В свете лиловом, под землей холодной

      Утро следующего дня выдалось на удивление спокойным — волнение, ранее трепыхавшееся в груди пойманной птицей, наконец, успокоилось, и теперь атмосфера таинственного, погруженного во мрак Ца-Кхама больше не давила. Некогда враждебные каменные стены стали приветливее после того, как маски оказались сброшены — прямиком в разъедающую все живое серную кислоту. Найти давно утраченное сокровище и успокоить мятежную душу задача не из простых, однако Лив безмерно благодарна норнам, что ее испытания остались позади.       Первый рассвет в Ца-Кхаме она встретила с умиротворением на сердце. Впервые за долгие годы ночью не мучили тени кошмаров.       Только вот Андвари, что казался сейчас мрачнее тучи, бесстрастно пялился в стену, пока валькирия собиралась. Догадываясь о причине плохого настроения, она протяжно вздохнула, покачав головой, но тактично промолчала. Цвергова обида та еще мина в чистом поле — маскируется, что не отыщешь вовек, а если наступишь ненароком, рванет моментально и убьет на месте.       Мастер вздрогнул от ненавязчивого прикосновения супруги, когда та положила сильную ладонь на его плечо, и недоверчиво нахмурился.       — Сегодня Астрид приглашает всех на экскурсию, — мягко произнесла мидгардка. Кто бы сказал еще пару дней назад, что жестокая и властная капитан Рид, наводящая ужас на девять миров, вот так запросто проведет по своему городу, покрутила пальцем у виска. Но события прошедшей ночи расставили все на свои места. На сомнительное хмыканье цверга — с характерно раздраженным поджиманием тонких губ — Лив едва не закатила глаза: — Давай только без глупостей, дорогой. Хотя бы ради Астрид.       Андвари в последний момент передумал дерзить — исключительно потому, что не желал портить отношения с госпожой… да и в принципе портить радостный день, когда они, наконец, отыскали пропавшую дочь: целой и невредимой. Однако столь трепетное и счастливое событие омрачал один пренеприятный факт — лучший друг спит с их дочерью. Зато теперь стало ясно как день значение этих многозначительных переглядываний капитана и ее советника, как только они явились в Ца-Кхам. Как и странное поведение немногословного Ханара, когда они, наконец, поговорили спустя столько лет разлуки.       «— Что тебя с ней связывает?       — Слишком многое, Андвари. Даже больше, чем следовало»              Ага, больше, чем следовало. Точнее и не скажешь.       — Только ради нее, — нехотя буркнул ювелир, сдавшись под пристальным взглядом пепельно-серых глаз. Перспектива лишний раз пересекаться с Ханаром не прельщала, но отказом запросто мог обидеть дочь — сам себе признавался, что восхищается созданным ею величием подземного города, о местоположении которого даже могущественные асы гадают до сих пор. Да чего уж греха таить, он и сам с удовольствием изведал бы укромные уголки Ца-Кхама, лишний раз поражаясь острому уму и изобретательности своей девочки.       Не каждый ребенок, даже среди темных альвов, сумел бы при помощи симпатической магии самостоятельно сделать и оживить куклу — уже тогда становилось понятно, насколько талантлива их малышка. И уж точно не каждый смог бы построить висящий с потолка подземных пещер город, что приковывал к себе взгляды и очаровывал еще при подходе. Впрочем, как сдавалось Андвари, Астрид определенно не раскрыла им еще — да и раскроет ли? — все секреты своей обители.       В дальнем конце коридора они заметили низкорослую фигуру цвергини — с безупречно ровной осанкой и выжидающе скрещенными руками под грудью. Распущенный темный водопад волос разметался по массивному капюшону позади шеи, а глаза-аметисты угрожающе сверкали в уютном рассветном полумраке подземелий. Астрид была не одна, явно увлеченная давним разговором с инеистой великаншей — той самой, с маской на нижней части лица, которую они видели на пиру подле ее трона — и светловолосым юношей. Великанша причем отрешенно мотала головой, до валькирии и цверга донеслись лишь обрывки фраз:       — Я не пойду, Рид.       — Почему?       — Не хочу.       На вопросительный хмурый взгляд лидера ассасин, скорее, по инерции потянула руку к лицу, однако остановилась на полпути и опустила. Сквозь черную тканевую маску послышался хриплый вздох.       — Пугать гостей не хочу. Ты понимаешь, о чем я, — капитан медленно моргнула, обреченно вздохнув, и махнула рукой — разрешение уйти. Лив задумчиво сощурилась, приближаясь к дочери, чей взгляд потеплел при виде родителей, а вслед великанше громко произнесла:       — Позови Ханара, Сарра.       — Лады.       От внимания Астрид не ускользнуло, с каким пренебрежением скривился отец при упоминании лучшего друга, тем не менее, судя по плотно сжатым бледно-лиловым губам, не горела желанием встревать в новую перепалку, а посему обернулась к тому светловолосому молодому человеку в капюшоне и темно-сером ассасинском наряде:       — Получил новое послание к клану, Фрост? — юноша слегка улыбнулся, в почтительном жесте склонив голову. По виду простой человек, но любой веттир почувствует в нем бушующую силу — божественную. На то и сын славного аса Видара.       — Ежели вы позволите, капитан, я отвечу на Зов, — Астрид посмотрела на него исподлобья — невзирая на ощутимую разницу в росте, во взгляде цвергини за километры ощущалась скрытая угроза. Увидев этих двоих впервые, безошибочно угадаешь, кто здесь главный. После недолгих мгновений раздумья, наконец, медленно кивнула:       — Даю добро. Можешь ответить на Зов, — полубог учтиво поклонился до пояса — светлые кудри небрежно мазнули по сильным плечам — и без лишних вопросов скрылся с глаз долой. Буквально: стоило валькирии моргнуть, как того уже и след простыл, из-за чего она ошалело вытаращилась перед собой под незаметной и гордой улыбкой дочери. Ассасины, Сурт бы их побрал…       — Что за Зов такой? — задумчиво поинтересовался Андвари, Астрид с готовностью пояснила:       — Так мы называем ситуацию, когда клану оставляют послание с просьбой о помощи, — словно то было в прошлой жизни, Лив вспомнила испещренную рунической вязью бересту со знаком кусающей себя за хвост змеи. — Послание забирает один из ассасинов и передает мне лично в руки, после чего я либо даю добро на встречу с потенциальным клиентом, либо отказываю. «Ответить на Зов» в нашей среде как раз и означает, что выбранный член Мастеров Тени от лица клана изъявляет волю предводителя страждущим.       Вскоре издалека показалась остальная компания во главе с Ханаром, на что Рид криво ухмыльнулась — если судить по обескураженным лицам, им уже рассказали, кто она на самом деле такая. Лив только сейчас заметила плещущиеся через край эмоции в родных фиолетовых глазах, однако дочь сохраняла завидное хладнокровие и важно сцепила руки за спиной, выжидающе взирая на советника. Лидер клана первой заговорит в исключительных случаях — в остальных ей должны все и как можно подробнее докладывать с порога.       — Я привел всех, как вы и просили, капитан, — склонив голову в знак приветствия, отрапортовал цверг. На губах девушки расцвела мягкая одобрительная улыбка, остро не вязавшаяся с образом строгой и жестокой предводительницы.       Андвари презрительно фыркнул. Не знай наверняка, что их связывает, вряд ли бы догадался за пресловутой официальностью и выслуживающимся «капитан» обо всем. Лишь в самой глубине вишнево-лиловых глаз друга, направленных прямиком на Астрид, видел безграничное уважение и восхищение — прикажи она прыгнуть с обрыва, Андвари мог поклясться, Ханар безропотно это бы сделал. Ради обезоруживающей улыбки уголками губ, что так редко красила изящное бледное лицо, пошел бы хоть на край миров.       