Teacher's Pet

— Заканчиваем писать и передаём листочки на первую парту. А в твоём случае, Баджи-кун, заканчиваем списывать! — грозно прикрикнула Ямасаки-сенсей и легонько ударила юношу указкой по голове, на что тот тут же «ойкнул». Как только Окухара закончила свою практику, на место вернулась Ямасаки. Целый месяц без криков и тупых вопросов показался для неё раем на земле, и будь у неё возможность почаще так «отдыхать», она бы с удовольствием за неё ухватилась. Нельзя сказать, что она не любит свою работу, нет, наоборот! Она уже посвятила этому двадцать лет своей жизни и продолжает дальше передавать ученикам свои знания. Ямасаки-сенсей из тех учителей, которые строги и ворчливы, но с добрым сердцем и никогда не откажут в помощи (конечно, сначала они ругают тебя за то, что ты сам не можешь додуматься, но потом, громко цокнув языком, начинают объяснять). Кому-то её строгость приходилась по душе, кто-то же её на дух не переносил и описывал самыми нелестными словами. К последним, например, относился и Баджи. Стук в дверь отвлёк Ямасаки от пристального наблюдения за учениками и переключил её внимание. Из-за двери выглянула голова секретаря: худощавый брюнет невысокого роста, в очках с квадратной оправой. — Ямасаки-сенсей, извините, что отвлекаю, но Уоллес-сама просил передать вам, чтобы вы зашли к нему после этого урока… — пока секретарь говорил, ученики, пользуясь случаем, списывали нужные им ответы со скоростью света. В их число должен был входить и Кейске, но он так чутко внимал словам секретаря, будто от этого зависела его жизнь. Казалось, он завис, пока о его голову не ударилась свёрнутая тетрадка Манджиро. — Ты у нас самый умный что ли? Чё застыл-то? Списывай, пока время есть! — прошептал блондин, сидя позади. — Пишу-пишу! — пробормотал ему в ответ Кейске с невероятно довольной улыбкой на лице. — Хорошо, спасибо, — кратко ответила Ямасаки и дверь в кабинет тут же закрылась, оставив её вновь наедине с классом в лёгком замешательстве. По окончании урока Ямасаки собрала листочки с проверочной работой и направилась в кабинет директора. Прощаться с учениками было ни к чему, ведь следующий урок был в их же классе к их огромному разочарованию. Громкое «входите» послышалось, как только Ямасаки-сенсей постучала в дверь. Она зашла в кабинет и встала напротив стола директора. Уоллес не удостоил преподавателя даже взглядом, несмотря на их разницу в возрасте и стаже работы — Ямасаки была старше на восемь лет и работала в этой школе ещё до того, как Арканджело сменил предыдущего директора, своего отца. Мужчина был полной противоположностью своему сыну — человеком куда более эмпатичным и внимательным к окружающим, из-за чего остался в доброй памяти десятков учителей и сотен учеников. Ямасаки с улыбкой вспоминала его наставления, полученные в начале её карьеры, и бесценный опыт, который он подарил ей. Именно первый директор Токийской Национальной Школы был тем, кто вознес её в ранг наилучших, и его сын прекрасно справлялся с переданными ему деловыми полномочиями, вот только полностью игнорировал понятие уважения к нижестоящим по статусу коллегам, а также сострадание и понимание. Выгода и идеально проделанная работа — вот что действительно важно. Новоиспеченный директор считал, что в любой профессии нет места эмоциям, и любой другой педагог, возможно, согласился бы с его принципами, но не в столь радикальной манере. Он не умел балансировать между профессионализмом и взаимоотношениями с остальными, разделяя их чёткой гранью, за которую никогда не позволял себе заходить. — Уоллес-сама, вы хотели меня видеть? — наконец произнесла Ямасаки, чтобы обратить на себя внимание. Столь «красноречивое» приветствие директора заставляло кровь в её жилах бурлить от злости и раздражения. Он ведь сам её позвал, а теперь ведёт себя так, будто она — пустое место, указывая тем самым на разницу их положений в рабочей иерархии. Нотка недовольства прозвучала в её тоне, и это не осталось незамеченным. Уоллес показательно вздохнул и всё же соизволил перевести взгляд на стоящего перед ним преподавателя. В его глазах не было ничего кроме скуки и безразличия. — Присаживайтесь, — сухо приказал он ей. Тон Арканджело был