«Как хотела меня мать
Да за первого отдать.
Ох, ох не пойму,
Отдают ли молоду…»
Всю дорогу Ван Ибо болтал, не затыкаясь. Сяо Чжань вначале пытался его понять, но потом бросил это бесполезное занятие. Он устал и просто мечтал помыться, пусть хоть в луже, и немного отдохнуть. Наконец лесная тропинка закончилась, и путники вышли к усадьбе. Дом утопал в зелени и цветущих клумбах. В воздухе стоял запах свежескошенной травы. Из открытого сарая слышалось тихое похрюкивание. В загоне мирно квохтали куры и дремал петух, который, едва увидев непрошенных гостей, хрипло заорал на всю округу.
Справа расположился яблоневый сад и грядки, среди которых виднелся объёмный женский зад. Услышав шум, пышные формы распрямились, и перед парнями появилась дородная женщина.
— Ах ты, бестолочь! Одна беда с тобой! На кого коров бросил? — широким жестом она попыталась отвесить Ваньке оплеуху, но тот ловко увернулся и подзатыльник достался Чжаню.
— Вконец ополоумела? — он поймал пошатнувшегося Сяо. — Не видишь, гость у нас. Иностранец!
— Опять алкашей своих водить вздумал! — не удостоив взглядом испуганного Чжаня, женщина уперла руки в боки и грозно взглянула на Ивана.
На крыльце показалась сухонькая старенькая бабулька.
— Люська, дура, чаво голосишь на весь двор?! У соседей ужо собаки лають.
Оценив ситуацию, бабушка, несмотря на кажущуюся немощь, мгновенно оказалась возле Чжаня и запричитала:
— Вот ведь баба дурная, скандальная! Не видишь, парень-то на алкаша не похож. Не гляди, что грязный. Ты чьих, милок, будешь?
— Импортный он, — встрял Ибо и почему-то с гордостью добавил. — Китаец!
— Сяо Чжань, — представился старушке, косясь на Ибошева и с некоторым разочарованием подумал, что очень зря его называют известным.
— Вот ведь окаянные! Как и Лидька наша! — она погрозила сухоньким кулачком в воздух. — Это же надо дать ребенку такое имя! Будто корыто с водой кличешь. Женечка, будешь у нас. Евгений. Что встала столбом? — обратилась она уже к Ванькиной сестре. — Иди на стол скорее накрой.
— Ты уж прости нас, Женечка, — старушка налила Чжаню полный стакан молока. — Так-то баба она хорошая, дурная просто. Всё боится, как бы Ваньку пьяницы местные не споили. Пей, пей, молочко-то. Парное! — видя его нерешительность, бабушка ободряюще похлопала по плечу. — Всё своё у нас, не то, что магазинная химия.
Выбрав время между причитаниями и подкладыванием пирожков, Сяо Чжань попросил у Ибо телефон. Нужно срочно предупредить команду, что с ним всё в порядке. Ибо куда-то отлучился и вынес ему нечто полукруглое с большими кнопками. Сяо Чжань даже не предполагал, что это ещё кто-то использует. Взяв диво дивное в руки, он пытался вспомнить, как им пользоваться.
— А более современного ничего у вас нет? С выходом в интернет?
— А зачем он нам нужóн? — ответил Ванька. — Одна морока. У председателя есть ноутбук старенький, так ходить надо за три версты к озеру, чтоб работал. Позвонить и этим можно. Давай тебе наберу.
Иван выхватил из его рук телефон и принялся шустро тыкать пальцем по пищащим кнопочкам.
Чжань сообщил испуганному режиссёру, что у него всё хорошо. Но назвать координаты места, где находится, не смог.
— Миленький, так сразу за деревней бывший совхоз. Опосля него за дорогой на старый аэродром, пусть направо свернут, а потом у развилки левее возьмут, где грунтовка получше, да на хутор-то наш и выедут, — со знанием дела объяснила бабушка.
Чжань не решился отправлять их по такому навигатору, пообещав самостоятельно добраться до места. Тем более Ибо собрался проводить до остановки и посадить на автобус, который ходил здесь два раза в сутки.
Чуть поодаль от дома блестел ухоженный пруд, окружённый кустами аккуратно подстриженной «живой изгороди». Чжаню сунули в руки полотенце и отправили мыться. Стыдливо скинув одежду, он нырнул с головой в прохладную воду.
— Я постираю, пока моешься, — не слушая возражения Чжаня, Ибо подхватил грязное бельё. — Ишь ты, какие модные! — он покрутил покрытые грязевыми пятнами слипы «Calvin Klein», разглядывая со всех сторон, потом водрузил их сверху и скрылся в кустах.
Сяо Чжаню захотелось утопиться.
