Десять лет назад Ирэн Коулман облили помоями в школьном туалете, и все, кто был на третьем этаже, слышали, как девчонки обвиняли её в совращении собственного отца. Ирэн рано оформилась как девушка и выглядела привлекательнее черлидерш, о чём парни не стеснялись судачить; вероятно, между ней и отцом действительно произошла история, но не та, которую злые языки пересказывали. Я нашла старшеклассницу в жалком состоянии, грязной и униженной, и пока она соображала, получит ли новое оскорбление, спокойно предложила застирать рубашку в раковине, а чтобы не светить бюстгальтером, надеть мой чистый пиджак. Это был день, когда я обрела лучшую подругу. Про Питера говорили, что у него нет будущего и он кончит, как все его предки — в тюрьме или на обочине, заколотый ножом в драке. Я сказала, раз Питер учится писать программы, а ещё увлекается историей византийских императоров, его будущее лежит за пределами Адской кухни. И плевать, что он иногда вскрывает чужие замки, — никто не без греха. Отмычки, которые Питер хранил как напоминание о лихой юности, я забрала после его смерти, поскольку не хотела, чтобы люди опять делали неправильные выводы. Мерзости, которые говорили про Константина, я игнорировала не потому, что они были лживыми, — о, нет, Джон вытворял такое, о чём не узнаешь во всех подробностях, — однако слухи не убавляли значимости другой его стороны. Меня же считали сумасшедшей, безработной и никому не нужной неудачницей. Миднайт был бандитом и невероятно опасным чёрным магом вуду, для которого погубить врага не составляло труда. И к нему же стекались за помощью со всего штата, словно к святому.
Благодаря контрастам и полутонам мир преображался; каждый год, каждый час и минуту изменчивая, текучая, вечно движущаяся форма принимала новый вид, не позволяя разглядеть себя в полной мере.
Джон не верил духам, поскольку ждал подвоха. Я не верила в абсолютное зло. Разные подходы и видение ситуации означали только, что мы разойдёмся по сторонам, и в принципе меня это устраивало, поскольку я не чувствовала себя деталью мозаики детектива и важной частью его жизни, — рано или поздно все покидали Константина. Он тоже знал, что мы не всегда будем колесить по городам и странам и даже Чез однажды пойдёт своей дорогой, но, очевидно, не хотел терять нас так скоро. Конечно, основная правда заключалась в том, что детектив за меня боялся и поэтому отвергал любые доводы о самостоятельности как причину будущей трагической судьбы, постигшую и Астру Лог, и многих других, кого Джон не успел спасти. Наверное, нам стоило всё обсудить ещё раз, подобрать правильные слова, но я была упряма, встревожена из-за Морфеуса и зла на проклятого колдуна, тогда как Константин проявил куда большее упрямство. Словно желая наказать, он избрал тактику игнорирования. Новости я узнавала от Чеза, который на нас ругался, как на неразумных детей, — да мы и поступали по-детски, каюсь.
Намеренное молчание Джона в итоге привело меня в клуб Папы Миднайта. Я пообещала, что когда-нибудь буду смеяться над этим в будущем — когда встреча с могучим лоа поблекнет в воспоминаниях, а нынешний стыд обернётся на старости лет подвигом. Барон Самеди любил хорошее настроение, шутки и весёлый нрав женщин, и, вычитав из литературы о слабостях духа смерти, я отправилась в магазин выбирать одежду. Но едва ли кто, особенно Барон, мог купиться на роковой образ девушки, которая выглядела на шестнадцать: откровенные наряды ярких оттенков смотрелись нелепо на моей фигуре, не говоря уже о том, что многие требовали отсутствия нижнего белья. В клуб я приехала в тёмно-фиолетовом платье полностью без рукавов, с длинным подолом до щиколоток. И пусть другие отплясывали в юбках, похожих на пояс, — я ещё не утратила к себе уважения.
— Извините, мисс Коннорс? — спросил администратор, как только нога переступила порог ночного заведения.
— Да.
— Вас ожидают, — работник клуба указал на второй этаж.
