Когда погаснут все огни

      Нуэль сильнее прижимает Вову к себе. Отвечает ему, плотнее накрывая чужие губы, и скользит языком в его рот. Казалось, он и не собирается отпускать его, вцепившись словно зверь в свою добычу, пока Вова не попытался что-то промычать, сильнее сжимая его свитер.       — Замолчи, дурачок, — выдыхает Эммануэль, подталкивая Вову к дому. Зайдя и закрыв за собой дверь, он толкая его в грудь, ловко накрывая его глаза ладонью, лишая его зрения.       Вова ощущает дежавю. Такое пьянящее чувство, от которого кружится голова. Которое оставляет сладкий привкус во рту. От которого на миг подкашиваются ноги и хочется влиться в этот момент, остаться в нем.       Он ударяется в стену, чувствуя холодный бетон спиной. Выдыхает сквозь зубы, чуть не выпустив тихий стон. И дёргает руками, ощущая те уже над головой, плотно прижатые к той же стене. Он уже знает, что будет делать. Он помнит это. И потому подаётся вперёд, чувствуя то самое тепло. Те самые губы, к которым сейчас прижимается сам, охотно отвечая на поцелуй.       Тьма пропадает с глаз, и Вова открывает их, как и тогда утопая в этой невероятной синеве. Тогда его сон прервался на этом моменте, но теперь он с наслаждением тихо стонет, чувствуя крепкую руку на талии. Она обжигает огнем сквозь кофту, и Вова задыхается, будто часть того огня попала в лёгкие. Из груди снова доносится этот самый стон, и Эммануэль отстраняется, давая им обоим передышку.       — Блять, — судорожно шепчет Вова на выдохе, облизывая пересохшие губы. Эммануэль осуждающе смотрит на него, но Вову, кажется, это не беспокоит ни капли. — Все как тогда… — продолжает шептать он, тянясь за новым поцелуем.       — Что? — немного отстраняясь, не давая Вове возможности дотянуться до него, переспрашивает Эммануэль.       — Потом, прошу, потом, — почти умоляет Вова, тут же чувствуя, как Эммануэль прижимается к его губам, не в силах терпеть. Он вжимается в его тело, заставляя Вову полностью вжаться в стену, и целует его, глубоко, мокро, иногда кусая губы чуть ли не до крови. Вова не против, охотно позволяя ему делать все это, покорно раздвигая губы и прикрывая глаза.       Одна рука Эммануэля все ещё держит обе Вовины над головой, но вторая выводит его из некого транса. Он ощущает, как Эммануэль плавно ползет ею по его кофте, а дойдя до края, прытко заползает под нее, касаясь тела. Эти прикосновения так напоминают жар пламени, что Вова невольно содрогается, боясь ожогов на своем теле. А затем отстраненно думает, что если бы там и правда остались ожоги от рук Эммануэля, или даже его имя, как клеймо, он бы гордился этим, чуть ли не выставляя напоказ.       — Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Нуэль, отстраняясь, почувствовав это содрогание. Вова прерывисто выдыхает.       — Ты очень горячий. Правда, как пожар. Но мне приятно, когда ты прикасаешься ко мне, — на грани с беспамятством отвечает Вова, прикрывая глаза. Эммануэль замечает, что его зрачки сильно расширились.       — Пойдем-ка. Ты еле на ногах стоишь, нужно сесть, — отвлекаясь от мыслей, говорит Эммануэль, отпуская Вовины руки и отстраняясь, унося за собой тепло. Вова недовольно закусывает нижнюю губу, но отлипает от стены, следуя за парнем. Куда — его мозг не соображает, но он предполагает, что на второй этаж, в спальню, о чем говорит пройденная ими лестница.       В комнате темно, но Эммануэль снова перехватывает Вовины руки, когда тот тянется к выключателю. Более громогласно Вове намекать не нужно, и тот решает, что так даже лучше, в конце концов и открытого окна, как источника света, им будет достаточно с лихвой. Видимо, это и имел в виду Эммануэль.       — Иди сюда, — говорит Эммануэль, садясь на кровать, ловко вытаскивая что-то из кармана и кидая это к изголовью. Он приглашающе хлопает рядом с собой по покрывалу, но Вова хитро улыбается, выбирая свой вариант.       Он приближается довольно быстро, зачем-то вальяжно качая бедрами, как видел как однажды это делала какая-то девушка в каком-то клипе к песне. Тогда он посчитал это довольно эротично, хоть ничего такого в этих движениях и не было, и в тайне мечтал повторить это, как бы смущающе это не выглядело. По удивлённому, но горящему взгляду Эммануэля он понимает — это движение пришлось ему по вкусу.       Подойдя, Вова аккуратно присел на бедра Нуэля, разведя ноги и устроив их согнутыми на кровати. Он тянет руки к лицу напротив, трепетно водя пальцами по скулам и щекам, изучая лицо парня кончиками, не в силах оторваться.       — Все хочешь сделать по-своему, — улыбнувшись, говорит Нуэль, подставляясь под аккуратные касания. Он сам аккуратно вертит головой, наслаждаясь лёгкими прикосновениями.       Вова тоже наслаждается. Кожа у Эммануэля мягкая, а кудряшки, падающие на лоб, напоминают шелк. Такой приятный, такой манящий, что Вова сам не замечает, как задерживает дыхание, боясь разрушить эту атмосферу. Вспоминает он о том, что нуждается в кислороде только тогда, когда чувствует ответное лёгкого касания к собственному лицу и лёгкое прикосновение пальцев к губам. Он делает судорожный вдох и выдох, снова набирая побольше воздуха в лёгкие, вызывая такой реакцией тихий смех у Эммануэля.       — Дурачок, не забывай дышать, — ласково говорит он, перехватывая пальцы и легонько касаясь их губами. — Может снимем наконец эту кофту? — спрашивает он, доверительно смотря в карие глаза. Но Вова может лишь кивнуть, будто разучился говорить. А через секунду уже сам помогает сбросить ненужную сейчас вещь прямо на пол. — Мой мальчик, — шепчет Эммануэль, будто ожидая Вовиной реакции, но тот молчит, выгибаясь под прикосновениями. Тогда он касается губами Вовиной груди, там, где уже точно не ритмично бьётся хрупкое сердце.       И Вова снова вдыхает полной грудью. Эммануэль ведет раскрытой ладонью по его груди, спускаясь к поясу брюк. Он следил за движением своей второй руки, которая скрывается на спине Вовы, его мальчика. Аккуратное движение, и тот оказывается прижат к нему.       — Ох, — тихо выдыхает Вова, склоняясь к шее Ману, ведя носом по ней до самого уха. Запах его тела привлекает, он оказывается явно сильнее одеколона, которым Эммануэль пытался его перекрыть.       — Ты так хорошо пахнешь, — выдыхает Вова, касаясь губами мочки уха Эммануэля. — Не пользуйся одеколоном, я хочу чувствовать только запах твоего тела, — шепчет он, пуская мурашки по коже.       — Как скажешь, mon chéri, — Эммануэль проводит ногтями по спине Вовы, заставляя того выгнуться в его руках. — Mon mauvais garcon.       Вова рвано выдыхает, чувствуя губы Эммануэля на своей шее. Укус прямо над артерией оставляет после себя след зубов, и Вова стонет, тут же прикусывая губу до крови. Эммануэль улыбается, ощущая такую недвусмысленную реакцию на простой засос, и ловко опрокидывает парня на спину на кровать.       — Господи, — шипит Вова, не ожидая такой резкой перемены поз. Эммануэль тихо смеётся.       — Не упоминай его тогда, когда собираешься поддаться греху, — шутливо говорит он, стягивая уже порядком надоевший свитер с себя, кидая его в направлении Вовиной кофты.       — Но я слышал, что это, — Вова неопределенно машет рукой, намекая на сложившуюся ситуацию, — называют даром.       — Только не то, что собираемся делать мы, mon chéri, — отвечает Эммануэль, затягивая Вову в новый, кружащий голову, поцелуй.       Он терзает губы губами, одновременно исследуя худощавое тело под собой пальцами. Считает ребра и позвонки, гладит бока и, будто мимолётно, касается бусинок сосков, тут же поднимая их к ключицам и плечам. Вова выгибается под ним и тихо постанывает, распаляя и себя, и его.       — Подожди, нам некуда спешить, — шепчет Нуэль, спускаясь ниже. Он оставляет дорожки из поцелуев по шее и кадыку, спускается ниже, по груди, обводя кончиком языка оба соска. Спускается ещё ниже, к животу, не забыв оставить отпечатки зубов и там, под возмущенный выдох Вовы. И наконец приспустил Вовины штаны, вместе с бельем, ниже, касаясь оголившейся полоски кожи.       — Пожалуй, ты прав, — отвечает Вова, закусив губу. Он приподнимается на локтях, желая видеть все действия Ману, продолжая говорить. — Но, ох… — выдыхает он, смотря в глаза напротив. Державшийся до этого Эммануэль, казалось, наконец отпустил себя, впуская всю сдерживаемую до этого похоть наружу.       — Я в восторге, — с пошлой улыбкой на лице произносит Нуэль, разглядывая стоящий член Вовы. Тот заливается краской, но смотрит все ещё завороженно, ожидая каких-то действий. — Расслабься, я буду максимально нежным, — уверяет он, касаясь члена рукой, поводив ею на пробу. Вова попытался возмутиться, но поперхнулся воздухом, надрывно закашлявшись. — Согласен, на сухую неприятно, — кивнув самому себе, говорит Эммануэль, недолго думая наклоняясь ниже.       Вовин член поместился в его рту на половину, и упёрся куда-то. Вова судорожно выдохнул, комкая одеяло под пальцами, пытаясь успокоится и заново привыкнуть к ощущениям.       «Ох, давно это было», — ускользающим сознанием думает он, жмуря глаза. В голове сами всплывают расплывчатые воспоминания из прошлого, но Вова отмахивается от них, жадно смотря на то, что происходит сейчас.       Нуэль легонько проводит языком, обхватывая плоть губами. Вова тут же облегчённо сладко выдохнул, слегка запрокидывая голову и прикусывая губу. Эммануэль коротко довольно улыбнулся и продолжил уже активней, расслабив горло и почти резко вбирая больше, доходя до самого основания. Вова, уже который раз, задохнулся воздухом, во все глаза смотря на это. На краешке сознания проскальзывает шальная мысль, — «Куда же оно там помещается?» — но он быстро забывает о ней, ловя наслаждение, отпуская все лишнее.       Пошло чмокнув, Эммануэль отстранился и улыбнулся, посмотрев в глаза Вовы. Это возымело эффекта чуть ли не больше, чем тот минет, который он делал секунду назад, и Вова весь вздрогнул, выдыхая.       — Нравится? — спрашивает Нуэль, понимая, что вряд ли услышит ответ, действительно замечая лишь короткий кивок. — Продолжим? — снова кивок. — Отлично, mon chéri, — говорит он, опрокидывая Вову снова на кровать, сдерживая оставшееся белье и закидывая его ноги к себе на бедра.       — Постой, я ведь давно не… — Вова прикусывает язык, замолкая. Сказать то, что хотел, выходит чересчур сложно и стыдно, потому он старается сказать это по-другому. — Мне будет больно, — говорит он с намеком. Эммануэль понимает.       — Понимаю, — говорит он, потянувшись рукой в бок. — Надеюсь, с этим будет полегче, — говорит он, демонстрируя кинутый ранее на кровать лубрикант и презервативы.       — Подготовился, — со смущенной улыбкой говорит Вова, немного расслабляясь.       — Забочусь, — поправляет его парень, открывая крышку и выдавливая немного геля себе на пальцы.       