***
По мере приближения каникул беспокойство Кларк нарастало. Джейк, который уже почти год не видел жену, жаждал провести целый отпуск в её обществе, но Кларк все еще не была готова к встрече с матерью. Просить отца остаться с ней или поехать куда-то, но только вдвоем, было эгоистичным. Чересчур. Просто оставить её одну и уехать домой Джейк бы не решился. Рейвен на всё лето уезжала в Мексику в дедушке и бабушке, и Кларк сочла бы невежливым напрашиваться с ней в незнакомую страну. Проблема решилась сама собой, когда Аврора Блейк решила отправить Октавию в лагерь для подростков, а та предложила Кларк поехать с ней. Лучшего и придумать было нельзя: закадычные подруги наконец-то встретятся и все каникулы проведут вместе, а Джейк сможет побыть с любимой женой, не беспокоясь о дочери. В лагере никому не давали скучать, и каждый день активных и ищущих приключения подростков был наполнен множеством разных событий. Здесь любому находились занятия по душе: регулярно проводились разнообразные творческие мастер-классы, занятия по танцам, спортивные игры, ориентирование и даже походы. Неугомонная Октавия брала от жизни всё и постоянно привлекала Кларк. Еще в день их первой встречи брюнетка заметила, что её подруга мало-помалу стала походить на прежнюю себя. Вернулся живой блеск в глазах, хотя однажды появившаяся в них грустинка, по всей видимости, еще долго будет неотъемлемой составляющей её облика. Но время все же лечит, а может, дружба с Рейвен положительно сказалась на блондинке. ― Она уехала, Кларк, ― сказала Октавия однажды. – Она поступила куда-то в институт и уехала. Ты можешь вернуться. Кларк сжала губы и протяжно выдохнула через крошечную щелочку в уголке рта. ― Дело не только в ней. Я не хочу жить под одной крышей с мамой, которая разрушила меня до основания. Неужели она не понимала, что это не шутки, не игра? Она что, не догадывалась, как это на меня повлияет? Октавия не могла возразить. Ей трудно было представить себя в такой ситуации: Илиан производил благоприятное впечатление на Аврору, и та всегда вела себя приветливо по отношению к мальчику. ― Мне тебя не хватает, ― тихо призналась брюнетка. ― Мне тебя тоже. Рейвен классная, но мне бы хотелось, чтобы вы обе были в моей жизни. Октавия многого не сказала подруге ни в этот день, ни в какой-либо другой. Она ни разу не упомянула о нескольких встречах и откровенных разговорах с Лексой, последний из которых состоялся незадолго до выпускных экзаменов. Лекса тогда подошла к ней после занятий и топталась в нерешительности, что было нехарактерно для боевитой командующей, но стало привычным для Блейк, когда речь заходила о Кларк. ― Как она? – проронила тогда Лекса, почти не надеясь на ответ. Но Октавия все же заговорила: ― Лучше. Раз уж тебе интересно, у неё появилась подруга. Девочка умная, отличница, ей нет равных в физике. Вообще это был её парень, ну тот, с которым Кларк… Она закатила сцену ревности, но в итоге они теперь не разлей вода. ― Я рада, что в её жизни появился человек, которого она достойна, ― пробормотала Лекса. ― Они вообще-то подруги, ― нахмурилась Октавия, почувствовав намек в словах шатенки. – Как мы с ней. Лекса еще недолго смотрела на землю перед собой, прежде чем решилась снова обратиться к Блейк: ― Надеюсь, вы будете продолжать общаться, и ты всегда сможешь поддержать её. Я скоро уеду в другой город. Я хочу оставить тебе свой номер телефона. Если возникнет какая-то ситуация, когда Кларк понадобится помощь, какая угодно… Пожалуйста, дай мне знать. Октавия сузила глаза и недоверчиво смотрела на Лексу, пытаясь разгадать, не было ли какого-то подвоха в её словах. ― То есть ты типа хочешь помочь ей в какой-то критической ситуации, быть каким-то анонимным ангелом-хранителем, но при этом не хочешь найти её и извиниться? – Лекса моргнула. – Но почему? Или ты боишься, что придешь с извинениями, а она пошлет тебя, как ты послала её когда-то? Ты боишься пережить то же самое, на что сама когда-то её обрекла? Октавия повышала и повышала голос, а Лекса, напротив, прикрыла глаза и совсем тихо ответила: ― Я бы всё отдала, всё бы сделала, чтобы заслужить её прощение. Но я боюсь причинить ей новую боль, если снова появлюсь в её жизни. Я не хочу её беспокоить, когда её жизнь стала налаживаться. Октавия многое хотела сказать, однако решила смолчать. И телефон все же сохранила. Как знать, возможно, когда-нибудь он и пригодится.***
