Бархатная ткань приятно касается пальцев, когда ты запускаешь руку в карман плаща. Жан докуривает сигарету и прощается, оставив тебя на крыльце участка. Ты снова смотришь на неё — размером примерно с твою ладонь, обтянутую фиолетовым бархатом и перевязанную лентой в тон, коробочку. Внутри — кассета с песнями Пинк Флойд. Ты купил её ещё пару недель назад и с тех пор выискивал случай, чтобы подарить Киму. Случай так и не подвернулся, значит, придётся создать его самому. Ты и сам — один большой случай. С приставкой “несчастный”.
Найти дом Кима не составляет труда. Пару минут ты мнёшься у подъезда, не решаясь набрать заветные цифры. Тебе жарко, несмотря на пронзающий холод снаружи. Артерии бешено пульсируют, кишки затягиваются в узлы. Если ты так и продолжишь стоять, как школьник у доски, не знающий ответа, тебя точно снова хлопнет гипертонический криз, как тогда, на работе.
— Кто? — знакомый сонный голос прорывается сквозь электрическое мурчание домофона.
— Ким, это я, Гарри. Гарри Дюбуа.
Несколько секунд молчания. Вероятно, оценивает ситуацию, но пока что твой тон голоса не даёт оснований для переживаний.
— Заходите.
Противный писк домофона возвещает об открытии двери. Трясущийся лифт, исполнив своеобразную звуковую симфонию, доставляет тебя на 7 этаж.
Тебе сложно сдержать улыбку, увидев Кима.
— Что такое, детектив? — Ким действительно выглядит так, будто недавно проснулся. Волосы разлохмачены, голос хрипит. Ты обращаешь внимание на тёмные круги под глазами и общее смурное выражение его лица.
— Я тебя разбудил?
— Не переживайте, — отмахивается Ким, — у меня просто второй день голова болит, старость, как говорится… Так что у вас случилось?
Он много работает. Как и все вы. В вашей службе хронический недостаток кадров, который компенсируется увеличением нагрузки на имеющихся сотрудников. К сожалению, на размере зарплаты это практически не отражается. Всё держится на кучке психов, типа тебя, Жана, Кима и других ребят, верных псов Ревашоля.
— Может, сбегать за обезболивающим? Я видел тут у тебя аптеку рядом…
На лице Кима впервые за всё то время, что вы стоите в его прихожей, появляется лёгкая улыбка.
— Гарри, спасибо большое, у меня всё есть. Мне просто надо отлежаться. Пройдёте в комнату?
Ты снимаешь плащ и перекладываешь подарок в карман штанов. Ким уже сидит на диване, скрестив ноги и накрыв их пледом. В комнате как всегда царит флегматичный порядок, под стать хозяину.
— Ким, у меня для тебя подарок! — Без лишних прелюдий выпаливаешь ты.
— Вот как? — Он вскидывает брови и слегка наклоняет голову набок. — Я проспал какой-то праздник?
— Нет, просто… В общем, держи! — Ты протягиваешь ему заветную коробку.
Ким поправляет очки на переносице и осторожно разглядывает её.
— Очень красивый цвет, Гарри. Я люблю такой.
Ты уже готов взвыть от радости, но держишься, нервно сцепив руки. Ким аккуратно развязывает бантик, над завязыванием которого тебе пришлось попотеть, и снимает крышку.
— Гарри! Вы… — восклицает он, — вы помнили всё это время? — Он переводит взгляд на тебя. Его лицо просветлело, тёмно-карие глаза зажглись неподдельной искренней радостью.
В нём просыпается ребёнок, нашедший под ёлкой заветный подарок. И дело даже не в том, что он хотел эту кассету. Самая главная ценность — твоё внимание. Ему сложно представить, что кто-то в Элизиуме думал о нём и придал значение его желаниям.
— Да, хотя в моём случае странно ставить рядом слова “я” и “помнить”, — ты пытаешься отшутиться, скрывая нарастающее смущение и разрывающее желание обнять Кима.
— Опять вы за своё, детектив, — он бросает на тебя укоризненный взгляд. — Спасибо большое, честно говоря, я давно не получал подарков от кого-либо...
Трепет: Витрины магазинов сочатся теплом и жизнью. Там, за украшенными яркими буквами и гирляндами стёклами — совсем другая жизнь. Цветная. Насыщенная. Маленький мальчик прижимается лбом к холодному стеклу, за которым на одной из деревянных полок, забитых разноцветными плюшевыми зверями, разодетыми куклами и всевозможными пёстрыми коробками, гордо раскрыв крылья стоит самолёт. Его серебристый корпус весело отражает мигание огоньков гирлянд, на боках ярко красным выведены буквы, которые Ким из-за плохо подобранных очков едва мог различить. Кажется, что самолёту не нравится быть там, он в любой момент готов сорваться с полки и воспарить над всеми этими неуклюжими зверями и куклами, покинув их на растерзание грязным неловким детским рукам. Сверкая крылами, он раскроит оранжевое небо на две половины, заполнив уши оставшихся на земле существ торжественным рёвом двигателей, и, превратившись в маленькую звёздочку, исчезнет на горизонте. “Возьми меня с собой, пожалуйста” — шепчет Ким, не отрывая взгляда от игрушки. “Вот ты где, почему ты опять отстал от ребят?” — резкий голос воспитательницы обрушивается на него ледяной волной. Он позволяет схватить себя за запястье и еле успевает волочить ногами под уже знакомое ворчание: “Все дети как дети, а ты… Хочешь, чтобы тебя сбила машина?...” и далее, далее… В его голове переливаются оранжевые всполохи и стальное сияние, детские мечты, пока ещё не угасшие под серым дыханием реальности.