Внутри скользкой гадюкой зашевелилась колючая ревность, стоило Астрид — уже не милой маленькой девочке, но суровой взрослой девушке — невесомо провести тыльной стороной ладони по впалой щеке Ханара. В тусклом отсвете лиловых кристаллов острые ногти отливали металлическим блеском. Незначительная разница в росте не играла особой роли, потому что цверг смотрел на капитана с безграничным восхищением на грани слепой преданности. Верный цепной пес, что при гневном оклике хозяйки вмиг у ног ляжет послушным зверем.       — Я в тебе и не сомневалась, дорогой, — томный полушепот цвергини оказался больнее хлесткой пощечины. За фарфоровой маской дельного спокойствия трепетно хранила слабые ростки нежности, что увидеть не каждому дано. Астрид отняла ладонь от лица Ханара, вмиг посерьезнев: — Будешь сопровождать нас.       Сагр недоверчиво хмурил кустистые брови — остальные тоже кидали на капитана выжидающие взгляды, словно пытаясь разглядеть в ней кого-то другого, хотя бы смутные черты узнавания. Наконец, задумчивое лицо Улля разгладились, а сам бог-лучник хмыкнул:       — Значит, то, что нам сказал цверг — правда, — он с уважением протянул мозолистую ладонь Рид, которую та пожала в ответ на удивление крепко, не прекращая злорадно улыбаться. Сквозь годы прослеживались знакомая наследственная ухмылка Андвари, которую ни с чем не спутаешь. — Рад тебя видеть живой и невредимой, Астрид.       Ванадис охнула, во все глаза уставившись на девушку и инстинктивно поднеся ладонь к открытому рту, Лиод ошалело выдохнула одно-единственное слово: «невероятно». Сотканный из мириад легенд мираж сурового капитана ассасинов рассеялся туманом, и в острых скулах цвергини, в воинственно горящих аметистовых очах признали пропавшую без вести дочь валькирии и мастера-цверга. Годы заточения в Башне выковали из невзрачного куска металла поистине смертоносное оружие.       — Непривычно, небось, видеть вместо той малявки беспощадного наемника, — спокойный сарказм, изящно вплетенный в самоиронию — и лишь в самой глубине взгляда можно заметить проблески боли и тоски по тому, чего уже, увы, не вернуть. Неловкое молчание прервало фырканье Сагра, красноречиво закатившего глаза и недовольно пробухтевшего:       — Почему я не удивлен той выходке с полупрозрачным халатом? Уж от кого, Астрид, но от тебя такое ожидаемо.       Та поначалу вопросительно нахмурилась, не до конца понимая, о чем твердит ванир, но… постепенно бледное лицо озаряла победная улыбка, а лукавые лиловые искорки звездной россыпью отражались в радужке. Недавние воспоминания о первой встрече в стенах Ца-Кхама промелькнули в голове: пьянящий аромат альвхеймского вина, мерзкая ухмылка Джованни, полумрак залы, разгоняемый разве что пламенем камина, над которым едва колыхалось знамя клана. И халат — чертов полупрозрачный халат с пышным фиолетовым мехом, созданный руками талантливого советника. Впрочем, обескураженные лица собеседников, явно не ожидавших увидеть смертоносного предводителя ассасинов в домашнем и столь откровенном прикиде, босой, да еще и с вином в руках, Астрид с садистским наслаждением запомнила надолго.       А потому сдавленно рассмеялась:       — Так и знала, Сагр, что ты мне будешь теперь это вечность припоминать.       С каждым она понемногу поговорила, чтобы разъяснить некоторые моменты — пусть с утра пораньше Ханар и подготовил друзей семьи к столь непростому открытию, а некоторые детали приходилось рассказывать самолично. Тетушка Лиод одобрительно хмыкала, с гордостью признавая в капитане все ту же бойкую маленькую девочку, которая давным-давно попросила у нее танк. А Тор, некогда бывший в няньках у юной цвергини, на радостях и с громоподобным «ты ну даешь, Малая!» попытался обнять не ожидавшую такого напора девушку — лишь в последний момент из медвежьей хватки та ловко извернулась, инстинктивно схватившись за арбалет за спиной.       — Тор, — громовержец растерянно вздрогнул от того, насколько укоризненно прозвучало собственное имя из уст Астрид — в напоминание, что та уже взрослая ветте: в детстве отличалась боевым нравом, что говорить теперь. Вздыхая и распрямляясь, она убрала руку от верного оружия. — Вежливее. Я тоже рада тебя видеть, но сдерживай эмоции, пожалуйста. Сломать меня на радостях можешь.       Не преувеличивала. Могучий и сильный Тор голыми руками одолевал ледяных великанов — что и говорить про низкорослую цвергиню? Ее народ в целом не отличался воинственным нравом, они в большинстве своем ремесленники и мастера, но никак не воители. Конечно, жизнь в клане научила многому, однако она вполне разумно остерегалась лишний раз сталкиваться в открытом бою с асами и великанами, что одним захватом крепких рук запросто сломают ей позвоночник. Даже с учетом теплых отношений между ней и бывшей нянькой в лице великого сына Одина, тот все же мог навредить, пусть и неосознанно и не со зла.       Ханар тихо прыснул со смеху, иронично косясь на помрачневшую после его вопроса Астрид:       — Малая? Серьезно?.. — однако моментально прекратил улыбаться, глухо сглотнув, когда та свирепо зыркнула в резком развороте. Холодок страха неприятно пробежался по хребту от неприятных ассоциаций, что именно такую картину видят обреченные несчастные, коим не повезло оказаться в немилости клана.       — Детское прозвище, — нехотя буркнула Астрид, после чего встряхнула головой, разметав по капюшону темные волосы, и нарочито воодушевленно произнесла: — Что ж… начнем экскурсию? Ца-Кхам не каждому рад открыть свои… секреты.       Окончание фразы подразумевалось само собой — «вам сказочно повезло, что в моем городе мои правила». В принципе вряд ли клан вел дела в собственном логове, путь к которому они охраняют так же ревностно, как драконы стерегут сокровища. Коротко махнув рукой, Астрид дала знак следовать за ней — цокот каблуков начищенных до черноты сапог эхом раздавался от стен, заставляя проходящих мимо ассасинов еще издалека вздрагивать под самодовольной ухмылкой предводителя. Практически след в след за ней прошествовал Ханар, недоуменно нахмурившись на недовольное скривившееся лицо Андвари и отрешенно помотав головой. Благо, капитан не заметила этих переглядываний, с особым упоением погрузившись в рассказ о сотворенном ею городе.       — Мы сейчас находимся на туманных островах посреди ледяного моря, где-то на границе между Йотунхеймом и Свартальвхеймом. Цепь подземных тоннелей — наша родная стихия. На поверхности и не скажешь, что здесь, под землей, вовсю кипит жизнь, — она изящно указала на вырезанную из цельного камня округлую арену вдалеке, что так же, как и все залы и здания города, произрастала с потолка пещеры: лишь самые внимательные могли заметить сливающиеся с тьмой силуэты юных ассасинов, тренировавшихся там, — Князья Йотунхейма, Модсогнир, Дурин… нам предлагали присоединиться к одному из миров, мы отказываем, сохраняя нейтралитет и собственную независимость. Мастера Тени не позволят кому-то извне командовать собой.       Весь Ца-Кхам представлял разрозненные каменные залы, роскошно украшенные изнутри и сверкающие снаружи узкими высокими окнами да искусными мозаиками. Свисавшие с потолка просторной пещеры, между собой они сообщались широкими, освещенными лиловыми кристаллами мостами. Остро ощущалась бьющая изнутри жизнь, словно сам город охотно отзывался на глас создательницы — ощущалась и невероятно сильная тоска по родному миру темных альвов, в котором Астрид не показывалась долгие годы. И все же как схож был он на подземные города цвергов, одновременно с тем Ца-Кхам оказался другим, подчеркивал непокорность и независимость. По крайней мере, Андвари точно не мог припомнить хотя бы одно поселение подобного строения, чтоб залы строились сверху вниз. Технология довольно-таки непростая в исполнении, хотя и давно не дававшая мастерам-цвергам покоя в эстетическом плане.       — Пиршественный зал вы уже видели, арену не так давно прошли, — спускаясь по винтовой лестнице, продолжала Астрид, задумчиво хмурясь: — Что еще?       