***
Пока кадеты бились в истерике из-за запаздывающей на службу разведчицы, Мари ещё даже не покинула кровать. Добрую часть ночи на нее снова охотились кошмары, пытаясь добраться до самой души девушки, выжрать сердце изнутри. Темнота появлялась из ниоткуда, крадучись, на цыпочках шагала к Мари, валила на землю, нападая со спины, хватала несчастную за ноги, тащила в свое логово, откуда уже нет выхода назад, не поддаваясь ни на крики, ни на отчаянные сопротивления. В голове Ниманд снова вспыхивали картины из ее детства, мелькали искаженные болью лица её братьев; громко, разрывая голову изнутри, раздавался детский надрывистый плач; слова, которые ей удалось подслушать когда-то, не выходили теперь из памяти; Мари как-будто каждую ночь снова и снова, не видя конца и края, переживала тот самый день, последний, когда все рухнуло. Когда погибли братья. " — Я вернулся, сестрёнка. Соскучилась?» И все затихло. Словно это финальная, пиковая точка, апогей, что Мари непременно должна была запомнить, выжечь себе раскаленным до красна клеймом в памяти, чтобы больше никогда не избавиться от уродливого шрама. Кошмары отступили лишь под утро. Измождённый непрекращающимися пытками мозг, обессиленное тело, не спрашивая разрешения у Мари, пришли к единогласному решению спать до упора. Спать, пока сигнальными ракетами не разбудят. И Мари спала, спала как убитая, напрочь позабыв о ею же назначенной встрече. Пришла в себя она, когда солнце уже стояло в зените и било в глаза через окно так агрессивно, что девушке пришлось утирать влажные дорожки слез по щекам, которые она пускала во сне, чтобы не дать глазам иссохнуть и выпасть из глазниц. Лейтенант потянулась, с превеликим удивлением подмечая, что впервые за несколько месяцев чувствует себя хорошо, можно сказать, что даже выспалась. Мари нахмурилась, это что, так кадетский корпус на нее влияет? Атмосфера располагает поспать? Кровати мягкие? Джулиан своим протезом не гремит? А может это просто теплые детские воспоминания нахлынули о былом кадетстве? Хотя нет, ее времяпрепровождение тут тоже закончилось не слишком радужно, иначе бы она не встретила Смита. Мари принялась сладко потягиваться в кровати, перебирая мысленно в голове варианты такого внезапного высыпания. Вдруг в черепной коробке промелькнула мысль о том, что лейтенант опаздывает на собственную встречу. Мысль промелькнула и попала в самое яблочко: в ту же секунду Мари, окончательно стряхнув с себя сонную пелену, перевернулась на бок и вскочила с кровати так стремительно, что аж в глазах потемнело. Сердце билось быстро-быстро, пока Мари пыталась привести себя в более или менее презентабельный вид. По-хорошему ей бы вообще провести за прихорашиваниями добрый час, все же родной корпус в лучшем свете выставлять. Ее замученная и помятая мордашка будет не кстати. Без возможности позволить себе такую роскошь, Мари на скорую руку запрыгнула в форму и, уже почти что на бегу, зацепила на столе свой излюбленный блокнот в потертой кожаной обложке. Вместе с лейтенантом эта записная книжка прошла и огонь, и воду, и трибунал. Как она ещё жива? А черт его знает. Может потому, что Мари его холила и лелеяла, как малое дитя, хотя когда-то именно этот блокнот и стал главной уликой в судебном деле против Мари. Теперь же на страницах этого блокнота среди прочих самых своеобразных записей: от любовных размышлений о прежних чувствах к Майку до чертежей новых приводов пространственного маневрирования — красовался и краткий план, какими путями можно посеять в головах кадетов мысль о том, что разведывательный корпус — лучшее место на свете. Мари стремглав выскочила из пустой спальни, бросившись к кабинету, где ее заждались ученики. Петляя меж небольшими деревянными постройками кадетского корпуса, лейтенант молила Святую Сину не гневаться на Мари за праздность и ее насылать на нее в качестве страшной и, стоило признать, весьма справедливой кары бунт учеников, которых «мариновали» в ожидании минута за минутой. А тем временем Адэна, отбивавшая ногой чечётку каждые десять минут, отсчитывая минуты, наконец вскочила с места с восторженным воскликом победы. Рыжая наконец дождалась законного завершения сделки с Жаном о том, что подождать лектора все же стоит. Назначенное время истекло, следовательно Адэна и компания свободны, словно птицы в небесах. — Все! Хватит! Долой дедовщину, — резво подпрыгнула Адэна, в два прыжка подпрыгнув к двери и уже