Плен, превратившийся в удовольствие.

Если в лошади видишь чудовище, она будет чудовищем, если в чудовище увидеть лошадь, оно станет лошадью. Именно так он говорил когда-то, верно? Но если в нем видят шлюху — стал ли он шлюхой? Этого Алва не знал, да и не хотел бы, по чести говоря, знать. Впрочем, одно он знал точно: в доме Окделла ему нравилось больше, чем в Багерлее. А главное — значительно больше, чем в компании Альдо, Леворукий его забери. Конечно, ничего хорошего он и от Ричарда не ждал, но хотя бы краткая передышка теперь казалась подарком небес. Он горько усмехнулся собственным мыслям. Кто бы сказал ему еще совсем недавно, хотя бы до Зимнего Излома, что он будет рад возможности начисто помыться и хотя бы пару дней не подставлять задницу по первому же пинку… Алва тряхнул неровно обрезанными ошметками волос. К ызаргам такие мысли. Что было, то было, а за то, что будет, он еще поборется. По крайней мере здесь, в доме Окделла, кажется, будет проще достать оружие. Да и проклятый Ракан здесь бывает, а значит — он может попытаться успеть нанести удар этому выродку до того, как его самого отправят к Леворукому, или куда ему там светит провалиться. Он понимал: скорее всего, он не сможет нанести роковой удар. Но… но если книги и тайные документы не лгали, есть шанс, что Альдо — не Ракан, и тогда клятва самого Алвы, клятва на крови, которую его вынудили дать, угрожая его королю, этому ничтожеству Фердинанду, не помешает ему отомстить. Но пока это все не имело никакого значения. После плена, пыток и нескончаемого насилия он был слаб, как котенок, и справиться с ним мог бы даже ребенок, не то, что его новый хозяин, Ричард Окделл. Окделл. Этого Рокэ не понимал, а все неясное грозило новой опасностью. Измученный, исковерканный физически и духовно Ворон не хотел больше никаких опасностей, известных или неизвестных, но звезды отвернулись от бывшего маршала Талига, а до его желаний никому не было дела. Так что Окделл оставался загадкой для Рокэ, причем загадкой с недобрыми неизвестными. Зачем он выкупил своего давнего врага — а после монсеньора — у Ракана? Хотел пытать лично? Решил вот так отомстить? Тогда почему позволил прийти в себя, нормально кормил и уже не первый день не трогал, словно давая возможность отойти от плена и вернуться в форму? Ответ пугал перспективами: чем лучше ему сейчас, тем страшнее будет потом. Нехитрая математика. Любой палач знает, что бесконечные пытки притупляют восприятие, однако перерывы позволяют сохранить для жертвы остроту и новизну происходящего. Был ли Ричард опытным палачом? Этого Алва не знал. Оказывается, он вообще ничего об Окделле не знал… И сейчас за это придется расплачиваться. Думать о цене не хотелось. Еще меньше хотелось понимать, что от мыслей удерживает обычный страх. Но врать себе Рокэ никогда не умел. Его терзал самый настоящий животный страх, ужас побежденного, для которого пытки и насилие стали повседневностью. *** Окделл вызвал его вечером. Точнее, ночью, почти к полуночи. И одного этого хватало, чтобы понять: началось. Страх, который ценой жалких остатков воли удавалось держать в узде, теперь накатывал волнами — до отвратительной тошноты. До холодного кома в животе, до поджатых в спазме ягодиц. Потому что теперь он знал, каково это — когда берут не спрашивая, когда насилуют, разрывая хрупкую плоть, когда врываются в судорожно сжатое нутро с единственной целью — унизить, причинить нестерпимую боль. Превратить бывшего врага даже не в раба — в жалкую подстилку, безропотно подставляющуюся скулящую суку. Самым страшным было то, что он понимал — он подчинится. Не только потому, что иначе будет хуже, хотя этому треклятый Альдо его отлично обучил, вбил в него эту науку со