* * *
никогда родная кровать не казалась такой мягкой: мона ощутила себя самым счастливым человеком, когда впечаталась в неё лицом вниз. в руке она сжимала телефон. он вновь разрывался от уведомлений, но на этот раз совсем не тревожных: у неё хватило мозгов предупредить друзей, что она уходит в очередной загул и волноваться о ней не стоит, поэтому в личку они присылали ей только мемы, домашку и всякие школьные новости. краем глаза она видела, что ей писал дилюк, но общаться с ним никакого желания не было. вздохнув, девушка перевернулась на спину и уставилась в потолок. что ей теперь делать? завтра нужно возвращаться в школу, где у неё куча долгов, где все одноклассники уже готовятся к выпускным экзаменам, а в её голове совсем другие проблемы. мона уже думала забить на университет — нормально сдать она сможет только два из трех экзаменов, но «нормально» в её случае недостаточно. денег на учебу у неё нет, а на бюджет она пройдет только с божьей помощью. но, наверное, эту мысль никто не одобрит — у отца мир сошелся на вышке, а скарамучча явно не одобрил бы её похуизм по отношению к собственному будущему. хотя, кто сказал, что скар захочет с ней общаться после сегодняшнего? и уж тем более заботиться о ней и её перспективах. одна лишь мысль о том, что все проёбано, заставляла её плотно стиснуть зубы и сморщиться — лишь бы не реветь. даже если жалко себя. очень сильно жалко. конечно, первым порывом было вновь сбежать от всего, нажраться и забыться, но из головы не выходили те фразы. «тебе же это нравится, ты упиваешься жалостью к себе и бухлом» «завязывай с бухлом» из головы не выходили те взгляды альбедо и люмин каждый раз, когда они узнавали, что она снова пропадала в очередном запое. впервые она поняла, как ужасно все думают о ней. здравая часть рассудка лучами прорывалась через тьму навешивания вины окружающим, та часть, где она понимала, что во всём этом виновата только она сама. алкоголь появился в её жизни очень рано — помнится, лет в двенадцать она затесалась в очень сомнительную дворовую компанию, где была самой младшей. ребята очень хотели выглядеть старше и круче, поэтому из развлечений у них были исключительно пьянки и курение, и чтобы не быть белой вороной, мона пила со всеми. проблема развивалась очень быстро, и когда она смекнула, что алкоголь помогает ей заглушить те навязчивые чувства одиночества, брошенности и ненужности, её занесло с концами. никто не замечал, что девочка медленно катилась на дно, а если и замечали, то молчали. компания распалась, а тяга к алкоголю осталась. мегистус запивала все свои неудачи, пряталась за ширмой опьянения от мира, где ей всегда было одиноко и пусто. это казалось единственным верным решением — уйти от реальности в воображаемый мир, где она всегда пьяна. попойки прекратились только на время девятого класса — там ей взбрела идея поступать в колледж, но низкий балл в аттестате не спасли даже неплохо сданные экзамены, поэтому она осталась в школе, где все началось сначала: вписки, сомнительные знакомства, литры алкоголя и множество лиц перед собой. появление скарамуччи в её жизни далеко не сразу оказало влияние на неё: едва ли она поняла, что испытывает привязанность к загадочному парню из рандомталкера, как поцеловала кэйю на балконе. едва ли она поняла, что любит этого парня из рандомталкера, как позволила незнакомым людям трогать и целовать её. возможно, кэйа не ошибся, когда назвал её шлюхой. поддавшись порыву, мона подскочила с кровати и, полная решимости, пошла к шкафу. нужно действовать здесь и сейчас, потому что с каждой минутой бездействия она ощущает, как пропасть между ней и скарамуччей становится всё шире.* * *
