Бесконечность

      Когда человек заключает сделку с дьяволом, его не заботит цена — главный интерес представляет лишь цель. Дьявола не смущают жалкие мирские устремления вроде отмщения или обретения богатства и власти на Земле; в Аду всегда была и есть одна денежная единица, неизменная и действительно имеющая вес, в отличие от жёлтого металла или бумажной обёртки — это душа любимого раба Божьего. Когда человек достигает определённых вершин, он хочет взять ещё, однако договор предусматривает иной исход дела. Настаёт время платить по счетам. Тот, кто познал тёмные искусства, не станет ждать рокового часа, а обратится к магии как способу отыграть всё назад, изменить условия или разорвать контракт полностью: чем выше демон по рангу, тем больше душ затребует в качестве отступных. Вопрос также упирался в сроки. В отличие от меня, Константин давно не удивлялся жестокости, цинизму и коварству противников, поэтому к грядущей схватке готовился усерднее обычного. Нам предстояло драться насмерть. Это была не полусумасшедшая, убитая горем мать Эзры Коллинза и не жёнушка шахтёра, терпящая побои и обратившаяся к силам тьмы за свободой, — мы охотились за опытным и опасным чародеем, который, познав тонкости магических наук, решил обдурить самого герцога Ада.       Нас страховал Мэнни.       А я после той ночи многое переосмыслила. Гнев на ангела сменился чувствами сожаления и принятия: наверное, крылатым сущностям тоже было непросто, и к каждому поражению они начали относиться чуть более философски, чтобы не впасть в отчаяние, не разувериться в собственных божественных силах, — разве мы с Джоном не поступали так же, когда не могли получить желаемое? По-чёрному иронизировали, искали скрытые смыслы и упоминали судьбу, словно именно она виновата во всех злодеяниях. «Я должна извиниться», — сказала я Мэнни, когда мы во время поездки в соседний штат остановились у заправочной станции, и Джон вызвал его, чтобы обсудить планы. — «Вы пытались внести коррективы, чтобы самолёт не взлетел, но компания всё равно утвердила рейс на Америку. И в тот вечер люди вышли из вагонов, погибла только моя Ирэн. Она не послушалась внутреннего голоса». Мэнни поджал губы, и я ощутила, как сильно он переживает неудачу. До сих пор…       — Людей ведёт свободная воля, — печально ответил ангел. — Мы подстраиваем обстоятельства, нашёптываем на ухо, но окончательное решение за вами.       — Прости, что нагрубила.       — Отец не обижается на истерику двухлетнего ребёнка, — гордо заявил пернатый, и я заливисто, от души засмеялась. Мэнни использовал против меня ту же шутку, и он оказался лучше, чем выглядел. И мириться вообще было очень приятно, будто с шеи ярмо спадало. А ещё не отпускала нервозность после произошедшего во сне: я попала в тупик, потому как не представляла, что говорить Морфеусу в следующую ночь, да и нужно ли что-то говорить? Захочет ли он продолжать наши беседы на Поляне Скрипача или отрежет путь к Царству Грёз? Оставит ли хотя бы собаку? Я усердно вспоминала каждое слово и движение мужчины, а потом обнаружила, что в один момент Морфеус назвал себя «зрителем» — довольно странная особенность, учитывая редкую улыбку на губах в тот момент. «Зрителей в зале и так хватает», — сказала я Мэнни сутки назад, не подозревая, что нас прослушивали. Морфеус был осведомлён о расследовании, когда застал меня на ковре со стопкой книг, а я слишком сильно обрадовалась его компании и не заметила очевидное.       