— Тот самолёт… так и остался там, да? — Эти слова вырываются у тебя непроизвольно, осознание их смысла приходит секундой позже, когда обратно уже не повернёшь.
Брови Кима ползут вверх, взгляд загорается удивлением, смешанным с ужасом.
— Как вы…? Это всё ваши голоса, да?
Он резко встаёт с дивана. От внезапности этого движения ты делаешь шаг назад.
— Гарри, я преклоняюсь перед вашими способностями, но без спроса лезть в головы к людям — возмутительное невежество! — Тон его голоса скальпелем режет твой мозг. Но он с достоинством держится там, где Жан уже вовсю бы отдался аффекту.
— Ким, прости, я… Я не могу это контролировать, я не залезаю в чьи-то головы, просто иногда…
— Просто иногда ради удовольствия позволяете это себе? И что, весело вам сейчас?
Ты готов разрыдаться. Как это всё ему сказать, как это всё объяснить? Но он должен понять, он должен, должен, просто ты задел его за живое сейчас и ему очень больно.
— Иногда они приносят мне что-то, о чём я даже не прошу, понимаешь? Ревашоль… говорит со мной. Но не в нашем понимании. Она словно пытается мне что-то передать, может, разделить свою боль или… я не знаю, Ким. Прости, пожалуйста, я правда не хотел…
КОНЕЧНО, НЕ ХОТЕЛ. НО ТЕБЯ НИКТО НЕ СПРАШИВАЛ. ТЫ — ХАОС. ПОСМОТРИ, К ЧЕМУ ЭТО ПРИВОДИТ.
Ким снова опускается на край дивана, снимает очки и, зажмурив глаза, с силой трёт переносицу. Одна часть тебя хочет убежать и исчезнуть, нырнув в холодные воды океана,
ПОТОМУ ЧТО ТАКИМ ЧУДОВИЩАМ ТОЛЬКО ТАМ И МЕСТО. ТЕМ, КТО НЕ СТЕСНЯЯСЬ РАСКУРОЧИВАЕТ ЧУЖИЕ РАНЫ И ЖАДНО СМОТРИТ КАК ОНИ ИСТЕКАЮТ КРОВЬЮ, ТЕМ, КТО СТИРАЕТ РАЗУМЫ ДРУЗЕЙ В КРОШКУ И ПОТОМ С НАСЛАЖДЕНИЕМ ПЛЮЁТ ТУДА…
но другая заставляет тебя остаться здесь и сейчас. Надежда. Чудо. Санрайз, парабеллум.
Ты садишься рядом с Кимом, одной рукой обхватив его плечи, а другой - прекрасные кисти. Он застыл в напряжении, как маленький зверь перед голодным хищником. Ты прижимаешься сильнее.
— Ким…
Ты продолжаешь мягко гладить его руки и мысленно в отчаянии молишь всех Светочей перелить себе боль Кима, пока она не расплавила его окончательно.
Через несколько минут, или вечностей, ты чувствуешь, как его тело расслабляется. Он прижимается к тебе. За окном сгустилась тьма. Снова пошёл снег. Ким дотрагивается до тебя — прохладные тонкие пальцы рассеянно поглаживают грубые жилистые кисти.
— Гарри… я думал о тебе. Много. Во время расследования, после… Сначала я считал, что ты — неудачная шутка от вашего участка в рамках того самого “писькомерянья”. Я злился. Потом я одновременно и восхищался твоими способностями, и испытывал жалость к тебе. Мне хотелось… Попытаться спасти тебя. Но это было бы чересчур самонадеянно, мне не хотелось пользоваться твоим уязвимым положением. Ты был похож на бездомного щенка, чью жизнь мог подобрать любой и вылепить из неё всё, что угодно.
Ты едва дышишь, позволяя Киму высказаться. Что верно, то верно — в Мартинезе ты был младенцем в теле взрослого обрюзгшего мужика, а Ким, как бы ему ни хотелось, всё же получил возможность поиграть в приёмного родителя.
— Но в тебе что-то было… Есть… Боюсь, моих ментальных способностей не хватит, чтобы это уловить. Я понимал, что мне не будет с тобой просто. Знаешь, когда мы слушали рассказы Лены о криптидах, я подумал, что ты тоже в своём роде криптид. И до сих пор так думаю. Ты удивительный, — Ким выворачивается из объятий и смотрит на тебя. — Гарри, ты мне нравишься.
Всё пошло абсолютно не по тем сценариям, что ты строил в своей голове. Но это только доказывает: Ким — тот ещё фрик, достойный такого чуда, как ты.
— Ты же шёл сюда сказать то же самое, — Ким кивает в сторону фиолетовой коробки. На его лице расцветает лукавая улыбка.
Где-то совсем далеко плещутся холодные воды океана. Снег тихо накрывает засыпающий город. Ты забвенно киваешь, пока лёгкие в груди расцветают и трепещут.
— Вот видишь, я тоже могу немного читать мысли. Обещай, что расскажешь всё, как есть. Но потом. А пока что — иди сюда…
