Будь моим светом

Несколько дней спустя Ричард сидел, забравшись с ногами, на подоконнике, и думал о нём. Вот уже несколько дней он не выходил у юноши из головы, и трудно было сосредоточиться на чём-нибудь другом. Ему оставалось только надеяться, что ему не откажут. – О чём задумался? – кто-то ощутимо хлопнул его по плечу. Ричард вздрогнул и встретился взглядом с чёрными лукавыми глазами Арно Савиньяка. – Хочешь верь, хочешь нет – о посттравматическом стрессовом расстройстве, – фыркнул Окделл и спустил ноги с подоконника. — Хочу взять его в качестве темы курсовой. Савиньяк одобрительно присвистнул. – Там поле непаханое материала. Одной симптоматики на дисер хватит. Не мог чего полегче выбрать? Ричард пожал плечами, мол, когда это меня пугали трудности? Провернул на пальце перстень, чёрный с золотым, потускневший от времени. В глаза Арно он больше не смотрел и распространяться на эту тему, похоже, не желал. Положение спас жалобный блеющий звук, донёсшийся из кармана. – Сестра, – пояснил Ричард, выуживая трубку. Заметив, как брови друга поползли на лоб, фыркнул, не сдержавшись, и добавил, – Я у неё хрюкаю. Вот такой скотный двор, а не Надор. Всё, извини. Слушаю, Айри. – Дикон! Не занят? – Для тебя у меня время всегда найдётся, – улыбнулся Ричард и покосился на Арно. «Она симпатичная?» – спросил тот одними губами. В глазах его плясали лукавые огоньки. Окделл шутливо замахнулся на него сумкой и тот, посмеиваясь, удалился, приняв это за положительный ответ. – Отлично, потому что я намерена тебе жаловаться! – заявила Айрис. Ричард умостился обратно на подоконник и прижался лбом к стеклу. От его дыхания оно тут же запотело. Двор Академии проглядывал сквозь него жёлтыми пятнами кленовых листьев и серыми – древних стен. – Мать совсем меня замучила, – продолжала сестра. – С тех пор как ты уехал, с ней сладить всё труднее и трудней. Скоро либо она выгонит меня из дому, либо я сама сбегу, не могу больше так! – Айрис сердито засопела в трубку. Ричард коснулся подушечками пальцев холодного стекла и принялся чертить на нём контуры горных вершин. – Что на этот раз ей пришлось не по душе? – Всё! – в сердцах выпалила сестра. – Что я вещи не убираю по местам, как сижу за столом... – Не на столе? – уточнил Ричард. – Нет! – с негодованием отвергла это предположение Айрис, и продолжила возмущаться. Дикон терпеливо внимал. Отношения с матерью были напряжённые у них обоих, и сестре жизненно необходимо было время от времени в него поорать. Выдохлась Айри минут через десять. Сердито шмыгнула носом и припечатала: – Поэтому ты меня отсюда заберёшь, понял? Ты обещал! – Заберу, – покладисто согласился Дикон, – когда ты станешь совершеннолетней и сдашь экзамены. Всего год, Айри. И я за тобой приеду, и ты сможешь сидеть на столе и носить настолько короткие юбки, насколько захочешь, – подумав, он добавил строго, – но не слишком. – Целый год, – простонала сестра. – Не знаю, выдержу ли. – Выше нос, Айри. Помнишь, что нам всё время повторяли? – Терпение – кольчуга сильного, – заунывно протянула девушка. Вышло так похоже на старого ментора, что брат с сестрой прыснули. Они поболтали ещё немного, и Айрис, успокоенная, дала отбой, а Ричард направился к кафедре. Он уже добрался до конца коридора, как дорогу ему перегородил Арамона. Багровый, нечёсаный, он вперил в юношу поросячьи глазки. Ричард улыбнулся со всей доступной ему вежливостью, но этого, разумеется, оказалось мало. – Здороваться вас, видно, не научили, – изрёк Арамона, не найдя, к чему ещё придраться. Ричарда он невзлюбил с первого взгляда. Одно утешение – в этом Окделл не был одинок. Вечный лаборант со всей щедростью своей широкой души не любил студентов