В свете лиловом, под землей холодной

      — Куда мы идем?       Нетерпеливый голос Астрид стремительно долетел до Лив, которая чуть притормозила, чтобы дождаться дочь. Валькирия старалась идти не слишком быстро, понимая, что малышка может попросту не успевать, однако Астрид упрямо шла широкими и довольно-таки стремительными шагами. Даже переводя тяжело дыхание, внешне не показывает усталости и сохраняет боевой настрой — судя по горящим неистовым интересом лиловым глазам.       Про себя мидгардка улыбнулась, поправляя походную сумку и подавая девочке руку:       — Потерпи, котенок, недолго идти осталось, — однако цвергиня упрямо фыркнула и поднырнула под материнской ладонью, ловко перепрыгивая с камня на камень. После чего выжидающе обернулась:       — Я сама!       На это Лив в сдающемся жесте подняла обе руки, признавая нехотя ее правоту — хозяин барин, наше дело предложить. С каждым годом цвергово упрямство и стремление к независимости и самостоятельности глубже пускали корни в душу Астрид. Андвари невероятно гордился дочерью, но Лив все еще не отпускало тревожное ощущение — может, качества и неплохие, но если пустить на самотек, не избежать беды. Хотя, возможно, она и правда себя нагнетает… особенно после полугодовых тщетных поисков без вести пропавших.       Альвхейм встретил их приятным теплом и слепящим светом, из-за чего Астрид старательно держалась тени, а если и выходила на освещенное пространство, часто моргала и сильно щурилась. Привыкшая к сумраку подземелий, ей было особенно непривычно ходить по землям светлых альвов — хотя как ни странно, по отцу в роду они у нее каким-то боком затесались. Валькирия, наоборот, жадно вдыхала кристально-чистый воздух, пропитанный цветочными ароматами и птичьим пением — что-то напоминало здесь об уже давно позабытом доме в Мидгарде. Со своим миром Лив еще не рискнула знакомить дочку, хотя много и часто о нем рассказывала.        — Тебе здесь нравится? — решив прервать возникшую паузу, поинтересовалась она, стараясь выбросить из головы гнетущие мысли о последней миссии. Астрид как раз с тихим кряхтением перепрыгнула небольшой ручеек и задумчиво покосилась на мать.       — Не уверена, — сомнительно протянула она, с шипением потерев глаза и опустив взгляд в землю. — Тут красиво, но все же… непривычно. Дома лучше.       Последнюю фразу девочка особенно безапелляционно подчеркнула, горделиво вздернув острый подбородок. Родной и такой уютный полумрак отцовской мастерской ничего заменить не сможет, как и ровные каменные мостовые Свартальвхейма. Не чета кривым песчаным дорожкам, петляющим как им заблагорассудится среди изумрудной травы.       — Мне напомнить, что ты на четверть альв? — флегматично повела бровью валькирия, на то Астрид весьма красноречиво закатила глаза, усмехаясь.       — Ну, а ты мидгардка, замужем за цвергом, да все равно не можешь привыкнуть к подземным городам Свартальвхейма, — девочка победно ухмыльнулась фирменной отцовской улыбкой уголком рта, когда мать слегка помрачнела — задела за живое. — Я привыкла к подземельям так же, как ты выросла в землях людей, так что один-ноль в мою пользу.       — Не паясничай, — на это Астрид скривилась, показав язык, и упрямо пошла дальше. Лив обреченно закатила глаза, про себя вздыхая и направляясь следом. Говорила она Андвари поменьше ее баловать, говорила не раз… но кто ее хотя бы когда-то слушал?       Воздух у сверкающей и переливающейся на ярком солнце, подобно лучезарному самоцвету, реки отдавал прохладой и свежестью. Вода настолько прозрачная, что можно увидеть стайки мелких рыбешек, суетящихся практически у самой поверхности, и галечное дно. Если бы верующий христианин хоть мельком увидел воочию Альвхейм, то без раздумий бы понял, что попал в столь блаженный и недостижимый рай.       На привал остановились у самого устья безымянной речки — Астрид упрямо отстояла место в тени раскидистых ясеней, как бы ни хотелось валькирии понежиться под теплыми солнечными лучами. Подобрав под себя ноги и сев по-турецки, девочка задумчиво сощурилась, наблюдая, как мать методично достает из походной сумки съестное (опять не шоколад, чтоб его):       — И почему мы не остались дома?       — Потому что кое-кто так и норовит не оставить от него камня на камне, — ровным тоном произнесла валькирия, до конца так и не было ясно, шутит она или говорит всерьез. Однако, заметив как Астрид непонимающе нахмурилась, забавно склонив голову набок, протяжно вздохнула, уже без привычного сарказма: — У папы сейчас заказов много, не нужно ему мешать, милая.       