Одно дело — молиться на образ и мечтать. Совсем другое — чувствовать себя объектом чужого интереса. Стать вещью властного опытного существа, не обременённого моральными сторонами вопроса.       И я ни разу не встречалась с мужчинами в романтическом плане, не состояла в серьёзных отношениях и, по сути, ничего не могла предложить богу. Едва ли Морфеус польстился бы на худое девичье тело без пышных грудей и округлых бёдер, впрочем, он и сам ясно дал понять, что его привлёк разум. Константин частенько говорил, что я хорошенькая, но это утешало слабо.       Последующие события заставили забыть и о сонной неразберихе, и о самоуничижительных мыслях. Логово колдуна находилось глубоко под землёй, в шахтах, которые строители не использовали уже много лет, со времён холодной войны, — лезть туда было боязно, и я полностью полагалась на Джона, а тот в свою очередь — на свои магические таланты. Холод пробирал до дрожи, с ориентирами, куда впотьмах двигаться, тоже возникли сложности, а потом запахло отравой, серным веществом; мы не сразу обнаружили у себя галлюцинации, лишь когда опасения переросли в чистый страх, раздражение — в иррациональную злобу, а влажные земляные стены поплыли перед глазами. Сознание Константина воспринимало меня то ли за врага, то ли за демона, тогда как я думала, что детектив реально одержим — искажённые черты лица, мертвенная бледность и впалые щёки придавали ему воистину жуткий вид. Джон носился за мной по лабиринту и, наверное, схватил бы, если бы сам не ловил видения и не спотыкался на каждом шагу. В потасовке алтарь удалось разрушить — после этого мужчину отпустило, и пока он соображал, что к чему, колдун нанёс последний, решающий удар. Однако обстоятельства играли против преступника: из зловонной чёрной прогалины вылезло щупальце. Пока я заторможенно наблюдала за мерзким склизским отростком, который тащил незнакомца в яму, Константин зачем-то начал читать молитвы, чем раззадорил демона. Это было полным сумасшествием. Я на одних инстинктах вцепилась в пальто Джона, удерживая друга от падения. Он ещё отбивался, видимо, полагал, что хотя бы меня может спасти — кто бы ему, дураку, помог! «Не в этот раз, братишка. Мы едем в Ад вместе, ты и я», — крикнула ему, прежде чем обнять туловище детектива. Нас засасывало в воронку, я зажмурилась, уткнулась лицом в рубашку, как вдруг ударилась о твёрдые, стальные ноги Мэнни. Ангел развернул крылья, закрыв от щупальца, — через секунду ветер стих, и крики сменились тишиной.       — И это лучшая команда экзорцистов? — произнёс агент Всемогущего со скепсисом и насмешкой.       — Ты бы ещё на пять минут позже прилетел, — пробурчал Константин и кинулся осматривать меня на предмет повреждений, будто в подземелье других забот не было.       — Да нормально я, нормально, — отмахнулась от крепких настойчивых рук. — Что это на… за кракен?       — Герцог Ада, — Мэнни пожал плечами. — Властитель морей.       — Какая-то стрёмная в Аду элита, — поделилась я мнением, кое-как вставая с грязной водянистой поверхности. Из шахты мы вылезли чумазые, все в глине, дёрганые и уставшие; солнце ослепило больно и резко. Джон тут же закурил, а меня от табачного дыма чуть не стошнило.       — Ты куда? — спросил Константин, глядя, как я отхожу в сторону, держась за живот.       — Думаю лечь где-нибудь под кустом и тихо сдохнуть, — честно призналась другу.       — У меня предложение. Текила. Пляж. Буррито. Мексика.       — Джон, Мексика не ограничивается текилой и буррито. Это даже звучит расистски.       — Я не большой оригинал. Ну что, как тебе новый план?       — Может, сперва помоемся и посидим в баре?       — Раз зовёшь выпить, ты и оплачиваешь, — улыбнулся Джон, запрокидывая руку мне на плечо. Мы медленно побрели к машине.       — О, неужели? Ты плохо меня воспитал. Водить мужиков по злачным местам, знаешь ли…       — Мы свободные люди и живём в свободной стране.       — Да, говори за себя! Мой папа́ очень строгий, он не одобряет подобных развлечений.       — Я даже спрашивать не буду, кто твой «папа́»! — детектив заржал в голосину, а я между тем мысленно гадала, нормально ли это — в контексте фразы вспоминать Морфеуса.       После душа в чистой одежде мы расположились в одном из пригородных заведений. У меня, похоже, поднималась температура, — глинтвейн никак не прогонял внутренний холод, пришлось попросить плед у администратора и подсунуть подушки под спину. За окном смеркалось, и когда в помещении зажгли свечи, стало уютно и по-домашнему комфортно. Джон потягивал виски на диване напротив, и я испытывала странное желание продлить наш вечер. Всё плохое осталось позади, и здесь в привычной обстановке бара жизнь не казалась столь ужасной, как несколько часов назад. Негромкая медленная музыка, горячительные напитки, умиротворённый Константин, еда на столе, пляшущие огни и тени, мелькающие вокруг нас — я могла бы провести так целую вечность.       — Ты дрожишь, — заметил он, нахмурившись.       — Заболеваю.       — Я позвоню Чезу.       — Не надо отрывать его от работы из-за пустяков. Это нечестно.       — Элис, — Джон выдохнул моё имя и пропустил воздух сквозь зубы. — Твоё состояние не пустяк. И всё, что происходит с тобой, не пустяк. Я никогда не забуду о том, что ты сделала.       — О чём ты говоришь?       — Нас чуть не затянуло в преисподнюю, — выдавил он едва ли не по слогам. — Я всегда верил, что буду в Аду. Что встречу судьбу в одиночестве. Никто не захотел бы разделить эту участь, никто не шагнул бы в пламя, держа меня за руку. Я не герой, Элис, ты не знаешь обо мне и половины… Было бы жаль однажды увидеть на твоём личике разочарование.       — Ты не идеален, и ты мой друг. Если уж гореть в Аду, так вместе.       — Нет.       — Хотя бы одному экзорцисту удалось прожить долго и счастливо? С чего ты взял, что получится у меня?       — Ты не причиняла страданий, — ответил детектив убеждённо.       — Разве это причина? Мы не можем знать наверняка, кому доставили неприятности. И, Джон, я не попадала в ситуации, когда нужно проявить жестокость. Мои тёмные стороны… они существуют, как и у всех. Просто не раскрылись.       — Демон, когда-то занимавший моё тело, сказал Зэд Мартин: «Ты попросила Константина о помощи, а он погрузил тебя в вечную тьму». Преисподняя, Элис, преисподняя не страшна, если в ней не будет тебя.       — Или мы вдвоём разрушили бы Ад, — коротко улыбнулась я, отпивая глинтвейн.       — Нет никаких «нас вдвоём». Чем скорее ты это усвоишь…       — Демонам неведома судьба, Джон! Ты веришь им, а не друзьям, потому что привык к худшему. Я твой друг, и пока я рядом, не позволю утонуть в заблуждениях.       Мужчина извлёк сигарету, и на какое-то время повисло напряжённое молчание. На языке растворялся пряный вкус глинтвейна. Я спрятала холодный нос в складки пледа. Простуда нарастала.       — У барной стойки очень красивая женщина, — сообщила Константину.       — Наплевать.       — В красном платье. В коротком. Даже не взглянешь?       — Не сегодня, лапа.