Папу Миднайта о моём появлении предупредили карты Таро, и он был искренне рад, что я решила выйти из тени Константина. За ширмой наверху, миновав металлическую дверь, заговорённую чарами, мы оказались в просторном тёмном кабинете, наполненном в равной степени энергетикой положительной и отрицательной.
— Прекрасно выглядишь. Словно цветок, готовый вот-вот распуститься.
— Благодарю. Мои способности в Новом Орлеане раскрылись больше, чем когда-либо, — вежливо ответила я, принимая бокал с насыщенным красным вином из его рук. — Джон не одобряет мою идею, и я пришла к вам как к опытному специалисту, чтобы поставить точку в вопросе.
— И правильно сделала. Константин не видит мир таким, каким он открывается людям вроде нас. Но он считает себя знатоком во всех областях, что очень глупо.
— Я здесь не из-за Джона, — мягко сообщила Папе, пытаясь избежать дальнейшей критики детектива. — Могу ли я поговорить с Бароном Самеди?
— Это не должно быть простой прихотью.
— Нет. Конечно, нет.
— Поправь, если я не прав: ты собираешься в одиночку изловить колдуна?
— У меня свои методы работы. Джон их не одобряет, но я не маг, не творю заклинания, как он, поэтому сейчас мы в тупике.
— Почему мне кажется, что проблема не в этом? — произнёс Миднайт с хитрым блеском в глазах.
— Боюсь, некоторые вещи я должна обсуждать только с Бароном. Вопрос касается других духов, а я не в праве разглашать их имена. Не обижайтесь.
— Я знаю правила, — отрезал жрец. — Нельзя вмешиваться в отношения между духом и смертным, пока те сами не попросят участия.
— Вы поможете?
— Так вышло, что сегодня я делал расклад на Таро. Карты были на редкость категоричными.
Папа осторожно коснулся увесистого мешка из бархата, где, как я поняла, лежала колода.
— Что они сказали?
— Если отвечу отказом, — голос Миднайта надломился. — То потеряю всё.
И снова я почувствовала натяжение нити, ведущей прямиком к этому сильному мужчине. Хорошая одежда, дорогие перстни, часы, бизнес, стягивающий незримой цепью Новый Орлеан — он создавал себя с нуля по крупицам, выгрызал глотки, взбирался наверх, чтобы соответствовать представлениям о том, каким должен быть — не оборвышем, нуждающимся сиротой, а королём города, магистром тёмных искусств, первым среди равных по влиянию и возможностям. Перспектива возвращения к истокам на самое дно, где не будет поддержки духов, магии, денег, не будет репутации, которую он так стремился сохранить, пугала Миднайта до чёртиков. Жрец вуду смотрел на мешок с колодой, словно это пистолет, приставленный к его виску.
— Я призову Барона, и, очень надеюсь, тебе хватит ума не совершить ошибку.
Папа велел покинуть кабинет, поскольку ритуал не требовал моего присутствия, и я, будучи выставленной за дверь, поначалу уныло оборачивалась по сторонам, взглядом охватывая большую танцплощадку, стриптизёрш на постаментах и барную стойку на противоположном конце заведения. От синих и красных огней и громкой музыки немного кружилась голова. В полутьме люди виделись неясными силуэтами и вряд ли в неразберихе узнавали друг друга. Когда по низу пустили дым, пространство сотрясли восторженные крики. Я спустилась на первый этаж к гостям, предполагая, что там и найду Субботу, если лоа пожелает удовлетворить просьбу смертного. Похоже, моя эмпатия взлетела до высочайшей отметки: ликование толпы и чужое наслаждение стали казаться неотъемлемой частью меня самой. Минутой спустя я обнаружила себя с бокалом коктейля среди движущихся под тяжёлый барабанный ритм фигур. Африканские мотивы извлекали из глубин подсознания нечто порочное и жаждущее, раскрепощённое, смелое, свободное. Животное. С улыбкой я покачивалась под резкую яростную мелодию, смачивая губы лёгким алкогольным напитком, который сладостью оседал на языке, и ощущала желание остаться здесь навсегда, в состоянии исступления и экстаза, в вакууме за пределами холодного лживого мира. Тут же, будто вспомнив о существовании иной жизни, распахнула глаза и сквозь слёзы, больно обжёгших из-за света фонарей, разглядела высокую чёрную фигуру. Посланец смерти застыл на пороге зала, не замеченный ни охраной, ни сотней находящихся в клубе, — он не был одним из нас, как не был одним из демонов, одним из богов. Медленно, преодолевая острую необходимость продолжать танец, еле-еле переставляя ноги, я отравилась навстречу Барону; позже я могла сравнить эти ощущения с принятием решения о самоубийстве. С лоа не было просто, а гордый Самеди никогда не избрал бы труса для переговоров. Он повёл меня прочь от шума и людской толпы в закоулки ночного города, и я покорно хранила молчание, ожидая, когда милорд проявит желание услышать человеческую речь. Наконец, Суббота завершил путь у перекрёстка, обдуваемого ветрами с четырёх сторон. В длинном цилиндре он казался очень высоким, сквозь плотную ткань плаща иногда проступали очертания худощавого тела.