Впрочем, отчасти Астрид действительно стоило периодически «выгуливать», поскольку даже в просторном особняке Андвари та умудрялась со скуки вследствие сидения в четырех стенах найти себе приключения на буйную голову — порой такие, из-за чего Лиод уже предлагает делать ставки, когда цверг поседеет от ее выходок. Иногда даже рассудительная и спокойная Тресс не могла утихомирить разрушительные порывы хозяйки (в конечном счете Лив смирилась с присутствием ожившей куклы в доме, которая чаще остальных могла с большим успехом воззвать к доводам рассудка). А в моменты сильной загруженности Андвари скучающей и так и норовящей что-то сломать Астрид следовало как можно реже попадаться отцу на глаза — при всей трепетной любви к дочери, ювелир сильно не любил, когда его то и дело отвлекают от работы.       Собственно, Лив и решила убить двух зайцев разом: позволить Астрид выбеситься на свежем воздухе и заодно дать Андвари поработать в тишине и спокойствии.       — Есть будешь? — девочка помотала головой да так усердно, что пара темных прядей упали на лоб. Валькирия закатила глаза, откладывая в сторону самодельные бутерброды с салом и листьями салата. Вот как всегда: возьмешь всего да побольше, а этой мелкой засранке только запрещенные шоколадки и подавай. Благо, умоляющий взгляд действует из их компании только на сердобольную Ванадис — что Астрид получила-таки свое Лив каждый раз понимала по внезапно начинавшейся чесотке. — Астрид, надо питаться нормально…       Предупреждая материнские упреки, та невзначай прилегла на колени воительницы, чуть приобняв их тощими ладошками и прикрыв глаза. Впрочем, легкое раздражение практически моментально улетучилось — спустя пару мгновений Лив сдалась и ненавязчиво запустила пятерню в шелковистые чужие волосы. Нежные локоны еле заметно переливались на ярком льесавльхеймском свету с обсидианового до пепельного и обратно, плавно перетекая между тонкими пальцами валькирии. Красотой их дочь пошла в отца, из-за чего Лив позволила себе слабую усмешку — в будущем отбоя от женихов не будет как пить дать. С одной стороны повод для гордости… а с другой — дотошная цвергова ревность. Зная Андвари, к потенциальным зятьям требований у него будет несметное множество.       — Мам?       — М?       — А расскажи, как вы с папой познакомились.       Лив удивленно вскинула брови, недоуменно посмотрев сверху вниз на мирно лежащую у нее на коленях дочку — та робко улыбалась, явно наслаждаясь материнскими поглаживаниями по волосам.       — Астрид, — женщина вздохнула, — Ты же эту историю слышала тысячу раз.       — Хочу услышать в тысяча первый, — невозмутимо и несколько ленно протянула цвергиня, блаженно прикрыв глаза. Сквозь полуопущенные ресницы видела стремительное течение бурной речки, до которой рукой подать. Шум воды вкупе с тем, как аккуратно мама перебирала ее локоны, действовали умиротворяюще.       Вместе с течением реки валькирия видела, будто сон наяву воспоминания, обретшие воплощение, которое спокойно лежит у нее на коленях и просит в очередной раз рассказать, как все получилось. Тихая улыбка осталась не замеченной, а на душе стало будто бы еще теплее. Как иронично, что все началось именно здесь, в Альвхейме. Если бы не та случайная встреча, кто знает, куда норны привели их пути и свели бы вообще мастера с воительницей — слишком разные все-таки были их миры и суть.       — Твой отец случайно заприметил меня на празднике альвов здесь, в Льёсавльхейме, — Астрид слушала, затаив дыхание и не шевелясь, а Лив по-прежнему методично перебирала ее темно-русые волосы, рассеянно смотря перед собой — и будто бы вновь видя, как тогда, насмешливо-заинтересованный аметистовый взгляд из-под шляпы. Как давно это было… а помнит, словно их встреча произошла вчера. — Тогда я понятия не имела, кто он, и мы оба не могли представить, что в ближайшем будущем наши пути пересекутся…       Что-то из глубины души особенно охотно отзывалось на речи валькирии — невероятная нежность и спокойная радость от того, что одна случайная встреча вылилась в то, что имеют по сей день — счастливая семейная жизнь и воспитание любимой и долгожданной дочери. Пусть матерью Лив и не стремилась становиться особо, но ни разу не пожалела о появлении Астрид. Все бессонные ночи Андвари делил с ней, помогая успокаивать плачущую малышку — даже если по горло занят работой, цверг умело расставлял приоритеты. Семья всегда была для него на первом месте — для них обоих.       