Для Кларк и Октавии каникулы пролетели со скоростью болида Формулы-1. Каждый день приносил множество впечатлений, и вечер всегда наступал непозволительно быстро. Кларк действительно стало легче дышать, она часто улыбалась, охотно общалась со сверстниками, правда, близко никого к себе не подпускала. Только с Октавией она разговаривала по душам, когда им удавалось где-нибудь уединиться. А в конце лета расставаться совершенно не хотелось. Октавия настаивала, чтобы Кларк приехала на Рождество, но Гриффин отнекивалась, ссылаясь на нежелание видеть мать и на возможность того, что Лекса тоже приедет к родителям. Кларк одновременно и жаждала увидеть её, и боялась возможной встречи, и страх получить новую порцию презрения пересиливал всё. Расставание было грустным. Октавия крепко обнимала Кларк, понимая, что в лучшем случае увидит её только следующим летом. Кларк цеплялась за лучшую подругу, понимая, что своим нежеланием возвращаться домой наказывала не только себя или мать, но еще и ни в чем не повинных отца и Октавию. А затем в жизнь вернулась былая рутина. Нагрузка в школе возросла, и привычные прогулки Кларк и Рейвен сократились до минимума, правда, иногда девушки вместе выполняли домашнее задание в квартире одной из них. ― Ты уже решила, куда будешь поступать? – спросила как-то Кларк. ― Да, давно уже. В Массачусетский технологический институт. Это, пожалуй, лучшее в стране заведение, где обучают моей будущей профессии. Я хочу строить космические корабли, почти как наши с тобой отцы. ― Вау, ― присвистнула Гриффин. ― Что насчет тебя? ― Я пока не определилась, ― Кларк виновато опустила глаза. – Еще года полтора назад я не сомневалась, что пойду в медицинский по стопам моей мамы. А теперь не хочу, потому что она хотела, чтобы я тоже была врачом, но сейчас я хочу не выполнять её желания, а сделать что-то ей наперекор. С другой стороны, я столько времени потратила на курсы первой помощи и всякую медицинскую литературу, что мне обидно, если это окажется впустую. Рейвен, которая в это время копалась в стопке тетрадей, отбирая те, которые будут нужны завтра в школе, прервала своё занятие и повернулась к подруге. ― Кларк, это глупо. Это ведь твоя жизнь, и ты не должна принимать решения, только чтобы порадовать кого-то или разозлить. Нельзя выбирать профессию назло матери, нельзя ложиться в постель с парнем назло Лексе или еще кому-то. Пойми ты это уже. Не думай ни о ком, кроме себя. Чего хочешь ты? Кем хочешь стать? Хочешь быть врачом – иди и учись на врача. Хочешь быть кем-то другим – иди и получай профессию, и пофиг, что скажет твоя мама. Тебе жить этой жизнью, хватит переживать, что о тебе скажут другие. И уж тем более наказывать себя за то, что ты живой человек и можешь чувствовать. Кларк была ошеломлена такой эмоциональной и проникновенной речью Рейвен. И та была права: Гриффин редко задумывалась, чего хотела бы она сама. Все её мысли о предстоящем поступлении основывались на суждении, что своим выбором она должна не порадовать маму, как изначально планировалось, а как можно сильнее рассердить. Исходя из этого, она перебирала рекламные проспекты университетов и факультетов, читала о разных профессиях. Она склонялась к выбору какой-нибудь творческой профессии, всерьез задумывалась об изучении теории искусств или музыки, представляя, как Эбигейл схватится за сердце, когда узнает. Но сама она при этом не имела ни малейшего представления, где будет работать, получив такое образование. С медициной все же было проще: врачи нужны всегда и много где. Но по понятным причинам она этот вариант отклоняла. В конце концов, Рейвен, а затем и Октавия, надоумили её рассмотреть области, связанные с медициной, ведь действительно, не пропадать же полученным знаниям. Рейвен даже показала видео о каких-то исследованиях в области