Детский дом "Вместе"

Гром поднимает голову и выгибает бровь вопросительно — на столе секунду назад появился стакан с кофе из автомата. — Выглядишь невыспавшимся, — замечает Дима с немного неловкой улыбкой. — Мысли спать мешали? Игорь морщится едва заметно. Мысли, ага. Дело это откровенно мерзкое, сектанты, ребёнок похищенный давным давно, что вскрылось только недавно. Мальчишка, которого никто не искал, потому что откровенно не нужен был, и который нашёлся по случайности. И слова такие взрослые. Взгляд твёрдый, умный не по годам, грустный до невозможности. Знающий. Понимающий. И уверенности куча — не придёте. Всем плевать. Но это нормально. Иного и не ждёт. Дети не должны быть такими. — Спасибо за кофе. — Не за что, Игорь, — фыркает Дубин, садится напротив. Рассматривает выжидающе, понимает, что продолжения не последует. Вздыхает. — Если ты посетишь его, никто не будет считать тебя слабым или сентиментальным, Игорь. — Давать ребёнку пустую надежду? — Гром кривит губы в подобии усмешки. — Вряд ли ты сможешь заставить его понапрасну надеяться, Игорь, — Дубин качает головой и чуть виновато улыбается. — Помнишь, как он отреагировал, когда я сказал, что хочу позаботиться о нём? — Укус всё ещё болит? — Гром теряет некоторую строгость и сердитость и смотрит на слабо перевязанную руку. — С Олегом нужно быть более буквальным. Прямолинейным. Честным. — Я думал, он и тебя укусит. «Боец, хватит драться. Мы уведём тебя отсюда. Детдом явно лучше сектантов, » — передразнил интонации Игоря Дмитрий. — Я был честным. И это не дословная цитата, тебе бы память прокачать, — фыркает Игорь. — У меня не было цели запоминать твои слова, Гром. — цокает Дима. — Хочешь сказать, что тебя не волнует судьба ребёнка? — И толку от этого? Что ему даст мой визит, Дим? — Игорь отпивает от кофе, обжигая язык, но не реагирует на слабое покалывание боли. Смотрит на блондина так, словно не понимает, что тот к нему вообще прикопался. — Возможно, ты сможешь доказать, что он не прав и не всем на него плевать? — предположил Дубин. — Я думаю, тот рыжий с этим лучше справится, — фыркает Гром, уже знающий, кто тот был. Может, он и не сразу узнал, но имя у Разумовского говорит само за себя. — Я не лучший кандидат на друга для ребёнка, Дим. — Разумовский, если верить тому, что о нем говорят, человек хоть и добрый, но занятый, да и вообще — ты боишься что ли? — попытка взять коллегу на слабо была откровенно слабой, но Дима уже не знал, как вдолбить упрямому Игорю, что так будет лучше. — Ещё чего, — хмыкает тот. Глаза прикрывает на долю секунды, но хмурый вид не теряет. — Просто жестоко это как-то. Привязывать мальчишку к себе. Вроде как и хорошее дело, но с моей работой слишком легко попасть в неприятности и пропасть. И звучит так, словно такое с кем-то уже случалось и он знает наверняка. — Так может хоть иногда думать будешь, прежде, чем гоняться за убийцами без табельного, — припомнив недавнее задержание, проворчал Дубин. Игорь смотрит на него слишком прямым взглядом. — Иногда и чувство самосохранения не спасает, Дубин. А у меня его вообще нет. *** — Привет, — Разумовский здоровается с мальчиком, осторожно заходя в комнату. Птица пока благоразумно остаётся снаружи, ожидая, пока показавшая им комнату воспитательница уйдет. Тот отвлекается от рисунков, которые рисовал, лежа на полу, и поворачивает голову в сторону двери. — Здравствуйте, — голос у него тихий, словно мальчишка не уверен, что может разговаривать в полную силу. В глазах мелькают быстро скрытые искры радости. В голубых глазах ребёнка вспыхивает восторг, но мальчишка, впившись на мгновенье в пришедшего взглядом, отворачивает голову в сторону, старательно делая вид, что его интересуют больше собственные рисунки. Вот только от Птицы этот взгляд не скрыть, как и от Разумовского. — Ты меня видишь, — не вопрос, утверждение. Олег игнорирует звук, пытается прислушаться не к голосу — к эмоциям. Он боится, что снова будет тоже самое, но пугающих звоночков не находит. Но отвечать не рискует. — Птица, — немного укоряюще просит Сережа, привычно погладив нахохлившегося было хранителя по крылу. — Крылья