безэмоционален, и это еще больше напрягло учительницу, ведь она привыкла к ноткам раздражения, которыми низкий тембр директора был обычно набит до отказа, когда как сейчас его фразы не были наполнены ничем — пусты, словно говорящий в скором времени испытает желанное облегчение. — Уоллес-сама, мы можем как-то побыстрее перейти к разговору? Перемена короткая, а у меня урок у выпускного класса следующим, — преподавательница намеренно упомянула о своём расписании, дабы сидящий перед ней мужчина не позволял себе думать о том, что может задерживать её без весомой на то причины. От этих слов Уоллес медленно повернул голову в её сторону, на его губах расплылась далеко не самая дружелюбная улыбка. Если бы ему было всё равно на свой вид, он бы удивлённо вскинул брови ещё на первом её предложении. Сама мысль о том, что кто-то смеет указывать ему, веселила его и в то же время выводила из себя. Он прекрасно понимал, что Ямасаки спешит, и то, что он никак ей не помогает, поэтому и начал вести себя ещё вальяжней, совершенно не заботясь о её просьбе. — «Побыстрее», говорите? — Уоллес ухмыльнулся и развернулся к Ямасаки. Он лениво прокручивал ручку меж пальцев, всем своим видом показывая незаинтересованность в диалоге, даже если сам его и начал. — Ну, раз побыстрее, то вы уволены. Теперь можете никуда не спешить, — неуместный сарказм в столь напряжённой ситуации сбил женщину с толку. Лицо директора вмиг исказилось, как только на нём появилась его фирменная притворная улыбка, которая проникала под кожу и тошнотворно воротила внутренние органы, словно жонглер свои игрушки. Ямасаки-сенсей застыла в недоумении. Нервный смешок невольно вырвался из её груди. — Что, простите? — ей хотелось верить, что она что-то не так расслышала, или что это было шуткой директора, хоть он и никогда не отличался чувством юмора — хорошим или плохим. — Ямасаки-сенсей, вы у-во-ле-ны, — по слогам произнёс Уоллес, широко улыбаясь, смакуя остатки предложения на вкус в удовлетворении. — За что?! — в чуть повышенном тоне поинтересовалась преподавательница, пребывая в недоумении. — Ну как это «за что»? Не стройте из себя дурочку, — Ямасаки громко ахнула от такой дерзости, изменившись в лице. Как он смел обращаться к ней таким образом?! Казалось, будто этот мужчина напрочь растерял подаренные отцом крупицы уважения к окружающим. Это было заметно по его поведению. Он не спеша встал со своего кресла и обошёл стол, в конечном итоге опираясь на него, становясь в позу, дабы совершить по карьере Ямасаки в данной школе последний, сокрушительный удар. — Разве вы не в курсе, что применять физическую силу по отношению к ученикам недопустимо? — поинтересовался Уоллес, постукивая пальцами по поверхности. — Что? О чём вы говорите?! — преподавательница искренне не понимала о чём идёт речь и, казалось, не верила, что их беседа вообще реальна. Она растерянно хлопала глазами, пребывая в лёгком, мягко выражаясь, шоке. Неподдельное замешательство Ямасаки для Уоллеса было не более чем скучным ситкомом, который хотелось переключить как можно быстрее. Он раздражённо закатил глаза и со вздохом ответил: — До меня дошла информация, что вы бьёте учеников. — Уоллес скрестил руки на груди и продолжил. — Плюсом ко всему их успеваемость с вашим выходом вновь упала, я бы даже сказал, ушла ко дну. Меня это не устраивает, поэтому я увольняю вас. Мне не нужны пожилые учителя, которые в маразме бьют детей моей школы, — он специально выделил слово «моей», показывая собственное превосходство над Ямасаки. В конечном итоге он директор и имеет полное право распоряжаться своим персоналом так, как посчитает нужным, а самое ужасное — возразить она ему не могла, ведь решения Уоллеса в стенах школы были абсолютны, и за всю историю не было случая, чтобы он поменял хоть одно. — Знаете, вы должны быть благодарны за то, что я даю вам возможность уволиться по собственному желанию. Ведь если я вас уволю, мне не составит большого труда сделать так, чтобы после меня вас не приняли ни в одну школу. Директор развернулся и, покопавшись в бумагах на столе, нашёл нужную и протянул её вместе с ручкой Ямасаки-сенсей. — Подпишите. Не выдержав такой наглости, женщина подорвалась с места