы должны вернуться. Мы должны помочь!
Её лицо снова исказилось в рыдании, и она замотала головой из стороны в сторону, так что её локоны растрепались. Я бережно обхватил её лицо ладонями, поворачивая к себе.
— Тш-ш, послушай, прошу тебя… Мы можем помочь, ты можешь помочь. Ты можешь всё исправить!
— О, милый…
— Куинни, ты можешь её вернуть?
Она продолжала исступлённо мотать головой; слёзы текли по щекам мне в ладони.
— Он забрал её! — надтреснутым голосом промолвила Куинни, будто вовсе не слышала меня. — Как и тогда, когда её отняли у меня… Много лет назад. Я больше не хочу этого! Я почти смирилась с тем, что Тинни больше нет. Но когда я увидела её… Когда я увидела, как она дорога, как он хочет её, хочет, чтобы она принадлежала только ему, — она вдруг застыла, и её глаза приняли былое стеклянное выражение, от которого кожа покрывалась мурашками. — Я его возненавидела… Я решила, что она не достанется никому из нас.
Мои руки ослабли, и Куинни, освободившись, легко вспорхнула на ноги, чтобы прибраться на кухне. Трезвон тарелок вывел меня из оцепенения, и я обернулся к ней.
— Куинни, я верю, что ты… Что ты можешь… — Я вздохнул — для храбрости. — Можешь превращать людей в кукол, когда захочешь, и это здорово, — тут мой голос предательски дрогнул, — но я думаю, что… Я не специалист по ворожбе и прочему… мне вполне достаточно того, что ты ясновидящая, — я нервно усмехнулся, — но думаю, что стоило бы сначала узнать, хотела ли этого она сама… Твоя сестра.
Куинни застыла, сжимая в руках полотенце, которым вытирала тарелки.
— Дело вовсе не в этом парне, а в том, что она… может быть, она сама хотела быть с ним, э-э-э… — память меня частенько подводила, когда я был сильно взволнован, — с Ньютом. Хотела жить нормальной жизнью и быть рядом с человеком, которого любит… Как ты и я. — Я поднялся, чтобы осторожно приблизиться к ней. — Если ты вернёшь ей человеческий облик, она сможет стать счастливой. Я не ясновидящий, конечно, но мне показалось, что этот Ньют славный малый… По крайней мере, — вздохнул я, — он любит её, а в этом точно нет ничего плохого.
Она пристально смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова. Я продолжил:
— Куинни, если твоя сестра — действительно человек, то нужно перестать относиться к ней как к игрушке.
— Её уже кое-кто присвоил себе как игрушку, — с раздражением в голосе проговорила она, и я озадаченно уставился на неё. Куинни была намного младше меня, поэтому мы часто сталкивались с недопониманием, пытаясь доказать друг другу свою правоту. Мне это удавалось чуть лучше, чем ей, а учитывая ещё и то, что она обладала сверхъестественными способностями, за что была помещена в психиатрическую лечебницу, на многие вещи я попросту закрывал глаза — потому что любил её. Никогда в жизни я не встречал столь эгоистичной, столь храброй и прекрасной девушки, обладающей большим искренним сердцем.
— Куинни, — нежно произнёс я, — ты как никто другой знаешь, что такое любовь. Ты любишь свою сестру, но сама же лишаешь её права на неё. Если бы существовал какой-нибудь идиотский закон, запрещающий нам с тобой быть вместе, стала ли бы ты мириться с этим?
— О, Якоб…
— Я бы боролся за тебя — как и тогда, в лечебнице, — продолжил я, предавшись мрачным воспоминаниям. — Я помню, как боролась ты. За жизнь, за нас. За любовь — ведь это твой истинный дар, Куинни! Дар, который может спасти не одну жизнь.
В её порывистом вздохе я разобрал слёзы и шагнул к ней, чувствуя, как крепко сдавливает горло. Мы приблизились друг к другу одновременно, и Куинни коснулась моего лица прохладной ласковой ладонью, приложив к щеке. Она молчала, лишь тихо всхлипывая, но её глаза были прозрачны, и в них я прочитал ответ.
* * *
Когда Ньют поднялся на склон, повозок уже не было. В глубине души он надеялся, что ошибся, но перед ним простиралась голая вересковая пустошь, которая под тенью сумерек будто покрылась дымкой. Брюки стали мокрыми от росы, когда Ньют, пошатываясь, пробирался через заросли травы до места, где оставил чемодан. Замок на нём оказался сломан — должно быть, кто-то из лагеря, воспользовавшись отлучкой хозяина, решил покопаться в нём в поисках наживы, хотя ничего ценного там не было — только сменная рубашка, пижама, полосатый шарф и дневник брата.
