***
Удар судейского молотка отозвался обнадеживающим гонгом в каждой клеточке тела Мари. Громкое дело суда закрыто не менее оглушительной победой. Судьба Йегера решена: разведка спасла его душу и тело. Правильнее будет сказать: старший лейтенант Ниманд выдрала мальчишку с боем из когтистых лап полиции в самый последний момент, самоотверженно пожертвовав своей тайной, которую ещё вчера хотела бы закопать глубже. Мари будто бы снова вернулась в беззаботное отрочество, смакуя свою победу. Ей хотелось бы пару раз подпрыгнуть на месте, хлопнув радостно в ладоши. И свинячим визгом подкрепить только что возросшее в душе чувство собственной важности и гордость за свое деяние. Но крепилась, держала себя в руках. Негоже перед высшими чинами торжественный парад знаменовать. Иначе проблем и насмешек не оберётся. Тем не менее с жадностью впитывала каждую снисходительную похвалу, направленную в ее сторону. Больше всего гордилась тем, что Эрвин ею доволен. Аж от души отлегло, когда поняла, что не подвела. Смит, казалось, после выноса решения еле сдержал себя, чтобы не снести Мари с места, сгрести ее в своих медвежьих объятиях от радости. Заклай и его прислужники долго копались в «грязном белье» Мари, гордо вынося его на всеобщее обозрение, как достояние человечества. Вникали раздающе тягуче в каждую деталь судебного заседания по делу Мари, все повторяя, что не могут отдать Эрена, пока не убедятся, что у разведки правда есть опыт перевоспитания трудных подростков. Пытку обналичиванием грехов Мари перенесла стойко, хоть и прекрасно слышала сдавленные смешки присяжных и вульгарный, откровенный хохот полиции. Чувствовала на себе, будто сотней иголок, осуждающий взгляд. Ощущала совершенно отчётливо в частности и пронизывающий взгляд капитана Леви в спину. Это раздражало больше всего. От своих хотелось поддержки, а не такого же липкого порицания, как и от мерзких полицейских. Но вот теперь, когда разведка наконец смогла вдохнуть свежего воздуха в залитой солнцем комнате при кабинете судьи, которую им великодушно выделили, все казалось не таким уж и плохим, хоть на задворках разума Мари понимала, что начинается война. Самая настоящая война. Не сегодня, так завтра лопнет пузырь. Девушка попыталась сосредоточиться на свежей победе, но мозг, привыкший думать стратегическе наперед, диктовал Мари готовиться. — Не могу поверить, что ты так легко рассталась с этой тайной, — Майк качнул головой, русые локоны спали на глаза. Он вместе с Смитом входил в ту немногочисленную привилегированную группу знающих о прошлом Мари. Знал и охронял эту тайну, как самый настоящий дракон на башне с прелестной принцессой. И ни за что бы не подумал, что секрет, над которым трепетала Мари, проливая целое озеро слез, и который поклялись охранить два друга: Эрвин и Майк, она выдаст сама. Добровольно. На слушание суда. Прекрасно понимая, что теперь только самый ленивый не станет полоскать ей косточки. Выкрутас Ниманд поразил его даже больше, чем публичное проявление агрессии со стороны Леви. Ожидал вполне такое от вечно хмурого капитана. А вот фокус Мари стал для него настоящим нонсенсом. Как, кажется, и для Ханджи. — Да ты у нас самая настоящая девочка — загадка, Мари, — рассмеялась добродушно Зое, откидывая голову назад. Эрен снова мысленно поблагодарил Мари за спасение. В этот раз косвенно благодаря ей Ханджи отвлеклась от разглядывания ротовой полости Йегера хотя бы на одну спасительную секунду. Эрен наконец смог нормально вздохнуть. Мари, ещё вчера надеявшаясь составить с Ханджи неплохую дружбу, теперь окутали сомнения, что она захочет с ней водиться. Но чудаковатую учёную, кажется, прочие странности только заводили ещё больше, делая предысторию Мари выгодной для заинтерсоннной в общение Ниманд. Хоть кого-то прошлое рыжей не отпугнуло, — мужчинам такое нравится, — Ханджи озорно подмигнула, снова впадая в маниакальный припадок, собираясь разобраться в физиологии Эрена прямо в судейском кабинете. — Сомневаюсь, что мужчин привлекает наличие судимости, — фыркнула насмешливо Мари, в какой-то степени благодарная Ханджи, что та окликнула ее вовремя, не дав полету мысли унести Мари слишком далеко от земли. Падать будет больно. Девушка, бесконечно очерчивая пальцами шрам на лице, устроилась на диванчике подле до смерти испуганных Адэны и Армина, которым выпала часть присутствовать на совершенно безумном фестивале жестокости и абсурдных решений. Их потащили в столицу, чтобы в формальной обстановке выслушать их рапорт. Но на долю предвкущающих поездку в столицу ребят выпало лицезреть публичное избиение их друга и разочароваться в парочке их будущих командиров: один колотит беспощадно, что аж вздохнуть страшно рядом с ним, а другая, истерзанная полицией, получила шрам не в отважном бою с титанами, как уверяла кадетов. Теперь же подростки дрожали каждой клеточкой тела, отчаянно не понимая, почему же угрюмые взрослые воспринимают случившееся на суде, как что-то совершенно нормальное, как что-то в рамках приличия. Старались лишний раз не взболтнуть чего лишнего, пока рапортовали, тщательно фильтруя слова. Боялись, бедные, что им тоже может прилететь до блеска натертым мыском сапога капитана Леви по лицу. Мари впала в глубокое размышление над сказанным ребятами. Девушка не спала ночь: первую половину вела диалоги с капитаном Леви, вторую размышляла как вызволить Эрена, чтобы потом все равно сымпровизировать. Ужасно клонило в сон, голова будто тонну весит, но Мари отчаянно заставляла себя думать, даже несмотря на то, что шестерёнки в голове двигались с визгливым скрипом. Адэна жертвенно клялась, истерично умоляя поверить, что глаза ее не подвели и все произошло взаправду. Что на самом деле у стены нашла она тушу титана, из который вышел мертвец. Мертвец потому, что не мог человек просто физически пережить полученных травм. Но мертвец шел. Уверено и устойчиво для мертвеца. Адэна, успевшая за то время, что разведка была занята другими делами, поразмыслить и провести свое собственное небольшое расследование, пришла к выводу, что это, вероятнее всего, «сородич Эрена», как она выразилась: титан со встроенным внутрь человеком, обладающим способность к регенерации. А когда дело дошло до Армина, то Мари, помимо прочего, пришлось долго-долго внушать запуганному до смерти Арлерту, который совсем слился с белой стеной от страха, что никто его не тронет и никаких претензий к нему у Ниманд не имеется. И только когда Мари пообещала ему защищать мальчишку грудью от Леви, тот пришел в себя и выложил все, что мог вспомнить. Да так, что слова от зубов отскакивали. Бедняжка, кажется, готовился, аж зазубрил свой рапорт. Рассказ Армина, начавшийся, конечно, с тысячи самых убедительных извинений, поразил даже больше, чем рапорт Адэны. Арлерт заверял, что пошел против своей воли. В голове в то мгновение словно что-то щёлкнуло, толкая его прибегнуть к насилию. Его собственная воля притупилась, тело перестало слушаться, когда Армин налетел на Мари, повинуясь исключительно внезапно появившемуся в голове голосу. Мужской, глубокий, пробирающий до мозга кости. Такой, что сопротивляться его приказам было физически не возможно. Он, словно паразитический червь, заполонил сознание Армина. А когда парень отчухался в тюремном подземелье, голоса след простыл. Тогда-то Армин и подумал, что сошел с ума. И был уверен в этом до тех самых пор, пока Мари не взяла его нежно за руку, пока тот, чуть ли не плача, дрожащим голосом пытался убедить ее, что не хотел ее смерти. В истории Армина Мари вдруг увидела себя. Его откровение про голос в голове, толкающий его на самые ужасные поступки, показалось ей до боли знакомым. Она на секунду придалась болезненным воспоминаниям о тех ночах, когда в голове совершенно отчётливо жужжал голос брата. Силками вернув себя к реальности, Мари хотела бы разобраться во всем, найти ответы, но на этот раз Леви беспардонно вторгся в ее мирок. — Думал, ты чокнутая, — произнес внезапно Леви, сидевший с самого окончания судебного процесса молча, лишь пугая своим грозным видом детей. Хоть и смотрел и он куда-то в пустоту перед собой, но обращался бессомнено к Мари, — не ошибся, — хмыкнул мужчина. Ниманд озадаченно подняла на него глаза. К чему это сейчас было? Очередной безудержный порыв оскорбить и без того натерпевшуюся девушку прилюдно? Стоило бы привыкнуть и перестать обращать на это внимание. — Но твоему воспалённому извращённому сознанию мы обязаны победой, — внезапно капитан Леви снизошёл до комплимента. Мари фыркнула. Если он думал, что она растает вся от его «ласковых» слов, то пусть бросит эту идею. Паршивый комплимент. Если эту небрежно брошенную похвалу можно вообще так назвать, учитывая, вводную часть его речи, когда он обозвал девушку выжившей из ума, — неплохо сработано, Ниманд. Как бы «между прочим» бросил капитан и снова вернулся к разглядыванию пейзажей в окне. Отчего-то Мари показалось, что ее новоиспеченный коллега совсем не эстет и пялиться в окно