и разорвала протянутый ей документ. Все листочки с проверочной работой, что всё это время были у неё в руках, разлетелись по кабинету Уоллеса, нарушая его идеальный порядок. — Да как ты смеешь, щенок?! — рявкнула Ямасаки. — Я работаю в этой школе уже двадцать лет, и ни разу не получала выговоров, и тут ты мне заявляешь, что я, якобы, бью своих учеников?! Ты с ума сошёл! — учительница никак не могла допустить даже мысли о насилии в сторону детей, а в реальность воплотить — тем более. Яростная жестикуляция не вызвала у директора никакого отклика. — У тебя совести нет, Арканджело! Ты не достоин места своего отца, он был хорошим человеком, в отличие от тебя! — голос дамы отражался от стен кабинета, потому что она громко возмущалась подобной несправедливости. — Что ж, это было ожидаемо, — Уоллес цокнул. Все оскорбления прошли мимо его ушей, он совершенно не заострил на них своё драгоценное внимание. — Ах да, ваша зарплата… — пользуясь моментом, пока Ямасаки переводит дух от беспрерывного крика, он подошёл к мини-сейфу, расположенному возле высокого шкафа у стены. Ввёл код и открыл дверцу так, что было видно, всё содержимое, явно не стесняясь той суммы, которая хранилась внутри. На самом деле, ему хотелось, чтобы Ямасаки увидела её и почувствовала свою ничтожность. Он вынул две стопки, завязанные резинками, и швырнул уже бывшему преподавателю под ноги. — Этого хватит, чтобы не помереть с голоду тебе и твоей семье. Всего хорошего. На этой негативной и весьма неуважительной ноте он закончил свою речь и вновь уселся за стол, проверяя отчёты, словно ничего не случилось. — Иди к чёрту со своими грязными деньгами, Арканджело, — напоследок сплюнула Ямасаки и вышла из кабинета, оставляя сотни тысяч йен одиноко лежать на полу. Семейный портрет Уоллеса рядом с его отцом, висевший на стене, с грохотом упал на пол от того, как сильно бывшая преподавательница захлопнула дверь. Стекло, ограждающее картину, разлетелось осколками по всему полу. Злость, смешанная с ненавистью, бурлила в жилах, пока Ямасаки быстрым шагом направлялась в кабинет. Задерживаться в школе желания не было, ей нужно было как можно скорее забрать свои вещи и уйти домой. Ослеплённая эмоциями, она не видела под ногами ничего кроме паркета; сама того не замечая, сбивала учеников и коллег, задевая их плечами в моменте. Все последующие вопросы с их стороны были проигнорированы. Коллектив школьного персонала всегда был склизким, и прямо сейчас, видя их притворное беспокойство, Ямасаки-сенсей ощущала, как на душе становится еще паршивее. Уоллес-сама сказал, что закончит разговор быстро — он это сделал, да так, что ещё осталось несколько минут до конца перемены. Все ученики, оставшиеся в классе на перемене, а именно Баджи, Манджиро, несколько заучек с первых парт, что готовились к следующему уроку, и Чифую с Казуторой, которые забежали повидаться с друзьями — все они обернулись в сторону Ямасаки-сенсей, которая с грохотом захлопнула дверь класса. Ученики переглянулись между собой, удивлённые столь резкой сменой настроения. В классе воцарилась тишина, и разбавляли её только громкие действия преподавателя — Ямасаки скидывала свои тетради с конспектами и темами уроков в сумку, что-то невнятно бормоча себе под нос. Первым разузнать в чём дело вызвался ботан-отличник с первой парты: — Ямасаки-сенсей, что-то случилось? — его шепелявость, вызванная брекетами, тут же прорвала Кейске на смех, который он подавил, накрыв рот ладонью. И чем чаще голос одноклассника проигрывался в его голове, тем больше ему хотелось рассмеяться. Баджи прекрасно понимал, что сейчас не самое уместное время для смеха, поэтому и сдерживался изо всех сил, чтобы Ямасаки не заметила и не отругала его. Между ними с самого начала возникла неприязнь к друг другу: с её стороны были постоянные придирки к самым незначительным ошибкам, с его же — частые прогулы в знак некоего «бунта» и пререкания, которые по большей части были уместны. И, как по выученному сценарию, услышав смешок Баджи, и без того разгневанная Ямасаки медленно повернула голову именно в его сторону. — Спешу вас обрадовать: больше я не буду преподавать в этой школе, — её взгляд намертво застыл на Кейске, от