тащиться до строительной общаги от её дома оказалось трудной задачей: жили они на разных концах города, и пришлось спустить половину бюджета на пересадки (остатки, видимо, уйдут на обратный путь). мона даже не знала, удалось ли в итоге скару договориться со своим начальником. как-то вскользь он упоминал, что перед ним у него много косяков, но почему-то ей не сомневалась, что парень использует своё поганое дворянское воспитание и найдет компромисс даже в такой ситуации. рука замерла у ручки двери: а что делать дальше? она не знает его комнату, а комендант вряд ли пропустит её только за красивые глаза. может, вспомнить вид из окна его прошлой комнаты? безумие. вдруг туда уже кого-то заселили? или она ошибется окном и её сочтут за извращенку? ну и пусть. попытка не пытка, поэтому она пошла вдоль здания, пальцем высчитывая каждое окно. периодически она останавливалась и смотрела на дорогу, чтобы свериться с видом из комнаты скара. нашла. неловко помявшись, мона вздохнула и поднялась на носочки. в силу её роста она еле дотягивалась до подоконника, опираясь об него носом. как назло, в стекле ничего не разглядеть, только свои глаза и нос, поэтому она, собравшись с духом, постучала в окно. ответа не было, поэтому она постучалась ещё раз, всеми силами вглядываясь в комнату. спустя три попытки форточка отворилась и из неё высунулась такая любимая голова: полузакрытые глаза, растрепанные волосы и растерянный вид. кажется, скарамучча спал. когда он проморгался и взглянул вниз, то пошатнулся и ненадолго пропал, после чего выглянул вновь. теперь его волосы были приглажены, а по лицу и не скажешь, что она разбудила его. — зачем ты пришла? — поговорить! — мона опустилась на пятки и запрокинула голову вверх. их взгляды пересеклись, и если скарамучча не шелохнулся, то школьница поспешила прервать этот зрительный контакт: теперь стало стыдно. как ей вообще взбрело в голову говорить ему такие ужасные вещи? — сейчас выйду. — голова вновь исчезла, и мегистус какое-то время смотрела на закрывшуюся форточку. а что, собственно, говорить? «извини, что смешала тебя с дерьмом»? «извини, что пока ты женился, я…», нет, она уже не в ту сторону пошла. опустив голову, она поплелась к главным дверям. мимо неё пошла толпа строителей в таких же куртках, как у скарамуччи. никто из этих мужчин не оставил девушку без внимания — каждый посчитал своим долгом окинуть её выразительным взглядом, присвистнуть или шепнуть что-то друг-другу, искоса поглядывая на неё. сглотнув, она взмолилась всем богам мира, чтобы эти люди быстрее закончились. благо, где-то между ними просочился скар, который заметил накалившуюся обстановку. нахмурившись, он демонстративно притянул её к себе за талию и чмокнул в губы. свист сменился на улюлюканье, и когда топот за спиной стих, к великой досаде моны, рука парня исчезла с её талии. — что ж, поговорим. — скар сложил руки на груди и слегка склонил голову набок. мегистус сникла ещё больше: он невербально показывает, что готов обороняться. видимо, так сильно его задели её слова. — я… — она поджала губы, подбирая слова. действительно, а что ей сейчас сказать? — …хочу извиниться. за то, что наговорила. ты этого не заслужил. скарамучча вскинул брови и прикусил губу. он смотрел девушке прямо в глаза, и от этого взгляда ей хотелось провалиться сквозь землю. ну кто тянул её за язык говорить то дерьмо? кажется, её слов было мало, поэтому он продолжал молчать. — ну, — продолжила мона, — я не хочу тебя терять. понимаю, наговорила глупостей. прости, я страшная эгоистка, ведь даже не подумала о тебе и твоих чувствах. тебе тоже было нелегко. последние слова пришлось буквально выдавливать из себя — как же порой сложно переступить своё раздутое эго и признать свою неправоту вслух. она не имела привычки извиняться, но сейчас это было единственным, что она могла сделать, чтобы вернуть расположение самого дорогого для неё человека в этом ебаном мире. — не молчи, скар. точнее, — пальцы крепко сжимали края пуховика, — если хочешь, молчи, просто прости меня, ладно? я пиздец как сильно тебя люблю. и посрать мне на твои браки, будь у тебя хоть миллион жён, я всё равно всегда буду ждать и любить тебя! прости меня, ладно? — она перешла на шёпот, — я очень сильно люблю тебя. честно. я не должна была всё это говорить тебе. парень продолжал молчать. они смотрели друг на друга, и мона не понимала, что ощущает — отчаяние или надежду. ей хотелось проникнуть в