— Ах, какая куколка! — прошамкала бабулька, сидя в кустах черноплодной рябины и цепким взглядом обозревая купающегося голышом Чжаня. — Видать, что парень культурный и непьющий. Вот бы Ваньке такого.
— Баб Дуся, он же мужик! — рядом, стараясь выглядеть невидимкой, притаилась Ванькина сестра.
— И чаво? Главное, чтоб не пил, да Ваньку не бил.
Люська театрально закатила глаза и понесла ему чистое бельё.
— Вот, держи! Мужнино наденешь, пока твоё сохнет. Штаны верёвкой подпоясай, а то свалятся с тебя дрыща этакого. Да не бойся. Что я, причиндалов мужских, что-ль не видала?! — глядя, как Чжань поспешно скрылся в воде, она вновь завела глаза и зачем-то добавила: — Ванька-то у нас работящий, хороший парень. Балбес только.
К ужину собралась вся семья. С работы пришёл Люськин муж Степан. Достав из-за пазухи поллитру самогона, разлил по стаканам.
— Ну, за знакомство, — в два глотка опорожнив емкость, Стёпа громко рыгнул и закинул в рот шматок сала с чесноком.
Все стали ужинать, изредко перебрасываясь незначительными фразами.
— А Ванька у нас парень рукастый, — издалека начала бабулька, скоро закусывая стопку зелёным лучком. — Он ведь ПТУ на слесаря закончил, а в школе в хоре пел и даже в районном ансамбле танцевал.
— Ба, ну ты чего, — Ибо прекратил грызть заусенец и уставился на старушку. — Думаешь он знает, что такое ПТУ? Ещё скажи в какой горшок я в садике ходил.
— ПТУ, Женя, это профессиональное техническое училище. Специальность там получают, — обнял за плечи Чжаня Степан и пополнил стаканы. — Давай выпьем, незачем бабскую трепотню слушать. Как сороки они. Дай волю, все сплетни соберут.
— Я сейчас альбомчик Ванечкин покажу. Совсем там малой. В слюнявчике. Такой миленький сидит, — засуетилась бабулька.
— Мать! — хлопнул ладошкой по столу Люськин муж. — Угомонись. Чай не сваты пришли девку женить! Давай, Женька, ещё по одной, да спать. Завтра надо к утрени вставать.
Ночевать парней отправили на сеновал, как бы старуха не причитала. Ибо сделал себе ямку, залез в неё, немного поёрзал и, укрывшись сверху сеном, мгновенно уснул. Сяо Чжаню не спалось. Он рассматривал деревянные балки потолка, вдыхал сладкий запах сена и пытался утрясти в голове сегодняшние приключения.
Низкая луна выглянула из-за кустов. Лунный свет, проскользнув сквозь щели сенника, осветил лицо Ибо. Чжань отметил, что он довольно мил, когда умоется и заснёт, а из застольных разговоров выяснил, что ко всему прочему трудолюбив и нравится областным девкам.
«Уж Катька-то как вьётся! А она первая красавишна на деревне, — шептала баба Дуся на ухо Чжаню, подливая самогон. — Тока гуляща она. Неверная, знать, по-нашему. Серёга уж как увивался, замуж брал, а она хвостом вильнула, да и к Ваньке ластится, как змея подколодна. А Ванька-то наш надёжный, постоянный. Уж как влюбится, то на раз.»
Не успел Чжань полностью рассмотреть своего провожатого, как живот скрутило. Парное молоко, самогон и сало с зелёным луком вместе не ужились и требовали срочного выхода.
Проснувшийся Ибошев нашёл его в кустах.
— Ты чего здесь? Ох, ептв! — забористо выругался Иван, почувствовав характерный запах. — Ты мне весь двор загадишь, китаец! Это ж смородина. Сеструха нас убьёт.
— Прости, не стерпел. А где туалет не знаю.
Даже если бы не светила луна, то всё равно можно увидеть, как пунцово вспыхнул Чжань. Хотелось провалиться сквозь землю. Ибо заметил его несчастный вид.
— Ладно тебе, с кем не бывает, — с неожиданной нежностью проговорил Ибо, поддерживая за локоть, пока Чжань подтягивал штаны. — Я сам виноват. Не показал отхожее место. Иди до пруда, помойся. Я здесь уберу. Полотенце на верёвке возьми, где бельё сушится.
Когда Ванька вернулся на сено, Чжань уже спал, свернувшись в клубочек. Он тоже устроился в сенной ямке и задремал. Но отдохнуть сегодня, видимо, не судьба. Скорее всего китаец успел простыть, шлёпая целый день в мокрой обуви и грязном белье. Ибо проснулся от того, что Чжаня во сне лихорадит. Сходил в дом и принёс тёплое одеяло. Заботливо укутал, но заметил, что дрожь не прекращалась.
— Эх, слабенький ты всё-таки, хоть и красавчик, — прошептал Ибо, подтягивая его к себе.