красивые, — всё-таки роняет ребёнок. Снова смотрит на них. — И глазами вы забавно меняетесь, когда спорите. Вы тоже его видите и взаимодействуете… вы такой же? — и словно осекается. Уже жалеет о своих словах. Скалится. — Если вы… — его голос дрогнул. — Попробуйте с этим сделать что-нибудь, я… я найду способ позвать майора. Даже если ему всё равно, он обещал, что меня больше не будут использовать, и это не звучало, как ложь. — Тише, Олежа, — Разумовский сам не замечает, как знакомое с детства имя слетает с губ, отдаваясь тоской в душе. — Да, я такой же, что бы это ни значило, — стараясь не вспоминать, Сережа обратил все свое внимание на мальчика. — И я не собираюсь тебя кому-то сдавать или что-то плохое делать… Ребёнок вздрагивает от ласкового имени в свой адрес и оскал исчезает. — Забавно. Вы не такой. Он, — взгляд в сторону Птицы. — Тоже не такой. Не похож на «гостей» того места. — Гостей? — растерянно переспросил Сережа, а Птица, словно предполагая, о чем речь, настороженно замер, ожидая ответа. — Не люди, — ребёнок мнётся, а затем берёт блокнот и толкает его, и тот приближается к Разумовскому и Птице прямо по полу. Серёжа смотрит на рисунок и взволнованно переглядывается с Птицей. Тени, монстры, демоны — можно было бы подумать, что ребёнок пересмотрел ужастиков, но что-то подсказывало что нет. — Некоторые из них были не такие уж и плохие, — ребёнок криво улыбается. — Даже помощь предлагали. Только цена слишком большая была. — Душа, полагаю, — фыркнул гневно Птица, без труда опознав более низших сущностей его родного плана бытия. Разумовский, прежде не задумывавшийся о природе своего соседа по телу, заинтересованно посмотрел на него. — Душа, энергия. Добровольно отданная жизнь, — мальчик хмыкнул. — Над последним я почти задумался. Но у сектантов всегда были жертвы, чтобы угостить их, поэтому они быстро уходили. Почти все. — Почти? — Сережа явно был взволнован этими подробностями, Птица — скорее зол. — Некоторые им нужны были для дол… дол-го-сроч-но-го сотрудничества, — ребёнок запнулся на трудном слове, но быстро исправился. — Очень интересная организация… — взгляд Птицы был красноречив и Сережа кивнул — этих людей, если их не всех поймали, следовало найти. Мальчик настороженно на них посмотрел, словно не понимал причин чужих негативных эмоций. — Не бойся, — заметив реакцию ребенка, постарался успокоить его Сережа, — главное, что сейчас ты в безопасности, а тех людей мы найдем. — Не вы, — Олег мотнул головой. — Опасно, да и незаконно в итоге всё будет… Майор их тоже ищет. Надеюсь, не найдёт. И надеюсь, что они будут прятаться достаточно долго, чтобы я уже мог от них убежать. — Незаконно? — Сережа не понимал, почему Олег не хочет, чтобы этих людей нашли. — А вы им что, цветочки подарите? — цокнул мальчик. — Проблемы так не решаются. — Если они преступники, то их посадят, — все ещё не понимая, в чём дело, произнес Разумовский. -Хотя легче и надёжнее было бы убить… — тихо прошипел Птица. — Вот именно, — спокойно реагирует ребёнок, и не понятно, на какую из фраз он ответил — Насилие — не выход, — в привычных словах не было прежней уверенности — смерть Волкова впервые пробудила в Разумовском желание кому-то смерти. — Но иногда единственное решение, — буркнул Олег и с вызовом посмотрел, словно волчонок, становясь похожим на своего тезку несмотря на то, что по внешности больше напоминал самого Разумовского. — Правильно говоришь, — Птице все больше нравился этот Олег. Серёжа не стал с ними спорить — что толку? Мальчик чуть расслабился и робко улыбнулся. — Я не жесток. И мести не хочу. Просто иначе их не остановить. Но с ними вовсе лучше не связываться. Ни вам, ни Грому. — Ну, если то, что я слышал про майора — правда, то он не отступит, а вот об опасности его стоит предупредить… — задумался Сережа. Мальчик тяжко вздохнул и отвернулся. Бросил коротко: — Верните блокнот, пожалуйста, — явно намереваясь продолжить рисовать и не особо желая продолжать тему про сектантов. — Да, конечно, держи, — Разумовский протянул ему блокнот. Птица что-то напряжённо обдумывал. Олег шустро подбежал, схватив блокнот и прижав его к себе, словно