Лив неловко кашлянула:       — Вивьен на пиру упомянула, что Джованни у вас… не в почете и живет на окраине, — несколько пар глаз негодующе посмотрели на валькирию — только упоминания мерзкого лича им не хватало, да и сама предводительница ассасинов как-то недовольно поджала губы.       — Да. У каждого члена Совета Девяти есть свои покои — чем ближе к потолку пещеры они располагаются, тем выше по статусу в иерархии находится веттир. Ниже — рядовые ассасины-солдаты. Ну, а Жова…       Астрид с тяжеленным вздохом закатила глаза, что, в общем-то, говорило о положении дел красноречивее любых слов — как и тот факт, что она единственная из всего клана называет лича не Джованни и уж тем более не Джовании де ла Круа-Бьянки. Простое панибратское, на тонкой грани властного пренебрежения Жова. Девушка в упор посмотрела на растерянную мать, понизив голос:       — Тебе любой из нас скажет, насколько некромантия не в почете в любом из миров, мам. В клане тоже не все довольны тем, что нежить соседствует бок о бок с ними, а их повелитель и вовсе близок к капитану и Совету.       Тор грозно рыкнул:       — Тогда почему ты не выкинешь эту гнилую псину вон?       Знакомый фиолет подернулся угрожающе сверкнувшим льдом, даже Ханар притих, напряженно косясь на подругу. Лишь самые уголки лиловых губ дернулись в подобии улыбки, но голос звучал подобно тем самым могилам, что лич тревожит периодически:       — Потому что выгоднее иметь некроманта в союзниках, нежели во врагах. Джованни живет вдали от всего клана, чтобы не тревожить их покой, да и ему самому противно общество живых, из крови и плоти — завидует, видимо, что сам уже нежилец, — короткий смешок Астрид отдавал ледяным презрением, подобным точному удару клинка, — Клан не такой многочисленный, как вы думаете. А мертвым не нужно спать и есть. И поднимаем их мы из вражеских станов, чтобы численное преимущество оказалось на нашей стороне.       Оставив шокированных гостей переваривать информацию, капитан призрачной тенью двинулась дальше по темным коридорам, держа руки сцепленными за спиной. Первым встряхнул головой, прогоняя оцепенение, Андвари и пошел следом за дочерью. Процессия вскоре возобновила движение, а лидер клана продолжила ленный рассказ не только о внутреннем убранстве города, но и обустройстве внутри клана.       А когда логично ответила на вопрос, что защиту Ца-Кхаму во многом обеспечил Ханар, заметила, как отец недовольно поморщился, кидая обвинительные взгляды на лучшего друга. Астрид вскользь глянула на советника — заметив проблеск вины в столь любимых темно-карих очах, постепенно замедлила ход, после чего практически отрезала:       — Думаю, на сегодня достаточно экскурсий. У нас будет еще не один день все вам показать и обо всем рассказать, — она вперила жесткий взгляд в громовержца, чеканя каждое слово: — Одно могу сказать точно: пока клану не угрожают, пока не покушаются на нашу независимость, мы не представляем опасности ни для одного из девяти миров. При необходимости так и передайте… — еле сдержалась, чтоб не выпалить привычно-излюбленое «этому маразматичному старикану», — Одину.       Оттеснив Тора плечом, Лив с готовностью кивнула — не хватало только, чтобы кто-то начал возмущаться.       — Мы все поняли, Астрид, — валькирия предчувствовала негодование начальства свыше, однако вполне могла понять и чувства дочери. Та практически с колен подняла свой народ от разрозненного отряда разбойников до элитного клана наемных убийц, коих разумно опасаются. Впрочем, ее дочь достаточно умна, чтобы не перебегать дорогу сильнейшим сея миров. Однако если те вздумают первыми нарушить негласное ненападение, бросит все ресурсы и станет сражаться со всей изощренной жестокостью и яростью.       