собираясь схватиться за ручку, — рада поздравить вас, дамы и господа, с окончанием обучения! — воскликнула Адэна, улыбаясь всему кабинету сразу. Но осуждающий взгляд Жана игнорировать все же давалось с трудом, который все грозился прожечь насквозь порцией порицания в глазах. — К сожалению, не могу разделить вашей радости, — впопыхах произнесла Мари, распахивая дверь как раз в ту секунду, когда Адэна была готова выпорхнуть их кабинета на крыльях свободы и радости, — все по местам, — приказала Мари уже увереннее, чем делала это вчера. Практика, пусть и скудная, создает мастеров, не зря говорят. Лейтенант замешкалась на короткое мгновение, оглядывая ошеломленную и разочарованную одновременно Адэну с головы до ног, которой все же пришлось промаршировать к своему месту около Жана и принять вид прилежного ученика, пусть и пытавшегося сорвать урок всего минутку назад. Стараясь не обращать внимания на приветственный, но отнюдь не радостный, синхронный вздох ребят, что залпом прозвучал, когда лейтенант появилась на пороге, Мари разложила на учительском крепком дубовом столе свои скромные пожитки: святой блокнот, пару исписанных листов с заметками о педагогическом деле, которому пришлось выучиться в две ночи. Ее учитель теории, преподававший Мари ещё в ее кадетство, с рабочим стажем в сорок с лишним лет явно бы гордился своей ученицей. Девушка постаралась сосредоточиться на своей предстоящей речи, ведь она должна быть достаточно убедительно, чтобы привлечь кадетов на фактическую смерть, да к тому же и добровольно. Но в голове крутилась лишь одна назойливая, но удалая мысль, не давай покоя и без того беспокойному разуму. Снова эта рыжая девчонка. Ещё вчера она что-то всколыхнула в Мари, сердце предательски сжалось. А сегодня, при ближнем рассмотрении, она кажется ещё более знакомый, словно Мари встречала ее до этого, да и не раз. Кто же она, черт возьми. Как бы не хотелось пуститься в пространное борождение по темной мгле размышлений о рыжей ученицы 104 корпуса, стоило все же перейти к исполнению единственное за последней время миссии, к которой Эрвина привлек Мари, вырвав ту из своего «места гниения и разложения» хотя бы на пару дней. Не густо, но эта какая никакая возможность надышаться полной грудью свежего, бодрящего воздуха. Эрвин как-то, давая Мари внеочередной урок ораторского мастерства от профессионала этого дела, упомянул, что очень удобно попадать по людским сердцам через их мечты и стремления. Тогда будущий лейтенант пропустила слова своего мудрого не по годам наставника мимо ушей, мало понимая, что значит «бить через мечты». Но теперь этот совет заиграл новыми красками. — О чем вы мечтаете? Чем хотите гордиться в старости, в конце жизни, когда надо будет рассказать внукам о своих удалых похождениях молодости? — произнесла Мари, упёршись руками в столешницу, оглядывая, полный недовольных лиц, класс. — Лейтенант, не соизвольте держать нас за дураков, мы все прекрасно знаем, откуда вы и что от нас хотите, — скептично, без особого уважения к старшей персоне, изрёк Браун, вальяжно покручивая меж пальцев карандаш, — вы же здесь для того, чтобы промыть нам мозг, вроде, вступайте в разведку, там все хорошо. Мир, дружба, разведка? — хмыкнул парень с таким видом, будто только что разгадал загадку о происхождении титанов. — В следующий раз будьте проницательней, мистер Браун, — Мари наконец вжилась в роль коварного манипулятора детками, сродни Смиту, и принялась отыгрывать ее со смаком. Девушка выдвинула стул, присела, сделала короткую запись в пару слов на чистой странице блокнота, — промывать мозги — задача Шадиса, уверена, он весьма успешно вытряхнул из ваших черепных коробок все ненужное. А моя задача — наставить вас на праведную дорожку. Это разное. — Вы, да, вы, — Мари указала карандашом на Бертольда. Тот озадаченно озирался по сторонам, пытаясь понять, к кому все же обращается лейтенант, пока не понял, что заточенный кончик карандаша смотрит прямехонько на него, вас зовут? — Гувер, Бертольд Гувер, лейтенант, — пролепетал растерянно мальчишка, пока Райнер хихикал с такой неуклюжей реакции друга у него под боком, — вернуться домой… С Райнером, лейтенант, — ответил без размышлений Бертольд на ответ Мари, о чем он мечтает. Прежде, чем сделать ещё одну пометку в дневнике, девушка ехидно улыбнулась, радуясь тому, что карты легли удачно. И Бертольд неосознанно выдал с потрохами и секретик своего друга — Райнера, который так тщательно защищал его сарказмом вперемешку с колкостями довольно дерзкими. Будь на месте Мари кто-нибудь другой из верхушки, получил бы давно колкий на язык парень по макушке знатную оплеуху. Пока Мари ковырялась в душах Бертольда и Райнера, в углу кабинета постоянно нарастал гул и назойливый гундеж. — Ты! Спросишь — ты! — завопила внезапно Саша, пихнув Спрингера в шею. Да так, что он чуть лбом с партой не встретился. Образовавшаяся буча и подбадривающе улюлюкающие Жан и Адэна сзади драчливых друзей, хихикавших в кулачки в тщетных попытках сдержать то и дело вырывающиеся наружу смешки, которые на выходе больше смахивали на хрюканье, не могли не беспокоить Мари, пытающуюся направить все свое самообладание на то, чтобы голос не дрогнул не вовремя. Девушка посмотрела на бушующих ребят неодобрительно, подняв одну бровь. — Ну говори же! — Саша толкнула Конни в бок, лишь бы тот поскорее задал волнующий всех, в особенности Сашу, вопрос и удовлетворил всеобщее любопытство. — А откуда шрам, мэм? — пробубнил невнятно бедный Конни по общему принуждению. Вся смелость и дерзость парня куда-то разом делась, когда старший лейтенант злостно сверкнула глазами, не желая обсуждать огромный рубец через пол-лица. — Получила по неосторожности на миссии в юности, — постаралась увильнуть от бестактного вопроса девушка, искренне не понимая, почему среди тысячи самых разнообразных и пугающих ранений солдат ребята уделяли такое пристальное внимание именно ее шраму. Саша недовольно фыркнула, сложив руки на груди, видимо не довольная ответом. Судя по всему ученики ожидали более грандиозной истории в духе спасения человечества, нежели скупая, сухая отмазка дуростью юных лет. Тем не менее этот форс-мажор сыграл на руку лейтенанту. Девушка начиркала пером пару слов. — А вы к чему стремитесь? — Мари поспешила вернуться к основной теме обсуждения. Углядев за спиной Конни и Саши рыжую Адэну, которая то и дело мельтешила перед глазами разведчицы, она не смогла удержаться и не задать вопрос. Больно уж интересно было залезть в голову той, которая в голове Мари уже успешно поселилась и, кажется, удобно устроилась. — Не беспокойтесь за меня, лейтенант, — Адэна, перед тем, как заговорить, пару секунд растерянно мотала головой туда-сюда, надеясь, что не к ней были обращены слова. Не повезло, — я уже твердо решила, что пойду в разведку. Можете доложить начальству, что ваша пропагандистская работа прошла успешно, — девочка улыбнулась, глядя в глаза лейтенанту, при этом аккуратно сжав пальчики Жана под партой, незаметно для чужих глаз, в своих. — Так и передам командору Смиту, что к нему в ряды присоединилась юная дебоширка, пытавшаяся сорвать урок, к вашему большому сожалению, тщетно, — Мари ответила той же хитренькой улыбочкой, что ей адресовала пару секунд назад Адэна. Но сдаваться не хотелось: чувствует, пока не узнает цели и мотивации Адэны, почему же она сама выбрала наиболее рискованный вариант — разведку, не будет до тех пор спокойствия и без того потревоженной душе Мари, — и все же, какие цели вы преследуете? Вами руководит все то же любопытство, что и вашими друзьями? — Мари указала кончиком карандаша на пару Конни и Саши. — Если это можно назвать любопытством. Хочу найти свой дом и взглянуть в глаза родителям, что выкинули меня на улицу ещё до того, как я была в силах запомнить их черты лица. Так уж вышло, что меня воспитывала улица, — при этих словах Адэна непроизвольно сильнее сжала ладонь Жана. Парень тревожно посмотрел на девушку, чувствуя, как она начинает невольно закипать. Адэна бы ещё с удовольствием прибавила, что ко всему прочему она ищет вкус свободы. Всю жизнь безгранично свободная, не имеющая даже своих четырех стен, ее дом — тысячи узеньких хитро устроенных улочек, но при этом она никогда не могла сказать про себя, что вольна. Вся ее жизнь больше смахивала на длинную, беспрерывную борьбу за выживание. А теперь хотелось жить, а не выживать. И жить свободно. Но отчего-то рыжая посчитала, что такой монолог будет слишком большой интеллектуальной нагрузкой для всех ее окружающих, в частности лейтенанта, которую она видит вообще чуть ли не впервые в жизни. Мари задумалась. Упёрлась глазами в стену, осторожно проведя параллель между самой собой и рыжей девчонкой. Нет, просто совпадение. Ещё бы, что, в каждой сиротке свое отражение искать. — Аккерман, тоже решительно настроены на разведку, — Мари кое-как