Воительница рассказывала и рассказывала — обо всем и сразу. Про бытность черным археологом и злополучный ключ от врат Хельхейма. Про их невероятную компанию, с которой она даже хоть сейчас в путь готова отправится, поскольку надежнее товарищей не сыщешь больше во всех девяти мирах. Про их первый поцелуй под покровом ночи в Кёрмте — от губ Андвари веяло ночной прохладой, что до мурашек приятно пробирает. Про невероятной красоты аметистовую пещеру, где в отражениях кристаллов хранилась память о переплетении тел и единении двух душ, что наконец нашли покой и счастье друг в друге.       — Когда мы вернули Бальдра, я разговорилась с Фригг, — Лив, как сейчас, помнит ту лукавую улыбку и беззлобно-загадочное «сейчас тебе особенно нужно поберечь себя, валькирия» — как богиня брака и покровительница матерей и детей, Фригг не могла не почувствовать изменение в тонкой ауре мидгардки, — Она мне и сказала, что я, как выяснилось, ношу ребенка под сердцем…       Тогда валькирия не поверила — Сурт подери, они столько переживаний и потрясений вынесли на пути в Хельхейм и обратно, некоторые женщины от малейшей мелочи теряли ребенка, что уж про их путь говорить! На это Фригг лишь пожала плечами, словно ответ был сам собой разумеющимся, но слова те будущая мать запомнила навсегда: «Цвергово потомство удивительно живучее и выносливое». В благодарность за спасение Бальдра Фригг походатайствовала пред Одином, что хотел вернуть Лив обратно в Мидгард — скрепя сердцем верховный бог разрешил той остаться и даже принял на постоянную основу в ряды дев-воительниц. С условием, что она приступит к службе не позже полутора лет после рождения ребенка.       Один был мрачнее тучи, а Фригг за спиной супруга сияла подобно солнцу — даже великий Всеотец не смел бы разлучить любящие сердца, которые сами норны связали самой прочной алой нитью и даровали величайшее сокровище из всех существующих. Кто знает, то ли благословение богини подействовало, то еще в чем дело оказалось, но беременность Лив перенесла относительно легко. Правда, пришлось спешно сыграть свадьбу, пока еще живота не было видно, и обосноваться в Свартальвхейме.       — То есть, если бы не я, ты бы ушла от папы в Мидгард? — Астрид даже приподнялась, обеспокоенно вытаращив на мать так похожие на пурпурные лепестки орхидей глаза. В глубине души все похолодело от осознания, что лишь приказ Одина — и маме пришлось уйти. Не захотела бы, так вынудили и заставили, зная этих треклятых асов.       — Не по своей воле точно, родная, — уверенно произнесла валькирия. Заметив, как поникла та, Лив ласково провела тыльной стороной ладони по ее щеке, — Но я благодарна Судьбе, что все сложилось именно так.       — Получается, я… случайность?       Только сейчас воительница заметила в глубине столь родных глаз проблеск иррациональной вины, острые плечи дочери заметно поникли. Лив решительно, но все же осторожно притянула Астрид поближе к себе и прижала к груди.       — И мы с папой все равно тебя любим, Астрид. Да, новости о пополнении стали для нас внезапностью, но ни он, ни я не сомневались в правильности своего решения, — девочка мелко задрожала, из-за чего мидгардка успокаивающе поцеловала ту в макушку, незаметно укачивая в объятиях — как в совсем далеком детстве. И вместо колыбельной говорила идущие от самого сердца слова: — Ты — наша единственная и самая любимая дочка. И никто — слышишь? — никто не посмеет тебя обидеть или навредить тебе, пока мы с папой живы.       В Альвхейме по-прежнему пели птицы, и тихонько текла неподалеку мелкая речушка. А на ее берегу закаленная в боях валькирия укачивала на руках маленькую дочку, пока та совсем не затихла, провалившись в блаженный сон под увещевания столь родного ласкового голоса.       Случайности не случайны. Мимолетная встреча на празднике альвов может обернуться крепкой любовью, которая в итоге даст свои плоды. И нет в девяти мирах силы могущественней материнского сердца — клятвы его нерушимы, а праведный гнев его спалит дотла любого, кто рискнет навредить ребенку.       Вернанди сделала еще виток тонкой нитью — материнская клятва нерушима. И лишь юная Скульд загадочно улыбается сестре, зная наперед все, но не желая делиться сокровенным. Клятву отца и матери услышали они. И лишь время покажет цену словам их.