слезами, соплями и кровью. Но и потому, что так было лишь унизительнее. Безвольно валяться тряпкой под насильником — одно. Был в этом даже какой-то побег от реальности. Мол, это не я, это просто мое тело, но тело без души. Пустая оболочка, больше которой врагам не дано получить. А вот брыкаться, сопротивляться, рыча от отчаянья и ненависти, биться в агонии и все равно раз за разом проигрывать… О, это было слишком тяжело, и повергало в пучину унижения и отчаянья все глубже и все безысходнее. Так что он знал, что просто позволит Ричарду Окделлу сотворить со своим телом все, что угодно, чтобы хоть как-то, хоть призрачно уберечь от очередного поражения душу. Если еще оставалось что беречь. В этом Алва не был уверен. Ричард сидел за столом, разбирая бумаги. Рокэ остановился у дверей, не очень понимая, как себя вести с новым хозяином. Тот приветливо кивнул, не отрываясь от документов. — Присядьте, эр Алва. Пару минут, я закончу, и займусь вами. Словно Рокэ сильно этого хотел. Он беззвучно хмыкнул, устроился на стуле. Бегло оглядел комнату, отметив, что, как и он сам когда-то, Окделл совмещал кабинет со спальней, а может, просто привык работать где угодно. Так или иначе, в комнате нашлось место и рабочему месту, и широкой кровати. Последняя не наводила ни на какие хорошие мысли, так что Рокэ старался в ее сторону не смотреть. Ричард и правда быстро покончил с делами. Встал. Он казался старше, чем Рокэ его помнил: словно бы с тех пор, как их пути разошлись, как-то разом неотвратимо повзрослел, возмужал под гнетом новых обязанностей и возвеличился в сиянии новой власти и славы. — Простите, что столько времени не уделял вам должного внимания. Дела, знаете ли. Вина? Рокэ внезапно почувствовал гнев. Подскочил со своего стула, как ужаленный. Окделл что, издевался над ним? Нашел время ерничать! В конце концов, это было просто низко. Он знал, что Альдо был низким негодяем и подлецом, но от Ричарда подобного не ожидал. — К чему этот фарс, Окделл? Хотите поиграть? Нравится забавляться, как кошке с мышью? Только я вам не помойная крыса, пусть и ваш пленник. Ричард вскинул в некоем изумлении — притворном?.. — бровь. — Считать себя пленником, эр Алва, ваш выбор. Не мой. Я зову вас гостем. Вы же можете звать меня Диконом. Друзья меня так и зовут. — Мы не друзья. А гость может в любую секунду встать и уйти. Я могу покинуть ваш… гостеприимный дом, Окделл? Ричард улыбнулся в ответ — открыто, легко и обаятельно. Так, что хотелось вцепиться ему в глотку. — Увы, друг мой. Вы слишком дорогой гость, чтобы я, ваш радушный хозяин, вас так просто отпустил. Повелитель Скал так непринужденно выделил определение «хозяин», что Рок понял: дальнейшие препирательства приведут лишь к новым унижениям. Но смириться все равно было непросто. — И что же вы намерены делать со своим… гостем, Окделл? — Для начала я бы хотел, чтобы вы разделись, Рокэ. Подобный переход от показной вежливости к открытому… да фактически насилию причинил неожиданно сильную боль. А он было чуть не расслабился, возрадовавшись короткой передышке. Жалкий кретин. Знал ведь, что так и будет. — И что будет, если я откажусь? Накажете меня? Изобьете, изнасилуете? Вместо насмешливого вызова голос предательски дрогнул, и Рокэ в очередной раз горько поразился тому, как низко пал. Однако Ричард почему-то не спешил добить, хотя явно услышал эту жалобную нотку, промелькнувшую в его гневном возгласе. Подошел ближе. Алва с трудом заставил себя не отшатнуться. Отвел взгляд, стремясь удержать лицо. — Рокэ, пока вы мой гость, и находитесь в моем доме, запомните, пожалуйста, одно простое, незыблемое правило. В этом доме секс никогда, слышите, никогда не применяется для наказания. Только чтобы дарить или