смахнула с себя пелену, выползая из забвения, в которое пала после слов Адэны. Шадис по секрету поделился списком фамилий, кто сегодня вечером удостоится чести войти в лучшую десятку кадетов 104 отбора. Так что благодаря секретным источникам Мари знала, по кому бить и вербовка кого стоит в приоритете. Микаса явно удивилась, что лейтенант знает ее фамилию, но кротко кивнула на ее слова, — подскажите, кем вы приходитесь Эрену, слышала, что вы его сестра? — старший лейтенант предполагала, что Эрен пойдет за Микасой в разведку. Кто же знал, что все наоборот. — Да, — ответила Микаса невозмутимо, — он мне брат… свободный, — прибавила девушка поспешно, словно боясь, что без этого уточнения ей не избежать порицания Эрена. Внезапно Мари словно ударом молнии прошибло. Девушка застыла, вылупила стеклянные глаза, по телу пробежала дрожь, а ноги подкосились. Ужас, неподдельный ужас накрыл ее с головой, словно огромная волна. Брат. Мари вспомнила все, что бы она с удовольствием забыла бы навсегда. Вспомнила, что ей снилось сегодня. Вспомнила, как отчётливо и оттого ещё более устрашающе звучал голос давно погибшего брата. Вспомнила, что он пророчил свое возвращение, словно приказывая сестре остерегаться. Сглотнув огромный ком, вставший намертво посреди горла от пробирающего страха. Сама не отдавая себе отчёт в действиях и словах, она произнесла заготовленную заранее чушь о том, что именно благодаря разведке все мечты ребят претворяться в жизнь. Удовлетворят они свое любопытство, вернуться домой героями, станут гордостью не только своей семьи, но и всего человечесто и что именно благодаря их отбору люди наконец истребят титанов, высвободятся из оков порабощения и страха и раскроют все тайны мира. Что будет не о чем жалеть, не о чем будет скорбеть, нечего будет бояться. Старалась убедить, что служат они все высшей, единой цели. Не видела, не понимала, как отреагировали на подобную речь кадеты, потому что сама дрожала от страха. Но когда малая доля самообладания вернулась Мари, она поспешила завершить консультацию. Ребята что-то возбужденно и даже восторженно улюлюкали, можно было предположить, что многие из них прониклись целями и задачами разведки. Повод для гордости. Мари справилась. Но это ее сейчас мало радовала. Девушка упала на стул, упёрлась головой на руку, выглядя со стороны так, будто теряет сознание. Ее самый страшный кошмар вернулся, он здесь. Дрожащей, похолодевшей рукой она начеркала на бумаге скрипучим острием пера пару символов, понятных только ей, которые она всегда использовала для записей в дневнике, чтобы никто из посторонних не мог разобрать написанного, не смог залезть в душу девушки через ее дневник. Выписывая всплывшие подробности и сне, Мари сама не заметила, как со спины к ней подошёл Райнер, бесстыдно заглянув через плечо девушки в ее дневник. Подкрался Райнер с ехидной улыбкой, генерируя по пути очередную непристойную шутку, обращенную лейтенанту. Весь урок его терзало любопытство, что же записывает Мари фактически после каждого слова ребят. Браун не смог удержаться от соблазна, обошел задумчивую лейтенанта со спины и, вытянув шею и привстав на носочки, с горящими от любопытства глазами и улыбкой от уха до уха, вызванной самолюбованием своего гениального плана, заглянул в тетрадь девушки, вчитываясь в записи. Мгновенно улыбка сошла с лица, рот приоткрылся в изумлении, Райнер насупился, нахмурился, побледнел, а глаза более не выражали возбужденного блеска. Дыхание прихватило и пару секунд парень стоял неподвижного, широко распахнутыми очами пялясь в записи, прежде смог поднять не на штуку обеспокоенный взгляд на не менее обеспокоенного Бертольда, который заметил, как тень ужаса и ошеломления пробежала на лицу его товарища. Райнер хотел было что-то сказать, медленно и беззвучно двигая пересохшими губами, но все, что из него вырвалось был тихий хрип. Лейтенант писала по-особенному. Ни один кадет, ни один разведчик не был в силах прочесть этих замысловатых символом, которые Мари без труда быстро — быстро выводила на пожелтевшей бумаге. Так не писал никто. Здесь так не писал никто. Райнеру же не доставило никакого труда разобрать написанное, ещё бы, он писал так с самого детства. И он, и Бертольд, и Энни. Так их научили их дома, так писал каждый на их родине. Марлийские буквы на эльдийской бумаге. Браун сам не ведал, что творит. Лицезрев то, что загадочная лейтенант Ниманд, которая так тщательно