Академии в целом, что не замедлил подтвердить – Раньше ученикам прививалась дисциплина. Их раздевали по пояс и ставили держать мушкеты на вытянутых руках! В королевские времена здесь воспитывали достойных людей! – А тинта была слаще? – невинно осведомился Дикон. От Арамоны на хорну несло медицинским спиртом, но Окделл готов был поклясться, что исследования лаборанта нисколько не продвинулись. С самых славных королевских времён. Арамона побагровел и смерил Ричарда с ног до головы, и по его взгляду было ясно, что в старые добрые времена у юноши не было бы никаких шансов вырасти достойным человеком. Вечный лаборант открыл было рот, чтобы высказать Окделлу всё, что о нём думает, но тот оказался быстрее. С грацией горного обвала Ричард двинулся к двери на кафедру, и Арамоне ничего не оставалось, кроме как ретироваться по своим лаборантским делам. Кафедра клинической психологии представляла собой небольшое помещение, состоящее, казалось, сплошь из шкафов, полочек и шкафчиков, тянущихся к вершинам сводчатого потолка. Единственный большой стол в центре намекал на редкие собрания педсостава полным отсутствием бумаг. А может быть, никто из эров-психологов не хранил свои материалы на виду, педантично пряча их по ящикам? Сейчас обстановка напоминала библиотечный зал – чистота и практически полная тишина. Зато в утренние часы перед дверью кафедры толпился народ – эры Килеан Ур-Ломбах и Хорхе Дьегаррон принимали студентов по обмену, и многоголосый разноязыкий гул напоминал не то агарийский торговый ряд, не то птичий базар. Оказавшись внутри, Ричард застал эра Рокэ за поливом растений: в серых узорчатых горшках на подоконнике соседствовали маки, гиацинты, мальвы и небольшое гранатовое деревце. Только гигантский кактус рядом с древним компьютером Арамоны засох и скрючился, но эра это явно не волновало. – Добрый день, юноша. Присаживайтесь, – поставив лейку рядом с растениями, Алва кивнул на стул и сел напротив, достав из своей сумки нетбук. Пискнуло уведомление загрузки системы, в синих глазах отразилась фоновая заставка – тоже что-то синее. – Полагаю, вы определились с темой? Что за расстройство вы хотите исследовать в вашей лекарской? Алва отодвинул нетбук в сторону и впервые посмотрел на Ричарда по-настоящему. В кофейне они никогда не сталкивались взглядами настолько надолго, чтобы успеть друг друга хоть сколько-нибудь рассмотреть. Юное лицо, кудрявые волосы, серые глаза. Аккуратный свитер, не спрятанный фирменным фартуком кофейни. Отсутствие видимых татуировок и пирсинга. Интересная деталь только одна – старое кольцо, должно быть, оставшееся в наследство. – Итак?.. Ричард спохватился, что чересчур откровенно пялится на преподавателя, кашлянул и перевёл взгляд на точку левее и выше плеча Алвы. Он впервые беседовал с эром наедине, и его охватила неожиданная робость, хотя, вроде, не первый год в Академии. Второй, но всё-таки... Всё-таки эр Рокэ был слишком красив. Наверное, всё дело в этом. На него невозможно было не любоваться. Сам Дикон никогда не был на море, но знал – так глядят на солнце, опускающееся в воду: дурная примета, а не оторваться. – Мне бы хотелось исследовать посттравматическое стрессовое расстройство, эр Рокэ. Собственный голос показался ему чересчур звонким и мальчишеским. Скулы у юноши чуть порозовели. Эр покачал головой, прижал пальцы к векам, несколько мгновений подержал их в таком положении, а потом смахнул ладони к вискам – будто невидимую пылинку стряхивал. – Не лучший вариант. На нашей кафедре исследуют ПТСР, но куда более глубоко и серьёзно этим занимается эр Хорхе. А я, юноша, специализируюсь на тревожных расстройствах и депрессиях. Сейчас эта отрасль более чем