Лагерь

Проснулся Семён без особых проблем — организм, не успевший еще привыкнуть к летнему безделию и перестроиться с ранних подъемов в школу, пробуждению не возражал. Виктор, под музыку из чуть хрипящих колонок стучащийся во все мужские комнаты и требовавший от всех немедленно подняться и заправить кровати, это, кажется, оценил, даже улыбнулся: — Доброе утро! — И добавил, поняв, что проснувшийся Семён так и сидит в кровати: — Собирайся, зарядка через пятнадцать минут. Отвечать Семён не стал — некому было. Не по-утреннему бодрый и активный Виктор уже вынырнул из их комнаты и принялся долбиться в соседнюю. Пока Олег спешно натягивал на себя футболку и шорты, чтобы бежать в корпус к малышам и проверять сестру, а Тихон понуро растирал лицо, отказываясь просыпаться, хоть и признавая необходимость встать, Семён без особой спешки взял полотенце и пошел в душевую, точно зная — вода как ничто помогает прийти в себя. Тренер несколько раз окатывал его, чтобы привести в чувства… Едва дернув дверь, Семён услышал возмущенный вопль: — Занято! Поспешно закрыл, почему-то смутившись, встал чуть в стороне, и только потом, когда еще более хмурый, чем вчера, Никита вышел, так же неприветливо ответил: — Закрываться надо. — Шпингалет сломан. Это вдруг оказалось правдой — шпингалет, еще вчера целый и невредимый, теперь болтался на одном только винте и почему-то никак не хотел закрываться, как ни пытался Семён придерживать его и вытягивать в нужную сторону. Радуясь, что в их закутке девчонок нет, Семён сдался, бросил дверь едва прикрытой и открыл воду. Когда он вернулся в комнату, Олега в ней еще не было, а Тихон спокойно заправлял кровать — его, Семёна, потому что две другие уже были заправлены. — Ты же не против? — спросил он, увидев ошарашенный взгляд Семёна. — Да нет, че… Давай тогда завтра я твою? — Как хочешь. Мне не сложно. — Так и мне… Тихон, вообще-то полностью оправдывавший свое имя, чем-то Семёну все же не нравился. Было в нем что-то непонятное, будто знакомое, но при этом глубоко скрытое — не выцепишь. Семён понимал, что реальных причин недолюбливать Тихона или даже конфликтовать с ним у него нет, но и заставить себя подойти ближе и подружиться не мог, а от этого то ли злился не него, то ли смущался. — Пойдем? — предложил Тихон. — Подождем всех у корпуса. А то сбегутся опять, ищи потом обувь. Это как ни странно было разумно — вожатые запретили ходить по корпусу в уличной обуви, чтобы не таскать грязь и пыль в комнаты, и все кроссовки, сланцы и туфли громоздились прямо у выхода, на специально отведенной для этого, но очень маленькой полке. Стоило всему отряду собраться возле нее, чтобы куда-то выйти — начиналась давка, выжить в которой могли лишь самые терпеливые, пропускающие других вперед себя. Уже обуваясь, Семён понял, что не вписывается в общую толпу лагеря — пока другие несли с собой кроссовки или натягивали брошенные в коридоре кеды, он затягивал липучки на сандалиях. Это разозлило. На зарядку он пришел с настроем поскорее отмучиться и забыть об этом до завтра — а если дожди вдарят, то и того дольше, Даша же обещала, что в дожди зарядок не будет… Упражнения, которые показывал вожатый самого старшего, первого отряда, Семён выполнял нехотя, но добросовестно — совесть и старые привычки не позволяли филонить, как другие. Разминая ноги, он думал о том, что все это бесполезно — кучу мышц и суставов они этой зарядкой вообще не тронули и не разогрели, перейдя на растяжку невесело усмехнулся — тянуться в стороны и не чувствовать при этом боли от не сошедших гематом до сих пор было непривычно. Видя, как другие изнывают на приседаниях и отжиманиях, Семён вдруг почувствовал себя чемпионом, но в самом хорошем смысле — так бывало, когда он все-таки выигрывал, оказывался первым и без страха смотрел на гордого своими успехами тренера. Он все эти упражнения делал с легкостью, а многие другие и вовсе сделать не могли. Только вот какой ценой он сейчас все это может? Эта мысль, мелькнувшая холодной тенью почти одновременно с чувством радости за себя, будто выбила из Семёна жизнь. Конечно, другие не могут отжиматься и не отжимаются, их-то никто не бил за то, что они падали от усталости, их не лишали еды за «расхлябанность». Толку с его чемпионства, если счастливую жизнь выиграли все равно они? Не желая больше играть по чужим правилам и быть лучшим без какой-либо цели, Семён встал. Думал, просто передохнуть, пропустить пару упражнений, пофилонить, как другие, но не смог. — Ладно, заканчиваем, — решил вожатый — Игорь, он же вчера представлялся. — Давайте кружок бегом вокруг спортплощадок, и можете возвращаться в корпуса. Семён видел, как все — даже те, кто до этого не делали почти ничего — срываются и бегут, движимые не пойми чем. Он знал, что легко догонит и обгонит их всех, знал, что даже без кроссовок и в обычных, прогулочных шортах сможет куда больше, чем другие. И не хотел это доказывать. Не хотел снова сваливаться в то, из чего так долго и упорно выбирался и так до конца и не вылез. — А ты чего стоишь? — спросил Игорь, когда плац, на котором еще минуту назад был весь лагерь, вдруг опустел. — Беги, догоняй остальных. — Сам беги, — огрызнулся Семён и сорвался с места, побежал тоже. В обратную от спортплощадок сторону.