Как только компания начала расходиться по своим покоям, Андвари заметил, как к нему направлялся Ханар. Тот явно чувствовал повисшее в воздухе напряжение, сам был мрачнее предгрозовой тучи, однако голос по-прежнему оставался спокоен.       — Андвари, можно с тобой поговорить? С глазу на глаз, — мастер недовольно дернул острым ухом, тем не менее, кивнул обескураженной Лив, чтобы та шла в их комнату одна.       Ханар завел их в ближайшую свободную залу — не слишком просторную и уж точно не такую замысловатую, как кабинет предводителя, но для приватных разговоров идеальное место. Обреченно выдохнув и нервно помассировав переносицу, — разговор предстоял определенно не из легких, потому что Андвари уже недовольной кошкой шипяще смотрел в упор — осторожно начал:       — Андвари… я, конечно, все понимаю…       — И что же ты понимаешь? — язвительно протянул ювелир. — Твою дочь тоже лучший друг трахал?       Ассасин неприязненно дернулся, как от хлесткой пощечины, с каждой фразой мрачнея все ощутимее. На сильных руках переливались вздувшиеся вены, ладони то и дело нервно сжимались сами по себе в кулаки. Видят боги, не хотелось ему ссориться зазря, да и Астрид просила мягко поговорить — ее он подвести не мог и не хотел. А потому с трудом собрав все терпение в кулак и сипло втянув сквозь крепко сжатые зубы затхлый воздух подземелий, угрожающе медленно начал:       — Всё не так, как ты думаешь.       — Астрид мне прямо сказала, что вы вместе, — жестко отрезал недовольный альв.       — Она сказала правду, — не лукавил Ханар, ощущая, как в груди с новой силой разверзалась черная дыра, пробудившая все сомнения и терзавшую все эти годы вину. — Не будь все взаимно, я бы не стал ее тревожить своими чувствами.       — Как ты вообще посмел? — аметистовый взгляд Андвари потемнел от невыносимой боли предательства, что жгло больнее огня. Последний раз так случилось, когда рыжий плут растоптал с заливистым смехом все хорошее, что между ними было, украв злато рейнских дев и проклятое кольцо. Одна мысль, что лучший друг, делившийся с ним самыми сокровенными мыслями за кружкой пенного до поздней ночи, украл самое ценное сокровище, которое только было у Андвари, острой иглой застревала в глотке. — Она же моя дочь, Ханар.       Три слова, удушали сильнее удавки — она моя дочь — до жгущих слез, до хриплых вздохов, болезненно застревающих в грудине. А он как будто не знал… перед глазами ослепительной вспышкой стояла каждый раз метка Андвари, которую увидел на пурпурной орхидее-заколке, которую неосознанно видел в каждой острой черте изящного лица Астрид. Не пытался заменить той мелкой наглой девчонке отца, но решил разыграть благородного рыцаря и взять под опеку в память о лучшем друге. Помочь ей подстроиться под суровые законы клана, прижиться, свыкнуться с мыслью, что пути назад нет и все двери домой наглухо закрыты.       — Думаешь, я себя не виню? — хриплые, полные отчаяния слова дрожащим шепотом сорвались с искусанных губ. Обжигающая ненависть к самому себе вскипала в венах. — Да она же на тебя похожа, думаешь не видел? Не понимал?       Голос сам собой повышался, как и градус напряжения между ними. Пылающие слепой ревностью фиалковые глаза лучшего друга до болезненного вздоха напоминали, как в редкие моменты точно так же уничижительно смотрела на него капитан Рид — и только для него из всего клана после смены имени Астрид. Точно так же поджимала в крайней степени недовольства изящно-лиловые губы. Хмурила такие же тонкие темные брови, а каждое слово, каждая фраза сравнима с замахом руки.       Ханар помнил прекрасно, как пытался задушить тихо зреющие чувства. Ни следа от той бойкой малышки, которую ему приходилось среди ночи на руках тащить к растерянной Вивьен, потому что та исцарапала себя до крови, втихую дорвавшись до заветного шоколада. Рано или поздно ту девочку сменила бы статная и поистине грациозно-смертоносная цвергиня, способная одним колким взглядом поставить на место даже зазнавшегося Джованни.       