его мысли, узнать, о чём он думает на самом деле, но он оставался для неё закрытой книгой. каждый раз, когда у всплывала мысль, что она достаточно знает скарамуччу, он доказывал обратное. для неё он останется загадочным странником из рандомталкера, который будет давать ей знать о себе столько, сколько нужно ему. — я не злюсь, — он наконец заговорил, — и даже не обижаюсь. произошедшее — аффект, спровоцированный употреблением алкоголя накануне. и это куда хуже того, что ты наговорила. ты тянешь себя на дно, мона. как бы я тебя ни любил, я не буду тебя спасать. хочешь валяться в дерьме, беспробудно бухать и херить своё будущее — продолжай, но я это терпеть не собираюсь, уж извини. — я исправлюсь! — на глаза выступили слёзы. только сейчас на неё полностью обрушился груз вины, стыда и злости, но уже не на скарамуччу. почему он такой взрослый, а она такая маленькая? — я знаю, что сама должна была это прекратить, прости, я… — передо мной извиняться не надо. извинись перед собой — тебе жить с этим. я в свою очередь могу лишь поддержать, когда это будет нужно, — он притянул её за плечи к себе и заключил в объятия, — всё, успокаивайся. мегистус ткнулась носом в изгиб его шеи и зажмурилась, чтобы хоть как-то остановить непрошеные слёзы. казалось бы, сейчас не время давить на жалость, но ей хотелось плакать от досады. абсолютно идиотская ситуация, которая вновь выставила девушку идиоткой, маленьким ребенком, не способным встретиться лицом к лицу со своими проблемами. и рядом со скаром было особенно заметно, что пока кто-то рос и развивался, она продолжала оставаться той маленькой и обиженной на весь мир девочкой, которой проще закрыть глаза руками и кричать «я в домике», чем что-то решить. «просто знай, что если ты спрячешься, оно не исчезнет» а? — ты что-то сказал? — школьница повернула голову и прижалась щекой к его плечу. — нет. — парень качнул головой. — тогда… — она неуверенно отстранилась от него и слегка опустила голову, вновь избегая его взгляда, — в смысле, что теперь будет? — а что будет? — не понял её он. — ну… с нами. — а что с нами? — не вынуждай меня это говорить. — как было, так и останется. вот же сволочь. вновь увиливает от такого важного вопроса. что ему мешает точно сказать, что между ними сейчас и что он вообще думает? какого черта он продолжает хранить молчание? что значит «как было»? а как «было»? что «было»? захотелось ударить его, да посильнее, чтобы соображал получше. хотя, мона уже смутно понимала, что в области понимания всего спектра чувств у него плохо. либо он всё ещё носит очередную маску, прикидываясь дурачком, пока видит в этом свою выгоду. — зайдёшь? немного… прохладно тут стоять. мегистус непонимающе моргнула, глядя на скарамуччу, после чего опустила взгляд и ахнула: да он же в одном свитере стоит! метель на улице! ещё и на ногах шорты, носки да тапки. какой ужас, она вновь не проявила никакой заботы и внимания к нему и теперь даже не знает, как он сам к этому отнесся. «я исправлюсь», — успокаивает себя уже в сотый раз. — конечно! — силой развернув юношу, она взяла его за руку и потащила к дверям. краем уха она уловила усмешку, но сделала вид, что не слышала этого. стыдно — она бы тоже сейчас смеялась над собой и своей глупостью, не будь она той, с кого тут нужно заливаться смехом.* * *
чай в кружке грел руки скарамуччи, пока мона, ругаясь, кутала его в плед с мордой тигра. напряжение между ними окончательно спало, и теперь школьница суетилась около парня, то и дело ворча на его привычку легко одеваться в такую ужасную погоду. «ты уже не в инадзуме, здесь же холода жуткие!», — ворчала вновь и вновь. пока она возилась со скаром, в комнату зашел светловолосый парень на голову выше них, кинул на стол стопку бумаг и подошел к ребятам. кивнув соседу, он переключился на девушку. — привет, я марко, живу тут. а ты, видимо, и есть та самая мона? — он протянул руку для рукопожатия. — да-да, я. — она вцепилась в его руку в ответ. так вот как выглядит человек, чьё имя она когда-то украла для благой цели. миленький, кстати. — значит, он