— Задай свой вопрос.
От глухого загробного голоса леденела кровь. С неимоверным усилием я отыскала в памяти слова, которые заготовила вскоре после того, как решилась на свидание с лоа.
— Как наказать преступника, что почти погубил Анну Халфорд, и уберечь Морфеуса от зла?
— Морфеус, — Барон нашептал имя бога. — Брат моей госпожи.
Самеди развернулся ко мне, и я зачарованно уставилась в белые пустые глаза, забыв, что надо преклонить голову.
— Ты любишь Сон.
Через два ряда полностью обнажённых зубов со звуками испражнялось затхлое тяжёлое дыхание.
— Твои намерения чисты, как у ребёнка.
— Помогите спасти Морфеуса. И Анну Халфорд, — я глотала смрад, что источал лоа, совершенно не чувствуя слёз на лице. — И всех других. Всех других…
С прикосновением скелетообразных пальцев пришло забвение.
Я полностью выпала из реальности, поглощённая мраком и холодом. Утро застало меня под сенью деревьев на разрытой земле, босой, голодной и уставшей. Платье, пусть и ужасно запачканное, как и нижнее бельё, были на месте. Торчавшие тут и там деревянные кресты услужливо намекнули, что меня занесло на кладбище. Я осоловело озиралась вокруг, мысленно пытаясь воссоздать картину последних нескольких часов, но увы. Поверх раскопанной неглубокой ямы лежал череп с вырезанным на лбу веве Барона Самеди.
«Ни слова!» — воскликнула я по возвращении в отель, когда столкнулась с Чезом и Джоном. — «Пожалуйста!»
— Тебя изнасиловали? — ошеломлённо спросил Чендлер, и по его сжатым кулакам стало ясно, что воспринять должным образом информацию таксисту будет нелегко.
— Нет, нет! Богатая же у тебя фантазия, Чез, — я громко засмеялась, отпуская накопленное напряжение. Ещё бы: очутиться на кладбище близ малознакомого города после встречи с духом смерти, в грязи и без обуви, а потом топать пешком через Новый Орлеан и каждый раз отмахиваться от любопытных зевак, которые предлагали позвонить в полицию — история так себе.
— И в чьей постели принцесса побывала? — сыронизировал Константин, между тем вытаскивая сигарету.
— В чьей могиле, ты хотел сказать.
— Одно я точно понял: твоя вечеринка была лучше нашей.
— С тобой точно всё в порядке? — обеспокоенно уточнил Чез.
— Да, спасибо, — я кивнула другу. — Не помешает выпить, если честно. Виски есть?
— А что, духи пожадничали, не поделились чекушкой? — брякнул детектив.
— Вообще-то дали кое-что получше, — довольно сообщила ему и развернула оторванную от подола ткань, демонстрируя череп с загадочным знаком. — Артефакт!
— Ого! — Константин соскочил с кресла. — Лапа, а ты в курсе, что это?
— Да, что за хрень? — поддержал вопрос Чендлер.
— Ну, он принадлежит Барону Субботе.
— Так, — ответил Джон. — И…
— И это важное… важное магическое…
— То есть дух не просветил тебя, как им пользоваться?
— Ну, я предполагаю, что разберусь со временем.
— Конечно, — Константин улыбался во весь рот. — Ты у нас такая взрослая самостоятельная девочка…
— Ты злишься.