***

      Сны не снились. Меня больше не допускали в Царство. И не дали шанса оправдаться или извиниться и попытаться восстановить былую связь, — вероятно, Морфеус лучше понимал, что отыграть назад ничего нельзя, поэтому принял решение за нас обоих. Я чувствовала себя прокажённой, испорченной. Брошенной. Желанная поездка в Мексику уже не так радовала; я держалась за Константина, как малый ребёнок за старшего брата, поскольку только он соединял меня с реальностью, защищал шутками и дерзкими выходками от отчаяния, которое подкрадывалось постепенно и незаметно, будто охотник. Планы разрушил звонок матери.       Я не ожидала, что она захочет видеть меня в своей новой семье, поставит под угрозу спокойное размеренное течение жизни: со стороны мамы это было глупо, однако я не противилась приглашению. Джона в Мексике развлекали бы роскошные женщины и бабайки, а ещё детектив надеялся пересечься с Аней, бывшей девушкой: мы могли разбежаться на время, привести в порядок мысли и закрыть какие-то личные темы. Событие в шахтах зацепило Константина, и хотя он после того памятного вечера не упоминал о щупальце, печаль в его карих глазах говорила вместо языка о страданиях и усталости. Я предпочла бы разделить адские муки в обществе Джона, нежели позволить ему гореть в полном одиночестве во мраке, и именно этого он боялся, когда вспоминал, как мы летели вниз в чёрную ветряную воронку.       От Атланты до Сан-Франциско я добиралась больше двух дней. Морфеус не вернул щенка, не пускал на Поляну и игнорировал, — по прибытии в город я обнаружила неконтролируемую дрожь в руках, нервную лихорадку и поняла, что переживаю расставание слишком сильно. Если гибель друзей вогнала в депрессию, я и близко не представляла, как справлюсь с потерей Морфеуса. Всё равно что оказаться в Раю, а потом быть низвергнутой в Ад…       Сан-Франциско впечатлял, однако из-за волнения перед встречей с мамой и перспективы никогда не увидеть Короля сновидений прежнего удовольствия от пребывания в американской жемчужине я не испытывала; контраст между высотными современными небоскрёбами и трёхэтажными старинными домами не захватывал внимания, как и прелести зелёных зон, прогулочные дороги и синий залив Тихого океана — они не развеяли мрачное настроение. Мамино жильё было милым: комнаты обставлены со вкусом, в маленьком саду цвели розы. Сказочный викторианский особняк — как раз то, о чём должна мечтать женщина. Мама порхала в платье от Шанель, надушенная и украшенная белым жемчугом, словно аристократка двадцатого века, а я смотрела на неё и не узнавала. Ухажёр — мужчина средних лет, с чёрствым гладко выбритым лицом, одетый изысканно, в тёмно-синий костюм, словно на конференцию, — восседал во главе праздничного стола, ясно давая понять, по чьей воле в доме царит благодать и кого нужно благодарить за щедрость. В джинсах и футболке с изображением волчьей стаи я была не к месту, как грабитель или налётчик, покусившийся на чужие богатства. Мистер Хэнсон не забывал отпускать пренебрежительный взгляд в мою сторону. Наверное, полагал, что сделал великое одолжение, когда позволил избраннице впустить на порог родного ребёнка, а мама со свойственным ей простодушием пыталась донести, как счастлива с новым партнёром, — естественное желание женщины похвастать успехом.       — Итак, у тебя кто-нибудь появился? — спросила она лукаво, накладывая салат в тарелку. — Или всё ещё одна, как раньше?       — Нет, у меня есть Джон, — быстро промолвила я, опуская подробности о братских отношениях и тоске по черноволосому божеству, а не детективу.       — О! Неужели моя дочь стала взрослой? И кто такой Джон, можно полюбопытствовать?       — Он работает в ФБР. Преступления расследует.       — Завидный жених, — улыбалась мама. — Сейчас хорошие мужчины редкость.       — Как и хорошие женщины, — ответил мистер Хэнсон. — Для многих правила приличия пустой звук.       «Ублюдок, видел бы ты, как я кутила несколько ночей назад…», — подумала я, закипая. Жирная индейка, светские разговоры о политике, республиканцах, демократах, военных действиях на Востоке, позорных выступлениях знаменитостей и о внутренних экономических проблемах убивали изощрённее демона. К концу вечера я жалела, что не уехала в Мексику с Константином. Наблюдать, как Хэнсон выдавал себя за представителя американской элиты, было труднее всякого экзорцизма. За чаепитием он завёл речь о романах Ричарда Мэдока, очевидно, считая меня или необразованной, или скудоумной; мама поджимала губы, опасаясь, как бы я не выдала чего крамольного. Терпение лопнуло, когда Хэнсон сравнил писанину Мэдока с произведениями Сэлинджера — это как если бы опрокинуть классику до уровня фанфиков. Собственно, я примерно так и ответила, поскольку Мэдок писал вещи-однодневки, а на кучу долларов Хэнсон не купил способность разбираться в литературе.       И да, я тут же стала врагом номер один.       «Что с тобой случилось?» — спросила я маму, когда нас оставили наедине в гостиной. — «Носишь шпильки, хотя у тебя плоскостопие, готовишь кучу блюд при том, что ненавидишь стоять у плиты, и дорогое платье… Ты дома или на рауте? Какого дьявола вы устроили?» Она излучала подчёркнутое разочарование, будто рассчитывала получить от меня одобрение и поддержку, а не обвинения в плохой актёрской игре.       — У Дэвида высокие требования. Он выкупил дом у банка, закрыл ипотеку. Я за всё ему благодарна!       — Ага, особенно за запрет работать врачом. Ты любила свою профессию! Мам, какого чёрта?       — Ты поймёшь меня, когда тебе стукнет сорок. Я слишком долго была одна. Дэвид настоящий подарок! И ничего страшного в каблуках нет.       — Конечно, нет, кроме судорог в ногах.       — Ты помнишь? — удивлённо произнесла она.       — Разумеется. Ты горстями глотала магний. Мам, прекрати этот цирк. На тебя больно смотреть.       — Станет полегче, когда я выйду замуж. Элис, я не могу потерять Дэвида!       Я вышла в прихожую и потянулась за кожанкой.       — Куда ты? — воскликнула мама.       — На воздух. Проветрю голову.       — Ты не будешь ночевать у нас?       — Я вернусь. К утру. Извини, просто… Этот твой хозяин… В общем, надо освежиться.       Мне и правда невыносимо было находиться в приторной до тошноты атмосфере дома. Я боялась взорваться и наломать дров, так как искренне сомневалась в здравомыслии матери, а Хэнсон с его раздутой чопорностью напоминал абьюзера. Устроившись под фонарём на лавочке, хотела скинуть Джону сообщение, но передумала, решив не отвлекать от… чем бы он там ни занимался. Я не могла кидаться к детективу каждый раз, когда начинались неприятности. Сан-Франциско ночью был гостеприимнее, чем днём, наверняка предоставил бы скучающей туристке кров, выпивку и, возможно, компанию по душе. Первый час я блуждала по бульварам, где молодёжь весело проводила досуг с танцами и зажигательными смесями, потом забрела в какое-то кафе и заказала напиток. С латте и электронной книгой время пронеслось бы очень даже неплохо, я уже настроилась на тишину и комфорт, когда почувствовала на затылке чужой взгляд и обернулась.       Конечно, демоны на покой не собирались, им сам Люцифер велел доставать медиумов и портить жизнь людям. Позади, через несколько столиков незнакомка неотрывно следила за мной закатанными белыми глазами. «Интересно, что сделает демон, если самой подойти, а не ждать, когда он будет ломать мебель?» — навестила ленивая вредная мысль. — «Триксель и крест на месте, римские заклинания помню. И чего твари не хватает?» Одержимая не двигалась, я тоже пристально её рассматривала. Мы могли бы до утра играть в гляделки: я не торопилась, да ещё злилась из-за придурка Хэнсона, и демон явился как нельзя кстати, чтобы помочь сбросить пар. Не выдержав, приветливо помахала одержимой, и та наклонила голову, — видимо, моё нахальное поведение не отвечало заданной программе. «Демонический идиот», — буркнула я обиженно.       