скрывает детали своего прошлого, в совершенстве владеет марлийской письменностью, в голове Райнера что-то щелкнуло. Он перестал быть солдатом, в голове его пробудился воин. В подсознании его очнулся Бронированный титан, щит Марли, исполняющий долг перед Родиной и считающий более чем справедливым суд над всем родом эльдийским за грехи их предков. Райнер сгвла преисполнился стремления воевать, снова в нем проснулись инстинкты, которым его выучили, выдрессировали на Родине. Образ Мари в секунду перестал быть жалким и несуразным в глазах парня. Ее фигура приобрела мгновенно общие черты с небожителями. Райнер за считанные мгновения возвел лейтенант в ранг святых, довел до апофеоза и готов был упасть ей в ноги. Поклясться, что он исполнит свой долг, что вернётся домой гордостью Родины. — Лейтенант… — хриплым голосом окликнул Браун Мари, что в миг стала ему примером для подражания, наставницей и самым большим кумиром и главной надеждой на спасение, — вы тоже хотите домой… Я знаю… Ниманд вздрогнула, когда низкий голос ее подопечного вывел ее из транса. Девушка рефлекторно захлопнула крышку дневника, откинув в сторону перу. Подскочив на стуле, она обернулась на Райнера, со смесью страха и озадаченности в глазах она посмотрела на него снизу вверх, совершенно не понимая, что имеет в виду парень и отчего же в нем произошла такая быстрая перемена. — Простите.? — переспросила Мари, чуть отклоняя корпус назад пол напором глаз Райнера. Браун впился в нее горящим, безумным взглядом, улыбаясь устрашающе. Его без сомнений можно было принять за душевнобольного. — Мы вернёмся домой, мы вместе, главнокомандующий прибудет скоро, — Райнер склонился ниже над хрупкой фигурой лейтенанта, — праведная миссия будет выполнена, — прошептал почти над самым ухом парень, прежде чем его окликнула Энни, наблюдавшая все это время пассивно за взаимодействием разведчицы и кадета. Леонхарт поспешила увести своего товарища от греха подальше, когда заметила, что тот переходит границы допустимого, не соблюдая субординацию. Райнер встрепенулся, мотнул головой и словно пришел в себя. На лице его расцвела прежняя хитренькая, лукавая улыбка, сменив почти что дикий оскал, а мозг вернулся к генерированию глупых шуток, выкинув фанатичную идею из головы. Мари осталась совсем одна в кабинете, когда Энни чуть ли не пинком под зад выгнала разговорчивого товарища из кабинета. Теперь сердце лейтенанта билось вдвойне быстрее. Про что говорил этот странный парень? Что значит «вернуться домой»? Что подразумевает он под «праведной миссией»? Мари накрыла голову руками, сжав огненно — рыжие волосы в кулаках. Давно она не чувствовала себя такой напуганной, озадаченной, жалкой.***
Праздничная выпускная вечеринка в кадетской столовой шла полным ходом, потихоньку подкрадывалась к своему апогею, когда пьяные до полусмерти неопытные желторотику с удовольствием примутся бить посуду об пол, а того и гляди, друг другу об головы, влюбленные парочки внезапно куда-то исчезнут, поныкаются по углам, а парни, у которых по пьяне кулаки подраться чешутся, точно затяят драку за честь и достоинство какой-нибудь девчонки, которой лишь в сласть наблюдать то, как двое юнцов бьются за нее. Эрен в пьяном угаре подскочил на стол, размахивая руками во все стороны, и скандировал лозунги, восхваляющие разведку, призывая всех «трусов», как он ласково называл своих однокурсников, вступить в ее ряды, то и дело цитируя слова Мари, которую ужасно сильно зауважал теперь не только за одну эмблему крыльев свободы на предплечье. А ребята смотрели на него заворожённо, поддакивали каждому хвалебному слову о разведке, всплескивали руками и поднимали к потолку кружки с мутным, дешёвым пивом, которое от резких движений лилось через край и мелкими темными каплями разлеталось по всему помещению. Глядя на такое воодушевление, думалось, что и Мари приезжать незачем было. Ее юный преемник — Эрен, и без помощи лейтенанта прекрасно справляется с ее работой. Но не всем, кажется, ахинея Хрена пришлась по душе. Энни, стоявшая на протяжении всей вечеринки в углу, поглядывая хмуро и осуждающе на веселящихся одноклассников из-под светлых бровей, наконец не выдержала, когда ребята, чей мозг был успешно затуманен количеством выпитого дешёвого алкоголя, подняли бокалы за бравую разведку раз пятый к ряду. Девушка фыркнула и, сложив руки на груди, поспешила выйти из душного, вонючего от пота и запаха алкоголя, помещения