Первый палец входит с трудом, и Вова резко выдыхает, зажмурив глаза. Он инстинктивно сжимается, но, почувствовав лёгкое поглаживание по голове, старается расслабиться. А почувствовав ещё и мягкие губы на своих, расслабляется полностью, позволяя войти и второму, и даже третьему пальцу. Почувствовав, что он наконец готов, Вова немного подаётся вперёд и назад, давая знать об этом и Эммануэлю.       — Готов? — осведомляется парень, получив короткое «Угу» в ответ. — Хорошо, — выдохнув, говорит он, отстраняясь и ловко раскатывая презерватив по собственному члену. Только сейчас Вова увидел его во всей красе, сглатывая.       «Будет больно», — думает он, но, почему-то, и не думает паниковать. — «Пускай, эта боль будет приятной», — решает он, откидываясь на кровать, смотря в потолок.       Эммануэль входит аккуратно, но Вова все равно шипит, скорее от того, что сам себя накрутил, чем от боли. Первые минуты Нуэль старается не двигаться вообще никак, даже, кажется, не дышать, давая Вове привыкнуть. Но тот сам двигается, понимая, что всё идёт гладко. Это успокаивает обоих, и Нуэль делает первый толчок, на пробу. Затем начинает двигаться, медленно, чтобы не навредить. Но Вава не выдерживает сам, стараясь задать собственный ритм. Тогда Нуэль сжимает худые бока парня, который извивается под ним на кровати, мотается туда-сюда и сжимает веки, крепко вцепившись в чужие плечи.       В какой-то момент толчки перестают быть ритмичными, а стоны слишком тихими. Уже не совсем контролируя себя, Эммануэль умудряется кусать Вову куда придется, сильнее входя в своего парня.       «Как же охеренно звучит», — краем сознания думает он, решая, что будет называть Вову так чаще.       Вове кажется, что мир застывает. Рассвет останавливается, а аллея из фонарей не гаснет. Мир пустеет, сужаясь до одной точки — них. Позволяя остаться только двум влюбленным, жадно наслаждающимся друг другом.       Оргазм настигает их как-то слишком неожиданно. Громко вскрикнув, Вова выгибается хватаясь за одеяло двумя руками и поджимая пальцы на ногах. В уголках глаз собираются предательские слезинки облегчения. Эммануэль впивается в его внутреннюю часть предплечья, оставляя на нем глубокий укус, который точно не сойдёт не меньше недели.       «Поставил клеймо таки», — отрешённо думает Вова, прикрывая глаза.       — Порядок? — лениво спрашивает Эммануэль, ложась рядом, подминая Вову под себя. Тот охотно льнет к чужому боку, перекидывая руку через его грудь.       — Все отлично, — тихо отвечает он, чувствуя как что-то укрывает его нагое и горячее тело. Эммануэль накидывает на них покрывало, каким-то чудом не упавшее со спинки кровати.       — Так что ты там шептал? «Все как тогда», что ты имел в виду? — тихо спрашивает Эммануэль через несколько минут, гадая, спит Вова, или нет. У того начали подрагивать ресницы и дыхание стало прерывистым, будто он волнуется. Вова открыл глаза, внимательно посмотрев на Эммануэля.       — Ты только не смейся, — тихо начал он, дождавшись кивка от него. — Я с детства ещё пророческие сны вижу. Это мне тоже приснилось, ещё когда мы с тобой знакомы небыли. Правда тогда он оборвался на поцелуе, продолжения я не видел.       — Вот как, — только и ответил Эммануэль, улыбнувшись. Слегка приподнявшись, он поцеловал Вову в макушку. — Ты у меня такой необыкновенный, самый-самый, — тихо сказал он, укутывая Вову немного плотнее, прижимая сильнее к себе. Тот заливается краской, но тоже приобнимает Нуэля, пряча лицо на его груди. — Давай отдохнем, — говорит он, уже слыша тихое сопение рядом, и тоже закрывает глаза.