протезирования, и очень скоро Кларк загорелась идеей изучать биоинженерию. Не совсем медицина, но близко к ней, а если говорить о протезировании, то, как знать, возможно, и её навыки художника хоть чуть-чуть пригодятся. К слову, навыки художника Гриффин растеряла: на протяжении целого года она не создала ни одного рисунка. Если гитару она хотя бы изредка брала в руки и что-то понемногу наигрывала, то браться за карандаш и творить желания не возникало. Неизвестно точно, что двигало Рейвен, когда она неожиданно попросила Кларк: «Ты не могла бы что-нибудь нарисовать для меня?» Может быть, она действительно хотела получить рисунок, а может, искала способ мотивировать Кларк. Как бы то ни было, блондинка решила выполнить её просьбу. В лагере, где они с Октавией провели каникулы, было множество красивых локаций, и, хоть девушки сделали бесчисленное множество фотографий, Кларк бы не отказалась перенести на бумагу какой-либо из захватывающих дух видов. Первые дни она шипела от злости, ломала карандаши и рвала бумагу: то, что раньше давалось легко, теперь вызывало трудности. Но Кларк не сдавалась и корпела над первым после долгого перерыва рисунком, пока не осталась полностью довольна результатом. Как и Рейвен, которой она преподнесла свое творение. И этот рисунок, вернее, сам процесс работы над ним, послужил импульсом для продолжения. Пусть теперь Кларк рисовала редко, гораздо реже, чем раньше, но по крайней мере она возобновила своё когда-то любимое занятие. Учеба в выпускном классе не оставляла слишком много свободного времени, но Гриффин все же находила хотя бы полчаса в день на рисование или игру на гитаре. Теперь, когда ко многим действиям её подталкивала Рейвен, блондинка видела в ней и мотивацию, и вдохновение. Возможно, она даже была влюблена в Рейес: совсем чуть-чуть, самую малость, потому что невозможно было проводить в обществе латиноамериканки большую часть дня и при этом не испытывать к ней хоть толику волнующих чувств. Она не смела думать о ней, как когда-то о Лексе, потому что не было никого на всем белом свете, о ком можно было думать, как о Лексе, но однажды все же не удержалась от вопроса: ― Уже столько времени прошло после твоего расставания с Финном. Ты не думала о новых отношениях? ― Не думала и не собираюсь, ― равнодушно ответила тогда Рейвен. – Последний год в школе, впереди экзамены. Я хочу сосредоточиться на учебе и поступлении и не думать, где бы найти парня, который не окажется козлом. Придет время – найдется кто-нибудь. И больше эта тема не поднималась, тем более что Кларк была согласна насчет наличия более важных дел. И, наконец, приняла решение: она будет поступать на биоинженерию и вместе с Рейвен отправится покорять Бостон.***
Сказать, что учебный год, последний в школе, пролетел быстро и незаметно, означало бы солгать. Напротив, он тянулся как противная липкая субстанция, где дни были похожи друг на друга, и иногда, в единственный выходной, можно было по привычке проснуться рано утром и начать собираться в школу, чтобы на этапе завтрака понять, что сегодня воскресенье. Рутина изматывала своей монотонностью, но такие целеустремленные люди, как Кларк и Рейвен, а также Октавия, усердно готовились к предстоящим экзаменам. Когда Кларк озвучила, что планирует поступать в тот же институт, что и Рейвен, так как там была хорошая программа подготовки специалистов по биоинженерии, Блейк воодушевилась. Она планировала изучать бизнес-управление и конечно же целилась на Гарвардскую бизнес-школу, однако считала, что шанс туда попасть невелик. Бостонский университет, который славился превосходными программами, в том числе по бизнес-управлению, тоже вполне устраивал девушку. А еще больше радовало, что наконец-то с ней рядом снова будет лучшая подруга – за время отсутствия Кларк Октавия так и не обзавелась кем-то столь же близким как Кларк. Да, был Илиан, и с ним брюнетка проводила большую часть свободного времени, но закадычной подруги у неё не появилось. Ближе к Рождеству заявки в университеты были разосланы, и оставалось только ждать ответы и продолжать учиться, не покладая