на улицу. Расталкивая одноклассников туда-сюда острыми худыми локтями, Энни, обычно внимательная и подозрительная, как никто другой, не заметила даже, как кто-то схватил ее грубо за руку, выволок на улицу, утащив за угол столовой. Энни, славившаяся в кадетском корпусе, своими отменными рефлексами, уже была готова вывернуть руку «похитителю», дать поддых, свалить на землю и испинать ногами, как прямо ей в лицо шыкнули, приказывая молчать. Леонхарт опустила сжатые кулаки, увидев перед собой слегка обеспокоенное лицо Бертольда, а рядом с ним и Райнера, который и «украл» Энни. — Чего вам надо? — спросила Энни невозмутимо, глядя на своих товарищей исподлобья. Им предписывалось работать в команде, дополнять и защищать друг друга, а Энни ни в коем случае не была готова работать сообща. Ее мало интересовало, что надумали ее товарищи. Девушка привыкла полагаться на себя и только на себя, преследуя личные интересы, предпочитая сидеть тише воды, ниже травы, пока не прибудет главнокомандующий. За такое поведение ее глубоко порицали Райнер и Бертольд, но пойти наперекор не осмеливались, хоть Браун и был назначен главным в тройке, слишком уж боялись парни хрупкую, невысокую девчонку, прекрасно зная, что на что она способна. Отменный убийца, вот кем гордится Марли. — Я нашел ее, — с возбуждённым придыханием ответил Райнер. Темно, светила лишь Луна, да глаза Брауна, что горели так ярко, словно два разгоряченных уголька, — нашел того, кто поможет нам исполнить нашу миссию. Наша лейтенант оказалась не так проста, как кажется. — С чего ты возомнил, что она — тайное оружие Марли? — Бертольд не без сомнения в высказываниях Райнера вопросительно приподнял бровь. Энни же фыркнула громче прежнего, закатив глаза, находя слова Райнера полным бредом. — Она писала на нашем, она знает наш алфавит, — зашептал Браун с пеной у рта, склоняясь ниже к ребятам, напрочь закрыв своей головой Луну, лишив единственного источника света. Так что остаток заговорщицкого разговора ребята вели в кромешной темноте. — Я бы на твоём месте не была так уверена. Не доверяла бы даже свои собственным глазам, — прозвучал голос Энни, которой казалось крайне маловероятным, что Мари — своя. — Нет! Вы должны мне верить. Верить мне так же, как и я верю ей, — снова с ноткой восхищения в голосе произнес Райнер, — она — гений во плоти! Она внедрилась в систему, она совсем скоро заставит этот проклятый остров гнить изнутри. Она знакома со Смитом, до падения разведки остались считанные мгновения, запомните мои слова. — Тогда… Если все правда, как ты говоришь… Мы должны выйти с ней на связь, указать ей на себя, — неуверенно произнес Бертольд, потирая ладонью острый подбородок. — Нет, — отрезала Энни, не долго думая, — коли Райнер ещё не совсем выжил из ума, она знает о нашем существовании. А вот у верхушки была причина не разглашать тайну о ее местоположении здесь. Она сама сделает все, что нужно. Если у нее вышло проникнуть в самое сердце разведки, дослужиться до звания, завести дружбу с командором, и при всем при том не выдать себя, то она выйдет на связь, когда посчитает нужным, — заключила Леонхарт, — а пока, вы двое, — угрожающим шепотом произнесла девушка, — не суйтесь туда, куда не просят. Мы ничего не знаем, — Энни хотела было уже уйти, как Бертольд снова заговорил. — Главнокомандующий выходил на связь с крайнего «сеанса»? — шепнул парень, вспоминая, как в последний раз их наставник обещал прибыть на подмогу как можно скорее. — Нет, мы бы все знали, если бы он объявился, — отрапортовал Райнер, — ждём, — поставил точку в импровизированном совещании парень, исчезая в темноте.***
Главнокомандующий вышел на связь. Приказ отдан. И должен быть выполнен беспрекословно. Любой ценой. Любыми средствами. Праздничная вечеринка уже почти улеглась, те, кто ещё не потерял способность ходить, кое-как дополз до своих комнат, несколько альтруистов даже, подхватив под мышки своих пьяных в стельку друзей, закинули и тех на кровати, но большая же часть осталась спать по углам, скамьям и столам в столовой. Кто-то лежал заплывший своими же слюнями, кто-то с кружкой расплескавшегося пива в руках дрых, громко храпя и хрюкая, периодически вздрагивая, пугаясь своих собственных звуков. Райнер, чье беззаботное веселье было прервано «сеансом» Главнокомандующего, который совершенно внезапно вышел на связь, теперь же бродил по ночному кадетскому корпусу. Браун упёр руки в