нуждается в грамотных специалистах, в отличие от посттравматики стресса. Оллария в последние годы живёт мирно, военные психологи уезжают из страны в поисках материала для исследований. А вот грамотных методик лечения депрессии практически нет. У вас есть шанс стать почти первопроходцем в этой области. Что скажете? В дальнем углу кафедры заворчал электрический чайник. Видимо, его поставили кипеть ещё до прихода Ричарда. Эр Рокэ отвлёкся, поднявшись, достал из шкафчика кружку и налил себе кипятка. Стоящую рядом с чайником коробку с пакетиками чая и кофе он проигнорировал. От кружки валил пар, показывая, какой холод стоял в аудиториях. О том же говорили и сеточки сосудов на тыльной стороне ладоней эра. Ричард покраснел гуще. Это было сущей глупостью, но разумные доводы преподавателя кольнули его. ПТСР он находит не лучшим выбором, эспрессо не пьёт вообще. Чем дольше юноша слушал его ровный, небогатый на эмоции голос, тем сильнее ощущал в нём некую пыльность. Будто тонкий слой на экране монитора – не заметишь, пока не проведёшь пальцем. «Может, вам кофе заварить?» – едва не ляпнул Дикон, но вовремя прикусил язык. – Мой отец был военным. Вот я и подумал... Впрочем, вы правы, – оборвал сам себя юноша и прокрутил на пальце кольцо. – Я согласен на депрессию. – В вашем возрасте не слишком много молодых людей думают головой, предназначенной для этого функционально. Кажется, вы редкий экземпляр, использующий ту, где находится мозг. Тем лучше. – Рокэ невозмутимо сделал маленький глоток из кружки и впечатал что-то в нетбук, – в таком случае для начала подберите в библиотеке несколько книг для списка литературы. Двух-трёх будет достаточно. Жду вас в приёмные часы. Если у вас нет вопросов, можете быть свободны. – Никак нет, эр Рокэ, – Ричард подавил желание отдать честь. Осенью темнело рано, и возвращаться на съёмную квартиру в неверном свете уличный фонарей было сомнительным удовольствием. А вот Алва, похоже, здесь задержится. Будет пить свой кипяток, и уйдёт последним, погрузив древнее здание во мрак. И не повода остаться – задавать глупые вопросы человеку, который только что так высоко оценил его разумность, не хотелось. Оставив преподавателя наедине с цветами, Дикон заглянул в библиотеку и, сунув книги под мышку, наперегонки с дождём побежал домой. ____________________ На пороге Ричарда встретил Баловник. Для юноши оставалось загадкой, как тот чует его возвращение и каждый раз оказывается в коридоре, стоит только открыть дверь. Рыжий, яркий даже в полумраке, с обрубком хвоста и добродушной мордой, Баловник был беспородным, и самым лучшим котом на свете. Не давая разуться, он тут же принялся тереться о ноги Ричарда и басовито муркотать. – Да погоди ты, сейчас я тебя покормлю, – пообещал юноша, пытаясь одновременно расшнуровать ботинок и отпихнуть от себя кота. – Я покормила. Не верьте этому наглецу, Дикон, он вами манипулирует, – донёсся с кухни бархатистый женский голос. – Добрый вечер, Матильда! Квартирная хозяйка лакомилась настойкой. Ей было хорошо за шестьдесят, но для всех она была Матильдой. При взгляде на эту роскошную, коротко стриженую даму с внушительным бюстом, в брючном костюме, язык не поворачивался назвать её бабушкой. Она была из тех женщин, которые остановят на скаку лошадь, а потом вскачут в седло и пустят галопом. На антресолях в коробке из-под обуви у неё хранился обрез, и Ричард не сомневался, что при необходимости Матильда пустит его в дело. Лет тридцать назад она могла бы вскружить голову любому мужчине, да и с годами не утратила вкуса к жизни. Единственным её недостатком был внук, которого Ричард видел единожды и невзлюбил с первого взгляда. Обходительный, слащавый, он