Бесконечность

      «Останься здесь навсегда. Я знаю, о чём ты мечтаешь. О женщине, которая бы целовала твоё лицо. Останься — и отныне не придётся быть одиноким. Вечность, мой сын, вечность — это проклятие, но я превращу её в блаженство, если решишь не возвращаться в мир Яви».       Госпожа Ночь, матерь Бесконечных, читала его как открытую книгу. Вихрь разрушил Вселенную, а её осколки сияющей звёздной пылью разлетелись по необъятному космосу, который, словно отрицая трагедию, уже готовился к зарождению новой жизни. Морфеус всем своим существом ощущал перемены вокруг, и страх первозданного творения, страх перед неизвестностью, перед будущим был настолько же понятен, насколько и чужд. Разум тронуло лёгкое разочарование: великая богиня предлагала сделку, значит, за миллионы лет бытия ещё не постигла тайну, что есть такое Сон по природе. Время не даровало ей мудрости. Морфеус без оглядки покинул владения Ночи, чтобы навестить первую рыбу, которая нуждалась в покое и отдыхе. На Земле заводились разные существа, но предпочтение Сон отдавал птицам. Навещая смертных в Яви, он обычно подкармливал пернатых, а те с удовольствием делились новостями и рассказывали о странных причудливых вещах. Всё это скрашивало одиночество. И ворон, которого он завёл в своём Царстве, чтобы наблюдать за людским племенем, и которому в дальнейшем отвёл место в библиотеке, был попыткой справиться с одиночеством, как затем и приглашение Убийцы и Жертвы жить под его надзором, и множество других уловок для привлечения в Сон тех, кто вызывал интерес. «Я пришла, потому что полюбила тебя», — от слов смуглой темноволосой женщины стены дворца содрогнулись, и Бесконечный снял шлем, чтобы собственными глазами увидеть Наду — увидеть ту, которая не побоялась пересечь миры ради встречи с ним, и тогда лицо бога озарила широкая улыбка. Он купался в блаженстве, обещанном давным-давно госпожой Ночью. Но познание радостей любви обернулось кошмаром. Нада бежала из Сна, а после из Яви в обитель Смерти, и ничего — клятвы, подарки, запугивания, даже власть над его Царством, — не убедили королеву людей ответить на глубокие сильные чувства. Морфеус был обескуражен потерей, оскорблён, унижен. Полный негодования и бессилия, он вручил душу Нады самому дьяволу, совсем не думая, что когда-нибудь женщине потребуется защита, — а Люцифер не привык расставаться с игрушками. Одиночество растягивалось на века, порой подстёгивало на жестокие поступки. Ведь если Сну отказано в любви смертной, то и ёкаю не положено любить монаха-человека, как не положено ведьме Сираксе любить дьявола. Разбивать союзы было интригующим, захватывающим приключением. Это развлекало, но ничуть не избавляло от боли.       Эпоху, когда Морфеус проникся большими глазами Каллиопы, её благородной статью, грацией, можно бы счесть счастливой, но вовсе не из-за привязанности к женщине, а из-за отношений с ребёнком, которого она родила. Отцовские чувства вытеснили всё остальное. Каллиопа не вдохновляла бога так, как это делал Орфей, и годы спустя страсть к красавице-музе угасла, подобно забытому огоньку свечи. Морфеус не мог сказать жене правду. Сон запер двери Царства, укрывшись от гнева и тяжких оскорблений — лучше так, чем если бы материнское сердце мучилось осознанием того, что расчленённый Орфей как потомок Бесконечного не способен умереть, и с момента казни его говорящую голову перевозят с места на место. Также Морфеус не хотел признаваться, что следит за безопасностью головы сына и намерен однажды прервать эту мучительную жизнь, тем самым совершив преступление против крови Бесконечных. Когда столетиями спустя Каллиопа предложила поговорить об Орфее и оплакать его, было уже слишком поздно.       Сон не любил покидать владения. Глубоко сосредоточенный на коллективном бессознательном всего живого во Вселенной, не отвлекался на посторонние шумы, и так бы продолжалось ещё очень долго. Однако Смерть соскучилась и решила, что брату поможет какое-то разнообразие. Встреча с Хобом Гэдлингом действительно внесла коррективы, Морфеус увлёкся людьми и постепенно начал постигать их мышление. Из мальчишки Уильяма получился гениальный драматург, пьяница и солдат удачи взрастил в душе чуткость и сострадательность. Кто-то со временем преображался и расцветал, другие загнивали. Люди вдохновляли, и мир вскоре наводнили новые сны и кошмары. В Коринфянине Морфеус заключил своенравность, силу воли, жажду внимания и чувство