бока, пыхтел, кряхтел, прикладывал тыльную сторону ладони ко лбу, словно измеряя температуру. Он обречён. Все они обречены: Энни, Бертольд. Внезапно он понял, что больше всего на свете сейчас он нуждается поддержке Мари. Она точно знает, что делать. Она точно их спасет от Главнокомандующего. Главнокомандующий марлийской армией — человек настолько суровый, озлобленный на весь мир и преисполнившийся в своей жажде мести и желании истребить все человечество, что он не воспринимал отказ на свои распоряжения, требовал подчинения беспрекословного, безупречного и немедленного. Все прекрасно понимали, что Главнокомандующий руководствуется своими побуждениями и преследует свою личную цель, но никто не знал какую. Но покуда его действия не шли вразрез благу и высшей цели Марли, все терпели его «у руля». Не только терпели, а преклонялись, молились, трепетали перед ним. Он создал культ имени себя, зомбировав тысячи умов. Если что-то шло не по его гениальному плану, он устранял любую преграду на своем пути, а он мог. Он — всемогущ. Он — божество в глазах запутанного, загнанного в угол Райнера. Он — всевластен и раздавит Браун, как жалкую букашку, даже не взглянет на то, что он Бронированный, если Райнер не выполнит его приказ в назначенный срок. А рамки — то очень поджимают. Сутки. Двадцать четыре часа, чтобы уложить на лопатки весь эльдийский народ. Или будет уничтожен он, несчастный Райнер. Снова все оборачивается так же, как и всегда. Либо жизнь проклятых эльдийцев, либо его собственная жизнь. Парень, пришедший в описание от злости и ужаса перед Главнокомандующим, снова возненавидел всех. Всех тех, кого смог полюбить будучи солдатом, всех тех, кто окружал его все эти годы. Жана, с которым он соревновался в жимах лёжа, Адэну, над чьими веснушками частенько хихикал, тень ненависти промелькнула в сердце Райнера, и когда он вспомнил Кристу. Кристу, которую обожал всем сердцем. Райнер схватился за волосы, дёрнув, затрясся всем телом истерической дрожью, завыл отчаянно и расплакался горько, упав на колени. Все конечно, он погиб. Главнокомандующий, будь он проклят. Он обещал помочь, а не загнать ребят в могилу. Главнокомандующий, черт его дери, он же всевластен, стоит ему щелкнуть пальцами, а того и гляди, просто подумать об этом, как весь мир уже лежит у его ног. Мир несправедлив. Сильнейшие мира сего распоряжаются жизнями, как только захотят, не брезгуя никакими жертвами, лишь бы добиться своей желанной цели. Ему нужна помощь. Райнер признал — он слаб. Ему нужен кто-то, кто вытащит его из могильной ямы за шкирку. Он не справится сам. Ему нужна помощь Мари.***
Так уж вышло, что в замершем и изолированном от остального мира стратегическом корпусе самая большая отрада и развлечение — это вывод коней на выгул. Старым клячам тоже надо было иногда похрустеть суставами, размять ослабшие мышцы, пожевать лениво траву. В этот раз этот шанс на миллион выпал Джулиану, тому самому, с железякой вместо ноги, тому, что стал Мари в стратегическом корпусе другом и товарищем. Сумерки уже сгустились, туман повис невесомым облачком на долину, по которой разбрелись лошади, склонив головы к земле и усердно работая челюстями. Джулиан восседал на другой, держась за поводья. Лошадь его то и дело тянулась ущипнуть травки, дёргая Джулиана с поводьями в руках вниз. Щуплый парень старался удержаться, бренча протезом, вставленным в алюминиевое стремя. — Как думаешь, лучше сделать ей предложение в субботу или в воскресенье? — задумчиво произнес парень, потрепав лошадь по холке. Та ответила тихим ржанием, — или вообще в пятницу… — Джулиан, последовав наставлению Мари, решил воплотить свой замысел в жизнь: наконец встать на одно колено перед девушкой, которую любил и с которой намеревался прожить остаток дней. Джулиан, погруженный в свои мысли о том, как же устроить все романтичной и жалея о том, что лейтенант отбыла на миссию и посоветоваться даже не с кем, сам не заметил, как его лошадь, преследуя дорожку зелёной травки, увела его от пастбища. Опомнился парень только тогда, когда добрел до старого заброшенного замка, в который никто и не сувался, ибо риск обвала слишком высокий был. Озаряло поляну светлой серебристой дорожкой лишь Луна, да пара особенно ярких звёзд. Вдруг внимание Джулиана привлекло свечение в одном из полуобвалившихся окон замка. Парень нахмурился, протер глаза, чтобы убедиться, что зрение его не подводит, и кто-то правда, мало