И которая все равно наедине только со своим бывшим опекуном сдирала все нацепленные маски спокойствия — кричала, выла от отчаяния и беспомощности, не смирилась после стольких лет с несправедливым заточением. Будто осудили и на пожизненное отправили невиновного человека.       — Я пытался… пытался убить в себе все чувства, что возникли у меня к ней, — Ханар нервно запустил пятерню в каштановые волосы, сжав их до неприятных ощущений, будто это могло помочь оставаться в моменте, и криво, недобро усмехнувшись на грани мрачной истерики. — Каково мне было жить с осознанием, что она твоя дочь? Что я испытываю это к дочери лучшего друга, которую самолично вырастил?       Последняя фраза, судя по недовольному лицу Андвари, ножом по сердцу прошлась ему, но Ханару стало откровенно плевать. Да и злился он не столько на друга, сколько на себя самого. Что согласился стать приближенным советником — чтобы оберегать Астрид от завистливых взглядов, грозившихся перерасти в подсыпанный в кубок яд или вогнанный под лопатку клинок. Хранил чужой сон, не смыкая глаз в ее покоях — и с благоговейным трепетом наблюдая, как прекрасны изящные черты, когда не напряжены тяжестью клановых будней. Только он видел сквозь плотную маску жестокого капитана смертельно уставшую девушку, выросшую вдали от семьи и истосковавшуюся по близким. Желал уберечь… дать ей понять, что она не одна.       — Я всем пожертвовал ради Астрид, — свирепо прорычал Ханар, из-за чего Андвари даже вздрогнул, недоверчиво поведя бровью, — Даже своим лучшим творением.       Цверг побледнел, странная догадка вспыхнула в голове — и чем сильнее белел он полотном, тем мрачнее становился лучший друг. Слова давались с трудом, но пришли сами собой, когда части мозаики, что некогда были единым целым, наконец, собрались воедино.       — …три года назад Башня рухнула, Модсогнир сказал, — одними губами прошелестел, а губы Ханара растянулись в недоброй улыбке. Сам он медленно закивал:       — И-мен-но. А почему она разрушилась, сказать? Или сам догадаешься?       Ювелир поднял тяжелый взгляд на собеседника, слова неожиданно застревали в глотке, превратившись в острые шипы. То, с каким стремлением и энтузиазмом Ханар создавал Башню, страстно желая показать всем, чего стоит, как он месяцами не появлялся в мастерской в поисках недостающих деталей, пропадая в других мирах…       — Потому что ты ее покинул навсегда. А Башня жила на силе своего создателя, — только по-настоящему серьезная причина могла толкнуть Ханара покинуть созданные им миры. Неточная копия девяти миров, тем не менее, функционировала — за счет заточенного внутри собственного творения творца.       Ассасин-цверг отвел полный боли взгляд в сторону — воспоминания ранили до сих пор. Как и невозможность воссоздать былое величие вновь. Но умом понимал: иначе было нельзя…       — Для меня она была домом, но для Астрид стала тюрьмой, — Ханар прикрыл глаза, вспоминая, с какой тоской цвергиня провожала каждый закат, уходя куда-нибудь подальше от клана. Как желала одними губами, прекрасно зная, что ее слова так и не дойдут до адресата, доброй ночи отцу и матери, прежде чем уйти спать. — Она хотела вернуться к тебе и твоей валькирии, очень скучала по вам. Я стал подбивать соклановцев, чтобы свергнуть Кая, а после — донес до ее ушей новости о зреющем бунте. Знал, что она сделает все возможное и невозможное, чтобы уйти из Башни.       — Но ты ведь мог остаться, — удивленно взметнул брови Андвари, — Башня же твое лучшее творение!       Но умолк под тоскливым взглядом. На тонких губах Ханара застыла горькая, подобно полыни, улыбка.       — Мог, — кивнул, — Да вот только она бы не ушла без меня, упрямая слишком. Несчастна была бы, все еще вздыхала бы по дому, но осталась, а я… — он глухо сглотнул, протяжно вздыхая, каждая фраза давалась с ощутимым трудом. — Я хотел, чтобы она улыбалась. Хотя бы иногда.       