собственного превосходства, но, к сожалению, мало таких качеств, как справедливость, — а Сон считал себя справедливым богом, — поэтому впоследствии творение его разочаровало. В поисках Блудного и ответов на главный вопрос Бесконечный навестил Судьбу и там, в саду молчаливого брата среди благоухания роз услышал страшное: «Она никогда тебя не любила». Почему стремление вернуть Наду всё ещё терзало, почему открывшаяся истина резанула бога ножом? Нада влюбилась в образ заплутавшего в её город мужчины, таинственного странника, облачённого в чёрные одеяния, а не в правителя Грёз, чей разум вмещал ментальных двойников с их помыслами и мечтами. Кто мог любить Сон, понять и принять его? В зловещей тишине чудился надменный смех госпожи Ночи. Смех сопровождал Морфеуса больше семидесяти лет и прервался только после освобождения из магического круга Бёрджесса, сменившись добрым весёлым голосом Элисон. «Ты персонифицирован, но я пытаюсь постичь тебя как концепцию», — звонко рассуждала девочка-медиум, зажимая кровавую рану. — «Ты заботился о мире Грёз, о порядках и правилах. Но это далеко не всё, что имеет значение».       — Что же тогда имеет? — спросил Морфеус, украдкой поглядывая на смертную.       — Ты. Ты сам.       С этого ли момента всё изменилось? Когда он обнаружил первого, кто за миллиарды лет сделал верные выводы, сумел увидеть его настоящего за бледным лицом в обрамлении взъерошенных чёрных волос, или же раньше, когда Геката показала девушку, бредущую под ливнем без зонта? «Пришли весточку, когда вернёшься», — крикнула она в дождливую ночь, и хотя Морфеус не собирался уступать просьбе, что-то заставило подчиниться и после прибытия из Ада отправить ворона. Любопытство ли? «Человек четверть жизни проводит во сне, конечно, твоё Царство очень важно для нас. Это как второй дом», — убеждённость, искренность Элисон завораживали, он и не заметил, как отправился за девушкой в парк, готовый составить компанию. А уже через несколько часов из тени наблюдал, как смертная, чтобы не дать демону выбраться, срывает куртку и кладёт у границы пентаграммы, после чего распутывает заговор против Джона Константина. Морфеуса очаровывала совокупность смелости, честности, находчивости и милосердия в хрупком уязвимом теле. Прежде он не заострял внимания на внешности, — последняя его любовница, Фессалия, не хвастала красотой, — однако выразительное лицо и улыбка Элисон приковывали взгляд. Ему нравилось быть причиной улыбки. Нравились глаза и мягкие длинные волосы. Морфеус думал, что мог бы девушке покровительствовать, защищать от скрытых угроз, — вмешательство точно бы не помешало, учитывая, какую жизнь вела смертная. Бог не знал, что станет с ним самим, когда по науськиванию Коринфянина чёрный маг поднял против Бесконечного меч, а Элис вытащила череп Барона Субботы. Не знал, когда соглашался на сделку и допустил её во дворец Грёз. Не знал, когда девушка в последний момент отвела его руку от Роуз Уокер и разрушила коварные планы Страсти.       Желание преследовать, желание оберегать, желание обладать, желание преклоняться... Он начал находить множество вещей, которых, как ошибочно полагал, развеял бы одним лишь усилием воли. Воспоминание о беспечном погружении в водоворот и страданиях останавливало от опрометчивых неосторожных шагов. Элисон заслуживала по крайней мере спокойствия, а все его предыдущие романы привели к катастрофе.       Джон Константин был подозрительно близок к девушке, парочка понимала друг друга с полуслова. Это несколько взволновало собственническую натуру. Мотивы Константина любезно предоставили кошмары: оказалось, детектив боялся повторения истории с Астрой Лог, огненных щупалец, утаскивающих в адский портал, — а что до любовных чувств, Джон надеялся вызволить Аню из монастыря и воскресить отношения, которых по глупости поломал.       — Куда собралась? Опять на свиданку с Бароном? — бросил англичанин с наглой ухмылкой. Элисон, которая спустилась в гостиную в воздушном голубом платье, с недовольством скрестила на груди руки.       — Вообще-то надо поговорить с клиентом. Неформальная обстановка развяжет язык. Причём тут Барон Суббота? Ты теперь вечность будешь попрекать этим?       — Просто меня пугают твои поклонники, — с загадочным видом признался Джон, и Морфеусу показалось, что экзорцист каким-то образом его разоблачил.       — Нет у меня никаких поклонников, — упрямо заявила девушка.       — Да, конечно, Барон тебя ради прикола в могилу уложил. Чез, а ты чего молчишь?       — Вас слушаю, — отозвался бородач.       — Я один волнуюсь за девичью честь? — в притворном недоумении воскликнул детектив, а Элисон задорно рассмеялась.       — Никак не пойму, ты за отца или за старшего брата?       — Разве я не слишком стар для отца?       Морфеус наступал на гордость, в последний раз наблюдая за их перепалками через шлем. А на следующий день лично присутствовал на «испытании» Элисон. Глядя, как она, сев на деревянные доски, возводит астральную проекцию храма, гадал, почему стал одержим, почему не разорвёт цепи и не уйдёт в своё Царство. Но мигом забыл обо всём и испытал предвкушение, отчасти даже восторг, когда сияющие глаза принялись его искать, — медиум ощущала присутствие Сна в полуразрушенном здании, словно осязаемую плоть. И для Морфеуса это значило многое. Хотелось быть щедрым, сделать подношение, однако заветная мечта о собаке сбивала с толку. Люди жаждали славы, богатства, величия. Он привык в Грёзах творить целые миры, пиратские корабли и сказочные замки. Элис предпочла лопоухого питомца. И радостно бегала за щенком по Поляне Скрипача. Тьму в сердце божества убаюкивали детская непосредственность и невинность. Нечто схожее посещало его при виде играющего в саду маленького Орфея — ответственность, стремление защищать. Этого не было, когда он поймал Наду на утёсе скалы, не было при встрече с Каллиопой и соблазнении Фессалии — только дикое пламя, восхищение и азарт. Создатель кошмаров подавлял неистовство и с намёком на сожаление размышлял о том, что в прошлом, до заточения в клетке Бёрджесса, непременно бы воспользовался ловушками и иллюзиями. Но в прошлом Люсьен не смотрела на своего повелителя с теплом и дружеским участием, а ворон не критиковал решения. Всё вокруг обретало иные формы. Вихрь не угрожал Вселенной, и грядущая эпоха обещала много нового и неизведанного.       А потом случился Люцифер.       В дымном сумраке Ада рождались и гибли надежды. Когда появившаяся из ниоткуда Элисон стянула с лица шарф, Бесконечный вдруг понял, что ошибочно принимал за наваждение чувства, которые оказались более значимыми по своей природе, великими и чистыми. Смертная боролась за него как никто. Заставила бояться, нервничать и мечтать. Дьявол знал, куда метить, когда мстил за поражение в поединке. Сокровище вырвали из рук правителя Грёз, и со смятением пришёл гнев, какой Морфеус не испытывал со дня убийства Джессами. Люцифер виртуозно совращал души, отравлял чужое сознание, из ангелов лепил жестоких похотливых убийц. Нельзя было рисковать безопасностью Элисон, как и оскорблять это несчастное замученное существо влечением и ненасытной жаждой видеть подле себя, наслаждаться её бойким прекрасным воображением.       Судьба без удивления встретил брата, словно ожидал прибытия Владыки снов в маленьком священном саду на краю мироздания, но не торопился раскрывать секреты. Лицо под низко надвинутым капюшоном оставалось для богов загадкой. «Правда может обернуться проклятием. Готов ли ты нести бремя знания?» — суровый голос извлекал запретное, то, о чём Морфеус молчал веками.       — Разве не поздно об этом спрашивать?       — У всякого действия есть последствия. Я наблюдаю сотни вариантов развития ситуации. Большая часть параллельных сценариев обычно приводит к одной-единственной развязке. Но порой происходят ответвления: Вселенная ищет способы решения конфликта. Последний такой способ — земное воплощение Создателя в теле смертного — предотвратил кризис.       Судьба славился неумолимостью, но не проявлял жестокости и, пожалуй, вёл себя даже снисходительно.       — Значит, нам стоит ожидать прямого вмешательства Яхве?       — Почему, ты полагаешь, Родерик Бёрджесс заполучил перо ангела и пленил тебя? Вихрь утратил силу и фактически был замурован внутри твоего Царства. Тебе не пришлось убивать душу. Скажи, брат, неужели не заплатил бы свободой длиною в несколько десятков лет за одну только возможность спасти миры без кровопролития? — в голосе проскользнула насмешка. — Вихрь не виноват, что он Вихрь. Как и наш брат Разрушение...       — Я искал Блудного не для того, чтобы обвинять его, — твёрдо ответил Морфеус. — Всё происходящее сейчас вносит правки. Я вижу, как меняются люди. И боги.       — Тебя это затрагивает в первую очередь. Точка зрения на Сон уже не та, что раньше. Впрочем, ты давно смирился с неизбежностью и принял её, когда совершил преступление против крови Бесконечных, — Судьба на мгновение прервался, после чего добавил. — Когда триста лет назад убил своего сына.       — Да. Всё так, — коротко произнёс мужчина и с неким подобием на сожаление оглядел зелёные просторы сада.       — В прошлый раз ты не обмолвился об истинной причине прихода. Должен ли я задать вопрос?       — Меня терзало, была ли любовь Нады истинной. Но я зря тратил время на погоню за тем, чего никогда не существовало, — подметив, как Судьба заинтригованно наклонил голову, Морфеус позволил признаниям слететь с уст. — С Элисон мои страдания сродни наслаждению. Но мы Бесконечные, брат, ради прихотей мы ломали смертных и совсем не обращали внимания на ценность их жизни.       — Так ты просишь за человека, — торжественным тоном объявило божество. — У Сна, с которым я вёл беседы триста лет назад, не было друзей.       — Потому никто не вызволил меня из темницы Бёрджесса. Я обязан этой девушке свободой и Царством Грёз. И я сделаю всё, чтобы спасти душу Элисон. Даже от себя самого.

***

      Восприятие времени утратилось. Могла пройти сотня лет, целая эпоха или же, в лучшем случае, пара дней до момента, когда глаза открылись. Я пыталась проснуться и раньше, но из-за тяжести в голове сознание погружалось в блаженную тьму. Задачу определить тело на пушистых кучерявых шкурах животных и, слава богу, одетым, выполнила быстро, а инстинкт самосохранения подтолкнул к тому, чтобы встать со странного варварского ложа и обзавестись оружием, пока не поздно. Браунинг был благополучно забыт у Люцифера в доме, я даже знала где именно, так что в моей ситуации сгодился бы и нож, правда, в помещении ничего похожего на острый предмет не наблюдалось. Кто бы ни притащил меня в комнату, напоминающую прекрасно оборудованную пещеру с тёмным мрамором на полу и позолотой — или золотом? — на отдельных элементах интерьера, вряд ли его намерения назовёшь чистыми. Я предпочла бы оказаться в знакомой обстановке, желательно в Лос-Анджелесе. Отчего-то ломило суставы, да и ноги еле держали: возникло ощущение, что меня пропустили через мясорубку или бросили под машину, — на место усталости пришла неприятная слабость. Но я выжила, столкнулась с Одином и выжила, несмотря на всю дрянь, которая творилась, а значит, всё складывалось неплохо. Осталось определить, куда черти занесли на сей раз, в крайнем случае отыскать способ сбежать. На шее висела цепочка с трикселем, и она более-менее успокаивала нервишки: Владыка снов наверняка бы услышал призыв. Да и, кстати, разве Морфеуса не волновало, куда я подевалась? И завершилась ли Охота? Последний вопрос и саму очень интересовал.       Окном служил высокий проём, ведущий на балкон с чёрной металлической оградой. Я хотела осмотреться, слезла со шкур и сделала неуверенные шаги вперёд, но замерла, — разум поразил вид багровеющего неба с дымными облаками и пепельные туманы над выжженной почвой. Ветер гнал пески направо и налево, создавая причудливые завихрения. Пространство освещало вовсе не солнце, а что-то недоступное взору, пламенное и грозное, сокрытое густой завесой. Безусловно, это был Ад, и в моих воспоминаниях присутствовали подобные пейзажи. Но находиться в преисподней совсем не то же самое, что о ней думать или читать в книгах. Я почувствовала, как ускоряется сердечный ритм, дрожь в кистях рук и пересохшее горло, внезапную жажду воды, а после — накатывающую волну страха. Совершенно иррационального, первобытного. Ад — это гроб под трёхметровым слоем земли. Гроб с человеком, который не умер, если всё ещё мыслит и говорит. Потребовалось усилие, чтобы вдохнуть полной грудью и освободиться от гнёта впечатлений, прервать игру своего же воображения. Демоны не разорвали на части, не сварили в кипятке, даже не надругались над спящей, — стоило, наверное, оценить гостеприимство.       Конечно, если здешние земли принадлежали Морфеусу, как все утверждали, многие вещи находили объяснение. Но я не особо рассчитывала на везение. Не когда Верховный Ас резко сменил мишень и набросился, причём на территории Люцифера, где в принципе не появился бы, окажись Беверли умнее. Меня просто преследовала череда неудач.       Из комнаты я выбиралась с внутренней установкой, что бессмысленно ожидать в четырёх стенах посетителей. Из-за холода уже через несколько минут пожалела, что не прихватила одну из шкур. Пригладив более-менее волосы и посетовав, что не приму в ближайшее время душ, я отправилась дальше вглубь пустынного тёмного коридора.       