он тоже не для услады глаз. Снова ей удалось уловить мельчайшие признаки активной мозговой деятельности: слегка сведённые к переносице брови, напряженная линия скул, пальцы рук едва заметно отстукивают марш по спинке дивана. Ниманд даже интересно стало на секунду, о чем же думает ее загадочный сослуживец. Называть его «товарищем» язык не поворачивался. Учитывая их полуночную перепалку, когда Леви Мари чуть от злости не прикончил. Замечание Леви насчёт находчивости Мари девушка оставила без ответа. Рассыпаться в благодарностях не хотелось, а отвечать что-то противно-колкое совесть бы не позволила: он все же старания Мари оценил, несмотря на то, что глядел на нее волком на суде, как на врага народа, даже когда Эрена все же отдали под ответственность Мари и Леви. В любом случае Ниманд больше занимали отчёты ребят. Эрвин обсуждал что-то с Майком о будущей вылазке за стены, во время которой непременно стоит показать верхушке, что Эрен нужен. Ханджи все так же восторженно верещала, а Адэна и Армин потихоньку учились дышать заново. Внезапно карикатуру на спокойствие разрушил буквально влетевший в комнату рядовый. Бедный споткнулся об порог, чуть не грохнувшись на пол. Он едва дышал, жадно глотая ртом воздух. И его отчаянный вскрик «срочная депеша старшему лейтенанту Ниманд» лишь довершила картину, перепугав ветеранов. Судя по его виду, депеша правда была срочная. Когда Мари взяла из дрожащих рук загнанного парня свёрток бумаги, тот наконец облоктился лбом о стену, стараясь успокоить дико бьющееся сердце. Ниманд обеспокоено глянула на Эрвина. Она совсем не ожидала доложения и даже не могла предположить от кого оно и о чем. Бесцеремонно разорвав печать на конверте, Мари развернула письмо с шелестом. Быстро-быстро пробежавшись глазами по тексту, она снова посмотрела на Эрвина снизу вверх. Он глядел на нее выжидающе, как и любой другой присутствующий в комнате. — Мы не можем ждать месяц, придется выйти за стены раньше, — произнесла Мари, передавая Смиту листок бумаги.***
Площадь слабо освещена лишь тусклыми огнями факелов, да луной, что спряталась под серыми тучами, выглядящими словно легкая дымка на темном полотне черного неба. Звёзд не разглядеть — тоже спрятались. Прохладный ночной ветерок дует порывами, заставляя кадетов, что находятся в этом звании последние минуты, подрагивать и прятать замерзшие ладони под ткань куртки. Каждый из ожидавших уже, наверное, в сотый раз обдумывал правильность решения, что он собирается принять с минуты на минуту. Сегодня вечером определиться их судьба: придется выбрать, куда идти. Ещё вчерашняя решимость вступить в разведку рассеялась вместе с бравадой и уверенностью в победе человечества. Адэна, только что вернувшаясь из столицы, вся вымученная долгой дорогой по паршивой разбитой брусчатке, эмоционально перенасыщенная событиями уходящего дня, больше всего на свете хотела бы плюхнуться в объятия Жана, всегда такие теплые, уютные, успокаивающие, и проспать бы до утра. Но впереди их ожидала морально сложная церемония распределения. Рыжая бы ни за что на свете бы не подумала, что сможет соскучиться по Кирштайну всего за пару дней так сильно, что аж сердце скручивало, стоило ей подумать о парне, оставшемся в Тросте. Скребущая тоска в сердце, которая не давала покоя Адэне на протяжении всей дороги назад, казалась абсолютно абсурдной. Это же Жан. От него наоборот передышка нужна. От дурака с шилом в одном месте, что отняло у него любой намек на усидчивость; от его глупых шуток невпопад, что так заставляют цокнуть языком осуждающе и закатить глаза устало; от загребущих рук, норовящих утянуть в удушающие объятия в самый неподходящий момент, что порой бесит до жути (но Жан ни за что не признается при остальных мальчишках, что именно он — самый большой фанат обнимашек. Для них он должен сохранить репутацию серьезного парня, которому все нипочём.) Но эти пару дней разлуки дали понять Адэне, что именно это она ценит в Жане. Его смущающие комплименты, порой переходящие границу приличия; нежность и теплота пылающая в глазах, когда он рядом с Адэной; его глупая привычка тыкать девушку пальцами в бока, видимо, диктуемая желанием просто быть ближе; его длинные пальцы в волосах Адэны, дарящие расслабление после тяжёлого дня; и вечная, всеобъемлющая забота, плотным кольцом которой он окружил рыжую. Отними это все у Адэны, она бы вовсе не протянула. Девушке пришлось нелегко в жизни. Судьба издевалась над ней ещё с самого детства. Но Адэна свято верит, что Жизнь послала к ней Жана в качестве извинений за все пережитые страдания, что ей пришлось вынести. И, черт возьми, Адэна тысячу раз простила, отпустила все обиды. Кирштайн — самое прекрасное, что когда-либо случалось с ней, в этом она была уверена на все сто. И свое это «самое прекрасное» отчаянно хотелось уберечь от перспективы быть съеденным титаном. Жан-то был первым на очереди вступить в полицию, бредил этой идей, помешан был буквально на богатой жизни за внутреннеми стенами. До того, как повстречал Адэну. Тогда он твердо решил, что ни за что на свете не отпустит любовь всей своей жизни, как гордо называл рыжую, одну, будет защищать ее чего бы то ни стоило. — Ты все ещё хочешь в разведку? — уже совсем без надежды на отказ спросила Адэна. Так. На всякий случай. Она была уверена, что совсем сгниет от тоски, если Жан все же пойдет своей дорогой, но так хотелось, чтобы он оставался цел и невредим, — я просто не хочу… — завела было свою шарманку Адэна о том, что Жан на самом деле идёт на необдуманный шаг, просто напросто следуя за своей подростковой пассией. — Эй, как жизнь столичная? — откуда-то из-за угла вывалился неприлично весёлый для общего настроения Райнер, который на жизнь смотрит через розовые очки с очень толстыми стеклами. Видимо, он подумал, что Адэну, Армина и Эрена разведка в полном составе в столице развлекать водила. На секунду Адэна призадумалась, стоит ли объявлять, что новую надежду человечества, как успели гордо наречь Эрена, бессовестно избили на суде. Или все же сохранить репутацию Йегера в глазах товарищей, не сбивая его нимб распространением сплетен. — Исчезни, Райнер, — прошипел Жан так грозно сквозь зубы, что Браун аж весь сжался, перестал глупо улыбаться и, кажется, позабыв, что может одной левой уложить долговязого Жана на лопатки, поспешил ретироваться от греха подальше. Прошептал что-то вроде «молчу, молчу, брат» и правда слинял, оставив Адэну и Жана вдвоем, — а я хочу, чтобы ты перестала слепо полагать, что когда-либо вообще сможешь отвязаться от меня. И вообще, я может потому в разведку иду, что хочу с капитаном Леви служить, — улыбнулся парень. А на душе у Адэны аж полегчало от его улыбки. Вот уж не думала она, что когда-то станет зависима от этого. Когда Жан упомянул своего кумира — капитана Леви, Адэна уже была готова разочаровать Кирштайна. — А капитан твой, между прочим, бука та ещё, — хихикнула Адэна, когда почти что влюбленный взгляд Жана переменился разочарованно — удивлённым. Рыжая призадумалась, стоит ли говорить, что Леви по полной программе отмутузил Эрена. Ведь знала, что если Жан докопается до этой позорной части биографии Йегера, то конфликт между парнями возрастёт в пропорции. Кирштайн не сможет заткнуться и сдержать себя от насмешек в сторону Эрена, а второй будет закипать каждый раз и, в конце концов, накопив достаточно злости в своем юном организме, может и убить Жана. Поэтому для сохранности обоих Адэна решила умолчать детали слушания суда, — может быть, он и талант, конечно, но человек не лучших внутренних качеств. Не стоит он твоего восхищения. — Ты права, моего восхищения достойна только ты, — Жан подмигнул игриво в своей излюбленной манере. Уж больно ему нравилось наблюдать, как Адэна каждый раз заливается краской, смущается, тушуется и шепчет что-то вроде «да брось ты, дурак». Зрелище живописное. А Адэна, давно прогадавшая, что Жану нравится ее смущение, кокетничала ещё больше, подначивая Кирштайна комплименты чаще делать. Переполненная самыми противоречивыми чувствами Адэна осознала только, как редко говорит Жану, что ценит его бесконечно. Хотела было исправить ситуацию, высказать ему все в порыве нежных чувств, но вдруг со сцены раздался глубокий баритон. Эрвин Смит прибыл.***