носил белые штаны вне зависимости от глубины луж и нахальства водителей, лоботрясничал и был послан Матильде не иначе как за грехи молодости. Прижимая Баловника к груди, Ричард отправился в свою комнату. Задвинул шторы, зажёг напольную лампу рядом с креслом и забрался в него с ногами. Кот тут же свернулся клубком у него на коленях, сверху юноша пристроил учебник и погрузился в чтение. Сосредоточиться выходило из рук вон плохо: мысли Дикона то и дело перескакивали с предмета на преподавателя. Юноша не строил иллюзий на свой счёт: он не блистал особыми талантами, и там, где не выходило взять одарённостью, брал упорством. Но разочаровывать эра Рокэ страшно не хотелось. Он покажет ему, чего стоит. – И ничего, что он требовательный, правда, Баловник? – юноша почесал кота за ухом. Тот согласно замурчал. – До матери ему всё равно далеко. При мысли о матери Ричард погрустнел и обвёл взглядом комнату, залитую уютным тёплым светом. Из его личных вещей в ней был лишь рюкзак у кровати, переноска, невысокая стопка вещей на стуле да несколько книг. Уезжал он налегке, даже трусы и носки покупал на месте. Не до того было – прощание с домом проходило на повышенных тонах. – Забрать с собой? Этого приблудыша? Да ты даже сам о себе позаботиться не можешь! Если бы только был жив отец... – Хватит! – злой звонкий голос Дикона разбился о давно не белёный потолок. Юноша стискивал кулаки и загораживал собой стоящую на полу переноску. Оттуда доносилось недоумённое мяуканье. Он впервые повысил голос на мать. Мирабелла отшатнулась так, будто сын её ударил. Она сильно побледнела, Ричард же наоборот раскраснелся – способность мгновенно менять цвет лица он унаследовал именно от неё. – Хватит, – повторил он, вдел руку в лямку рюкзака и поднял переноску. – Отец умер. Смирись наконец с этим и живи дальше. Если ты вообще умеешь. Юноша не хотел произносить этих злых слов – они сами сорвались с языка. На душе у него было так погано, будто у неё бывает похмелье, но он не мог ни минутой дольше оставаться в этом склепе, где вот уже пять лет бок о бок с ними находился мертвец. Мать бережно охраняла его покой, не позволяя прикасаться к отцовским вещам. В неприкосновенности остался кабинет: некогда уютный, сейчас он выглядел захламлённым и оставлял тягостное ощущение заброшенной, со своим особенным запахом, комнаты в жилой квартире. Ричарда вымораживало такое отношение. он помнил отца живым, весёлым, с колючей бородкой и горячими сильными руками. Он не хотел, чтобы эту память затянуло паутиной и пылью и остался выхолощенный траурный, в которую так стремилась превратить его мать. – Мы обязательно заберём Айри. Она по тебе соскучилась, я знаю, – Ричард зарылся носом в пушистую шерсть. Баловник недовольно дёрнул ухом, но покинуть насиженное место и не подумал. Из коридора раздался дверной звонок. *** В баре «Весёлая Морискила» после рабочей недели собирались и простые студенты, и городская элита. Молодёжь пила дешёвые коктейли и плясала на танцплощадке внизу, а наверху наслаждались изысканной кухней и дорогим алкоголем: винная карта в «Морискиле» считалась лучшей во всём городе. –...и потом она сказала, что согласна! Вы можете себе это представить? Месяц с небольшим спустя! Она просто...