— Нет, зачем? Самеди оказался хорошим кавалером. В болоте не утопил вот. И не запугал до психушки.
— Он служит Смерти, а Смерть сестра Морфеуса. Они все из одной коалиции, — уверенно заявила я, подмечая, что Джон внимательно слушает, хотя и играет в высокомерную обиженку.
— У Элис всё схвачено, похоже, — изрёк Чендлер.
— Ей повезло, — не согласился детектив. — Просто повезло.
***
«Можно подумать, я не знаю», — размышляла я с самым суровым видом, отлёживаясь в горячей ванне. Поломанные ногти и застрявшая под ними земля, спутанные волосы, царапины, плюс утраченные воспоминания, — я правда легко отделалась, и Константин имел полное моральное право устроить трёпку. То, что Барон Самеди не изнасиловал моё тело, вовсе не означало, что я вызывала уважение у духов или внушала им некие человеческие чувства вроде сострадания и стыда — опять же, Джон не ошибался. Суббота руководствовался собственными мотивами, вероятно, оказывал услугу ради Короля сновидений, чтобы потом затребовать у него или госпожи Смерти плату. Хороших слуг ведь вознаграждают? Я сжалась, обхватив руками колени, и позволила себе побыть маленькой девочкой, слишком слабой для этого огромного и жестокого мира. Когда-то давно приходилось также тихонечко сидеть в углу без надежды на помощь, — я была изгнанным из постели ребёнком, слишком напуганным, чтобы вернуться в комнату и посмотреть страху в глаза. Я пряталась на чердаке школы, куда парни бегали курить, потому что этажом ниже маячил призрак ученицы. И вот годы спустя судьба вновь заставила проявить эту жалкую слабовольную часть меня — Элисон, которая сильно всего боялась и мечтала сбежать прочь. На самом деле, я так и планировала: устроиться после колледжа в какой-нибудь роскошный бизнес-центр, игнорировать силуэты убитых и замученных мертвецов, смотреть сквозь них, пока мозг не поверит в реальность отсутствия сущностей, магии, демонов и богов. Я работала бы администратором или секретарём, носила юбку-карандаш и строгую белую блузку. А потом пропускала бы по стаканчику в местном баре, и, изображая из себя успешную карьеристку, искала голодными глазами человека в чёрном пальто.
Некоторые вещи никогда не менялись.
Одна мысль о Морфеусе, о высоких скулах и растрёпанных чёрных волосах, глубоком низком голосе мигом прогнала сомнения в верности моих решений; я выжила, потому что приняла правду какая она есть, со всеми кошмарами, испытаниями, болью. Быть может, он не нуждался в друге и тем более не искал любви, но мне достаточно было знать, что Морфеус в порядке, что ворон где-то рядом, всё ещё перебирает лапками, а Царство Грёз защищает детей вроде Анны Халфорд от злых чар.
На завтрак я спускалась уже в приподнятом настроении и, увидев взъерошенного Джона, который прикладывался к минералке после ночных гуляний, приняла, можно сказать, взрослое решение уладить конфликт. Детектив удивился, когда услышал «Прости меня» вместо ироничных комментариев, быстро вошедших у нас в привычку из-за специфики занятий. «Вы с Чезом волновались, а я зациклилась на своих тараканах. Оправданий искать не буду» — я развела руками, демонстрируя капитуляцию. — «Маски сброшены».
— Ты всегда действовала в одиночку, — умиротворённо произнёс детектив. — Задолго до знакомства со мной. Вот почему принцип разделения труда не сработал. Ты прёшь тараном туда, куда тебе надо. И я такой же.
— Не думаю, что этот принцип неэффективен. Ведь пока я завлекала духа, кое-что ты наверняка накопал, правда?
— О, да. И по правде говоря, череп господина Субботы нам пригодится, — светловолосый мужчина с ног до головы окинул меня долгим задумчивым взглядом. — Должен признать, ты молодец. Хотя я не в восторге от твоих отношений с Миднайтом или лордом Морфеусом, и даже Барона не считаю подходящей для тебя компанией… Думаю, ты хорошо справилась.
— Ученику всегда приятно слышать похвалу мастера.