— Осторожно, ступенька, — пока ребята на городской площади от страха дрожали в ожидании выступления Смита, представители разведки прокрались за сцену, чтобы подготовиться к агитационной речи. Эрвин, поднимаясь по узенькой лестнице за кулисами, как знал, что Мари, не посмотрев под ноги, споткнется об порожек. Никогда не смотрела. Сколько Эрвин знал Ниманд, всегда она шла с гордо поднятой головой, что потом оборачивалось ушибами и разбитыми коленками. И не прогадал ведь: Мари снова, запнувшись, пошатнулась на лестнице. И свалилась бы верно навзничь, если бы не Майк, придержавший ее за поясницу от падения. — Как долго ты ещё будешь относиться ко мне, как к ребенку? — Мари не хотела признавать, что предупреждение Эрвина было крайне дельным, и без знающего ее наизусть Смита она бы точно снова разбила колени. Сколько бы лет ни прошло, Эрвин пекся и дрожал над Мари все так же, как и когда ей было всего пятнадцать лет. Смит трепетал над своим лучшим другом, будто Мари была все той же хрупкой, беззащитной и совсем неопытной девчонкой, которую он спас из лап полиции. Трепетная забота, без которой бы девушка точно не протянула в свое время, была хоть и весьма лестной для Мари и грела ее сердце, но порой чересчур удушающей. Мари до сих пор с ужасом вспоминает тот день, когда Эрвин пронюхал, что у его любимицы и Майка что-то да клеится. Тогда Смит чуть не взорвался от злости и негодования. Как же так, Мари ведь ещё так юна, совсем позабыв, что Ниманд уже давно пошел третий десяток. Все бы, наверное, закончилось потасовкой разъяренного Эрвина, готового вступиться за Мари, и Захариуса, которому оставалось лишь защищаться, если бы Мари вовремя не вправила Смиту мозг, напомнив, что уже достаточно на свете прожила, чтобы решать, кого любить. — Ты ведёшь себя как ребенок, постоянно влипаешь по уши, — парировал Смит претензию Мари. Даже несмотря на защитный пузырь, что Эрвин выстроил вокруг Ниманд, та ухитрялась самым наглым образом преступать границы дозволенного, попадая в неприятности самой разной степени. От побегов из части на выходных в юности до совершенно рискованных выходок на поле боя, грозящих летальным исходом. — И поэтому ты посылаешь ко мне нянек, — всплеснула руками Мари в чувствах. Пришедший на выручку по приказу Смита Леви, теперь грозился в качестве оплаты за свою услугу подшучивать над Мари до конца ее дней, — да я про твоего капитана! Концентрированная злость в небольшой упаковке, — фыркнула Ниманд, когда Эрвин покачал головой, якобы не понимая, о чем она говорит. Готова была дать руку на отсечения — все он знает, просто притворяется. — Только вот не ври, что его помощь была тебе не кстати, — Эрвин уже даже не требовал благодарности за проявленную заботу. Знал, что бесполезно. Мари не признает, что не справилась бы сама. Смит как-то предъявил Мари насмешливо, что даже если она будет торчать из пасти титана наполовину, все равно будет верещать, что ничья рука помощи ей не нужна, — нас ждут. — Эрвин, — Мари внезапно схватила друга за руку, не дав ему выйти из-за кулис. Смит поднял густые брови. Девушка резко переменилась в тоне, будет говорить серьезно, — не ври хоть в этот раз, пожалуйста, — жалостливо произнесла девушка, все так же сжимая запястье Смита. — Не буду, — ответил холодно Эрвин, вырываясь из хватки Мари. Смит вышел на сцену. Она не знала точно, что выдумал Эрвин, чтобы привлечь в свои ряду кадетов. Но была уверена, что все, что он скажет, выдумки, приукрасы, сладкая лесть. Он всегда так делал. Врал, вселял надежду в сердца рекрутов, втирался к ним в доверие, так что они готовы были последовать за ним хоть на край света, видя своего командира как светоч человечества, как гениальный мыслительный центр. Амбициям рекрутов, ожидаемо, не было дано воплотиться в жизнь. Многие из них не возвращались уже после первой вылазки за стены. Врать сто четвертому набору будет сложнее, они уже все видели своими глазами. Но Мари ни капли не сомневалась, что ее находчивый друг найдет, что сказать, как пустить пыль в глаза детям. До боли в сердце она не хотела питать их ложными надеждами и ожданиями. Ещё больнее становилось от того, что она сама участвовала в этом коварном, лживом представлении, когда проводила беседы в кадетском корпусе. Что ж, Смит смог и ей мозги запудрить, раз она плясала под его дудку. Мари доверяла Эрвину бесконечно, но всегда знала: он заврался. Даже когда он навестил ее в тюрьме, обещая свободу, он вряд-ли знал наверняка, что будет способен сдержать обещание. Снова врал. Врал, когда отправлял Мари реабилитироваться в стратегический корпус, зарекаясь вернуть ее в строй сразу же, как она сможет встать на ноги. Врал, когда заверял судью, что Эрен абсолютно безопасен. Врал, когда обещал покончить с враньем и говорить начистоту. • «Bad liar» — Imagine dragons «Тише, моя дорогая, этот год был сложным Ведь кошмары не охотятся на невинных жертв Поверь мне, родная, поверь мне, любимая…» — Сегодня я здесь, чтобы попросить вас вступить в разведку. Вам довелось познать террора титанов, осознать нашу ограниченность. Но эта битва сделала нас ближе к победе, как никогда прежде… Мари стояла по правую руку Смита, оглядывая лица кадетов в сумерках. Они, перепуганные до чёртиков, слушали Эрвина завороженно, находя в его словах единственную надежда двигаться дальше, ведь победа рядом, совсем на расстоянии вытянутой руки. Командор обещает. Мари закусила губу. Снова врёт. Разведка уверенно прёт в неизвестность, все человечество понятия не имеет, что ждёт их дальше. А речь Эрвина все лилась и лилась. Складно, мелодично, внушительно, гипнотизирующе. Ниманд усмехнулась горько про себя, показалось ей на мгновение, что ещё немного чарующих убеждений Смита и даже она будет готова бросить свое сердце к его ногам и служить верой и правдой до последней крови, прощального вздоха. Чего и говорить стоило о запуганных, потерянных кадетах, ищущих хоть малейший повод не сдаваться. Мари узнала в них себя. Трясущиеся всем телом, чуть не плачущие от страха, они смотрели на Смита влюбленно-восхищенно, безоговорочно верили ему, вторило каждому его слову. Такой же была когда-то она. Эрвин отличный лжец, безжалостный кукловод. Он даже лучше Мари понимает, что смерти всех этих невинных детей на его совести. — Теперь зная все, останьтесь здесь, если вы готовы рискнуть своими жизнями, если готовы отдать свое сердце человечеству. Сердце Мари болезненно сжалось. Тем временем в душе кадетов шла самая настоящая борьба. Инстинкт самосохранения велит уносить ноги прочь, пока ещё есть шанс, но что-то глубоко внутри не даёт и шагу сделать, а зудящее желание быть полезным и внести свою, пусть и маленькую, но лепту в общее дело разрастается, заполняя сердце. Адэна, которую дрожь бьет от страха, крепко зажмурила глаза, лишь бы не расплакаться от предстающих перед внутренним взором картин с битвы в Тросте. Такое будущее она добровольно выбирает себе. Никем не гонимая делает шаг в пропасть. Она уже все решила. Она не уйдет. Под дулом пистолета не уйдет. Но все равно страшно до трясущихся ног, до скручивающегося желудка, до цветных «мошек» перед глазами. Адэна слышит топот ног. Кадеты в здравом уме бегут от этой перспективы, как от огня. Все уходят. От этого становится ещё страшнее. Что, если она останется совсем одна. Нежное прикосновение к запястью резко возвращает Адэну в реальность. А знакомый голос у самого уха отгоняет тревоги и страхи. «Взгляни мне в глаза, скажи, что ты видишь Идеальный рай, рвущийся по швам? Я хотел бы избежать этого, Я не хочу притворяться. Я хотел бы стереть это из памяти, Заставить твоё сердце верить» — Я с тобой, — шепчет Жан, переплетая пальцы с Адэной. Словно читает мысли, знает, что сейчас так необходимо девушке. Видеть, как она вся дрожит, и уж точно не от холода, наблюдать мелкие капли слез на ее длинных ресницах, слышать дрожащие всхлипывания — худшее, что случилось с Жаном. Сердце разрывалось на куски. Так и хотелось спрятать, укрыть хрупкую Адэну от всех невзгод жизни, подставиться грудью, лишь бы с ней все было хорошо, перебить, передушить единолично всех титанов в мире, чтобы ей не пришлось более жить в этом кошмарном мире, обнять и никогда не отпускать. Заставить ее наконец верить, что она — единственная, кого хочет видеть Жан рядом с собой. До скончания своих дней. Кирштайн осознал, что сделает все что угодно, чтобы улыбка украшала лицо Адэны каждый день. Девушка же заметно успокаивается, перебирая мозолистые пальцы парня. Сильнее хватает его за запястье, будто боится теперь, что он выберет уйти, послушает ее уговоры только сейчас, когда ей так страшно, оставит ее на произвол судьбы. — Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда защищу тебя. Во что бы то ни стало. Мы справимся. У нас все будет хорошо, — произнес Жан охрипшим то ли от вечерней прохлады, то ли от волнения голосом. У самого поджилки трясутся, ведь он не лучше Адэны понимает, что делать дальше. Но он изо всех сил старается сохранить маску спокойствия, удержать налет уверенности, чтобы подбодрить Адэну. Нечего ей ещё за него волноваться. Девушка подмечает нервную дрожь в теле Жана, что он сильнее сжимает ее руку. Видит, как он нервно сглатывает, пытаясь держаться молодцом. Прислушивается и различает тихий шепот: «я все смогу. Все могу. Все будет хорошо». Жан повторяет слова из раза в раз, словно мантру, пытаясь убедить самого себя, что их ждёт светлое будущее. Он врёт сам себе, обещая Адэне рай. «Но я отвратительный лжец, Теперь ты знаешь это, и ты вправе уйти.» И Адэна прекрасно понимает, что его слова не больше, чем слепая, наивная вера в лучшее. Жан совсем не умеет врать. Но ей так хочется верить. Жить с надеждой, что все правда будет хорошо. — Ты мой самый дорогой человек, Жан, — выдала вдруг Адэна, расчувствовавшись. Давно пора было сказать. И рыжая готова повторить ещё тысячу раз, лишь бы Кирштайн знал, как она его ценит, — пока ты рядом, все правда хорошо. — Так нельзя больше, Эрвин, — на душе Мари кошки скребут. Перед ней стоят те, кто все же доверил свою жизнь в руки Смита, не подозревая, что именно он их погубить может. Командор снова наврал. Заверил, что близкая победа будет легкой, человечество наконец восторжествует, а те, кто будет бороться до победного, запомниться героем. Если и есть о чем Мари жалеет, так это то, что она пошла на поводу Эрвина, рекомендуя ребятам разведку, — мы тонем во лжи, захлебываемся. Мы больше не можем врать, Эрвин. — Без этого не выжить, Мари, — изрёк Эрвин, наблюдая за тем, как на площади остаётся немногим больше дюжины рекрутов. Ответ девушку совсем не удовлетворил, — мы должны дойти до победного конца. Любой ценой. «Но я отвратительный лжец, Теперь ты знаешь это, и ты вправе уйти.»***