просто... – Просто невероятно легкомысленная исследовательница, раз согласилась выйти за тебя, Миль, – заметил Ли, следя, как плещется вино в бокале. – Ты же ничего не сможешь дать ей в плане науки. Эмиль переглянулся с тянущим вино Рокэ и сочувственно поинтересовался у брата: – Ли, ты же в курсе, что люди женятся не только из-за научных изысканий? Любовь... – Всего лишь сложная химическая реакция, – парировал Лионель, уставившись в свой бокал, – зачастую необходимая лишь для продолжения рода, и... – Заткнись, Ли. Ты становишься особенно невыносим вне своей лаборатории, того и гляди, вино скиснет, – фыркнул младший близнец в ответ, сделав брату страшные глаза. Лионель намёк понял, пожал плечами и перевёл тему. – Допустим, я невыносим. Тогда расскажи нам что-нибудь весёленькое, Эмиль. Например, про ошибку распределения. – Ну да, – Эмиль почесал в затылке и залпом опрокинул в себя бокал. – Представляешь, Рокэ, я в эрах у собственного младшего брата, а Ли вообще достались двое. Одного из них ты должен помнить: у тебя защищался его старший брат, Джастин Придд... – И он был отличным студентом, – впервые за вечер нарушил молчание Рокэ, – хотя всё время говорил, что его отец недоволен выбором профессии. Он, видите ли, видел в старшем сыне военного. – Интересно, что он говорит о нём теперь, – ухмыльнулся Эмиль. – Это ведь Джастин уехал по обмену в Дриксен и получил там работу? – Да, – подтвердил Рокэ, наливая себе новый бокал, – хотел бы я узнать, как он справляется. Жаль, что Дорак не даёт никаких командировок. – Ты только вернулся из Фельпа, Рокэ, – Пожал плечами Ли, – пора и студентами заняться. Не будешь же ты вечно... – Хватит. Рокэ опрокинул в себя ещё один бокал. Братья переглянулись, глядя на очередную опустевшую бутылку. – У тебя что, нет пар завтра? Или тебе не назначили студента? – тон Ли был невозмутим, но ещё одну бутыль "Крови" он отодвинул поближе к себе. – Он был у меня несколько дней назад, – Рокэ пожал плечами. – Забавный молодой человек. Оказалось, это он работает в кофейне, куда я хожу. – Рокэ...в кофейню? — Эмиль нахмурился, отодвигая бокал. – И что ты там заказываешь? – Эспрессо. – И... – Я, кажется, сказал – хватит. Эмиль пожал плечами и выразительно посмотрел на брата. Лионель долил Рокэ вина в бокал. – Ладно. Как тебе показался подопечный? Что горят желанием исследовать юные лекари? – Юные лекари, как всегда, стремятся объять необъятное. Приходится разворачивать их стремление летать против ветра и спускать с небес на грешную землю. Вместо желаемого ПТСР он взял депрессии, – объяснил Рокэ, поднимая бокал. – За юных лекарей. – За юных лекарей и молодого жениха, – Ли улыбнулся Эмилю. Зазвенели бокалы. Вечер продолжался: за приятной беседой время летело незаметно, и вскоре на коленях у Лионеля оказалась черноволосая красавица с бутоном жёлтой розы в вырезе. Красавица заливисто смеялась и бросала на близнецов такие откровенные взгляды, будто это на них почти не было одежды. – Вечер перестаёт быть томным, – заметил Эмиль и подмигнул Рокэ, – присоединишься? – Отправлюсь брать другие бары штурмом, – криво усмехнулся он в ответ и поднялся, едва заметно пошатываясь. – Доброй ночи, господа. Мадам. После выпитого голова приятно шумела, мысли путались, как ленивые ызарги, а ноги несли прочь, на воздух. Алкоголь притупил грызущее чувство холода, позволив эру Алве свободно брести ночными улицами в поисках нового пристанища. Домой не хотелось. Плотнее запахнув воротник, мужчина обходил лужи и не успел понять, когда ноги вывели его к той самой кофейне. Несмотря на поздний час, в её окнах горел свет, а рядом со входом тускло сверкнуло что-то, не похожее ни на упавший каштан, ни на отблески фонаря в луже. Рокэ наклонился и поднял кольцо, показавшееся ему весьма знакомым. Чёрный с золотым перстень хранил на себе печать старины. Быть может, его потерял кто-то из постоянных посетителей кофейни? В таком случае спрашивать пропажу будут с бариста. Рокэ с минуту постоял, в задумчивости покручивая находку в озябших пальцах, а потом, передёрнув плечами, вошёл в тепло. Уже знакомая кудрявая голова, кажется, готовила