Признаться, поначалу было трудно понять, почему окружающие виды смущали, пока взгляд не зацепился за роскошные и довольно подробные в деталях статуи. Они скорее принадлежали эпохе Возрождения: фигуры полуобнажённых красивых людей не вписывались в концепцию порочного нецивилизованного мира и откровенно противостояли гротескным обезображенным ликам грешников. Не мог создатель настолько любить нас, сколь и ненавидеть. Я мало знала о высокой культуре, чтобы судить, однако, пока двигалась по галерее, невольно представляла двух владельцев дворца: разнузданного одичавшего Денницу с его неистовыми стремлениями и другого — сосредоточенного на гармонии Короля снов, слишком гордого, чтобы утопать в страстях. Самый могущественный разум в Аду переделывал всё по своему вкусу — по образу и подобию себя. Ненароком я подумала, мог ли Морфеус находить человеческие тела привлекательными, тогда как дьявол, напротив, отвергал в хомо сапиенсах прелесть, ровно как и мы, впрочем, не искали идеал в обезьянах. Если предпочтения Люцифера были известны и не удивляли, то Бесконечный продолжал оставаться загадкой. Чего ожидать от бога, который напустил кошмары на Рай и спровоцировал, пусть и косвенно, гибель ангелов? Который обвёл вокруг пальца всех участников культа, отправив душу загнанного к смертным? И эти разоблачения почти наверняка не последние в списке. Вообще понимал ли кто-нибудь взгляды Морфеуса? Он обращался к внешности двуногих земных существ как к источнику вдохновения, хотя от сотворения Сна во Вселенной до Адама миновало четырнадцать миллиардов лет, и до сих пор мы не отличались хорошими манерами.       Галерея соединялась с мрачным каменным залом, полным громадных колонн. Из-за сумерек внимание не сразу привлекли присутствующие, однако я узнала тёмный силуэт вдали. Брюнет в длинной просторной мантии стоял, скрестив руки, перед очень странным рептильным существом, который тихим голосом что-то втолковывал Королю снов. Уже через несколько мгновений моё появление заметили, и разговор резко прервался. Спиной я прислонилась к холодному выступу стены, всё ещё чувствуя слабость и растерянность. Собеседник Бесконечного — зеленокожий парень с острыми костяными наростами на макушке и рельефными мускулами — дождался одобрительного кивка, чтобы нас покинуть. Развязной стремительной походкой он направился к галерее, откуда я появилась, так что демона удалось разглядеть во всех подробностях.       — А я слышала, в Аду все уснули, — сказала с фальшивой бодростью, пытаясь скрыть замешательство за вымученной улыбкой.       — После ухода Светоносного лордам и герцогам предстояло сделать выбор, — Морфеус медленно выговаривал слова, будто смаковал момент. — Азазель полагал, из-за ошибок прошлого я жажду свести с Хоронзоном счёты, и решил выкупить трон в обмен на жизнь этого демона. Я предложение не принял. Теперь Хоронзон рядом со мной, а Азазель до лучших времён заперт в Грёзах.       — Да, в стеклянной банке. Мэйзикин над этим шутила, — пришлось объяснить, поскольку чёрные глаза сверкнули недоумением. — Почему мы здесь?       — Ты не помнишь?       — Только как убегала от Одина, — я пожала плечами и по привычке от волнения убрала руки за спину, заметив плавное приближение Владыки снов. Морфеус двигался, точно большая пантера. Зал освещало редкое пламя, зажжённое кое-где по углам, и выделявшиеся под ногами тени-щупальца причудливо расползались в стороны.       — Вы вместе оказались в преисподней и оба без сознания. Люцифер искусен в изготовлении ловушек, — коротко сообщил Бесконечный, подбираясь ещё на шаг.       — Вряд ли он думал, что Беверли впустит в дом охотника, — в слабой попытке оправдаться я перекинула вину на сумасшедшую ирландку, но потом, не отрывая взгляда от бледного лица мужчины, добавила: — А ты ведь знал, что она загнанный!       — Это давняя история, — произнёс Морфеус, на сей раз с притворной беспечностью, будто не наблюдал ничего существенного в том, что обманул дьявола. — В последнюю Охоту загнанный укрылся в Грёзах, а я не мог допустить, чтобы душу моего гостя сожгли — тогда Владыка кошмаров не внушал бы трепета, и на Царство нападали бы гораздо чаще.       — Репутация.       — Стоит Люциферу отвлечься, и он перестаёт быть всеведущим, — ввернуло коварное божество. — Собственно, как и я порой. Когда тебя вижу.       