чего по его телу пробежал холодок. — Надеюсь, что ваш следующий учитель будет получше меня. Никакого повышенного тона и, упаси Господь, рукоприкладства, чтобы не задеть ваши хрупкие чувства! — на этих словах класс вновь переглянулся, а Баджи нервно сглотнул, явно напуганный. — Желаю удачи на выпускных экзаменах, — с этими словами Ямасаки вышла из кабинета, оставив сидящих учеников в замешательстве. Несколько секунд в кабинете стояла гробовая тишина, пока её не нарушил Казутора: — Так урока не будет, получается? — Очко за сообразительность, Ханемия, — съязвил Манджиро и встал с места, закидывая тетрадки в портфель. — Слушай, Баджи, а чё она так смотрела на тебя? — Сано задал вопрос, который волновал большую часть присутствующих в классе. — Да хуй её знает… — пробормотал он себе под нос, собираясь. — Не пизди! Знаешь ты всё! Выкладывай давай! — настаивал Ханемия, приобнимая друга за шею в удушающем приёме. Со смехом все четверо вышли из класса. К счастью, следующий урок должен был быть последним, но так как учительница ушла, Баджи с Манджиро решили, что им сразу можно уйти домой, не дожидаясь официального объявления от других учителей. —… да блять, я просто врезался в Уоллеса в коридоре пару дней назад. Он спросил, как дела с учёбой, ну я и сказал как есть, — поймав на себе удивлённый взгляд друзей, требующий объяснений, Кейске продолжил, — сказал, что эта дура указкой меня пиздит и оценки занижает! Ну а что я должен был ему сказать?! Ой, Уоллес-сама, Ямасаки-сенсей такой хороший учитель, люблю её больше родной матери, улю-лю, утю-тю, — по школьному коридору раздался громкий смех ребят от кривляний Кейске. — Ой да идите вы! Правильно всё сделал Уоллес, хороший мужик, респект ему! — Баджи, я и не знал, что мы теперь друзья, судя по тому, как ты обращаешься ко мне, — послышалось позади ребят. Внезапное появление директора напугало их, и они все разом повернулись к нему лицом, чем и вызвали у него смех. По случайности он застал их разговор ровно с того момента, как речь зашла о нём, но из-за того, как развалисто они шли и как громко смеялись, они просто-напросто не заметили его, когда тот специально прочистил горло, указывая на своё присутствие. — И-извините, Уоллес-сама! Я это к тому, что вы молодец, что уволили эту ку… — удар локтем в ребро от Манджиро заставил Кейске одуматься. — Эту училку, я хотел сказать… В общем, уважаю вас, спасибо! — не церемонясь, Баджи подошёл к Уоллесу и выхватил его руку, крепко пожав. Искренность юноши не могла не вызвать улыбки на лице директора. Пребывая в хорошем настроении, он ответил на рукопожатие ученика. — Приятно слышать это, Баджи. — А кто у нас теперь будет вести английский? — поинтересовался Ханемия. — Трудно сказать. Замены нет, поэтому до тех пор английский уберут из расписания старших классов. — Улё-ё‐ёт! — прогудели ребята, обмениваясь «пятюнями». — Получается, мы ведь можем идти домой сейчас? — Если это бы ваш последний урок, то да, — коротко ответил Уоллес. Он шёл не спеша, внимательно оглядывал проходящих мимо учеников, вежливо улыбаясь в ответ на их приветствия. Его руки были сложены за спину, сохраняя ровную осанку и приподнятую голову. — Уоллес-сама, вы просто топчик! До свидания! — ребята попрощались и побежали к выходу. — «Топчик», хах, — Уоллес рассмеялся над тем, каким комплиментом наградил его ученик. В этот раз его улыбка была искренна. Он будто светился от того, какое у него хорошее настроение. — Tiptoe to the window, by the window that is where I'll be, come tiptoe through the tulips with me, — напевая себе под нос застрявшую с самого утра мелодию, Уоллес в приподнятом расположении духа пошел дальше, осматривая всё вокруг. Полуденное солнце, что придавало школьным коридорам тёплый оттенок, медленно опускалось к линии горизонта, знаменуя приближение вечера. Дорога со школы у Манджиро заняла немного больше времени, чем он планировал. Быстро доехать домой с Баджи, Чифую и Казуторой было просто невозможно. Парни вечно где-то останавливались, куда-то шли, занимались ерундой, и ко всему этому таскали Манджиро за собой под предлогом того, что во время своего больничного он почти не уделял им внимания, и теперь они отыгрывались на