тебя не выдумал. ха-а-а, этот чудик реально по девочкам. — хмыкает блондин, складывая руки на груди и окидывая многозначительным взглядом парочку. мона прыснула, глядя, как скарамучча быстро ставит на тумбу кружку и прячет залившееся краской лицо в ладонях. вежливо кашлянув, она подавила желание захохотать и всё же села рядом с ним, чем, судя по всему, заставила его смутиться ещё больше. стало интересно: а что марко знает о ней, чтобы говорить «та самая мона»? может, у него о ней исключительно негативные суждения, и ей нужно показать, что она адекватная. или наоборот, позитивные, и ей нужно проебать хорошее отношение к себе. по этому парню ничего не прочитать, а спрашивать было как-то стремно, особенно при человеке, который сейчас закипит с ног до головы. слегка повернув к нему голову, мегистус окинула его взглядом и хихикнула, поправив съехавший с его плеча плед. — вот мы и познакомились! — мона решила сама пообщаться с парнем, потому что скар продолжал молчать и прятать лицо. бедный, то одна, то другой. нашёл цирк уродов на свою голову, — я тоже о тебе наслышана. надеюсь, этот прекрасный человек не наговорил обо мне всяких пакостей. — ха, если я тебе скажу, какие пакости мне известны, то он тут подохнет от стыда. да, красавчик? — ребята рассмеялись, глядя на скара, который накинул на голову плед, бормоча ругательства. и этот человек полчаса назад говорил разумные и глубокие вещи? если серьезно, то она впервые видит такую бурную реакцию на что-то смущающее со стороны парня. конечно, раньше и не было подобных обстоятельств, и она не могла отвести взгляда от его головы, накрытой пледом. интересно, какие ещё эмоции можно из него выжать? раньше она допускала мысль, что в эмоциональном плане он полный ноль, но сейчас он открылся ей с другой стороны. что ж, марко есть за что благодарить. — ладно, молодежь, пошёл я в душ, — сосед вытянул из шкафа полотенце, — скар, сладенький, дождись меня, я скоро верну-у-у-усь. — последние слова он произнес с издевкой, после чего захлопнул за собой дверь, чем немного заглушил стон скарамуччи откуда-то из недр пледа. мона пыталась. честно пыталась не ржать, но как бы она ни кусала губу, ни морщилась, её всё же прорвало. марко ей определенно понравился — хоть и с приветом, но очень забавный. скару и вправду очень повезло с друзьями и знакомыми — все они полностью отличались от тех людей, которых она наблюдала на новостных каналах инадзумы в разделе «политика». поэтому оставалось верить, что тарталья и марко выбьют ему всю чопорность из головы и сделают из него обычного парня. всё же она понимала, что с ней он всегда будет в чём-то да серьезен. ведь он совсем-совсем не палится в своём желании оберегать и опекать её. вообще не палится. гений маскировки. — вылезай, — прохрипела мегистус, пытаясь перевести дух после этой истерики. от смеха в уголках глаз скопились слёзы, а щеки жутко болели, — ушёл твой дорогой. — бля, да вы оба… — парень наконец скинул с головы плед, и девушка тут же поправила растрепанные во все стороны пряди его волос, продолжая улыбаться. его щеки всё ещё оставались розоватыми, а брови нахмуренными. он выглядел… живым? боги, до чего же он красив. — я люблю тебя, скарамучча. — выпалила она, во все глаза наблюдая за его реакцией. — ты издеваешься надо мной? — он вновь отвернул от неё голову. — да нет, я серьезно. просто люблю тебя, честно, — она прикусила нижнюю губу и положила подбородок на его плечо, — но я сейчас поеду домой, потому что мне нужно делать школьные долги. честно говоря, она надеялась поговорить здесь по душам, но марко испортил всю атмосферу, и её настроение больше не позволяло вести серьезные и душевные разговоры. а им говорить нужно будет очень долго. поэтому... не сейчас. — много их? — пробубнил он, не оборачиваясь. — до-ху-я. — дурашка. ладно, одевайся, я тоже пока переоденусь. — ты только согрелся! — а тебя кто-то спрашивал? мона в удивлении подняла одну бровь. что там с ним случилось в инадзуме, что он стал таким напористым и в обычной жизни? ладно, стоит признаться, это жутко возбуждает.* * *