— Люблю, когда люди целуют землю, по которой я хожу, — ухмыльнулся Константин. — Возбуждает.
— Это риторическое замечание, и я на него не отвечу, — пробурчала себе под нос. — Итак, ты узнал, кто наш противник?
— Последних жертв, жителей Нового Орлеана, связывает один человек — Маркус Грейсон. Психотерапевт. Анну Халфорд отвела к нему мать: девочка тяжело переживала ссоры родителей. Другие обращались к Грейсону из-за личных неурядиц, в общем, настоящие неудачники. Он пропал, когда с Анной случилась трагедия. Ублюдок успел продать дом, так что с этим городом его ничего не связывает. Здесь мы его не найдём.
— А фотка Грейсона есть?
— Да.
— Миднайт намекал, моя сила увеличивается, — я широко улыбнулась Джону. — Надо проверить, что теперь умеет мой внутренний медиум.
Эмпат работал быстрее и лучше медиума: с фотографии на меня смотрел холёный сорокалетний аристократ, человек с надменной холодной внешностью, цепляющий скорее не красотой, а опытом, жизненной мудростью, обретённой за десятки, а может, целую сотню украденных лет. Полагаю, он легко внушал клиентам доверие, поскольку казался оплотом надёжности, твердыней, за которой хотелось спрятаться. Люди не внушали Маркусу сочувствия, даже ребёнок не стал препятствием на пути к цели. Он мог перешагнуть через бога, поскольку сам мечтал занять место бога.
— Вот же сукин сын, — изрекла я, откладывая изображение в сторону.
— Я плохо на тебя влияю, — подал голос Константин. — Раньше не ругалась, как заправский…
— Он и впрямь будет сражаться с Морфеусом, — перебила я друга. — Это не обычный человек, Джон. Он психопат. Очень умный психопат. Гений на самом деле. С кем бы Грейсон ни объединился… Нет, такой точно не остановится.
— А во снах с Морфеусом нет связи?
— Я вижу только бури и вихри. Вообще странные сны.
— Вихри? — нахмурился Константин. — Да, мне тоже часто снятся ураганы.
— Это не совпадение, — с ужасом прошептала я. — Джон, это не совпадение! Что-то происходит!
— Не паникуй. Мы найдём Грейсона, и Суббота уладит вопрос через череп.
— Как именно через череп?
— Миднайт с помощью такой черепушки умеет звонить в Ад. Но, судя по знаку, Барон лично отметил артефакт, даже в твоё тело вселился для ритуала, поэтому твоя черепушка не простой телефон, а целый андроид, через который можно снимать видосики.
— Хочешь сказать, Самеди видит то, что видит череп?
— Ага. Оставь Грейсона в одной комнате с мёртвой башкой — и дело будет сделано.
— Звучит просто, но с лоа никогда не бывает просто.
— Это так, сестрёнка, — детектив подмигнул. — Наконец-то постигаешь истины.
— Благодарю, брат. А теперь пойду, поищу психа через третий глаз.