Очередной тяжёлый день, наполненный самыми разными эмоциями, от торжества победы до безысходности, вызванной письмом Джулиана, наконец подходил к своему концу. Чему Мари была бесконечно рада. Все ее желания свелись к плотским поспать и поесть, если во всеми забытый штаб успели поставить провизию, что весьма маловероятно, учитывая общее гуманитарное положение. Как назло Эрвин, вернувшись с церемонии распределения, приказал ветеранам собраться в его кабинете для срочного совещания, на котором речь, ожидаемо, пошла об Эрене. О том, что крайне важно показать мальчишку бою, доказать Заклаю, что разведка его не подвела и правда сумела кнутом и пряником перевоспитать Йегера. Когда Смит довел солдат до кондиции, когда казалось, что голова весит с тонну, а века слиты из свинца, когда даже вечно перевозбужденная Зое затихла, сложив голову на руки, Эрвин решил, что пришло время для самого интересного — письма, полученного Мари утром того дня. Эрвин великодушно приказал Мари объясниться, что значит депеша ее бывшего сослуживца. Действительно, Мари правда очень хотелось бы знать, что все это значит. Доложение оказалось чрезвычайно сумбурным, скомканным, казалось, что автор этой депеши просто сошел с ума или писал в пьяном угаре. Джулиан предупреждал, что во время выгула лошадей обнаружил чьей-то присутствие в давно заброшенном замке Утгард. Как добросовестный солдат решил проверить, вдруг бандиты ночлег устроили, и стал свидетелем пугающего разговора. Двое мужчин, чьих лиц он не видел, дискутировали о том, целесообразным ли был приказ, отданный одним из них, пробить ворота. Он посчитал было, что они шутят или говорят вовсе не о тех воротах, что в первую очередь приходят на ум. Но когда стена правда была разрушена прямо следующим днем, Джулиан нашел жизненно необходимым доложить обо всем Мари. Ответ, который от Ниманд требовал Смит, она, конечно, дать не мог. Единственное, что она знала, мир скатился в какую-то дикую параноидальную паранормальщину, где самые извращённые фантазии претворяются в жизнь. И логических объяснений искать не стоит. Мари посмела лишь предположить, что если загадочные обитатели замка Утгард говорили, что «ребята пробьют стену», имея в виду под «ребятами», очевидно, Бронированного и Колоссального, то Джулиан вероятно стал свидетелем диалога между их командующими. Как бы это смешно не звучало, что у титанов есть покровители. В ответ на гипотезу Мари Ханджи выдвинула свое предположение. Нельзя отрицать, говорила она, что внутри Колоссального и Бронированного тоже находится человеком. В таком случае теория Ниманд о начальстве имеет место быть. Пока присутствующие дискутировали о том, что все ещё находится в пределах разумного, а что смахивает на сюжет детской фантастической сказки, Эрвин за пару минут сумел слепить из скудных сведений, коими владела разведка, все ещё сухой, но план для будущей экспедиции. Прежде всего он сошёлся с Мари в том, что месяц подготовки — непозволительная роскошь. Если разведка надеется поймать тех, о ком писал Джулиан, с поличным, то стоит направиться к замку как можно раньше. Те могут переменить свое местонахождение. Когда Майк возмутился, что кратчайшая дорога к замку лежит прямиком через неисследованный лес вековых деревьев, в который ещё ни разу нога человека не ступала, то Эрвин совершенно непоколебимо ответил, что именно это тот шанс, за который должна ухватиться разведка в своем стремлении доказать важность Эрена для человечества. Пусть он, в обличие титана, проложит нашим отрядам путь через лес прямиком к замку. Совещание он закончил поспешно, сразу после оглашения плана и сроков — две недели, словно побоялся, что кто-то из присутствующих может запротестовать, начать задавать вопросы, которые поставят Смита в неудобное положение, начать гнуть свою линию, с которой Эрвин ни за что не примириться, какой бы хорошей она ни была. Фактически выставил подчинённых за дверь. На его счастье, Морфей уже давно завладел разумом солдат, что те были даже рады наконец получить разрешение отправиться в кровать. Одна лишь Зое, интерес в которой снова возбудил Смит, кричала в след уходящим коллегам, чтобы те завтра непременно приходили поглядеть на двух пойманных специально для ее экспериментов титанов. Просьба была успешно проигнорирована. Мари вышла с совещания, если это мероприятие вообще можно так назвать, ведь Смит решил все единолично, не советуясь ни с кем, крайне озадаченная. В сонной голове все ещё кое-как, со скрипом, крутились колесики, медленно обнаруживая в плане Эрвина недочёты и даже подозрительные странности. Пообещав себе проанализировать план завтра ещё раз на свежую голову, Мари хотела было отправиться в спальню, загадывая себе видеть во снах не своих погибших братьев, что зовут ее к себе, а, например, ее грандиозную победу на суде. Всяко приятней. Вдруг девушку окликнули, она, предварительно закатив глаза, обернулась на зов, молясь, чтобы это был не очередной приказ отправляться туда, незнамо куда, и сделать то, незнамо что. — Мари! — в два шага Майк нагнал девушку, глядя на нее сверху вниз из-под густой русой челки, — сбежать хотела? — шутку Ниманд не оценила, ведь сейчас была готова хоть от титана пешком бежать, лишь бы до долгожданной и желанной кровати добраться, — забыла, что задолжала мне свидание? — Свидание? — Мари подняла брови удивлённо. Помнилось ей, что она не подписывалась на свидание. Не собиралась отрицать, что добровольно согласилась на прогулку с Майком. Но пусть он не называет гордо исследование местнного полисадника свиданием. Звучит непозволительно пошло. — Рандеву, — осекся мужчина, выдав свои тайные намерения, — назовем это рандеву, — звучало все ещё приторно романтично, но Мари в любом случае не собиралась сегодня выползать из спальни, чтобы посетить рандеву, свидание, прогулку и тысячи других одинаковых мероприятий под другой обложкой с Майком. Желание спать перевесило чашу с желанием узнать о жизни Майка на весах жизненных приоритетов. -Майк, прости, но я убийственно хочу спать, — почти что простонала девушка жалобно, потирая переносицу. Радовало одно: она не врала. Правда готова была заснуть прямо на пороге у кабинета Смита, — будет неприятно, если я свалюсь на… рандеву, — Мари выдавила из себя это вычурно милое для образа жизни, что ведёт Ниманд, слово. Попыталась пошутить, чтобы хоть как-то сгладить свою вину, которую ощущала за отказ Майку. Вышло, судя по всему, неудачно. — Свежий воздух стимулирует хороший сон, а если будешь падать, обещаю, подниму, донесу до спальни и даже одеялом укрою, — все никак не сдавался настырный Майк, все же рассчитывая вытребовать у Мари обещанное. Девушка хотела было спросить, в какую из кроватей ее положит Майк, в ее или в его, но решила для собственной безопасности не вдаваться в подробности, итак голова трещит. Казалось, Майк готов был хоть в восьмёрку свернуться лишь бы провести вечер в компании Мари. Наконец Ниманд сдалась. Может быть, кислород и правда сделает ее сон лучше и она перестанет просыпаться посреди ночи в холодном поту. Возможно, это и не такая уж плохая инициатива. — Пошли, горе-романтик, — улыбнулась Мари, стараясь отогнать мысли о сне на ближайший час. — Хотел отблагодарить тебя, — Майк и Мари вышли в разросшийся, неухоженный полисадник при штабе. Тучи наконец рассеялись, на темном небе выглянула полная луна. Дорожка лунного света падала на тропинку, по которой, заложив руки за спину, вышагивали Ниманд и Захариус, старавшийся подогнать свои гигантские шаги под темп невысокой Мари. Лишь мелодичное стрекотание сверчков нарушало тишину. Ещё бы год назад Мари бы душу продала за такой вечер с Майком, — спасибо, что высказала все Смиту. Он всегда что-то не договаривает. Спорим, и в этот раз он не всем нам выложил, что у него на уме. — И спорить не стоит, — Мари вздохнула полной грудью. Свежий воздух приятно щекотал нос. Рабочие