Ньют посмотрел на куклу, которую нёс в руке, — прежняя, холодная, с болтающейся рукой на перевязи, которую он прижимал к груди. Теперь в ней было сложно узнать черты той, что дрожала у него в объятиях, касалась его и говорила так, что её голос он слышал изнутри и отовсюду, как в отражении эха. Каждое дуновение ветра несло с собой отзвук её имени, которое щёлкало у неё во рту; в вечерней тишине слышалось только постукивание её приоткрывающегося рта и шелест травы, сминавшейся под ногами.
Ньют шёл долго, почти не сознавая того, куда направляется. Сердце молчаливо изливалось горечью у него в груди, осколки мыслей болезненно ворочались в тяжёлой голове. Он беспрестанно спрашивал себя: как это возможно — как возможно, чтобы кукла стала человеком, а затем снова — оказалась в своём безнадёжном заточении? Какая сила способна изменять сущности с той лёгкостью, с какой ветер срывает сухие листья?
Тесей бы оценил этот трюк. Наверняка бы принялся дотошно разбирать его по частям, чтобы добраться до главного — истины, его составляющей. Но едва ли ему бы это удалось, потому что правду искать не приходится, когда она остаётся на поверхности.
Для Ньюта Тина всегда была настоящей.
Жёлтые огни вдалеке отвлекли его от мыслей, напомнив о ночлеге. Усталость сковывала его, но вскоре просёлочная дорожка вывела его на улицу, на которой теснились старые каменные дома. Самый крупный стоял на конце, чуть поодаль, с флюгером на крыше в виде стрелки. Ньют направился к нему, прислушиваясь к говору домов — за стенами он разбирал звон тарелок, смех детей и песни мужиков, явно принявших не одну кружку пива. Он замер у крыльца, чтобы рассмотреть вывеску, которая указывала на трактир под названием «Кабанья голова» с соответствующим рисунком на деревянной скобе, что висела над дверью: отрубленная голова кабана с хитрой улыбкой, обращённой к гостям. Из-за дверей, к удивлению Ньюта, не доносилось ни пьяных песен, ни музыки, ни топота ног под плясом, как это бывало в подобных местах, а когда он зашёл внутрь, он подумал, что трактир совсем не похож на питейное заведение.
Помещение ресторана было обшито деревянными панелями, приглушённо горели керосиновые лампы — их было всего две или три, видимо, из-за экономии. Посетители ужинали за круглыми столами, тихо переговариваясь, — среди них были и семьи с ребятишками, которые со смехом бегали по залу, норовя сшибить с ног хрупкую девочку, разносившую подносы. Оказавшись внутри, Ньют понял, что обратил на себя всеобщее внимание, потому что в зале вдруг стало тихо. Головы, как по команде, развернулись к нему.
— Добрый вечер, сэр! — Ньют обернулся к барной стойке, за которой стояла пышная дама в платье с застёгнутым на пуговицы накрахмаленным воротником. На вид ей можно было дать и сорок, и шестьдесят лет, а скрипучий резкий голос создавал впечатление, что его обладательница принадлежала к весьма ворчливым особам. — Чем могу вам помочь?
Ньют шагнул к стойке, но запнулся, едва не столкнувшись с девочкой в переднике, державшей пустой поднос в обнимку. Она сдвинулась влево одновременно с Ньютом и, вновь столкнувшись с ним, густо покраснела.
— Частити! — рявкнула дама за стойкой, негодующе посмотрев на неё. — Дай уже ему пройти, ради бога!
Ньют хотел было обратиться к девочке с извинениями, но он не успел и рта раскрыть, как она, понурив голову, прошептала под нос:
— Прошу прощения, — отскочила в сторону и юркнула за дверь с круглым окошком, ведущую на кухню.
— Простите её, сэр, она у меня такая нерасторопная, — дама вздохнула, закатив глаза. Ньют приблизился к стойке, за которой на высоком табурете, сгорбившись, сидел мужчина, увлечённый чтением письма. Стопка исписанных листов лежала у его правого локтя.
— Должно быть, вы не местный. Приехали издалека? — строго спросила хозяйка.
— Из Уэймута, — хрипло отозвался Ньют, поставив чемодан на пол. Дама оценивающим взглядом прошлась по его измождённому лицу и запыленной одежде и остановилась на кукле, которую он держал в руках, будто ребёнка. — Мне нужна комната на ночь.