кофейню к закрытию: неудивительно, часы показывали без четверти одиннадцать и вряд ли кто-то из студентов АЛиК задержался настолько, чтобы забежать за чашечкой кофе. Юноша был настолько увлечён мытьём посуды, что за шумом воды вовсе не услышал посетителя. Рокэ приблизился к стойке и с удивлением обнаружил стоящий за ней вместительный дорожный рюкзак и пустую переноску. Разве в кофейне можно держать животных? Отчего тогда нигде не видно нового кота? И зачем Ричарду такой рюкзачище, если на кафедру он заходил с маленьким? – Добрый вечер, – Алва постучал кольцом по стойке и спрятал его в ладонь. – Будьте добры, эспрессо. Ричард развернулся, чтобы принять заказ и, взглянув на его руки, Рокэ понял, отчего перстень показался ему таким приметным. – Где ваше кольцо, юноша? – спросил он, внимательно глядя на своего студента. Из коридора раздался дверной звонок. Матильда пошла открывать. Ричард столкнулся с ней на кухне, когда пошёл ставить чайник. Женщина выглядела раздосадованной, бутыль на столе – пустой. Рядом лежал небрежно разодранный конверт. Вскоре туда же отправилось скомканное письмо. – Этот... – тут Матильда выругалась так смачно, что Ричард невольно ещё больше её зауважал, – решил меня допечь. Она сгребла всё со стола и сунула в урну под раковиной. Юноша неловко замер на пороге, не решаясь уточнить, о ком именно Матильда столь красноречивого мнения. Перехватив его смущённый взгляд, женщина грохнула на плиту чайник и пояснила: – Брат мой. Слёзно пишет из Алата, зазывает приехать. Зная Альберта, старый хрыч нас всех переживёт, но съездить надо. Я не была на родине дольше, чем ты на свете живёшь. Квартиру оставляю на тебя, если заглянет Альдо, не давай ему спуску – он дрянной мальчишка, я слишком его избаловала. Слова Матильды оказались пророческими. Альдо явился на следующий же день после отъезда бабки и в недвусмысленных выражениях заявил, что не потерпит на своей жилплощади надорских провинциалов. Ричард ответил в том духе, что снимал комнату у Матильды, а не у её внука. Альдо это не убедило. – Повторю ещё раз, для непонятливых, – Альдо сощурил глаза. Они могли бы быть красивыми, не читайся в них так явно убеждённость в превосходстве над окружающими. – Тебе здесь не место. Забирай своего блохастого и убирайся вон. Матильда слишком сердобольная, но со мной это не пройдёт. А может, не из одного только сочувствия она тебе комнату сдавала? – Альдо гаденько усмехнулся. – Бабка женщина видная, могла и... Договорить ему Ричард не дал. Взгляд заволокло багровым туманом, и в следующий миг кулак впечатался в скулу Альдо, швырнув того на пол. – Можешь оскорблять меня сколько угодно, но Матильду не тронь, – прорычал Ричард, потирая сбитые костяшки. – Она замечательная женщина, и у меня в голове не укладывается, как у неё во внуках могло появиться такое отродье, как ты. Альдо побелел от ярости и начал было подниматься, но Дикон прошёл мимо него в свою комнату, не удостоив и взглядом, и начал как попало запихивать вещи в рюкзак. В голове у него было звонко и пусто. Ричард развернулся к Рокэ. Лицо его было словно каменное, пена срывалась с пальцев и падала на пол. – Зачем вам эспрессо? – спросил он негромко. Губы у него начали подрагивать. Он очень старался справиться с собой. – Вы ведь всё равно не будете. – Баловник! Рыжая тень шмыгнула между ног и с топотом унеслась вниз по лестнице. Выронив переноску, Ричард кинулся следом. Тяжёлый рюкзак сковывал движения, скинуть его сразу же юноша не догадался, но это вряд ли бы помогло. Кот пулей вылетел на улицу и затерялся между кустов. Над головой раздался насмешливый голос Альдо. – Тебе же лучше. Лучше подумай, как о себе будешь заботиться. Дикон