того, что прокрался в замок, так и разжёг там огонь. — Что за черт? — прошептал Джулиан, снова обращаясь то ли к себе, то ли к лошади. Парень ловко соскочил с седла, привязав лошадь за поводья к стволу ближайшего дерева. Та даже не заметила облегчения, продолжила, как ни в чем не бывало, щипать траву с блаженным ржанием, — опять бродяги? — задал риторический вопрос Джулиан, подходя к входной арке замка. Бывало уже, рассказывали, что кто-то из бродяг, ушедших из своей деревни, решил заночевать в древнем помещении, даже не подозревая, что в любой момент на него мог грохнуться огромный кирпич. Джулиан решил удостовериться, что никто не пострадает в его смену. В случае чего он выведет задремавшего бездомного от греха подальше. Освещая себе потрескавшуюся лестницу факелом, который Джулиан прихватил с собой, парень, постукивая об камень протезом, поднимался все выше и выше. Постепенно стали различимы голоса, под задорный треск костра, который бродяги разожгли на втором этаже. Джулиан, поняв, что наверху и вправду есть люди, стал ступать аккуратнее, чтобы эхо не усиливало и без того различимый стук железной ноги. Парня охватило ребяческое любопытство, ему стало до ужаса интересно подслушать, о чем же говорят затаившиеся в заброшенном замке мужчины. И так развлечений кот наплакал в стратегическом корпусе. Поднявшись достаточно высоко, чтобы подслушать диалог, но прячась в тени, чтобы оставаться незамеченным, Джулиан затаил дыхание, напрягая уши. Говорили двое мужчин среднего возраста, насколько это было возможно судить по их голосу. Судя по интонации, они были настроены весьма серьезно, обсуждая что-то важное. — Я отдал приказ, — прозвучал голос первого мужчины. Джулиан готов был поклясться, даже не видя перед собой обладателя голоса, что тот хитренько ухмылялся, произнося эти слова, — ты уверен, что они справятся? — Я могу положиться на этих юнцов, точно так же, как и на тебя, — вторил ему второй. У этого тембр был ниже, кажется, он был старше. Отвечал не спокойно, хотя в голосе первого звучали нотки вызова, — даю тебе слово обладателя Звероподобного титана, оно справятся, — торжественно произнес мужчина. — Я дал им срок до завтра, — снова заговорил первый, — о нет, Зик, даже не смей говорить мне, что я слишком жесток с ними, они знали, на что идут. Все мы знали. Я не отменю своего решения, не дам им форы ни на минуты, я — Главнокомандующий, я — непоколебим, — произнес мужчина так торжественно и самодовольно, что казалось, стены древнего замка содрогнулись под напором такой властности. — Ты поручил им действовать согласно нашему общему плану или добавил что-то от себя? — настороженно спросил. Первый ничего не ответил, видимо, подал знак мимикой или жестами, потому что второй продолжил, — ты все тот же, Аксель. Тот же безумец, не ставящий ни в грош никого, — огрызнулся второй. Казалось, он потерял свое самообладание и спокойствие от проделок его товарища, — диву даюсь, как только верхушка не лишила тебя звания и вытерпела все те безумные вещи, что ты творишь. — Ты прав, Зик, наконец-то ты прав, — поддел товарища мужчина, — в том-то и дело, что я безумец. Что я гениальный безумец, — мужчина перешёл на устрашающий шепот, — ты увидишь, что мой гений стоит всех вас, — он выдержал паузу, а потом продолжил совершенно прежним, спокойным, слегка игривым тоном, — если тебе интересно знать, я подкорректировал наш план. Он показался мне… скучным и недейственным. Ребята завтра пробьют ворота. Вдоль позвоночника Джулиана пробежали мурашки, его обдало холодом, а потом бросило в жар от услышанного. Кто, черт возьми, эти люди? Нет, они точно не просто бродяги. Они гораздо опасней. Парню показалось, что его вовсе парализовало от ужаса. Тот даже не мог вздохнуть. В голове крутилась лишь одна только мысль: «пробьют ворота.» Джулиан думал только об одном: сообщить все старшему лейтенанту Мари Ниманд. Парень бросился бежать вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени. Забыв о всех мерах предосторожности, он не позаботился о том, чтобы не было слышно стука его протеза. Джулиан вылетел из замка, запрыгнув на свою лошадь так, будто у него две самые здоровые ноги. Дрожащими руками отвязав своего коня, который недовольно заржал, поскольку его оторвали от поглощения травы, он пришпорил тяжёлой алюминиевой ногой лошадь, да так, что она понеслась во весь опор, шевеля закостеневшими мышцами. «Ребята завтра пробьют ворота».