Впервые я пробовала передать информацию в астральном плане, когда мама увезла меня в Штаты, показывать новый дом в Сан-Франциско. Ей предложили работу в частной медицинской клинике, хорошие перспективы, тогда как в Лондоне приходилось довольствоваться маленькой квартирой и вдобавок терпеть высокие налоги, с чем мама не справлялась морально. Я тоже не была подарком: трудно иметь дочь — экстрасенса, которая периодически истерит из-за сказочных персонажей, и мама держалась изо всех сил. Когда я поступила в колледж и начала с друзьями подрабатывать, она восприняла это как шанс начать жизнь заново, без историй о призраках и финансовых обременений; я понимала её и обрадовалась, когда получила весточку, что у мамы появился приличный дом в тёплом прекрасном городе. Переезжать в Америку не хотелось, но я уступила маме и согласилась пожить на каникулах, присмотреться к обстановке. Это как раз было время, когда я купила мешочек Морфеуса, а ещё испробовала новый метод общения. Ирэн долго не звонила, и я искренне беспокоилась за подругу, поскольку её желание устроиться в сфере шоу-бизнеса сопровождало не только пение на сцене, но также означало тусовки с толстосумами, возомнившими себя королями. Они могли причинить боль Ирэн. Телефон не отвечал, и я воззвала к тонкому миру, держа книгу, которую она дала мне, как связующий элемент. Выстрел наугад — но в точку. Ирэн позвонила через несколько часов, взбудораженная и жаждущая услышать мой голос. Почему-то ей вдруг почудилось, что я в Штатах умираю…
Вероятно, на коллективном бессознательном все человеческие души находились в паутине, плыли в едином потоке или состояли в матрице — какой-либо из вариантов почти наверняка оказался бы верным. Я не знала, создал ли Творец нейросеть, когда ваял Вселенную, но как бы там ни было, следствию ментальное общение шло на пользу. Сесть на стул по центру гостиничного номера, долго вглядываться в фотографию объекта, абстрагироваться от шума за окном, дышать медленно, откинуть назад голову… «Над нами одно небо и одно солнце. На нас смотрит одна луна. Что видишь ты, то вижу я. А они видят нас. Где ты?» — мысленно я отпустила сознание ввысь, к облакам, и позволила себе отключиться. Ветер нёс вперёд, прочь от Нового Орлеана в светлый день — более светлый, чем сейчас, — к пескам, мягкому приливу, громкому детскому смеху, к девочке с дредами и оттянутой нижней губой. «Мы под одним солнцем и одним небом, мы дышим одним воздухом. Где ты, Маркус Грейсон?» — воззвал разум, но вместо мужчины с лицом европейского аристократа глазам открылась вывеска «Роял Эмпайр», автомобильная стоянка и… снова незнакомая девочка в цветастой блузке.
Я больно упала на пол, благо нос не расшибла. Обиднее всего было то, что череп Барона ехидно улыбался. Нет бы помочь в деле… Наверняка ведь из Ада пялился на мои бедственные попытки.
— Ладно, будет и на моей улице праздник, — пробурчала вникуда и, забравшись на постель, полезла в интернет проверять, что за «Роял Эмпайр» такой и почему в астральном мире это место пользуется успехом. Сеть выводила картинки побережья Атлантического океана, миленького городка Кингсленд и отеля, в котором планировали провести мероприятие под названием «Фестиваль хлопьев».
— Это полный бред, — обречённо заявила Барону. — Никудышный из меня медиум. Где подписать заявление об увольнении?
***
— Фестиваль хлопьев? — произнёс Джон и, приблизившись, мягко погладил меня по голове. — Ути, лапочка, никогда на фестивали не ездила…
— Хлопья дрянь, — с важным видом кивнул Чендлер. — Химия сплошная.
— Наш ребёнок голоден, Чез. Где твоё знаменитое каре ягнёнка?
— Давай лучше Элис в ресторан сводим? Здесь же готовят замечательно, а мы до сих пор на бургерах…
Эти двое прикалывались с тех пор, как я сказала, что собираюсь в Кингсленд.
— У меня предложение, — махнула неугомонным мужчинам рукой. — Вы ищете Грейсона обычными методами, то есть как если бы искали его без меня. А я за тринадцать часов доезжаю до «Роял Эмпайр», проверяю, всё ли там в порядке, и еду обратно. Или пересекаюсь с вами на пути к Грейсону, если к тому времени раздобудете информацию, куда ублюдок заныкался.
— Ну, что тут скажешь, наша дочь уже взрослая, — ответил Чез, посмеиваясь.
— Скажу, что ты хреновый отец, — огрызнулся Константин. — Детей воспитывают, пока они поперёк лавки лежат. Элис воспитывать поздно. Остаётся терпеть.
— Пап, ну пожалуйста, — я подняла на Джона умоляющий взгляд. — Туда и обратно! Я мигом!
— Ты всегда будешь на связи. И триксель наденешь.
— Да, отец.
— Помнишь всё, чему я тебя учил? Символы защиты, и как пентаграммы рисовать?
— Я не тупая, отец.
— Хорошо, что никто не видит этого позора, — раздался вдали голос Чендлера. Таксист нас покинул, и мы переглянулись с Джоном, довольные своей выходкой.
Если я и буду вспоминать самые счастливые моменты из жизни, определённо, эпизод в Новом Орлеане войдёт в пятёрку лучших.