рук. В мае Кларк и Рейвен уже знали, что с сентября станут студентками Массачусетского технологического института, причем обеим на правах отличниц полагались неплохие стипендии. Октавия получила место в листе ожидания в Гарвардской бизнес-школе, что само по себе было не так уж и плохо, но в Бостонский университет её приняли. На выпускной девушки шли, гордо подняв головы. Кларк пусть и хотела выглядеть неприметно, как обычно, но Джейк настоял, что такое событие бывает лишь раз в жизни, и ей обязательно нужно купить красивое платье, тем более что Эдуард уже принарядил Рейвен. Оказавшись в актовом зале, рядом с отцом Кларк увидела человека, которого никак не ожидала увидеть. Свою мать. Эбигейл, заметив дочь, торопливо подошла к ней и сжала в объятиях. Кларк лишь нерешительно коснулась её спины. ― Кларк, девочка моя, ― прошептала Эбби, отстранилась и внимательно посмотрела на обескураженную дочь. ― Мама, ― молвила Кларк, едва заметно надув губы. Отец не предупредил, что она будет здесь. Но вот она перед ней, из плоти и крови, с сияющими глазами и счастливой улыбкой. ― О, Кларк, ты не говорила, что твоя мама приедет, ― рядом с ними неожиданно возникла Рейвен. ― Я и сама не знала, ― буркнула блондинка, тряхнув волосами, которые подруга завивала ей целое утро. ― Ну же, Кларк, ― Джейк подошел с другой стороны, такой бодрый и веселый, что девушке стало стыдно за внезапно охватившее её желание топнуть ногой, накричать на них, сбежать. В конце концов, он имел право пригласить свою жену. Он так давно её не видел, но теперь, когда им осталось только отправить дочь на каникулы, он сможет вернуться домой, чтобы уже никогда оттуда не уезжать. Он уже решил, что за два года, проведенных в Калифорнии, он сделал немало полезного и теперь мог снова осесть в их домике в Нейпервилле и выполнять работу, которая не требовала присутствия на объектах. ― Джейк сказал, что ты поступила в МИТ, ― заговорила Эбби. – Это было неожиданно, но в любом случае я горжусь тобой. ― Спасибо, ― сухо ответила Кларк. Отойдя на пару шагов, Эбигейл с интересом разглядывала выпускников и их родителей. Ребят собралось много, все постоянно общались, и в помещении стоял гвалт. Однако к Кларк никто толком не проявлял внимания, кроме той смуглой девушки, которая все еще стояла рядом с блондинкой. А вот с этой самой девушкой нет-нет да заговаривал кто-нибудь. ― Кларк, ― обратилась к дочери Эбби. – А где же тот мальчик, который за тобой ухаживал? Джейк говорил, он из твоего класса. Вместо Гриффин ответила смугленькая, которая сначала громко фыркнула, а потом повернулась к матери подруги: ― Этот, как вы говорите, мальчик – мой бывший парень. Он изменил мне, покрутил с Вашей доченькой, лишил невинности, потрахал еще немного, потом опозорил её перед всем классом – и был таков. Эбби поперхнулась от грубых слов и язвительной интонации, с которой обратилась к ней незнакомая девушка. Она уже вознамерилась поставить нахалку на место, как объявили начало торжественной церемонии вручения аттестатов. Гул стих, и все устремили взоры на сцену. Одно за другим назывались имена, их обладатели выходили за долгожданным документом. Отличников, а их всего было двое, оставили, что называется, на десерт. Когда уже почти все ребята держали в руках заветные корочки, ведущий объявил: ― А теперь для вручения аттестата с отличием на сцену приглашается Кларк Гриффин! Раздались аплодисменты, довольно жидкие, но достаточно громкие, чтобы Кларк не чувствовала себя неуютно или чтобы Эбби обратила внимание, что её дочь не слишком жалуют в этой школе. Кларк широко улыбалась, когда проследовала обратно к родителям. ― А теперь для вручения аттестата с отличием приглашается лучшая выпускница года, победитель многочисленных олимпиад по физике. Господа, Рейвен Рейес! Помахав всем рукой, под бурные овации публики на сцену устремилась та самая смуглянка, которую Эбби собиралась отчитать за ненадлежащее поведение. Джейк склонился к уху жены: ― Единственная, с кем здесь дружит Кларк. Она для неё как Октавия. А еще краса и гордость школы. Это она вытащила Кларк из депрессии. Я на неё