Вскоре дрожь отпустила, Чжань согрелся и расслабленно засопел. Ибо долго разглядывал его лицо. Думая, что прилипла соринка дотронулся до губ.
«Надо же, какая красивая родинка! А я-то, дурак, сразу и не разглядел.»
Кончик пальца скользнул по губам. От этого Сяо сонно пошевелился и, не просыпаясь, улыбнулся. В ту же секунду Ван Ибо, а в простонародье Ванька Ибошев, рухнул с обрыва в омут.
С утра, открыв глаза, Сяо Чжань с ужасом обнаружил себя в крепких объятиях парня. За окном светит утреннее солнце, мычит корова и орёт со всей дури петух, а внизу сеновала кто-то матерится и ищет лопату. Отдёрнув руку от бедра, зашептал ему на ухо:
— Вставай, Ибо. Кажется, твоя сестра пришла нас убивать.
— Не убьёт, — приоткрыв глаза, шепнул Ибо и легко поцеловал его в нос. — Она навоз за скотиной чистит, а я, когда убирался, в другое место её поставил. Сейчас скажу, где искать. Тебя знобило ночью. Лежи. Чай сделаю и лекарства возьму. А потом на автобус пойдём.
Ванька нащупал сползшее ночью одеяло и завернул в него Чжаня. От такой внезапной нежности тот широко открыл глаза, собирая скудные мысли для ответа. Но Ибо уже скатился с сена и что-то кричал сестре.
***
— Жонить Ваньку-то надобно, — с утра, плюхнув блин со сковородки на тарелку Стёпе, многозначительно произнесла бабка. — А то пропадёт один. Сопьётся.
Краешком фартука она вытерла несуществующую слезу и уселась у окна, вперив в Люську пристальный взгляд.
— Так девок-то нет хороших, баб Дусь, — понимая к чему она клонит, осторожно ответила Ванькина сестра. — С Катькой вроде гуляли…
— Женька вон какой красавец! — завела вчерашнюю шарманку бабушка. — Хлопец он рослый да красивый. Образованный, — старушка назидательно подняла указательный палец вверх. — Иностранец!
Утренняя рюмка самогона, которую самозабвенно опрокинул в рот Степан, оказалась на лице бабки.
— Ты чего несёшь, мать?! Он же мужик!
— Мужик не мужик, какá разница, — как ни в чём не бывало, баба Дуся обтёрла рукавом самогон и продолжила: — А Ванька в столице будет. При месте, главное. Корни-то у него оттуда и кличут в паспортý по-басурмански. Сживётся!
Не зная, что на это ответить, Степан переглянулся с Люськой. Оба покачали головой. Уж если бабка чего задумала, жди беды!
***
На кухне Чжаня ждал королевский завтрак. Бабулька суетилась возле плиты, делая свежие блины.
— Блинчиков-то отведай, миленький. Для тебя старалась, пекла.
— Ба, у него живот болит и простыл, видать. Дай лучше лекарства.
— Что ж ты сразу не сказал, дурной! — Люська погрозила Ваньке кулаком. — Как есть, балбес! Сейчас, Женечка, лоперамидику тебе дам, как рукой снимет.
— Ба, мы на автобус опоздаем… Чжань, — Ваня старательно и правильно произнёс его имя, на что бабка и сестра открыли в удивлении рты. — Надо уже выходить. Нам идти далеко, а ты приболел… Люсь, собери ему, пожалуйста, лекарства и бельё. Высохло, наверное.
Люська пристально взглянула на Ваньку и без слов пошла выполнять просьбу.
— Женечка, миленький, уж навести хоть разок старую-то, — громко рыдала бабка, подтирая подолом слёзы. — Помру ведь скоро. Да и Ваньке ты как-никак земляк.
Сяо Чжань непрерывно кланялся и клятвенно обещал заехать. Бабка успокоилась, а Ибо подозрительно косился на отводившую глаза Люську.
По дороге к автобусной остановке парни молчали. Каждый из них пытался смотать в клубок расползающиеся смутные думы. Подошёл рейсовый автобус.
— С тобой доеду, — вдруг решил Ванька. — Денег-то у тебя нет, да и одежда не по размеру. Ещё примут за пьянчугу, да выгонят посреди леса.
Он расплатился и уселся рядом с Чжанем.
— Ты это… Прости за утреннее. Спросонья не разобрал, перепутал тебя с Катькой.
— Ничего, бывает, — Сяо Чжань нервно сглотнул и отвернулся к окну.
Вскоре добрались до съёмочной бригады. Коллеги засуетились и, окружив Сяо Чжаня, утащили вглубь. Ван Ибо с ним категорически не пустили.
— Ну и подумаешь! Цаца какая. Да не больно-то и надо, — сплюнул Ванька и, опустив плечи, побрёл прочь к коровьему выгону.