— Боюсь, сэр, все комнаты заняты, — сухо проговорила хозяйка, видимо, убедившись, что Ньют не представлял должного интереса, чтобы тратить на него время: слишком молод, беден, на лице шрамы, отводит взгляд, когда к нему обращаются, и вообще держится довольно подозрительно.
— Одна свободна, — вдруг подал голос мужчина, подняв голову, и Ньют посмотрел на него: чёрные волосы, резкие черты лица. Оно показалось ему смутно знакомым, будто когда-то давно он уже встречал этого человека. — Я уезжаю.
— Ну что вы, Аберфорт! — запротестовала хозяйка, голос который смягчился. — Куда вы на ночь-то глядя? Дождитесь утра, поезд отходит в семь…
— Нет времени ждать, — он принялся складывать листы письма в конверт. — Я должен немедленно увидеть своего сына.
Хозяйка, позабыв о пришельце, с жалостью посмотрела на Аберфорта.
— У вас замечательный брат, Аберфорт. Если бы не он…
— Пытается искупить свою вину, — отмахнулся он, нахмурившись. — Он всегда думал только о себе.
— Дамблдоры великодушны по природе своей, и я уверена, что ваш брат очень дорожит вами.
Ньют остолбенел, уставившись на Аберфорта, который, закончив с письмом, приложился к кружке с медовухой.
— Дамблдор? — выдохнул он, подняв брови. — Вы — брат Альбуса Дамблдора?
Аберфорт провёл рукой по губам, утирая пену, и обернулся к Ньюту, который шагнул к нему навстречу.
— Ну, а вам что за дело? — произнёс он, окинув его мрачным взглядом.
— Видите ли, он мой… — Ньют осёкся, подбирая слово, которое бы верно описывало их короткое знакомство. — Мы знакомы. Насколько мне известно, он покинул Англию…
— Так и есть, — кивнул Аберфорт, внимательно изучая его. — А вы, собственно, кто будете?
— Ньют, — он отвёл взгляд в сторону, застыв им на конверте, — Ньют Скамандер.
— Скамандер? — Хозяйка обратила на него взгляд маленьких блестящих глазок, напоминавших чёрных жуков. — Так вы из цирка!.. Из нашего, местного, помните, Аберфорт?
— «Империя солнца», — кивнул Аберфорт, взглянув на куклу. — Альбус мне про вас рассказывал. Это вы себе подружку на память оставили?
Усмешка в его тоне не понравилась Ньюту, хотя он понимал, что Аберфорт не был настроен на разговор с ним и потому пытался свести его на нет, пускай и грубоватым образом.
— Я выступал с ней, — просто ответил Ньют, положив Тину на табуретку, — перед тем как покинуть «Империю».
— Должно быть, вам хорошо заплатили, раз вы осмелились сунуться в наши апартаменты.
Ньют чуть склонил голову, внимательно взглянув на Аберфорта. Тот покачал головой, хрипло рассмеявшись, пригубил ещё немного медовухи и, развернувшись в его сторону, слез с табурета.
— Сердитесь?
— Нисколько.
— Комната ваша, на втором этаже. Миссис Эспозито обо всём позаботится. — Он мельком взглянул на хозяйку, которая, прежде внимательно следившая за разговором, недовольно поджала губы и демонстративно отвернулась, чтобы расставить помытые стаканы. — Да, и вот ещё что, — тише добавил Аберфорт, — она любит правила, а ещё больше — когда их придерживаются. От этого зависит и качество обслуживания, и сумма платы за него. Будьте начеку. И окно не открывайте — оно всё равно сломано.
Ньют растерянно заморгал, а затем коротко кивнул. Аберфорт принялся складывать записки в сумку, которая лежала возле табурета, и Ньют, задумавшись над услышанным, после недолгой паузы спросил:
— Куда вы отправляетесь?
Аберфорт поднял на него взгляд.
— В Шотландию. — Он фыркнул. — Если вы вздумаете искать его, то отбросьте эту затею. Он знает, как замести следы.
— Вы с ним не разговариваете?
— Он написал письмо, — Аберфорт взмахнул конвертом, который затем положил в карман потрёпанной куртки. — Оно без обратного адреса, так что на диалог рассчитывать не приходится.
— Наверное, вашему сыну будет что рассказать вместо него.
Альбус ничего не говорил ему ни о брате, ни о племяннике — ни слова о семье и своём прошлом. Всё, что Ньют знал о нём, он вычитал из дневника Тесея, и, конечно, этого было недостаточно для того, чтобы понять, каким человеком был Альбус Дамблдор.