темы, кажется, преследуют Мари, — зачем вести через лес весь состав разведки, если наша цель — исследовать замок? С этой задачей вполне может справиться и маленькая группа элитных солдат. Смит не дурак, чтобы бесцельно тащить за собой совсем ещё зелёных рекрутов, ставить их под удар, — Мари потрясла кулаком в воздухе в чувствах. Что-то в плане Смита ее очень настораживало. Он совсем не экономил ни человеческие, ни материальные ресурсы, когда можно было бы прекрасно обойтись группой из пары человек. Чего же он добивается? — Думаешь, Эрен справится с задачей? — насупился Майк, пропуская Мари вперёд по узкому мостику через ручеёк. — Не знаю, — призналась честно Мари, — наши сведения о титанах до сих пор весьма размыты, что говорить о его способностях. Мы до сих пор представления не имеем, как он это делает. Про его природу я предпочту вообще не заикаться, — в голове Мари происходил бардак. Разведка действительно обладает лишь кучкой несвязанных и необъяснимых фактов, но при этом имеет целую гору проблем, что нужно решать в срочном порядке, и вопросов, на которые надо ответить как можно скорее. — Все, что мы сейчас делаем, не внушает мне ни капли доверия. Как об стенку горох. То, чего мы хотим добиться, не соразмерно тому, что мы правда можем предпринять. Эта война не по зубам человечеству, — впал в депрессивное настроение Майк. — Не соразмерно тому, что мы правда можем предпринять… — повторила Мари, задумчиво вглядываясь в чернеющее небо с россыпью звезд. Майк прав. Вряд-ли разведка сможет работать слаженно до тех пор, пока она сможет без утайки знать, зачем они рискуют жизнью, ради чего отдают сердца. Встряхнув головой, Мари поспешила переменить тему, чтобы спасти свой мозг от морального изнасилования. Знала, что, если даст себе сейчас задуматься, то не успокоится до самого утра, продолжая всю ночь напролет грызть себя мыслями, — расскажи мне лучше о капитане Леви, — если уж Майк выудил ее на прогулку, то пусть хоть время пройдет недаром. Приятное с полезным. — Капитан Леви, — усмехнулся Майк в ответ на просьбу, разочарованный в глубине души тем, что в «их» с Мари время она хочет говорить про другого мужчину, — я не знаю его так хорошо, как тебе хотелось бы. Но вряд-ли тебе стоит бояться его. Это все, все, что ты видела на суде, напускное, — Мари прикусила губу. Майк словно мысли ее прочёл, что она капитана сторониться. Громкое «бояться», наверное, не так хорошо описывает, что именно чувствует Мари, но «опасается» подходит лучше. Не зная, что от него ожидать, Мари относится к нему осторожно. Особенно учитывая его угрозы прошлой ночью. Рядом с капитаном стоит ухо держать востро. — Эрвин, пожалуй, единственный с кем он считается хоть в какой-то степени, — продолжил Майк, — теперь зная, как ты близка Смиту, маловероятно, что он посмеет навредить тебе. Мой тебе совет, если хочешь на него положиться, делай это на свой страх и риск. — Я и не собираюсь втираться к нему в доверие… — перебила насмешливо Мари. Пусть не думает, что она собирается с ним дружбу водить. — Надеюсь, — со смешком в голосе ответила Майк, — он не брезгует поступать так, как ему кажется правильным. А понятия «правильности» у нас с ним расходятся. Пойдет против головного приказа — и даже не покраснеет. Весь из себя капитан сам-себе-на-уме Леви. Можно вытащить человека из трущоб, но трущобы из человека — вряд-ли., — пробубнил себе под нос Захариус почти неслышно. Но в ночной тиши его раскатистый голос прозвучал громче, чем он рассчитывал. — Что ты имеешь ввиду? — Мари озадаченно подняла брови. О каких трущобах речь? Выходит, у капитана тоже есть свои скелеты в шкафу, о которых он предпочитает умалчивать? — выкладывай, если уж начал, — уже более требовательно сказала Мари, хватая Майка под руку, словно боялась, что он сбежит, оставив Мари додумывать сказанное им в одиночку. — Тебя не было тогда в строю, — после недолгих раздумий, как бы сформулировать мысль более деликатно, Майк начал повествование, ссылаясь на то время, когда Мари была в фактической изоляции от внешнего мира в стратегическом корпусе, — Эрвин получил сводку, что некто на ворованном УПМ подземный город терроризирует. Завербовали. Так и попал отъявленный негодяй и разбойник — кровопролитец в ряды благородной разведки. — Нелестного ты о нем мнения, однако, — произнесла Мари, переваривая мысленно полученную информацию. Не так уж ты и прост, капитан Леви. С чувством внутреннего удовлетворения она улыбнулась. Счёт один-один. Но Мари хватит благоразумия не выносит его «грязное белье» напоказ, как это бессовестно сделал Леви. — Не могу, ну не нравится он мне, — скривился Майк в порыве отвращения. Казалось, что он вот-вот начнет плеваться и харкаться, лишь бы смыть с языка имя капитана, к которому питал необоснованную неприязнь, с которым, но вряд-ли он когда-либо это признает, вел тайную борьбу, молчаливое соревнование, — что-то крысиное в нем все равно осталось… Остаток пути до черного входа на кухню через колючие кусты, заросшие тропинки и грязные лужи Мари и Майк прошли молча, каждый в своих мыслях. Вряд-ли они могли предугадать, что небольшое ночное рандеву двух старых знакомых обернется для обоих экзистенциальным кризисом и самокопанием. Майк задумался настолько, что перестал контролировать свои шаги и унесся значительно вперёд от Мари, что семенила сзади. Захариус периодически резко выпускал воздух из лёгких через нос, что легко можно было спутать со смешком. То ли ухмылялся своим собственным мыслям, то ли его сверхчувствительный нос, чутко реагировавший на едва различимые запахи, заставлял его брезгливо корчиться. Мари же глубоко задумалась над словами Майка, правда ли капитан Леви такой однозначно отрицательный персонаж? Или не обошлось и без личной неприязни Захариуса к своему коллеге? Ведь среди разведчиков давно ходят насмешливые разговоры о том, кто же все-таки более достоин звания «сильнейшего»? Если Леви давно утвердился в этой позиции, то Майк завистливо дышал ему в затылок, яростно преследуя его в этой гонке человеческого обожания и кадетского подражания, хоть Леви и сам вряд-ли был в курсе, что участвует в подобной. Двух столпов разведки, способными похвастаться правда ошеломляющим количеством убитых титанов и качеством освоенных трюков, беспощадно сравнили между собой рядовые, подливая тем самым масла в давно разгоревшийся пожар. Майк, хоть и не мог отрицать дар Леви, искренне не понимал, чем же наглый до безумия, перманентно грубый и вульгарный в своих выражениях и поведении, беспринципный до той степени, что порой даже не считался ч начальством, коротышка смог заслужить такое безудержное обожание в народе. Что аж хорошенькие девчонки вздыхали, видя его на гнедом коне в строю разведки, а молодые люди перенимали его манеру держаться, лишь бы походить на него. Тайна «происхождения» Леви, которую он был обязан сохранить в секрете, больно колола Майка изнутри. Ведь он знал, что, если использует этот козырь, то капитану несдобровать. Считал, что делает большущее одолжение, что до сих пор не загубил его молниеносный карьерный рост. Мари же, хоть и предпочитала отказаться от излишне провокационных действий и решений в присутствии капитана, не питая к нему теплых чувств, видела в нем как минимум проблески его «положительной» стороны, например, он, весьма своеобразно, но все так же отчаянно боролся за Эрена на суде. Пусть гордости в нем оказалось слишком много, чтобы банально снять маску безразличия, но Мари-то видела, что ему есть дело до мальчишки. Вдруг Мари одолело жгучее желание узнать этого человека лучше. Ведь ей казалось, что за крепко сколоченной «обложкой» он скрывает что-то глубокое. Фыркнула собственным мыслям. Бред. С капитаном ей не по пути. — Спокойной ночи, — выдавил из себя Майк на прощание, слишком погруженный в свои мысли, когда Мари юркнула в узенький дверной проем, ведущий на кухонный склад, откуда кратчайшим путем можно было попасть в спальни, миновав огромный, холодный, никому не нужный холл. Девушка под удручающие завывания желудка, из последний сил требовавшего хотя бы маковой росинки, хотела было перехватить по дороге через склад чего поесть. В темноте рыская по помещению, заставленному деревянными ящиками, судя по всему пустыми, Мари сумела отыскать лишь пару одиноких яблок, одно из которых уже начало загнивать. Коричневое пятно расползалось по ярко-красной кожуре. Чувство голода пересилило брезгливость. Мари отточенным движением выудила из голенища сапога недлинный ножик, на лезвии которого были выгравированы инициалы девушки: М.