молюсь. ― Она хамка, ― скривилась Эбби. Джейк возразил: ― Она потрясающая. Просто ты затронула неприятную для неё тему. Её злит всё, что связано с тем парнем, Лексой и разбитым сердцем Кларк. Тем временем, Рейес вернулась к подруге, они дали друг другу пять и снова устремили взгляды на сцену, где ведущий уже зачитывал напутственную речь. Когда церемония, наконец, закончилась, щебечущие ребята, только что переставшие быть школьниками, поспешили к выходу. Для них был организован праздник, но Кларк не желала принимать в нем участие, а Рейвен решила ненадолго остаться, так что они попрощались до завтрашнего дня. Когда семейство Гриффин оказалось в квартире, Кларк намеревалась улизнуть в свою комнату, но никак не ожидала, что мать снова накинется на неё с объятиями. ― Моя девочка так выросла. Такая красавица, ― причитала она. – Я так горжусь тобой, Кларк. Ты такая умница. Блондинка смиренно принимала объятия, но и не отвечала на них. Лишь когда Эбби заметила, что дочь стоит, опустив руки, она отстранилась и жалостливо посмотрела ей в глаза. ― Кларк. Прошло два года. Неужели ты так и не простила меня? Блондинка сдвинула брови и поправила такие непривычные кудри. ― И не прощу, пока здесь, ― она приложила ладонь к области сердца, ― у меня пустота размером с бесконечность. Я знаю, что и сама многое испортила в отношениях с Лексой. Но я не могу понять и принять, что ты столько лет так хитроумно и коварно настраивала её против меня, хотя наверняка должна была догадываться, чем это закончится. Я все еще живу, хотя тогда мне этого не хотелось. Просто радуйся этому, мама. ― Кларк, не прощу себе той боли, которую ты пережила. Но хочу снова быть в твоей жизни. ― Которую ты разрушила? ― Кларк, ты будешь успешна, ты найдешь человека, который будет любить тебя. Ты увлеклась ей и не могла понять, что тебе она не пара. ― А это не тебе было решать! – зло выкрикнула Кларк, стряхнула с себя руки матери и бросилась в свою комнату, где заперлась на следующие несколько часов. Джейк был недоволен, что Эбби умудрилась испортить этот уникальный в жизни дочери вечер, и ему с трудом удалось уговорить Кларк выйти из комнаты, ведь он приготовил для неё праздничный ужин – и только из уважения к отцу и его стараниям девушка оказалась за столом, когда хотелось спрятаться от всего мира в четырех стенах. Остаток вечера Эбби почти ничего не говорила. Ей так хотелось вернуть расположение дочери, но она совсем не знала, как подступиться к этой девочке, которая вела себя, словно чужая. Она ни словом ни обмолвилась о том, что уже больше года не общалась с Жозефиной Вудсон. Мать Лексы пришла к ней однажды с обвинениями, дескать, её дочь страдает из-за отъезда Кларк и всего, что случилось ранее. Что рассказала ей о своих чувствах к блондинке, о том, что та тоже любила, а Лекса, не зная об этом, совершала чудовищные поступки. От Лексы она узнала, что таков был план старшей Гриффин, и той оставалось только гадать, откуда об этом узнала сама девушка. В том, что план Эбигейл удался, Жозефина винила и себя. Но, уходя, оборонила фразу, которая вызвала гнев уважаемого доктора: ― Не понимаю, как ты можешь так ненавидеть собственную дочь, что столько лет плела эту интригу, не переживая, как это на ней скажется. На что Эбигейл ответила злым: ― Что-то ты тоже не заботилась, как на твоей отразится то, что ты постоянно хвалишь мою. После этого они снова кричали, обвиняя друг друга, и с тех пор не обменялись ни словом. Их мужья, впрочем, часто перебрасывались приветствиями и банальными фразами. И все же Джейк был в курсе, что Лекса выбрала управление бизнесом, как и годом позже Октавия. Что получила место в листе ожидания в Гарвард, но вскоре была принята в Университет Южного Иллинойса и в сентябре уехала в Эдвардсвилл, не оставляя мечту о Гарварде. Мало кто догадывался, что её вполне устраивало текущее положение вещей, а Гарвард был не столько личной целью, сколько способом наконец дать повод для гордости родителям. И запоздалый и возможно совершенно неуместный способ ощутить себя достойной Кларк, которую она скорее всего никогда больше не увидит.