Ньют задумчиво тёр пальцами шов на кармане пальто, отстранённым взглядом изучая следы подтёков на барной стойке, а, подняв его на Аберфорта, удивлённо поднял брови, поняв, что тот пристально смотрит на него.
— Интересный вы человек, мистер Скамандер, — насмешливо произнёс он. — Вам что-то известно, не так ли?
— Только то, что Альбус… Ваш брат, — растерянно поправил самого себя Ньют, — настойчиво просил меня никого не искать. После всего, что случилось… Думаю, вы знаете.
— Знаю, — кивнул Аберфорт и встрепенулся, точно что-то вспомнил. — Меня Альбус тоже попросил об одолжении. — Он достал из кармана куртки небольшую тонкую книжечку в гладкой резиновой обложке и протянул её Ньюту. — Чтобы я передал это вам, если мне удастся с вами встретиться, когда вы вернётесь в Дорсет.
Ньют уставился на него. Он даже не заметил, как его самого обвели вокруг пальца. Очевидно, Альбусу Дамблдору было известно о нём всё.
— Он сказал, вы знаете, что с этим делать, — произнёс Аберфорт, кивнув на книжку, которую Ньют сжимал в руке. — Ну, на этом прощаюсь, — он накинул сумку на плечо. — Может, ещё свидимся. — Он выскользнул из трактира в ночь, подсвеченную фонарями, и Ньют проследил за его силуэтом в решётчатом окне, пока он не скрылся из виду. Он вздрогнул, обернувшись на голос миссис Эспозито, раздавшийся совсем рядом:
— Раз мистер Дамблдор так решил, что же, пускай. Вы можете занять его комнату, раз она всё равно пустует. Но учтите, что я не позволю приводить сюда разгульных девиц, если вы решите поразвлечься! — Её лицо раскраснелось от негодования, которое она выражала в том, с какой силой натирала столешницу тряпкой. — Это приличное заведение, а не какое-нибудь кабаре, здесь не принято заниматься всяким непотребством!
Ньют не обратил внимание на её слова, сосредоточив внимание на книжке, которую ему отдал Аберфорт. Он отошёл от стойки, приблизившись к лампе, чтобы получше рассмотреть её под светом. На обложке красовался тиснёный позолотой вензель.
Ньют раскрыл её и понял, что это было удостоверение — на имя Порпентины Голдштейн.
Сердце дрогнуло под горлом. Ньют сразу узнал её на фотографии — слегка завитые тёмные волосы, открытый взгляд, спокойные губы ещё хранят след улыбки.
Под именем витиеватым почерком было выведено:
Скотленд-Ярд, отдел расследований. Тина
была следователем.
Ньют поджал губы, лихорадочно соображая. Что бы это ни значило, в одном он был уверен: Тина всегда была настоящей, с самого начала, он не сомневался ни на мгновение, веря в неё как в самую простую из истин. И только её загадочное обращение в куклу не поддавалось его разумению. Выросший в небольшой деревушке, Ньют был наслышан о проклятиях и порчах, но воспринимал их как народные байки, придуманные лишь для того, чтобы пугать детишек перед сном.
Но как он мог объяснить себе то, что Тина,
следователь из Скотленд-Ярда, превратилась в куклу? Даже если допустить, что это действительно проклятие, насланное затем, чтобы избавиться от неугодного свидетеля, то кому бы это понадобилось?
Неужели Тина узнала нечто такое, что заставило её замолчать?
Как жаль, что нельзя было расспросить обо всём Дамблдора! Ньют не сомневался, что ему наверняка было известно о том, что случилось с Тиной. Должно быть, поиски сына Аберфорта привели его к разгадке тайны, о которой не знал никто, кроме самого Ньюта — и Тесея, который не особо верил в неё, списывая это на причуды брата.
Дамблдору было известно больше — последняя весточка с настоятельной просьбой не искать аколитов наводила Ньюта на размышления о том, что Альбус решил взять это дело на себя и найти тех, чьи имена остались навеки погребены и забыты.
Ньют подумал о Криденсе — ведь именно его он искал со дня его исчезновения из цирка. Возможно ли, что его искал не только он сам?..
И какое отношение ко всему этому имела Тина?
Вздохнув, Ньют устало потёр глаза и, сфокусировав взгляд на её фотографии, заметил, что под обложкой была просунута сложенная вдвое записка из жёлтоватой бумаги с рваными краями. Он потянул её за уголок и развернул к свету, который разлился на выцветшие чернильные буквы.
Набережная Виктории, Вестминстер
Извещение от 12 ноября 1923 года
Порпентина Эстер Голдштейн, род. 19 августа 1901, объявлена пропавшей без вести при исполнении должностных обязанностей…