Н., подарок Эрвина, как символ умения постоять за себя, когда его не будет рядом. Теперь она использовала нож для срезки непригодных частей плода. В пальцах одной руки прокручивая нож, а в другой сжимая два яблока, Мари резво спустилась по ступеням склада вниз в столовую, рассчитывая на заслуженный сон. Как заметила по одиноко горевшей на одном из столов свече чьей-то присутствии в обеденной. Черт возьми, ее желания не устают сбываться. За чашкой чая, которую до смешного странно держали, сидел капитан Леви. Плясавший от лёгких порывов ночного ветра огонек одинокой свечи тускло подсвечивал темную фигуру капитана. Он казался уже привычно недовольно-насупившимся. Но даже в таких потёмках Мари сумела разглядеть глаза капитана, что он вперил в остановившуюся на пороге девушку. Рыжая кивнула как бы приветственно, надеясь, что сможет уйти без лишних конфронтаций. Зачем тревожить мирно гоняющего чаи Леви? Он итак выглядит не шибко довольном, что его застали врасплох. Сколько время? Давно перевалило за полночь, это Мари знает точно. Ещё один полуночник в разведке? Или может поджидает кого? Как Майк. Пойдет на рандеву с рядовой, что по уши в него влюблена. Мари тихонечко хихикнула собственным предположениям. Леви за эти пару секунд неловких ночных переглядок даже не шелохнулся. Все так же держал чашку в паре сантиметров от губ, все так же пристально наблюдал за Мари, что уже собиралась двинуться дальше, пройти насквозь через столовую, преодолеть небольшой коридорчик и, зажевав яблоко, уснуть крепко. — Снова бродишь по ночам? — Мари не успела ретироваться. Девушка, предварительно отвернувшись, закатила глаза. Сонная, измождённая, решив, что ее мимолётное желание докопаться до сути капитана было и не таким уж сильным, чтобы жертвовать ради него сном. Но Леви, спустя пару мгновений с появления Мари, наконец сгенерировал унизительную шутку. Странно, что пришлось ждать так долго. Обычно выдает их речитативом, молниеносно, как пулемет. Видимо, час поздний, устал, — жизнь ничему не учит, — чашка наконец завершила многострадальный путь до губ капитана. Леви отпил чая, с тихим звоном вернув чашку на блюдце. А он пижон, подумала Мари. Крайне непривычно было наблюдать за солдатом чайный сервиз, ведь такие хрупкие вещицы, не свойственные грубым и не разнеженным разведчикам, не переживают постоянных разъездов с места на места в саквояжах. — Учит, — Мари прокрутила меж пальцев нож. Лезвие угрожающие сверкнуло в темноте. Леви лишь пренебрежительно ухмыльнулся, не находя холодное оружие достаточно грозным. Может быть и был прав. Коротенький кинжал хорош разве что в ближнем бою. Ну и для нарезки фруктов. Зато придает уверенности, — хотите? — в Мари внезапно взыграла совесть. Ее учили манерам, хоть и в военной жизни они редко пригождались. Пройти мимо капитана, не предложив ему яблоко, будет крайне невоспитанно. — Мы вошли в элитную группу, — сообщил вдруг Леви, когда Мари подошла к его столу вручить ему яблоко, хоть он и проигнорировал предложение. Девушке, пропустившая новые детали их будущей миссии, пока была занята треклятым рандеву, пришлось присесть на скамью напротив Леви, — я, ты, Элд, ещё пару моих ребят… Обыскать замок Утгард, вернуться обратно в обход. — Почему в обход? — раз Эрвин собирается проложить дорогу через лес, зачем посылать группу обратно через близлежащее поселение. Леви лишь плечами пожал. Казался совершенно удовлетворённым планом Эрвина, хотя у Мари все внутри кипело, а в голову снова и снова приходили очередные странные детали будущей миссии, — не говорите, что вас все устраивает, — вспыхнула на мгновение Мари, — черт. Бред какой-то, — она устало кинула голову на руки. — Рекруты есть хотя бы? — Леви потянул свое ослепительно белое жабо от себя, расслабив воротник. — Есть, Эрвин снова всех перехитрил. Кучка суицидников поклялась служить нам верой и правдой, — ухмыльнулась грустно Мари, разглядывая яблоко, — зачем выводить их, ещё совсем жёлторотиков? — мысли о предстоящей миссии все никак не покидали голову Мари. Девушка скорее пыталась вслух поразмыслить, чем встрясти из капитана что-то толковое. Поэтому совсем не удивилась его ответу: — Либо перестань трындеть о службе, либо проваливай, — выдвинул ультиматум Леви. Сегодня он думал не меньше Мари. Вопросов без ответов в его голове возникло не меньше. И он готов был поклясться, что если ещё и внезапно присоединившаяся к нему Мари будет нагружать его риторическими вопросами, то он лопнет. Или сорвётся на девушку, крайне грубо выставив ее за дверь общей столовой. Мари прекрасно понимала: им говорить не о чем. Но отчего-то предпочла остаться. — Вы всегда так? — пару минут Леви и Мари сидели молча в неловкой тишине. Капитан разлил себе ещё одну чашку чая (кстати, не предположил Мари. Так что ее альтруизм остался не оплачен), девушка грустно жевала яблоко. На вопрос Мари Леви посмотрел на нее исподлобья вопросительно, — сидите допоздна, — пояснила она. — Сон не приходит, — сухо ответил Леви, мысленно желая наконец отделаться от Мари, которая теперь лезет, куда не надо. — Пейте ромашковый чай. Помогает, — Мари будто уловила его тайное желание. Почти что догоревшая свеча чуть не потухла, когда Мари поднялась со скамьи, — у меня есть немного. Хотите, принесу, — улыбнулась устало девушка, зная заранее, что ее жест необоснованной вежливости останется безответным. Одно яблоко не насытило совсем. Хотелось до ужаса покуситься на второе, но забирать подаренное назад было поздно. Желудок все так же грустно урчал, оставалось лишь напиться до иллюзии ощущения сытости воды в спальне. — Спокойной ночи, капитан, — произнесла Мари совсем уже у дверей, прежде чем выйти из столовой и оставить Леви в долгожданном одиночестве, которое он требовал всем своим видом. Девушка пожалело напрасно потраченное время, не получив в ответ даже формального прощания. Может быть, Майк и прав. Он ещё тот бука. Когда Ниманд скрылась за дверьми, Леви, допив последний глоток чая, потушил совсем уже крохотный фитиль зажав его меж мозолистых пальцев, что от бесконечных тренировок уже совсем огрубели, потеряв всякую чувствительность. Капитан откинулся назад на спинку скамьи в полной тишине и темноте. Внезапно он понял, что и не помнит, когда в последний раз слышал человеческое «спокойной ночи». Может быть, когда все начиналось, когда Изабель и Фарлан были рядом. Может быть ещё раньше, когда мама укладывала его спать. В голову медленно закрались терзающие мысли, переполненные сожалениями воспоминания. Леви поморщился, пытаясь отогнать кусачие мысли. Так хотелось заснуть. Хотя бы до утра. И не думать ни о чем. Ни об ошибках прошлого, ни о чертовом плане Эрвина, ни об осознании того, что он до безумия одинок. Фыркнул себе под нос, когда осознал, что нуждается в этом дурацком ромашковом чае. Может быть хоть так удастся вернуть сон. Леви вдруг подумал о Мари. Она точно заметила, как его раздражало ее присутствие тогда. Он уже обратил внимание, что она обладает пугающей чуткостью, без слов понимает чувства людей, словно улавливает их. Это и отталкивало Леви. Боялся попросту, что она сможет заглянуть ему в душу. Снова принялся жалеть. На этот раз, что так жестоко и излишне грубо обошёлся с ней. Она, кажется, настроена к нему доброжелательно. По крайней мере лучше, чем большинство обитающих здесь головорезов, что бредят лишь мечтами о признании, живут надеждами на спасение человечества. Леви перекатил по столу яблоко, оставленное Мари. Вряд-ли он когда-либо мог подумать, что глупый фрукт сможет вызвать в нем, в непоколебимом капитане, в Леви «ледяное сердце», почти неуловимый, совсем далёкий, такой крохотный, что и заметить сложно, но отклик.***
— Майор Зое! — невысокие каблуки сапог Мари цокали по каменному полу штаба, пока девушка летела по его коридорам в поисках Ханджи. Найти ее было несложно, стоило лишь следовать на звук, ведь звонкий голосок Зое, когда она промывала кому-то мозг своими теориями о происхождении титанов, было слышно из каждого угла штаба. Стоило поторопиться, ведь Мари знала, что если она не настигнет Ханджи врасплох со своим разговором прямо сейчас, то оторвать ее от экспериментов над двумя пойманными титанами, которыми она пыталась заинтриговать коллег ещё вчерашним вечером, будет невозможно. А диалог был должен состояться крайне серьезный и не терпящий промедления. Озарение снизошло на Мари только под самое утро, когда она снова проснулась в холодном поту, задыхаясь слезами от ночного кошмара. Майк соврал и его агитационная кампания не оправдала себя. Свежий воздух ни черта не помог ей лучше спать. Ей снова снились погибшие братья, горящий дом. Слышались душераздирающие крики боли и гулко отдающийся в ушах приказ брата бежать. Снова она будто наяву чувствовала на шее чьи-то руки, что пытались переломать ей шейные позвонки в крепкой хватке. Вновь Мари слышала вкрадчивый голос младшего брата, приказывающий ей убить себя. Пришлось приложить усилия, чтобы снова подчинить собственную волю себе. Очнувшись ото сна, Мари наконец смогла сложить два и два, хоть и не до конца была уверена в правильности своего ответа. Что ж, попытаться стоит. — Мари! — приветственно воскликнула Ханджи. Девушка шла в сопровождении молодого парня, как потом уяснила Мари, зовут его Моблит. Он с великой заинтересованностью вникал в каждое слово своей начальницы, — для тебя просто Ханджи, дорогуша, — она