уже шестой час утра, а школьница сделала только половину из своих долгов, и то на отъебись. в наушниках у неё звучал голос люмин — они с венти соревнуются, кто дольше продержится без сна, поэтому скрашивала ночи в шутере, как и сегодня, параллельно давая какие-то комментарии моне. за ночь они обменялись последними новостями, полчасика поиграли в кооперативе и чуть не посрались из-за состава команды. домой мегистус вернулась только после полуночи — скарамучча довёл её прямо до двери, но отказался от предложения зайти, мол, завтра на стройку, а после неё в бар проситься обратно на свою должность. по пути домой на расспросы моны об инадзуме он отвечал довольно поверхностно, и она, к своему разочарованию, почти ничего не узнала. зато он довольно подробно рассказал о своих друзьях — казухе и аяке. когда скар рассказывал о них, девушка хотела провалиться под землю от стыда. как она могла говорить и думать такие гадости о людях, которые так дороги для юноши? нет, это полный провал, он имел полное право ненавидеть её всем сердцем: если бы он сказал что-то такое о люмин или альбедо, она бы точно его ударила. но это неважно — ей было тепло от мысли, что у скарамуччи были люди, которым он доверял и общался с ними не из чувства долга. правда, о желании познакомиться с ними можно забыть: ей довольно четко дали понять, что на родину он ни ногой. «я готов везти тебя куда угодно, но туда мы не поедем», — сказал он тогда с такой интонацией, что мегистус не решилась спорить с ним. тогда она вновь удивилась его жесткости. может, просто отвыкла от него за месяц? или сама стала мешком мягкотелым? у дверей они наконец обменялись номерами телефонов, и когда мона, не зная, как себя вести, замешкалась, парень невозмутимо притянул её к себе и поцеловал. не так, как у общаги — напоказ. здесь, в темном из-за выбитых бомжами лампочек подъезде, он целовал искренне. оттого и страстнее, глубже. правда, быстро ретировался, но школьница и сама спешила: часики тикали, а ей в школу к восьми. — недавно поругались с сяо так сильно, аж трясло всю, — люмин открыла банку энергетика, и послышалось характерное шипение, видимо, напиток разлился, — сука! — вновь шум. ненадолго микрофон выключился, и когда связь вновь наладилась, то она продолжила, как ни в чем ни бывало, — у него большой загруз на учёбе. я ему обидную чушь сказала на эмоциях, думала, он проигнорит, как обычно, а его как понесло. всю ночь срались, аж созвонились и орали друг на друга по телефону. — сейчас-то нормально всё? — мона вынула изо рта уже всю изжеванную у колпачка ручку и продолжила писать формулу. — ага. пока не знаю, когда увидимся в следующий раз. в такие моменты жутко тебе завидую, но ты что-то совсем не ценишь то, что имеешь. — да, я знаю. — че? — че? — почему ты не споришь со мной? — просто поняла, что я и вправду неблагодарная свинья. даже по отношению к вам… короче, завтра всё расскажу, а то там долго. — так нам ещё три часа до встречи. или ты ещё спать будешь? — нет, просто хочу сказать всё лично и при альбедо.* * *
при сборах в школу у моны тряслись руки — стрелки совсем не получались, а карандаш для губ всё сползал с уголков губ. сегодня у неё важный день. сегодня её ждет не только расстрел от классной руководительницы, но и разговор с друзьями, который она откладывала так долго. путь вновь казался бесконечным — она специально вышла пораньше, чтобы немного прогуляться и подумать над своими словами для них. вчера её встряхнуло совсем не то, что говорил скарамучча ей вслух. куда больше сказал его взгляд — никогда она не чувствовала столько… презрения к себе? или отвращения? либо раньше не придавала этим взглядам значения, но вчерашний вечер дал ей понять, что она и вправду заигралась. не только с ним: если он сразу же, после самого первого открытого проёба, ей всё высказал, то люмин и альбедо терпят это годами и ничего особо не говорят. только переживают, вздыхают и закатывают глаза. уж кто-кто, а они точно заслуживают её извинений. извиняться не очень-то хотелось, но только