нём по полной. Конечно, их можно было понять, и потому Сано не сопротивлялся. Вернулся домой Манджиро ближе к шести. Первым делом он перекусил, а после побежал в свою комнату, попутно печатая Женевьеве сообщение о том, что только-только освободился. К счастью, дома никого не было: Эмма, как обычно, с подружками, Шиничиро в своём магазине, а дедуля… он никого не ставил в известность своих планов, просто уходил и всё. Идеальное стечение обстоятельств для того, чтобы провести время с Женевьевой, хоть и онлайн. Открыв ноутбук, Манджиро нажал на иконку видеозвонка и стал ждать, откинувшись на мягкое кресло на колёсиках. Женевьева себя долго ждать не заставила — буквально через минуту она ответила на звонок. — Что-то ты с опозданием, — раздался голос Женевьевы по ту сторону экрана. И чёрт, как только он его услышал, на лице Манджиро тут же заиграла дурацкая, но такая довольная улыбка. Стоит признать, что переписки не заменят живого общения. Ему хотелось слышать её, видеть, и, если совсем раскатать губу, чувствовать её. Прямо сейчас она сидела, можно сказать, напротив него и улыбалась. — Извини, меня пацаны задержали. Они до сих пор припоминают мне то, что я не уделял им время на больничном, — со смешком ответил Манджиро и начал разглядывать картину перед собой. Женевьева сидела за столом в белой оверсайз футболке; блондинистые волосы были идеально выровнены; на губах красноватого цвета помада, которая хорошо гармонировала с её тоном кожи; небольшие стрелки, подчёркивающие карие глаза и длинные реснички. — Ты куда-то собираешься? — обычно она не красилась так… ярко. По крайней мере, Манджиро ни разу не видел её такой. Женевьева удивлённо вскинула бровь. — С чего ты взял? — Ну… Ты выглядишь так… красиво… Вот я и спросил. Так да или нет? — интерес Манджиро не унимался. В ответ он получил смущенный смешок. Женевьева скрестила руки на столе и опустила на них голову, закрывая румяные щёки. — Манджиро, я сижу перед тобой в футболке, которой не меньше пяти лет, и домашних шортах. Единственные места, куда я выхожу, так это ближайший продуктовый магазин и парк, чтобы погулять с Ричи, — она прижала колени к груди и также, как и Манджиро, откинулась на спинку стула, разглядывая собеседника. — Кто такой Ричи? — брови юноши нахмурились при упоминании незнакомого имени. Он ни разу не слышал о нём. Заметив его замешательство, Женевьева решила подыграть. — Разве я не говорила тебе о нём? — Манджиро бессознательно скрестил на груди руки и покачал головой в ответ. Он старался выглядеть как можно невозмутимее, и получалось это у него не так уж и плохо. — Это мой парень, — сказала Женевьева и сжала губы, чтобы не засмеяться от того, как быстро Манджиро изменился в лице после этих слов. — О, погоди, я сейчас познакомлю вас! Не успел Манджиро возразить, как Женевьева встала с места и убежала. В это мгновение он успел разглядеть шорты, о которых она говорила: довольно короткие, розовые, как будто с детскими узорами. Их длина открывала прекрасный вид на её ноги, от чего юноша напрягся ещё сильнее. «Какой к чёрту парень?!», — в голове проносилось множество вопросов, но этот был самый главный. — Ричи, малыш, иди ко мне! — доносилось откуда-то из глубины её квартиры. «Она ещё и малышом его называет?!» Послышались громкие шлепки домашних тапочек по полу, и через пару секунд на экране показалась Женевьева с широкой улыбкой на лице и… с собакой на руках. — А вот и Ричик! Познакомься! — она уселась на место и, поцеловав в макушку своего питомца, посмотрела на Манджиро. Теперь его лицо выражало еще большее замешательство, он невольно приоткрыл рот и нахмурил брови. Было забавно наблюдать за тем, как выражение его лица так быстро поменялось. Женевьева рассмеялась так сильно, что небольшие слезинки скопились на линии роста её ресниц. — Так это собака?! — потрясённо спросил Манджиро. — Нет, морская свинка, — успокоившись, съязвила Женевьева. — Кто вообще будет называть человека именем «Ричи»? Только не говори, что ты поверил! Наконец осознав всю комичность ситуации и то, какую реакцию вызвало у него это недоразумение, Манджиро и сам рассмеялся. — Ага, конечно, — фыркнул он. — Я сразу понял, просто решил подыграть