Ради ее искренней улыбки подбивал похищенных из оригинальных миров на мятеж против бывшего конунга. Ради этого помогал искать проклятый и давно утраченный Андваранаут. Прекрасно понимал: покинет Башню навеки — и та без силы создателя карточным домиком рухнет, канет в небытие. Но даже если ему она стала домом… всё же больше он желал даровать Астрид свободу — вопреки своим эгоистичным порывам. Посему собственноручно разрушил кандалы и стены ее тюрьмы, что по иронии норн была его лучшим и любимейшим творением.       Даже если он согласился вечность провести в Башне, Астрид не заслужила такой участи. И без него бы не ушла — слишком любила. Беспощадная стерва Фрейя, воистину: кому-то из двоих суждено пожертвовать чем-то важным. Ханар не хотел, чтобы любимая женщина, вдохновлявшая и ставшая его смыслом, клала на жертвенный алтарь алчной богини свою свободу. Она — ценнее какой-то там каменной халабуды.       До сего момента категорично настроенный, Андвари поменялся в лице — сильные плечи Ханара поникли, видно, что тот говорил от самого сердца. Не каждый цверг откажется от того, что с таким вниманием и трепетным трудом строил, во что буквально вложил душу. Башня навсегда останется в анналах истории как нечто единственное и неповторимое в своем роде. Созданная не для чего-то, но вопреки: назло горделивым асам. А разрушенная во имя любви.       — Ох, Ханар… — альв растерянно выдохнул, сочувственно смотря на безутешного друга. Гнев и ревность, сжигавшие душу, куда-то улетучились, оставив после себя только пепел горечи. — Я… я право не знаю даже, что и сказать…       Тот жестко взметнул ладонь в просьбе замолчать. После чего вперил горящий решительностью взгляд в знакомое серое лицо — Андвари уже видел такое выражение лица: когда тот упрямо решил утереть нос зазнавшимся богам Асгарда. Точно так же не собирался отступать сейчас, цедя каждое слово:       — Можешь меня ненавидеть. Можешь проклинать, — он едко усмехнулся, — Да Сурт подери, думаешь я себя не кляну за то, что посмел полюбить ее — твою дочь, которую я все эти чертовы годы опекал и берег как зеницу ока? Чье благополучие и счастье я поставил превыше всего и пошел на разрушение своего лучшего творения? — Ханар отрешенно помотал головой, — Можешь говорить, что хочешь, Андвари, но, по-моему, я уже достаточно показал на что готов ради Астрид. Попросит она — я уйду и больше не появлюсь в ее жизни никогда, в этом я точно могу тебя заверить, если тебе спокойно будет так.       Точка, без возможности переделать в запятую. Андвари показалось, что он снова тонет в болоте, когда легкие забивает застоялая вода. Мало того, что Ханар возложил на себя обязанности опекуна и не оставил его малышку на произвол судьбы, так еще по собственной воле, после долгих терзающих сомнений, решился разрушить свое самое любимое и столь дорогое сердцу творение — опять же, во благо Астрид.       — Ханар… — предпринял было еще одну, последнюю, самую отчаянную попытку, ювелир, но тот скривился, практически рявкнув:       — Закрыли тему. Я всё сказал.       Он весьма красноречиво направился прочь из комнаты, с громким грохотом закрыв за собой дверь и оставив Андвари в растрепанных чувствах и крайней степени растерянности. Колючая отцовская ревность угольями потухшего костра пылала, но что-то мешало ей разгореться вновь в то яростное обжигающее пламя.       Одно умом понимал: Ханар действительно любит Астрид. Дорожит ею, ставит ее интересы превыше своих собственных — скажи бы ему кто-то, что лучший друг пойдет рушить Башню ради какой-то женщины, откровенно рассмеялся тому глупцу в лицо. Слишком многое цверги вкладывают в свои творения, чтоб так запросто с ними расставаться. Но для Ханара…       Видимо, ему гораздо больнее было бы видеть остаток жизни потухший взгляд глубоко несчастной Астрид.       Любовь поистине непредсказуемая штука. А коварная Фрейя ловко плетет свои сети.