так люди могут дать понять, что они сожалеют. что им действия, если мона не умеет открыто раскаиваться? до кабинета она дошла ровно к звонку. половины класса ещё не было, и только мегистус выдохнула с облегчением, как её к себе подозвала учительница. как назло, именно её классуха. — здравствуйте! — девушка зачем-то слегка поклонилась перед ним. скарамучча, козёл, заразил её этой привычкой, — я принесла все работы за пропущенные уроки и… — мисс мегистус, — женщина поправила очки на переносице, — завучу попали табели успеваемости и посещаемости вашего класса. вам уделили особое внимание, и теперь ваших родителей очень ждут в кабинете директора. у вас, барышня, будут очень большие проблемы. глаза моны широко распахнулись, а челюсть отвисла. — меня не выгонят? не оставят на второй год? — не думаю, что всё дойдет до таких крайностей, если вы начнёте стабильно посещать уроки и работать на них. ваше отношение к учёбе влияет на рейтинг школы по стране, что очень важно. но вы должны понимать, что за вами установят особый контроль. — хорошо… спасибо за информацию, я всё передам. — девушка почувствовала, как кровь отливает от лица. медленно развернувшись, она поплелась к своей парте. непонятно, чего ещё она могла ожидать, и непонятно, почему так удивляется очевидному для неё исходу. в голове туча мыслей — это что, расплата за все свои грехи? то скарамучча, то школа. теперь она ещё и перед друзьями будет объясняться, благо, никто на неё в этом не давит.* * *
— ребята. в столовке на большой перемене всегда было шумно. начальная школа толкалась у кассы, а старшие кучками рассаживались за столами и использовали это время для обсуждения компаний вокруг них. мона намеренно выбрала именно это место — в тишине было бы стрёмно говорить такие не менее стрёмные вещи. — я знаю, что эти годы вам пришлось пережить много дерьма по моей вине. я постоянно вас разочаровываю или обижаю, и хочу… — ну давай, скажи это уже, — извиниться за это. часто я веду себя как кусок дерьма, и вы не заслуживаете такого отношения к себе, — ещё раз для закрепления результата, — простите меня за это, я вас очень сильно люблю. мегистус положила руки на колени и потупила взгляд. её лицо горело, а ноги потряхивало. что за хуйню она сейчас выдала? всё утро готовила целую речь, а высрала черти что. ещё и ребята молчат. видимо, им тоже стрёмно от того бреда, который она им тут наболтала. какой ужас, надо валить, пока не поздно… только она собралась с силами поднять взгляд, как с обеих сторон на неё навалилось два тела, обвивая её тело своими руками. только мона взвизгнула, как на её плечи опустились головы друзей, щекоча нос своими волосами. — ты тупая дура. — начала люмин. — абсолютно конченная. — поддержал альбедо. — ахуевшая и эгоистичная. — люмин. — долбанутая и импульсивная. — альбедо. — именно поэтому мы тебя и любим. — хором закончили они, ещё сильнее стискивая в своих объятиях. — вы мне рёбра сломаете, идиоты! — захныкала девушка, чувствуя, как ускоряется её сердцебиение от волнения. — заслужила. — вновь пробубнили хором друзья. на самом деле, мона готова была разрыдаться прямо здесь, в этой столовке. она так дерьмово обращается со всеми, кого любит, а они вновь и вновь прощают её, закрывают глаза на всё это дерьмо и живут дальше. они любят её, принимают её, а она даже не в состоянии сказать им «спасибо». может, однажды научится. кто её знает. когда друзья отлипли от неё и заговорили о своём, словно ничего и не было, она почувствовала вибрацию в кармане брюк. вытащив телефон, она разблокировала его и улыбнулась. вот его-то и не хватало. @w8nderer: как дела?@monamur: вроде и хорошо а вроде и пиздец
@w8nderer: интересно.@monamur: очень хочу тебя увидеть
@monamur: но сегодня вновь сажусь за долги :(
@monamur: ибо у меня проблемы
@w8nderer: что случилось?@monamur: в этом и есть весь пиздец
@monamur: позвони как освободишься полностью
@w8nderer: есть вероятность, что я закончу очень поздно.@monamur: вряд ли я буду спать
@w8nderer: понял. до связи. манера письма у него такая же идиотская.