поднял на него ничего не выражающий взгляд. Но, видно, было в нём нечто такое, что Альдо нервно рассмеялся, отступил на шаг и вернулся в подъезд. Своё смазливое личико он берёг, а рука у Окделла была тяжёлая. Дверь захлопнулась у него за спиной, и было в этом звуке нечто окончательное. Баловника Ричард проискал до глубокого вечера, старательно отгоняя от себя мысль, что, кроме кофейни, ему больше некуда возвращаться. – А кольцо я наверное... Я... Поперёк горла стал ком. Ричард не мог произнести больше не слова. Юноша тупо уставился на свои руки. Он старался держаться. Честно. В конце концов, не происходило ничего непоправимого. Ему всего лишь негде было ночевать, у него сбежал кот, и он посеял единственную память об отце в этом чужом дождливом городе. И это стало последней каплей. Дикон опустился на пол, обхватил себя за колени и горько разрыдался. – Юноша, – спустя несколько мгновений его потрясли за плечо. – Ричард Окделл! Алва зашёл за стойку, отодвинув в сторону пустую переноску. Из невнятных всхлипываний своего студента ему удалось разобрать слова «отец», «кольцо» и «память», но список злоключений на том явно не заканчивался. Пустая переноска говорила о погибшем или сбежавшем животном, а рюкзак – о том, что пойти с ним Ричарду явно было некуда. Выгнали из общежития или съёмной квартиры? И всё это в один день? «Слишком много злоключений на одну кудрявую голову.» – Я полагал, что его обронил кто-то из посетителей кофейни, – Рокэ поднял заплаканного юношу и протянул ему кольцо на открытой ладони, — и вот что. Заканчивайте уборку и собирайтесь. Не здесь же вам ночевать. Ричард так и застыл, сжимая нашедшееся кольцо так, что побелели костяшки. Слёзы у него высохли, лицо стало совершенно детским и пошло красными пятнами. Юноша заторможенно повернулся обратно к раковине и взялся за губку. Сердце у него колотилось так часто, что, казалось, вот-вот разорвёт грудную клетку. Алва вышел из-за стойки и сел за стол напротив. По оконному стеклу снова поползли дождевые капельки. – В былые времена «эрами» называли юные оруженосцы своих наставников. В обязанности эра входила забота о своём подопечном: крыша над головой, одежда, еда, жалование...и знания. Конечно, знания. И хотя время рыцарства давно прошло, «эр» – всё тот же наставник, а вы также перенимаете у нас знания и навыки. Пока не подыщете себе подходящую квартиру, поживёте у меня. Алва плотнее запахнул плащ, прикрыл глаза, ожидая, пока юноша закончит с мытьём посуды. В тепле решительно хотелось заснуть, и алкоголь немало тому способствовал. – Если не хотите опять потерять кольцо – носите его лучше на цепочке на шее, – посоветовал Алва, с трудом подавив зевок, – так память о близком никуда от вас не денется. Если вы закончили, я вызываю такси. – Закончил, эр Рокэ, – хрипло отозвался Ричард. Утёр нос рукавом и крепко зажмурился. Кольца он не выпускал ни на мгновение, ощущение прохлады металла помогало ему поверить в реальность происходящего. Он ведь даже не представлял, как ему быть. И тут появился эр Алва, и у него появилась надежда. Ричард не мог даже предположить, что ждёт его дальше, но тепло, благодарность и смущение комком подступали к горлу, не давая вымолвить больше ни слова. Подхватив рюкзак с переноской, юноша отправился к двери вслед за эром. Прежде, чем погасить свет, мазнул взглядом по расписанной стене и остановился на цитате у самого выхода: «Мокко – это меланхолия. Густая и тягучая. Но даже в мокко есть молоко. И сладость, та, которую не найдёшь в эспрессо. Её и чувствуешь не сразу, и каждый раз не очень понимаешь, почему заказал именно его. Только потом вспоминаешь, в тот самый момент, когда становится сладко.»