Дыхание сбилось, замерло. Секунда, и мы уже находились на расстоянии вытянутой руки: Морфеус неумолимо наступал. Осенённая высоким силуэтом, я ощущала себя маленькой. Серебристые отблески зрачков завораживали, внушая мысль о непостижимости их обладателя.       — Сейчас не нужно смотреть, я не в лучшей форме, — смущённо ответила, поправляя пуговицу на блузке.       — Это забавная черта смертных — зацикливаться на внешности, — снисходительно отозвался мужчина, и в знак правдивости заявления уголки его губ слегка дрогнули. — Плоть, кровь, волосы... Скоро для нас всё изменится. В Грёзах ты будешь в безопасности.       Похоже, настал черёд обсудить важный момент, раз уж завели речь о будущем. Волны энергии, подобные прозрачным крыльям, погружали глубоко в омут неизведанного: предупреждения о Сне как целом мире, как о зыбучих песках обрели, наконец, живое подтверждение.       — Я предпочитаю делить опасности с тобой, преодолевать трудности вместе, а не прятаться в тепличных условиях, — мягко возразила Морфеусу, опасаясь, как бы эта могучая сила не поглотила прямо здесь. — В горе и радости, болезни и здравии — обычно так гласят клятвы. Слова «горе» и «болезнь» идут первыми.       Он выглядел достаточно заинтригованным, приподнял голову. Казалось, услышанное доставило богу удовольствие. Наверное, стоило выразить мысль иначе, не прибегать к двусмысленным выражениям.       — Взамен я даровал бы власть, какую не имела ни одна женщина, но твоё сердце она совсем не волнует.       — Ты абсолютно прав, — поспешила сообщить. Не следовало забывать про багаж неприятностей: произойти могло что угодно. И всё же сладость искушения превосходила горечь неприглядной истины, — я оттолкнулась от стены, хотела прикоснуться ладонью к бархатистой мантии и позволить себя увлечь на самое дно.       Тогда-то из галереи внезапно выскочила Мэйзикин.       — Хоронзон оповестил, что ты проснулась. Милорд!       В знак почтения смуглянка потупила взор, а затем уставилась на нас двоих с взволнованным любопытством.       — Что происходит? — обескураженно сподобилась я спросить, проглатывая другие вопросы. Почему демоница находилась в преисподней, а не в Штатах, да ещё и с Бесконечным? «Люкс» опять разгромили? К слову, от разочарования повелитель снов не сумел быстро избавиться, и каким-то образом благодаря чистой удаче удалось поймать момент, когда страстную насыщенность на его красивом лице сменила непроницаемость.       — На Мэйзикин напали лилим незадолго до того, как охотники уничтожили ваш клуб. Теперь для всех в мире Яви она мертва, — апатичный неторопливый тон Морфеуса остужал пыл, и мыслями пришлось вернуться к основному делу.       — Лилим одурманил голос. Кто-то приказал этим ничтожествам меня растерзать. Но Владыка сотворил иллюзию смерти. Они все верят, что расправились со мной, — объяснила женщина, позабавленная тем фактом, что оставила противников в дураках.       — Что случается однажды, бывает и дважды? — бросила я брюнету, ловя короткую, едва различимую усмешку.       В зал, стараясь не привлекать излишнего внимания, тихо проник Хоронзон, а поскольку никто не начал протестовать по поводу его присутствия, он, держа под рукой круглый, обтянутый в тряпье кулёк, примостился в углу на корточках. Я не знала, принимал ли зеленокожий участие в неразберихе или просто от скуки решил поинтересоваться новостями, но острой опасности не чувствовалось, — в основном, конечно, из-за бога, который, стоя в полуметре с правой стороны, зорко за нами наблюдал.       — Брат. Клуб как детище Люцифера. Его спутница. Лилим не единственные, кто действовал по приказу загадочного чародейского голоса.       В попытках ухватить идею за хвост я неторопливо двинулась к центру чертогов. Вкус азарта будоражил, и не определить, раззадорила меня гонка по Европе, попытка жертвоприношения либо же сам Ад, понимание, где нахожусь. Внутренний спусковой крючок был спущен.       — Хорошо. Ладно, ладно..., — мой громкий вздох сопровождался активным взмахом рук. — Я не очень разбираюсь в обитателях Вселенной. Буквально на прошлой неделе впервые услышала про асов! Поэтому сейчас назову приметы, а вы просто скажете, представителю какого народа они принадлежат.       Встретив сосредоточенность и готовность к сотрудничеству, я продолжила с большей уверенностью. По крайней мере, никто не перебивал и не пытался выставить дурой, как это любил делать Люцифер.       — Что же, у преступника извращённый ум. Коварство, жестокость, прагматизм. Он не бессмертен, но живёт уже несколько сотен лет. По крайней мере, посещал Лос-Анджелес, когда город застраивали. Владеет мощной магией, превосходно разбирается в заклинаниях и обрядах. Обладает гипнотическим голосом. Заманивает жертв, заставляет их совершать самоубийства. Преступника не могут найти, потому что он принимает чужую внешность. Сейчас это существо притворяется Люцифером Морнингстаром. Ему плевать на Землю и на человечество в целом. Вероятно, нашёл пути отступления, выход в другой мир где-то за пределами планеты. И допускаю, попасть туда можно через Ирландию.       — Фейри! — вскричал Хоронзон, обводя горящим взглядом присутствующих. — Это же грёбаный фейри!       — А? — удивлённо воскликнула я, затем с уст невольно сорвалось: — Архангела замочила Динь-Дилинь?       Пару-тройку секунд длилось гробовое молчание, и за этот промежуток времени воображение подкинуло образ крошечной жёлтой девочки, которая с волшебной палочкой наизготове порхала над Михаилом.       — Забудь про диснеевскую чушь, — Мэйзикин пренебрежительно поморщилась. — В Средние века фейри похищали людей. Заманивали в лес пением, а потом разрывали на куски. Весь их образ жизни — каннибализм и паразитирование.       — Фейри не рождаются как фейри. Вначале это просто колдуны, — разъяснил демон, и суровый тон не оставлял сомнений, что Хоронзон разделял отвращение коллеги. — Которые проводят специальный ритуал, чтобы не попасть сюда после смерти. Вот за это их и прокляли крылатые святоши.       — Наша армия устроила настоящий геноцид фейри, — женщина угрожающе облизнула губы. — Мы изгнали ублюдков с Земли где-то пятьсот лет назад. Фейри категорически запрещено возвращаться. Я лично приказала четвертовать каждого, кто продолжит борьбу против легионов Ада.       — Зачем колдунам паразитировать после смерти?       — Чтобы снова обрести материальную форму. Их трусливые душонки не только отвергли жизнь как величайший дар Яхве, но и свою суть, человечность, то, какими Господь сотворил их. Не способные реинкарнировать, застрявшие в астрале, они вынуждены питаться энергией деревьев и растений, чтобы в дальнейшем взрастить новую личность. Старые имена фейри утрачивают силу, а новые магические становятся запретными. Как наши.       — Так значит, поэтому деревья в священных рощах исполняют желания? — пробормотала я под нос, догадываясь, из-за чего туристы прикладываются к камням и вешают на ветки ленточки. — Жуть какая!       — Преступник навещал ведьм, принудил викария Рику к самоубийству, — сообщил Морфеус, не впечатлённый, в отличие от меня, жестокостью. — Похоже, забирая у Денницы прислужников, он создаёт войско.       — Как? Хочешь сказать, сжечь себя заживо или утопить — это...?       — Часть ритуала, — кивнул Бесконечный. Только обитание в долинах космоса могло объяснить поразительную холодность Короля снов. Парочка нервничала не меньше моего, Мэйзикин лихорадочно расхаживала по залу, а Хоронзон растирал ладони, — чешуйчатая кожа потела.       — Мы уже сталкивались с существом, которое использует голос для подавления воли, — вспомнила я про Цестис. — Теперь, кажется, понятно, почему оно решило напасть в день открытия «Люкса». Преступник нас проверял. Или, вернее, устроил тренировку. А, кстати, где Люцифер?       — Развлекается с охотниками, — сквозь зубы выдавила подруга. — Ждёт, пока каждый из богов реинкарнирует, чтобы снова убить. Хозяин намерен раз и навсегда прекратить дело культа.       — Ну, если это избавит Беверли от рогов...       — Вы главное упускаете, — неожиданно бросил рептильный парень. — Между нашим народом и фейри заключено соглашение. И присутствие этой твари на Земле — серьёзный повод для расторжения пакта. Мы не только в праве выдвинуть требования королеве, но и вторгнуться в её милый лесной мирок и уничтожить там всё до основания.       — Стоп, что за королева? — я перевела взгляд на Морфеуса. Бесконечный не спешил вываливать информацию, однако, если и собирался что-то сказать, Мэйзикин опередила с ответом. Правильную часть лица, не прикрытую металлической маской, озарило мрачное торжество.       — Титания, — произнесла с предвкушением. — Умная и очень красивая колдунья. Хотя, вопреки мнению обывателей, я не считаю её могущественной. Титания талантлива и хитра. Власть над фейри дарует сокровенное имя, а эта женщина сумела заполучить имена всех.       — Ого! — выдохнула я. — Ну, тогда теоретически она в курсе, кто убил Михаила.       — Нет, — раздалось со стороны Морфеуса. — Я владею снами Титании, я узнал бы, посмей она утаить подобное.       — У свободы сладкий вкус, владыка, и чем ближе возможность её обретения, тем сильнее жажда, — с ядовитой улыбкой возразила демоница. — Титания вынуждена платить Аду десятину. Лучших представителей своего вида. Если Люцифер погибнет, соглашение потеряет силу.       Слова имели определённый резон, и мысленно я склонялась к мнению подруги, но пока предпочитала просто наблюдать за бессмертными: Мэйзикин взирала на бога со странным самодовольством, и, если честно, борьба взглядов немного напрягала. «Пусть Титания собственноручно не помогала в происках против моего хозяина, всё равно собрата своего не выдала», — довод, озвученный вкрадчивым голосом, совершил ещё один удар по броне Морфеуса. Он должен был предоставить доказательства невиновности королевы, если хотел закрыть эту тему. Скулы безупречного бледного лица чуть заострились, — я заметила, что мужчина недоволен ситуацией.       — Значит, наш следующий шаг — царство фейри, — сухо произнёс Бесконечный спустя мгновение. — Я отправлюсь туда вместе с Элисон и всё проверю. В мир Яви тебе нельзя возвращаться, разумнее будет подождать здесь дальнейших распоряжений Светоносного.       Мэйзикин выглядела так, будто получила пощёчину. Интуитивно я понимала причину реакции: с Люцифером у неё отношения осложнились, демоница уже не видела себя в роли безропотной рабыни. Следовало взять на вооружение, что стрелы Морфеуса остро наточены и ядовиты, его лучше против шерсти не гладить.       — Фейри каннибалы, владыка, — прошипела смуглянка. — Элисон куда безопаснее в Аду.       — А разве нормально, что я в Аду?       Моё возмущение встретили без приветствия.       — Я живая вообще-то. И совсем не боюсь Динь-Дилинь. Которую, кстати, придумал Гофман, а не Дисней. Справимся как-нибудь. Наверное...       — Как-нибудь? — бросила с ухмылкой Мэйзикин и, качая головой, опять развернулась к Морфеусу. — Элис пропитана запахом Люцифера, а его не перепутаешь с богами и ангелами. Фейри сразу просекут, кого привели в их дом. И не обрадуются гостье. Титания не станет рисковать даже из уважения к Повелителю кошмаров.       — Воздух преисподней губителен для лёгких человека, — подчёркнуто невозмутимо рассуждал оппонент. — В отсутствие Денницы Элисон также опасно находиться на Земле. Охота завершится, когда последний из культа утратит силу для реинкарнации, а до этого ещё далеко. Хотя я благодарен за твоё беспокойство, уверяю, Элисон ничего не грозит, пока я рядом.       — Вы серьёзно обсуждаете меня в третьем лице? — приглушённо крикнула парочке, но их обоих всё ещё не заботили соображения смертной насчёт планов на будущее. Пришлось подключать тяжёлую артиллерию: «Я по-любому должна заскочить в Лос-Анджелес. Переодеться, умыться там... Я не меняю внешность по щелчку пальцев».       — Вода не смоет отметины, — сообщила демоница с наигранным прискорбием. — Ладно, если выбора нет, пойдёшь как официальный представитель Ада. Ты собственность Люцифера и проводник его воли, а значит, будешь говорить от его имени. Если фейри нападут во время ритуальных мероприятий...       — Риту... Мэйз, ты спятила?       — Можешь подождать Владыку Грёз здесь, — женщина откровенно забавлялась. Я беспомощно воззвала к совести второго участника спора, однако предложение брюнет не торопился отвергать. Напротив, губы Морфеуса тронула полуулыбка, а в глазах застыло выражение решимости. Идея, что человек будет вести за дьявола переговоры, насмешила всех, кроме меня — скалился даже Хоронзон. Учитывая пренебрежение к роду людскому, своеобразный расизм, который я наблюдала, работая в «Люксе», замысел Мэйзикин содержал не только анекдотический подтекст, но также оскорбление королевы Титании как высшего существа, равного другим бессмертным.       — Вы точно разорвёте соглашение, когда скажете, что я от Люцифера. Выходит, дьявол настолько не уважает фейри, что отказался почтить их присутствием, вдобавок намекает, что они и я равны перед легионами демонов. И раз уж разница невелика, вопрос времени, когда фейри окажутся в преисподней, — начала разъяснять развесёлой компании, надеясь, что их тёмные умы не посетит новая авантюрная затея.       — Видите, владыка, она настоящий посол Ада. Отлично понимает, что к чему, — сказала Мэйзикин Бесконечному, который, судя по знакомому прищуру, вознамерился достичь собственных целей.