боялся, что его отберут вдруг. А затем как-то встряхнулся, посмотрев в сторону двери и, засветившись счастливой улыбкой, побежал за неё. Разумовский не сразу понял, что так обрадовало мальчика, но выйдя вслед за ним, он увидел привычно хмурого майора Грома. — Вы пришли! — ребёнок, словно испугавшись проявления своих эмоций, притих. — Извините… — Ты чего, боец? Все нормально. — Вы ведь по делу… да? Игорь взлохматил его волосы. — Вообще-то к тебе. Ребенок недоверчиво сощурился на мгновенье, но затем широко улыбнулся и, словно получив разрешение, налетел на майора с объятиями. Серёжа наблюдал за этим проявлением эмоций с долей то ли зависти, то ли обиды — на него Олег так не реагирует. Птица что-то ободряюще прошипел уже мысленно — при людях он все же старался не показываться, кроме особых случаев. Ребенок отлепился от Грома и посмотрел снизу вверх. — Я думал, вы не придете. — Разочарован? — фыркает Гром, и Олег торопливо машет головой. — Нет! — Я пойду, наверное, не буду вам мешать, — Разумовский почувствовал себя лишним, поэтому собрался уходить. Гром словно только заметил его. Даже вежливо улыбнулся, хотя улыбка и вышла чуть неловкой, словно он не ожидал, что его застукают за чем-то сентиментальным. — День добрый, да вы вроде и не мешаете, — хмыкнул он. — Больше похоже, что я вас прервал? — Вам не обязательно уходить, — тут же заметил мальчишка. Серёжа смутился, покачав головой: — И вам доброго, майор, я рад, что вы все же пришли, — улыбка была немного грустной. — Это всегда хорошо, когда тебя есть кому навестить… Игорь смутно вспомнил, что Разумовский и сам сирота. — Именно поэтому вы столько делаете для этих детей, — то ли вопрос, то ли утверждение. Серёжа покраснел: — Я не могу дать им большего… — Куда уж больше, — хмыкнул Гром, а Олег внезапно рассмеялся, после чего замолчал, зажав себе рот руками, будто бы испугался своего же поведения. Серёжа растерянно посмотрел на ребенка, услышав смех, но потом подошёл ближе, машинально погладив того по голове, когда заметил испуг. Ребёнок подался прикосновению, словно котёнок, изголодавшийся по ласке, всё ещё недоверчивый, но желающий тепла. Гром откашлялся: — Я мяч принёс, футбольный. Тут, наверное, такие есть, но не хочешь побутсать? Серёжа на всякий случай помотал головой, словно вопрос был обращён к нему — он никогда не любил такие игры, потому что слишком часто в детстве во время таких игр мяч «случайно» оказывался направлен в голову Разумовскому. Олег поднял взгляд на Разумовского и грустно улыбнулся. — Уверены? Может… — мальчик замялся. — Пожалуйста? — Не все любят футбол, ребёнок, — заметил Гром. — И это абсолютно нормально. Тогда я украду у вас Олега ненадолго? — Все в порядке, я просто не умею, но если не помешаю — могу постоять рядом, поболеть, — предложил Сережа, уходить отчего-то не хотелось. — Не помешаете, — отозвался Игорь. — А я… я тоже не умею, — признался расстроено ребёнок. — Научим, — хмыкнул Гром и исправился. — Научу. Серёжа улыбнулся и ещё раз погладил Олега по голове, стараясь приободрить. — Может… вы тоже поучитесь? — и стушевался, словно был слишком наглым, грубым и надоедливым. — Простите. — Не извиняйся, Олежа, — во второй раз это имя слетает с губ легче, хотя все ещё отдает тоской. — Я с удовольствием попробую, надеюсь, мяч не очень тяжёлый — а то попадет в голову — совет директоров мне такого разбазаривания мозгов компании не простит, — он честно пробовал шутить, но сам понимал, что получается не очень. — Не попадёт, не волнуйтесь, — нахмурился Игорь, хотя очевидно понял предпосылки этой фразы. — Мы осторожно играть будем. А Олег неожиданно обнимая, вцепился в Разумовского так, что и отцепить нельзя. Серёжа сначала растерялся от такого, но потом, вспомнив все оговорки ребенка, тихо ойкнул и обнял его в ответ, тихо пробормотав, что все в порядке и извинившись. Гром впервые тактично сделал вид, что ничего не заметил, но запомнил. Они отправились на футбол. *** Оказалось, гонять мяч с теми, кто не пытается тебе навредить, даже весело. Это открытие заставило Разумовского грустно вздохнуть — сколько всего он пропустил, прячась по углам и