расплылась в добродушной улыбке, и Мари снова твердо решила для себя, что стоит определенно провести с этой многогранной дамой пару добрых часов за беседой. Разговор, должно быть, выйдет информативней, чем с Леви. — Ханджи, я подумала, — Мари поровнялась с Зое, продолжившей свой путь к внутреннему двору, — что, если Марко, странно погибший кадет, тоже подвергся… — Мари запнулась. Идея срослась так быстро, что она даже не успела подобрать правильных слов, чтобы ее истолковать, — этой психологической атаке. — Ты имеешь ввиду голоса в голове? — как ни в чем не бывало уточнила Ханджи. Мари облегчённо выдохнула, убедившись, что обратилась к нужному человеку. Хоть кто-то наконец не рубит сплеча, нарекая Мари сумасшедшей. Она и не думала, что кто-то так хорошо ее поймет. — Да! Именно! Что пережил Армин и., — снова стушевалась. И она. Конечно, и она пережила это. Но вовремя захлопнулась, предпочитая не распространяться об деталях своей жизни, — а вдруг он не смог. Не смог устоять, сопротивляться, взять волю в кулак, — Мари активно жестикулировала, — если он правда остался один на один с этим чудовищем, про которое говорила Адэна, что, если он приказал ему убить себя? Распотрошить себе желудок собственными лезвиями. — Теория имеет место быть, — произнесла наконец Ханджи после молчаливого раздумия, — если Армин не ищет оправдания своему поступку и действительно пошел на поводу голосам в голове. И таковые правда существуют. То можем предполагать, что мы имеем дело с манипуляцией разумом. Какой бред, — хихикнула истерично Ханджи, прежде чем выйти навстречу своим глубоко обожаемым титанам. Окрылённая скоро встречей с любимыми, Ханджи фактически перешла на бег, оставив Мари и Моблита несколько позади. Но когда те подоспели к Зое, то встретил их переполох, Ханджи, стоящая на коленях, столб пара и ее душераздирающий визгливый крик. Оба титана оказались убиты.***
— Если что-то вспомните, сообщите мне, — пухлый мужчина с хитрыми бегающими глазками и смешными длинными усами, скрученными в дугу, пристально глядел на Мари и Элд. Факт его причастности к военной полиции казался абсолютно абсурдным. Писака был неповоротливым, потерявшим всякую прыть и юркость. Интересно, как он вообще ухитрился попасть в десятку лучших кадетов, чтобы войти потом в полиции. Мари усмехнулась сама себе, что наверняка у него богатый отец, что заботливо проплатил своему сынишке путь в лучший из корпусов. — Что мы, черт побери, можем вспомнить, если ничего не видели и не знаем, — раздражённо прошептала сквозь зубы Мари, всплеснув руками так, словно пыталась отогнать от себя назойливых насекомых. Представила в качестве жужжащей мухи, конечно, полицейского, что даже после предъявления довольно внушительного алиби все никак не хотел отложить свои подозрения. Раздражающе щурил маленькие глазки, пытаясь углядеть всю суть, рассмотреть мысли и замыслы, но этой способностью обладал разве что капитан Леви. — А мне показалось, что он тебя подозревает, — Элд смеялся. Долго, раскатисто. Обладая преимуществом в росте над офицером, он весь допрос лишь сверлил ему и без того лысеющую макушку, пытаясь просверлить в черепе испепеляющим взглядом дыру. Джина все это мероприятие крайне веселило, в отличие от Мари, что никак не могла перебеситься. Может быть на нее так влияли воспоминая с ее слушания суда, но бесновалась она от души. А Элд все смеялся и смеялся, не обрезиненный взглядом лисиных глаз следователя, — точно подозревает. Кстати, слышал о твоих похождениях в суде. Что ты такое выкинула там? — наконец отдышавшись, Элд пихнул подругу в бок. Подумал, что может быть хоть так она остынет, но та вспылила ещё больше, направив на Элда осуждающий взгляд зелёных глаз. Но секунду опешевший Джин был готов поклясться, что на него смотрела когда-то мать, когда молодой Элд шкодил. Или его невеста, когда «примерный» жених не слишком заботился о домашнем хозяйстве. — Только не ты, Элд, пожалуйста, — теперь Мари отмахнулась от развеселевшего друга. Все снова шло не по плану. Это ужасно бесило, — по мне и так все проехались, как только можно. Сыта осуждений по горлу. — Тебе что, совсем в своем корпусе стратегическом скучно было, что ты сразу, как выдалась возможность, на рожон кинулась? — Элд склонил голову на бок, вглядываясь в лицо девушки, пытаясь уяснить мотивы ее поступка. Слухи о ее самоотверженном героизме мгновенно облетели все части разведки, как и новость о громкой победе, которую обеспечила Мари. Но народ мало интересовала благодарность, что стоит проявить Ниманд, когда с каждой минутой подробности ее загадочной жизни обрастали все новыми и новыми подробностями. — Скучно было, но не от скуки я это делала. Мальчишку больно жалко было. Я то точно знаю, что они с ним сделать могут, — Мари указала на шрам через все лицо, прикрыв один глаз. Веко тоже покрыто рубцами, глаз чудом остался в глазнице и не потерял способность видеть. Элда прямо-таки распирало от любопытства, хотелось услышать из первых уст, через что прошла Мари, но та не собиралась распространяться. Джин смирился, решил, что узнает у кого-нибудь другого, но придется хорошенько отсеять правду от преувеличенного бреда. — Слышал, мы с тобой под одним флагом в бой идём. Смотри, чтобы мне потом тебя опять всю переломаную тащить не пришлось на плечах, — снова попытался перевести тему Элд. Именно он тогда, когда первая стена пала, тащил бессознательное тельце сослуживицы в лазарет. Это и объединило их. А сделало ближе некуда вечные шутки и издёвки Элда на эту тему. Мол, если бы не он, такую рухлядь как Мари ни за что бы не собрали по кусочкам. — Это мы ещё и посмотрим, кто из нас кого тащить будешь, — усмехнулась девушка, наконец успокоившись, когда назойливый полицеский выбрал себе новую жертву. Чуть поодаль, у конюшен, стояли остальные солдаты, входящие в элитный отряд. Гюнтер, отвечавший на вопросы следователя с напряжённой серьезностью, был и вовсе лучшим другом Элда, насколько она знала. Если бы не специфический цвет волос Петры, она бы не вовсе не углядела за крепкой фигурой Шульца. С напыщенной важностью и искусственным безразличием Оруо поправлял на себе белое жабо, делая вид, что слишком серьезен для всех этих разговоров о убийстве титанов. Как его, такого великого, могут подозревать в столь низком деянии, — боже, только не говори, что Оруо копирует капитана Леви, — вдруг охнула Мари, найдя Оруо больно уж похожим на Леви. Нелепо похожим. Белое жабо уступало в чистоте и идеальности выглажки воротнику Леви, а его фирменная стрижка смотрелась на вьющихся волосах Оруо неухоженно, будто он утром расчесаться забыл. Держался он так же. Но он него прямо несло напыщенностью, чувствовалось, что это все напускное. И Мари снова не поняла, почему все так хотят быть как он. Грубый, бескультурный капитан Леви, бессердечное хамло во плоти. — Думаю, он ночами по нему слезы в подушку пускает. Ну, Петра уж точно, — пожал плечами Элд, хохотнув себе под нос. С ребятами он был знаком дольше, чем Мари с ними. Та знала их лишь заочно. — Она теперь здесь? Служила ведь Майка… — Мари вспомнила битву за Трост, когда увидела эту девчонку в рядах майора Захариуса. — А ты прям вызубрила, кто из твоих конкуренток у Майка служил. Ещё пытаешься меня убедить, что все давно в прошлом… — Элд снова дорвался до своих любимых шуток про отношения Майк и Мари, начал было смаковать момент, но девушка стукнула его кулаком в грудь, перебив. — Ещё одно упоминание наших с Захариусом давно завершенных взаимоотношений, то я донос на тебя напишу тому колобку, — шутливо пригрозила Мари, без смущения указывая пальцем в сторону детектива, которого так люто возненавидела за последние полчаса, — обретёшь такой же брутальный шрам в подвалах полиции. — Что ж, шрамы мужчину красят, — лишь равнодушно пожал плечами Элд, но Мари знала точно, он бы не захотел заиметь такой же шрам, как у нее. Уродство. Сплошное уродство, — ты, кстати, в присутствии Петры от капитана подальше держись. Она хоть и на вид божий ангелочек, но ее боевой послужной список говорит об обратном. А к Леви она весьма… — Элд занялся поиском подходящего слова, — привязана. Будет весело, если вы подеретесь за возлюбленных, — не удержался Элд. И угрозы его не остановили от злобной шуточки. — Погоди, ты хочешь сказать, что она… — Мари медленно расплылась в улыбке, понимая, что к чему. Черт возьми, а слухи про его популярность в женских кругах не было слухами, судя по всему, — ради всего святого! Капитан что, вокруг себя своих обожателей собрал? — рассмеялась Мари. Одна его главная поклонница, другой всем своим видом пытается походить на своего кумира. — Что-то вроде того. Скрытый нарциссизм? — выгнул бровь Элд, заглядывая в глаза Мари. Тихо радовался тому, что ему удалось развеселить подругу. Не знал, что конкретно она перенесла, но был уверен, что натерпелась она знатно за свою жизнь. — Ну вот у него и спроси, — Мари незаметно кивнула в сторону Леви, направляющегося определенно к