тебе, вот и всё. — Теперь Манджиро был спокоен и с интересом наблюдал за питомцем, которого в первые секунды его упоминания принял за бойфренда Женевьевы. Ричи подошёл ближе к экрану и уставился прямо на горящую точечку в камере ноутбука, закрывая своим небольшим тельцем вид на хозяйку. — Что ж, раз вы уже познакомились, — увидев, что Ричи вот-вот наступит лапой на какую-то клавишу, Женевьева поспешно убрала его к себе на руки, с которых он тут же спрыгнул, решив, что на данный момент ему хватило внимания, — давай приступим к подготовке твоей олимпиады-ы-ы… Как тебя на неё вообще занесло?! — бубнела Женевьева, разгребая свои тетради. — Кстати, о ней, — начал Манджиро. Он придвинулся ближе к камере, также поджав под себя колени и скрестил на них руки, упираясь о них щекой. — Не знаю, будет она или нет. — Как это не знаешь? — Женевьева не поняла только что услышанного, и потому остановилась, устремив взгляд на Манджиро. Его волосы были растрёпаны, привычного хвостика не было. То как он лежал, напомнило ей об их занятиях в Токио. Он частенько прислонялся щекой к круглому столу, за которым они занимались, пока она объясняла ему тему, и внимательно смотрел на неё, порой получая скрученной тетрадкой по голове за своё бездействие. — Ты что, наврал мне? — Нет! — Манджиро тут же подорвался, услышав, что Женевьева засомневалась в его честности. — Я не врал тебе! Просто у нас какая-то непонятная херня в школе с училкой, поэтому я и сам не знаю, что будет с этой олимпиадой. — Что случилось? — Да Ямасаки-сенсей уволилась, или её уволили. Я так и не понял, честно говоря, — Манджиро почесал затылок, вспоминая то, что было в школе. — Знаю только то, что пока нам не найдут нового учителя, английского у нас не будет. Может завтра что-то новое и скажут нам, но пока никто точной причины не знает. — Неожиданно… — со вздохом пробормотала Женевьева, откидываясь назад. — В любом случае, напиши мне, когда узнаешь что-то новенькое, мне интересно теперь, — она игриво подмигнула Манджиро, и они оба рассмеялись. — Как скажешь, мамочка! — Манджиро задёргал бровями, и в него тут же прилетело недовольство от Женевьевы. — Ах ты сучёнок! Просила же так не называть! — гневно процедила Женевьева, сузив глаза. Она свернула тетрадку, по привычке готовая треснуть Манджиро по голове за такое обращение, но, осознав, что ударить некого, разозлилась еще сильнее, чем и рассмешила юношу. — Да, каюсь, — признался, положив руку на сердце. — Но ты так смешно злишься, что я не могу перестать это делать. К тому же ты правда ведёшь себя как мамочка иногда, — он сказал об этом так легко, что у Женевьевы отвисла челюсть. — Чего?! Не веду я себя так! Если ты хотел оскорбить меня, то у тебя получилось! — Женевьева смотрела на Манджиро выпученными глазами и со скрещенными на груди руками, пока одна нога нервно подергивалась. — Да нет же! Ну, то есть да… Блять! — Манджиро устало промычал, понимая что налажал. — Женева, — на выдохе произнёс он, — во-первых, я ничего плохого не имел в виду. Не то чтобы ты ассоциируешься с мамой, — словив на себе еще большее удивление со стороны Женеьевы, Манджиро вновь матюкнулся, — да боже, блять! В тебе есть эта опекающая сторона, или что это, я не знаю, и другие качества, присущие маме. Забота там… ласка, когда не кричишь и не бьешь меня тетрадями и учебниками… Короче, ты поняла меня, — отмахнулся Манджиро. Он хотел поскорее закончить эту тему, ведь щеки начали краснеть, сдавая его, а недопониманий на сегодня ему хватило. — Внешне ты ничем на маму не похожа, если что. И вообще, если бы я тебя не знал, в жизни бы не подумал, что ты старше меня на четыре года, так еще и учительница. Выглядишь, как моя одногодка, — на духу протараторил Манджиро, надеясь, что ничего важного не упустил. После этого потока информации, так еще и такого характера, Женевьева залилась румянцем, переваривая сказанное. — Я поняла, — тихонько пробормотала она, отводя взгляд в сторону. Между ними повисла новая пауза, пока Манджиро не разбавил её, переводя тему в сторону английского. — Да, точно, — Женевьева немного оживилась, вспомнив, что изначальной целью их звонка была подготовка к олимпиаде. И на этом моменте они начали занятие.