закоулкам детдома, пока остальные бегали и играли? Однако, совсем уж плохим свое детство Сережа бы не назвал, у него был Олег… — Неплохо поиграли, — улыбнулся Гром, взявший выходной для того, чтобы навестить маленького Олега. Теперь они ждали, пока наигравшийся и убежавший на обед ребёнок, вернется. — Да уж, давно я так не бегал, — рассмеялся Разумовский. — А я давно не играл, — кивнул Игорь. — Одно дело за преступниками бегать, и совсем другое, играть. — Я обычно предпочитаю менее активный отдых, — Сережа задумался, пытаясь вспомнить, а как он отдыхает, на что изнутри донеслось ворчливое шипение Птицы: «Никак, трудоголик несчастный!» — Извини, что тебе пришлось, — Гром, сам не заметив, перешел на «ты». — О, нет, не извиняйся, — Сережа замотал головой, — я не к тому, мне очень понравилось! — Я рад, — хмыкнул Игорь. — Хорошо, что у вас двоих хорошие воспоминания появились о подобных играх. Я в последний раз играл, ещё когда отец был жив. Разумовский неловко улыбнулся, не зная, что ответить на такое, только кивнул, а после, вспомнив что-то, с лёгкой грустью сказал: — Меня пытались научить лет в восемь, кажется, но… — Не ладил со сверстниками или просто спорт не твоё? — уточнил Игорь. — Изначально и то и другое, поэтому я и не хотел, но меня почти уговорили, а потом тот человек пропал, перестав приходить… Я лишь много позже узнал, что он погиб. — Человек? Не ребенок? — Взрослый, — кивнул Разумовский. — У нас тогда несчастный случай произошел, милицию вызывали, вот и… — он улыбнулся схожести ситуации. — Знаешь, то время, когда меня навещал дядя Костя были самыми запоминающимися, тёплыми, что ли… — Дядя Костя? — Гром замер. — А случайно не пожар был? — Да, а откуда ты…? — глаза Серёжи удивлённо распахнулись. Игорь криво усмехнулся. — Отец мой, — обронил он. — По его стопам пошел. И сейчас похоже тоже. Разве что у него получше выходило. — Извини, — Сережа смутился, жалея, что напомнил Грому об этом. — Почему ты думаешь, что у тебя не получится? — Не извиняйся, — покачал головой Гром. — Все в порядке. Думаю, он был бы рад узнать, что ты вырос хорошим человеком. Я… не лучший кандидат. Не умею общаться, не ладить с людьми. С детьми тем более. И я ведь рискую на работе. Привыкнет. А у меня меньше чувство самосохранения, чем у отца. А его оно тоже… не спасло. Серёжа хмыкнул: — Ну, я тоже не мастер общения, но думаю, тебе не стоит так критично относиться к себе, мы же сейчас разговариваем. Игорь поморщился. — Временное исключение. Обычно я более резкий и грубый. — Ну и что? — Сережа немного нахмурился. — Это может отпугнуть лишь людей, которые тебя не знают. Игорь фыркнул. — Всех, кроме небольшого количества людей, которые могут меня терпеть. Можешь не тратить силы на то, чтобы меня утешить, я в порядке с этим. — Прости, если лезу не в свое дело, — Разумовский покраснел — и правда, куда он со своей попыткой поддержать… — Да не в этом дело, — покачал головой Гром. — Не извиняйся. И не заморачивайся просто. — Хорошо, просто… — Сережа уже более решительно посмотрел на него, — не оставляй его, в конце концов, мы в ответе за тех, кого приручили, — он улыбнулся. Игорь коротко, словно чуть смеясь, фыркнул. Приручил… Второй раз в жизни возник — и сразу приручил! Но оставлять мальца действительно не хотелось. Слишком уж тот и так побитый жизнью. Но это была не жалость, нет. Просто ощущение смутное, не то понимание, не то внутренняя чуйка. Что нужен присмотр. А тепло — оно всем нужно. — Даже забавно, — произнёс Гром. — Что история всегда повторяется. Пусть и немного иначе. — Берегите себя, майор, и тогда все будет ещё лучше, чем в прошлом, — посоветовал Разумовский, улыбнувшись. Гром кивнул, чувствуя себя немного неуютно от обратного перехода в официоз. Беречь себя, да? Это не к нему. — Дубин тоже постоянно твердит об этом же, но кто-то же должен ловить преступников с полной отдачей. — Но это не значит, забывать о себе, — сейчас Сережа словно оказался по другую сторону — обычно ему так говорил Олег, когда он сутками напролет сидел над кодами, забывая о еде и сне. — Может быть, — Гром просто пожал плечами, не выглядя слишком убеждённым.