ним. Выглядел он чернее тучи даже в этот погожий денёк. Ничего нового. Если когда-нибудь солнце будет светить слишком ярко для нежных глаз Мари, она непременно позовет его постоять рядом с собой. Он-то точно перекроет все солнечные лучи своим хмурым видом. — Всю душу выпотрошили, вонючие сыскные собаки, — процедил капитан через зубы, приближаясь к подчинённым. В руке он подбрасывал яблоко, — взгляд оголодавший, — внезапно произнес Леви, обращаясь к Мари. Через мгновение девушка ловко поймала брошенное ей яблоко. Капитан как ни в чем не бывало расположился на скамье под деревом неподалеку от Мари и Элда, что переглянулись непонимающе. Что за жест доброй воли от капитана Леви? Его что, подменили? Или с каких пор он подкармливает своих подчинённых. Немые вопросы так и остались нерешёнными, зато желудок Мари при виде наливистого яблока решил высказаться. Заурчал жалостливо, отчего девушка краской залилась, а Элд смехом. Что бы то ни было, подачка ли со стороны Леви, возвращение ли должка за вчерашний вечер, есть хотелось. И это единственное, в чем Мари была уверена. На предложение разделить фрукт Элд отрицательно закачал головой. Кажется, подумал, что их капитан отравить хочет, поэтому решил себя обезопасить. А Мари эти догадки мало интересовали, она с аппетитом впилась в яблоко. Откусила громадный кусок, но была вынуждена тут же выплюнуть его от греха подальше. Червивое. А снаружи таким красивым казалось. Элд расхохотался ещё больше, когда Мари отплевывалась от мякоти фрукта, молясь, что не проглотила вместе червяка и прочую противную живность. Сегодня жизнь на насекомых щедра. В тайной надежде снова обкромсать плод со всех сторон и съесть, что поддается перевариванию желудка без неприятных последствий, Мари, все ещё сжимая откушенное яблоко, что мгновенно начало чернеть на воздухе, направилась к капитану вместе с Элдом. Мари хотела было поинтересоваться у капитана, нашли ли что или ког полицейские. Казалось совершенно очевидным, что диверсию совершил кто-то из своих. Но мысль эту было крайне сложно принять, ведь корпус казался таким сплоченным. Скованные одной цепью, они, солдаты разведки, маленькими, но уверенными шажками шли к единой цели. Но кому-то хватило духу подорвать систему изнутри, пустив все старания разведки на последней миссии коту под хвост. А почему и из каких побуждений было загадкой даже бо́льшей, чем имя преступника. Ханджи подоспела с ответом на позолоченном блюдце быстрее, чем Леви успел ответить на вопрос. Зое подлетела к Мари, ухватила ее за руку и дернула на себя так резко, что девушка едва удержала равновесии, оказавшись с майором один на один. Ниманд обеспокоено взглянула в глаза Ханджи. Красные, опухшие. Убийство титанов она приняла на собственный счёт и проплакала добрые полчаса в плечо Моблиту, пока злющий Леви, не переносивший на дух женских слез, бегал туда-сюда, от Эрвина к своему отряду, а потом к прибывшим полицейским. К их прибытию Ханджи, казалось, на ного пришла в себя, но разрыдалась с новой силой, когда ей принялись задавать вопросы. — Мари, ты права, — Ханджи все ещё крепко сжимала запястье Мари, глядя на нее горящими безумным пламенем глазами, — здесь что-то не чисто… — Вы нашли убийцу? — спросила девушка, все ещё мало понимая, что «не чисто». — Нашли! — Мари тихонько ахнула, — наш. Совсем молоденький рядовой. Ничего не помнит, очнулся уже с затупленными клинками в руках над хладеющим телом титана, — Ханджи тихонько вскинула голову, не давая новой порции слез вытечь из глазниц. Закусив губу, прошептала что-то с придыханием, и вернулась обратно к повествованию, — угадай что он нам говорил. — Голоса в голове… — подхватив Ханджи произнесла Мари. Снова они. Армин говорил о том же. Пришел в себя только после того, как дело было сделано. Ничего не помнил. Память затуманена. — Верно, — Ханджи закивала головой, поджав губы, — утверждает, что его заставили. По-другому не мог. Я понятия не имею, что это такое, кто и как это делает, но мы вляпались. Все вляпались. Одному дьяволу известно, кто следующий.***
»…одному дьяволу известно, кто следующий.» Мари бы бессовестно соврала, если бы сказала, что не знает, кому заготовлена эта участь. Готова руку дать на отсечения, а лучше сразу голову, чтобы больше никогда и ни за что не слышать голоса брата, что это она. Она всегда будет следующей. Через любые тернии брат будет преследовать ее при любых обстоятельствах. Ниманд впала в такое тягостное размышление на обеде, что даже рядом сидящий Элд, весело разговаривающий с Гюнтером напротив его места, по-настоящему обеспокоено спросил подругу, все ли у нее в порядке. «Выглядишь так, будто ласты склеишь прямо за столом.» И он был прав. Мари была в шаге от того, чтобы умереть прямо здесь, при всех, от страха, плюхнувшись на свою тарелку лицом вниз. • «Breaking the habit» — Linkin Park Неподдельный ужас сковал тело девушки. Она разве что сумела отмазаться небольшой тошнотой и стремглав вскочила из-за стола, взлетела на ступеням и ворвалась в собственную спальню, силком удерживая просящиеся наружу внутренности в себе. «Воспоминания уничтожают, словно вскрывая зажившие раны. Я вновь терзаю себя… Все вы считаете, что здесь, в своей комнате, я в безопасности, Пока я не попытаюсь все начать по-новой…» Как только дверь за спиной Мари хлопнула, мир сразу погрузился в непроглядную темноту. Такую густую и киселеобразную, что и дышать трудно стало. «Я не хочу быть той, кто всегда выбирает сражения, Ведь на самом деле я понимаю, что я сбита с толку…» Перед глазами забегали цветные «мошки», а ноги перестали держать, превратились в размокшую вату. От чувства подкатывающей к горлу тошноты, что действительно казалось, что придется опорожнить желудок прямо на пол в комнате, Мари упала на колени. Прислонившись спиной к кровати, сидя на полу, поджала под себя ноги. Тело пробила мелкая дрожь, ком подкатил к горлу. «Я плотно запираю дверь, чтобы не упустить свое исцеление. Я вновь пытаюсь отдышаться… Мне больно так, как не было никогда раньше. И вновь у меня не остается выбора…» Мари остатками трезвого разума пыталась убедить себя, что она уже взрослая женщина, которой стоит перестать во всякие сказки, что братья ее погибли давным давно. Никакие силы на свете не смогут собрать их прах воедино, заставить подняться из могилы и вдохнуть в них жизнь. Что мертво — мертво навсегда. Таков закон природы. Но почему же тогда голос младшего брата — Акселя, беспрестанно звучит в ее голове. Говорит с ней, приказывает делать страшные вещи. Пока у Ниманд ещё есть силы сопротивляться ужасающим приказам, но она неотвратимо чувствует, как сходит с ума, как последние крупицы вменяемости покидают ее, делая ее боящимся всего и всех овощем. От этого было ещё страшнее. Что, когда для остальных жизнь только начинается, она может вовсе потерять последнее, что обозначает ее как самостоятельный организм — разум. — Я, черт возьми, испытаю в этой жизни что-то кроме боли и страха! Вырвалось из Мари. Настоящий ли это был крик, что слышно аж на улице, слабый ли писк, приправленный тяжёлой одышкой, девушка не знала. Ей казалось, что она чувствует на себе чьи-то руки, сжимающие ее хрупкую шею. Начала задыхаться, полагая, что ее по-настоящему душат, но на самом деле давилась собственными слезами. Расслышала в звенящей тишине злорадный хохот своего братца, что от души был рад скорой смерти своей сестры. — Там тебе и место, в кипящем адском котле. Вместе со своими сородичами, островными выродками. Я сокрушу тебя, разобью все ваше осиное гнездо… Громогласный голос брата разрывал череп Мари изнутри, она схватилась за голову, не в силах более переносить эту пытку. Раздался грохот шагов, так Мари показалось. Представила, что это к ней уже идёт ее брат, схватит костлявой рукой за плечо и утащит в мир иной. Она следующая. Всегда будет. «Я не знаю, за что стоит бороться, Или почему я должна кричать. Я не знаю, почему я провоцирую Я не знаю, как я до этого дошла, Я знаю, что это не нормально, И поэтому я меняю свои привычки этой ночью…» Грохот не прекращался, а смерть с косой так и не появилась на пороге. И только тогда до воспалённого разума Мари дошло, что кто-то стучится в дверь. По-настоящему стучится. Пелена спала с глаз Мари, голос брата исчез. Девушка стремглав вскочила на ноги, смахивая на ходу слезы с лица. Ноги все ещё дрожали, руки сводило судорогой, а в голове все ещё кислотно-красным цветом горел приказ уносить ноги. Кое-как приведя себя в более или менее адекватный вид, приготовив заранее отмазку, что чувствует себя паршиво, Мари открыла дверь. Была уверена, что это Элд. Никто другой не мог прийти. Он, наверное, встревоженный долгим отсутствием сослуживицы, отправился на ее поиски. Но поджидал ее отнюдь не Джин. — Капитан… — произнесла Мари, почти что напуганно глядя на стоящего на пороге Леви. «Я не знаю, как я до этого дошла, Я знаю, что это не нормально, И потому я меняю свои привычки, Я меняю свои привычки этой ночью…»