Лагерь

Если в Сером и было что-то хорошее, так это внешность. С чем с чем, а с оболочкой ему повезло, тут лишнего не скажешь. Волосы светлые, глаза голубые, ресницы длинные, даже губы пухлые, чтоб их. Посмотришь со стороны и отчетливо видишь — ангелочек. Директриса так и говорила всем страждущим, показывая его — ангельский ребенок, посмотрите на него, ну разве можно не влюбиться? Только вот никто, судя по всему, не влюблялся. Первый раз Серёжу взяли в семью в семь, и это было вполне объяснимо — маленький, милый, еще и внешность эта… Самое то для тех, кто хочет ребенка готовым, чтоб уже точно без пеленок и прочих ползунков. А парочка та была как раз из таких. Женщина, которую Серёжа в то время даже называл мамой, не пыталась помочь ему забыть о своем сиротском статусе и периодически рассказывала, как долго они с мужем хотели сыночку, но бог им его не давал, или как Сережа своим появлением буквально спас их семью — дядя Олег, Которого Серёжа так и не смог назвать папой, уже хотел маму бросить. Мол, какая семья без детей. Пшик это, а не семья. Правда, счастье было недолгим, и довольно скоро выяснилось, что семья может быть пшиком и с детьми тоже. Дядя Олег ушел из дома, когда Серёже было восемь. Серёжа с мамой еще жили какое-то время вдвоем, без него, даже отпраздновали Серёжино девятилетие, а потом и мама сдалась тоже — вернула Серёжу директрисе. На следующий после дня рождения день. Второй семьи не было почти год, и это тоже было объяснимо. Теперь Серёжа не был таким маленьким, да и милым его называть можно было только за внешность — после возвращения из семьи быть добрым и хорошим ему расхотелось. И тут вдруг — новая семья! Новая парочка, только старше прошлой и с другой миссией — спасать. И брат в придачу — такой же подобранный подростком, приличный и милый, на год старше самого Серёжки. Во второй семье Серёжа продержался три месяца — или семья с ним продержалась, тут уж как посмотреть. Вообще-то, в этом никто не был виноват — Сережа же не обещал никому, что не будет курить, да и они не обещали, что берут его навсегда… Получилось все по-дурацки, вот прямо на грани с абсурдом. К сигаретам Серёжа пристрастился в детдоме, как раз между семьями, и, выйдя из него, отказаться от своей привычки не смог. Или не захотел. Может, у него и были бы шансы соскочить, но «брат» вмешался — попросил раз сигарету, потом снова и снова, а когда Сережины запасы подошли к концу, принес деньги и сказал раздобыть еще. Вскрылось все не сразу — «родители» то ли не замечали периодическую пропажу денег, то ли хотели убедиться во всем до конца. А когда вскрылось, даже скандала не было, только обвинение — Серёжа портит брата. Стасик же был таким прилежным, даже музыкальный конкурс выиграл, а теперь? Во второй раз Серёже даже не сказали, что его возвращают — просто посадили в машину и повезли, а высадили уже у до боли знакомых стен. Вещи ему привезли потом и передали через воспитателей — сами встретиться не захотели. Конечно, директриса ругалась — всю статистику ей портит, нигде прижиться не может, что за ребенок! Конечно, для других детей дважды изгнанный из семей Серёжа, окончательно обросший шипастой броней и ставший Серым, стал чем-то неясным, то ли опасным, то ли наоборот крайне бестолковым, но в любом случае тем, от кого надо держаться подальше. Конечно, о третьей семье никто и не говорил — куда там! Некоторых и один раз выбрать не могут, а Серому уже дважды везло. А она нашлась — вопреки всем правилам и обычаям детдомов. Одиннадцатилетнего Сережу взяли снова. В третьей семье все было подозрительно ровно и тихо. Поймав Серого с сигаретами, папа отобрал пачку, долго и нудно объяснял, почему курить нельзя, показывал отвратительные фотографии — куда хуже тех, что печатают на самих пачках, а потом пообещал выдрать, если такое повторится. Серый, то ли желая проверить насколько серьезна угроза, то ли убеждаясь, что будет именно порка, а не изгнание, на следующий день специально вернулся домой, благоухая табаком. Папа слово сдержал. После этого Серый не курил — тянуло иногда сильно, но он держался, удачно подменяя сигареты огромным количеством шоколада, который ему так же удачно подсовывала мама. И папа за ремень после этого ни разу не брался тоже — предупредил, что выдерет снова, если придется, но так ни разу и не выдрал. Может, не хотел, а может и не видел поводов — кто его разберет. Серому в новой семье нравилось. Он обижался конечно, после той истории с куревом, но быстро остыл, и остывал снова — когда мама заставила учить кучу всего, чтобы не отставать в школе, когда папа пообещал купить новый телефон только если в четверти не будет троек, а планшет — если не будет четверок, когда они записали его в секцию, хотя он в нее не хотел… Зато помимо родителей появились еще и бабушка с дедушкой. Правда, по отдельности, бабушка — от папы, дедушка от мамы, но все равно. Поэтому новость о том, что Сережа едет в лагерь, выбила его из колеи. Хуже всего было то, что Серый даже примерно догадаться не мог — за что? Почему его в этот раз выгоняют? Обижался, даже плакал ночью, пока мама с папой не слышали, но ничего им не говорил. Даже спросить ничего толком не мог — не придумал как. Собирая сумку, он, вопреки маминым просьбам, запихивал в нее все, что у него было — боялся, что в этот раз ему даже вещи не привезут, просто выкинут. А приехав в лагерь и увидев, что детей кругом полно, не успокоился все равно. Крепко обнял маму, потом папу, позволил им чмокнуть себя в ответ и растрепать волосы и пошел к корпусу, точно зная — они за ним не вернутся. После лагеря детей будет еще больше, а вот взрослых почти не останется. Лучше бы вообще не брали, чем так.