получать удовольствие. Это вам понятно? — Удовольствие? — Рокэ не сдержал нервного смеха. — Удовольствие?.. Изнасилование по-вашему — это удовольствие?.. Ричард вздохнул, словно разочарованный реакцией своего пленника. — Эр Алва, могу лишь повторить: превращать секс в изнасилование — ваш выбор, не мой. — То есть я сам этого хочу?! — Откуда же мне знать? Я предлагаю вам удовольствие. Но если вы решите иначе — что ж, произойдет изнасилование. Но это, подчеркну, будет только вашим решением. Не моим. — Вы чудовище, Окделл. — выдавил Алва потрясенно. — У Ракана хотя бы хватало совести не звать пытки удовольствием! — Рокэ, успокойтесь. — Ричард поморщился. — Кто говорит о пытках? Почему, когда я говорю о сексе, вы думаете только об этом? Разве я обидел вас? Причинил хоть малейшее неудобство? Еще раз повторю: я предлагаю вам только удовольствие. И ничего иного. Не скрою — я хочу вас. Но, повторюсь, вы — мой гость, и я сделаю все, чтобы удовольствие было обоюдным. Ведь вы же знаете, как приятен, как восхитителен может быть секс. Так зачем превращать это прекрасное действо в насилие и пытки, пусть даже в мыслях и словах? Рокэ казалось — Окделл бредит. Секс — это нечто прекрасное? Секс с мужчиной, это отвратительное, болезненное, выворачивающее тело и душу действо — нечто прекрасное? Ричард тем временем, глядя на его потрясенное лицо, вдруг как-то странно дернулся. Обеспокоенно, недоверчиво и неожиданно настойчиво повторил: — Ведь вы же знаете, правда? — Что именно? — Рокэ потерял нить этого безумного разговора. — Что секс приятен, разумеется. Что секс может быть ни с чем не сравнимым удовольствием. — Закатные кошки, Окделл! — не выдержал Рокэ. — Вы в своем уме?.. Тот вдруг подошел совсем вплотную, заглянул в глаза. Алва все-таки отпрянул, не выдержав, но Ричард удержал — до обидного легко. Рокэ не знал, что Окделл был так силен, а может не представлял, как сильно ослаб сам за время, проведенное в Багерлее. — Не знаете?.. А как же Придд и ваши прочие любовники? Они не умели сделать вам приятное?.. — Кажется, Ричард прочел что-то в его взгляде, или понял как-то иначе. Его глаза вдруг расширились. — Рокэ, у вас что, не было любовников-мужчин? Алва вырвал руку — впрочем, Ричард и не удерживал. — И вы смеете спрашивать? Не вы ли выкупили меня у своего дружка, Альдо? Или он не сказал вам, что товар… попорчен? А может, вы, как и он, такой же грязный извращенец, и вас такое лишь возбуждает? Он понимал, что выдает себя с головой, что горечь и боль в его голосе заведомо ставят его в уязвимое положение, но у сил любого человека был предел — а его в последнее время выталкивали за этот предел слишком часто, слишком надолго и слишком болезненно. — Я не считаю вас товаром, Рокэ. И попрошу так себя не звать. Вы мой гость — дорогой, драгоценный. Бесценный. Но я понял вас. Значит, никого, кроме короля, у которого не было причин быть с вами… ласковым. Что ж, это меняет дело. — Ваш так называемый король — чудовище, такое же, как и вы, — процедил Рокэ. — В моем доме короля Альдо Первого Ракана не оскорбляют, — отрезал Окделл таким тоном, что у Рокэ отнялся язык, а холодный ком в животе, напомнив о себе, резко подскочил к самому горлу. — Но я прощаю вам резкие слова, — продолжил Ричард. — Понимаю, как тяжело далось вам ваше заключение. И благодарен, что вы доверились мне, и разъяснили ситуацию. И вновь Рокэ ничего не понял. Он — разъяснил? И уж тем более — доверился?.. Впрочем, он слишком устал от этой глупой, нелепой игры. Он прикрыл на секунду глаза, пытаясь отрешиться от происходящего. В какие бы игры ни играл Окделл, роль Рокэ в них была незавидной. Ричард же вдруг улыбнулся. — Что ж, раз мы все выяснили, предлагаю пари. — Что, простите?