Внимание привлёк резкий скрип стула. Моя рука едва не вытащила крест из внутреннего кармана куртки, но через мгновение испуг растворился под наплывом изумления и восторженной радости: это, аккуратно прижимая нижнюю часть пальто, присаживался Морфеус. Я поглядела назад, проверяя, на месте ли чудовище, однако женщина с белыми глазами пропала.       — Мне снится сон?       — Нет, — произнёс он твёрдо.       — Тогда что ты здесь делаешь? — спросила я громче, чем намеревалась, и сразу стушевалась, почувствовав, что совершила ошибку. — То есть… Я боялась, ты не захочешь меня больше видеть!       — Почему же?       «Действительно, почему? Не потому ли, что мечтала о тебе, как о мужчине, и позволила надеяться на что-то, чего просто не может быть?» — со смятением думала я, завороженно наблюдая за его лицом в полумраке помещения.       — Разве я не злоупотребила твоим доверием?       — Ничего ужасного не произошло, — сообщил Морфеус, смягчив тон. — Напротив, мне пришлось многое переосмыслить. Вчера я принимал сестру в своём Царстве. Смерть. Мы поговорили.       Не услышав продолжения, я подалась вперёд, охватывая взглядом полюбившиеся черты: сильную челюсть и высокие скулы, впадины на щеках, чёрные изящные брови.       — Ты можешь поделиться. Если нужен совет или помощь…       — Это дело личного характера, — грубо отрезал Морфеус и тут же исправился. — Я направляюсь в Ад.       — Что? Нет. Это опасно! — я откровенно запаниковала. — И Люцифер… Ты уверен, что это необходимо?       — Чтобы принять перемены и вступить в новую эру, я должен закрыть старые долги. Так будет правильно, — ответил он спокойным размеренным голосом, будто объяснял математику ребёнку.       — Ты ведь не пойдёшь без Мэттью? Возьми его с собой!       — Элисон, твоё беспокойство… — губы Короля сновидений дёрнулись в полуулыбке. — Оно не требуется.       — Ещё как требуется! — зашипела я, мысленно ругая божество за переизбыток самомнения. — Люцифер в прошлый раз устроил сражение, а ты публично его унизил.       — Мэттью не следовало обсуждать такие вещи.       — Я буду волноваться до тех пор, пока не вернёшься и не скажешь, что всё закончилось. Считай меня параноиком, но мы оба знаем, какие наступают времена. Ещё пять минут назад за тем столиком сидел демон. Сомневаюсь, что слуги Люцифера так же лихо разгуливали по миру лет двести или триста назад.       — И ты опять без Константина, одна в городе, — сурово произнёс Морфеус.       — Эй, я жила без него двадцать три года. Как-то справлялась!       Однако эмоциональный всплеск, полный возражения, не произвёл на бога ни малейшего впечатления. Похоже, он совсем не верил в меня как в экзорциста.       — Когда ты уходишь?       — Сегодня.       — Сегодня? Так рано? — воскликнула я недовольно и растерянно.       — Люсьен присмотрит за Царством в моё отсутствие. Ты по-прежнему можешь приходить в библиотеку. И на Поляну Скрипача.       Если это была попытка умилостивить подношениями подобного рода, Морфеус припозднился, да и сильно ошибался, предположив, что прогулки по Царству доставят мне наслаждение, пока он подвергает себя риску.       — Пожалуйста, позволь проводить тебя, — искренне попросила я несколько мгновений спустя.       — Элисон, путешествие в Ад закончится быстрее, чем уедешь из города. Во снах я найду тебя.       Морфеус уже не скрывал улыбки, показалось даже, что его лицо каким-то образом стало моложе, обрело ребячливые черты.       — Думаешь, двух дней достаточно? — я поддержала игривый тон.       — В преисподней — более чем.       — В таком случае… В парке Лафайетт в три часа дня.       — Ты назначаешь встречу? — спросил он насмешливо.       — Если не придёшь, я пойму, что в Аду дела не заладились.       — Это впервые, когда смертный ставит условия.       — Всё бывает впервые. Сам сказал, новая эра! — я развела руками. — А если серьёзно… Слышал выражение «Месть — блюдо, которое подают холодным»? Люцифер наверняка пакость затеял. Вся эта демоническая активность не к добру.       — Степень риска я понимаю. Светоносный обещал уничтожить меня. А он верен слову, — с неохотой признал мужчина.       — И ты говоришь это сейчас? — я спрятала лицо в ладонях и покачала головой, мысленно прикидывая, стояло ли за глупостью бога его непомерное высокомерие. — Причина, почему ты идёшь туда, должна быть веской.       — То, что я собираюсь сделать, действительно важно, — голос Морфеуса звучал достаточно уверенно, чтобы отбросить любые вопросы.       — Хорошо, — чувствуя, что не могу противостоять всем обстоятельствам, кивнула официанту, чтобы принёс счёт за латте. — Буду полагаться на твой четырнадцатимиллиардный опыт.       — Элисон, недавно я наконец понял смысл одной фразы — «свежий взгляд».       — Да, свежий взгляд почти всегда оказывается полезным, — заметила я, удивляясь капитуляции и его признанию человеческих заслуг. Из тёплого кафе мы вышли на прохладную ночную улицу, где к нам присоединился ворон. Мэттью старался не приближаться, видимо, считал себя третьим лишним в компании, но я больше всего была рада пернатому, поскольку знала, что он скорее вырвет себе хвост, чем откажется от хозяина. Отставая от Морфеуса примерно на шаг, мне удавалось тихо поглядывать на худощавую высокую фигуру и ровную прямую спину. Дикие взъерошенные волосы настолько противоречили строгости и собранности его образа, что я поневоле задумалась и не успела отвести взгляд в сторону, когда мужчина обернулся и поймал меня за этим постыдным дерзким занятием.       — Знаешь, почему мне нравится общаться с тобой на Земле? — сказала я, решив подразнить Морфеуса. — Здесь у тебя нет возможности исключить меня из разговора, как это происходит во сне.       — В Царстве Грёз люди не скрывают намерений и желаний, — быстро нашёлся он.       — Туше.       Мы завернули за угол, недоступный камерам наружного видеонаблюдения. Наверное, со стороны наша парочка казалась необычной вместе с бредущим позади вороном. Мужчина достал мешочек и медленными движениями принялся его расшнуровывать. Я увлечённо следила за тонкими красивыми пальцами, как вдруг в джинсах загудел телефон. Морфеус отвлёкся от своего песка и сосредоточил внимание на том, как я неловко вытаскиваю мобильник. «Извини», — шепнула ему и вывела на экран сообщение. Оно было от Чеза.       — Чёрт…       — Что случилось? — спросил Морфеус напряжённо.       — Джона в тюрьму посадили.       — Поедешь в Мексику?       — Нет, сначала дождусь тебя, — я деланно улыбнулась. — Лафайетт, помнишь? И можешь не верить, но из Ада выбраться проще, чем из мексиканской тюрьмы.       Следующие несколько мгновений он, наклонив голову, раскатывал золотистое вещество по ладони.       — Ты отправляешься в Ад, Джон за решёткой. Вы все меня убиваете, — мрачно сообщила богу.       — Будь осторожна, Элисон. Если не вернусь вовремя, постарайся встретиться с Константином. Он защитит тебя.       «Кто бы вас защитил!» — подмывало ответить, но Морфеус уже высыпал волшебную субстанцию под ноги. Песок вокруг него завертелся, создавая портал, и мужчина с вороном быстро растворились в тенях. Я бестолково смотрела в пустое пространство переулка, гадая, во что это в итоге выльется. Смутное ощущение тревоги разрасталось, превращалось в яркое предчувствие дурных перемен. Словно мы находились у края пропасти, а ветру оставалось лишь подуть, чтобы сбить нас, опрокинуть на острые камни. Это было началом конца — долгим путешествием ко дну мироздания, к истокам божественных и людских представлений о сути нашего существования. Наверное, уже тогда в глубине души я знала, что Владыка снов не придёт в парк Лафайетт в три часа, как знала и то, что полюбила Морфеуса всем сердцем.