Лагерь

— Слышь? Серый лениво повернул голову в сторону звука, дернул подбородком, показывая, что слушает. Вообще-то, отбой объявили еще минут двадцать назад, но сон не шел. Отчасти потому, что спать на животе Серому не позволяли гордость и совесть, отчасти из-за мыслей. Но в основном из-за Никиты — ему тоже явно не спалось, он ворочался, жутко скрипел кроватью, то сбрасывал одеяло с себя, то снова натягивал его до самых ушей, встряхивая и поправляя его, и без остановки шумно дышал. — Спишь? — Сплю, — фыркнул Серый. — Как младенец. — И я не сплю. Серый поелозил затылком по подушке, то ли заменяя этим привычное мотание головой, то ли просто устраиваясь удобнее. — А зачем ты сбегал? — спросил вдруг Никита. Серый поджал губы, не зная, что ответить. Почему-то на этапе подготовки к побегу этот вопрос не возникал — им обоим, вообще-то, было глубоко плевать на мотивы другого, они бы, пожалуй, и вовсе с радостью не общались, если бы не общая цель. Даже если бы Никита тогда спросил, зачем все это Серому, он бы не ответил — послал его куда подальше с такими тупыми вопросами, и все на этом. Теперь так не получалось. — Домой хотел, — попробовал отмахнуться он. Как бы там ни было, пускать Никиту в душу, а уж тем более признаваться в собственной глупости не хотелось. Обижать и отталкивать Никиту не хотелось тоже, но это все же казалось меньшим из зол. — Так попросил бы, — не отставал Никита. — У тебя же вроде норм предки? Вон как примчались, домой забрали на день… — Норм, — согласился Серый. И добавил, потому что чувствовал это честным: — Лучшие, вообще-то. Никита не ответил, а Серый от этого смутился еще больше. Никита-то не знает, что в его случае «лучшие» — совершенная правда не потому, что есть с чем сравнить, а других уже и не будет… Хотя, наверное, теперь и правда не будет. К счастью. — А у тебя че? — спросил он, чтобы перевести тему. Очень хотелось спросить, про чью смерть Никита кричал в кабинете директора, но Серый знал, что нельзя. — Харчо, — огрызнулся Никита. Серый кивнул. И так же ясно, че было приставать? — Дедушка говорит, шансы есть, — задумчиво признался Никита, будто только что не пресекал этот разговор на корню, будто Серый на самом деле был вообще в курсе всего. — Значит, и правда есть, — уверенно заявил Серый. Интересно, что хуже — терять семью, потому что ты им не нужен, или потому что они просто умирают? Никиту же все равно любят и считают своим, что бы там ни было. А Серый хоть может надеяться, что все прошлые «мамы» и «папы» живы… — И все-таки было весело, — заметил Никита. — Ну, в общем и целом… И без последствий обошлось. Серый вспомнил, как плохо ему было и сразу после побега, и пока он сидел в кабинете директора и ждал, и потом, под ремнем, и хотел было возразить, но осекся. Подумаешь, порка… — Обошлось, — кивнул он. — Я это… Щас, вернусь, короче. Выбираться из комнаты в темноте отбоя было неловко. Вроде как ничего запрещенного он и не делал, — подумаешь, до туалета пошел, — но и при этом будто назло ходит, специально нарушает правила и не спит. Серый понимал, что Виктор и не увидит этого — он-то если и дежурит, но в холле, а туда Серому не надо, — но все равно старался идти как можно тише. Дверь была чуть приоткрыта, из узкой щели пробивался свет, но это Серого не смутило. Кто-нибудь вечно бросал свет включенным, то ли просто забывая его гасить, то ли чтобы понервировать Виктора, который за это неустанно ворчал и ругался. Серый взялся за ручку, дернул дверь на себя, но войти не успел — наоборот, испуганно отскочил на шаг назад. — Занято! — испуганно взвизгнул Тихон из душевой кабинки. — Вижу, — выдохнул Серый, поспешно закрывая дверь. Все длилось от силы несколько секунд, и Серый очень надеялся, что на самом деле придумал все то, что ему казалось, он увидел. Такого ведь не бывает, не может быть! Тихон, разрушая эту надежду, тут же высунул голову из-за двери, попросил: — Пожалуйста, не говори никому! Серый испуганно замотал головой, развернулся и едва не бегом преодолел те пару шагов, что отделяли его от кровати.