Лагерь

— Пенальти! — объявил Кирилл. Никита осторожно поднялся, чтобы все видели — он не симулировал, его в самом деле уронили! — и принялся отряхиваться. Справа, где собрались «болельщики» из их лагеря, неслись восторженные крики. Слева — со стороны «трибун» противников, возмущенные вопли. Кто-то просто негодующе бухтел, другие кричали, что Кирилл подсуживает. Никита хмыкнул — еще бы им не возмущаться! Ничья за пять минут до конца, каждая атака на вес золота, и тут такой подарок! — Красава! — подтвердил его размышления тут же нарисовавшийся рядом Серый. — Тебе не больно? — с неподдельным сочувствием уточнил Алёшка — единственный из четвертого отряда, кого Кирилл выпустил на игру. Никита хотел было бросить что-нибудь едкое, чтобы он сразу понял — все спланировано, и вообще боли боятся только девчонки, но в последний момент смягчился, заверил: — Не слишком. В конце концов, Алёшка же и правда переживает, и это не Алёшка его уронил, так чего на него рычать? — Сам пробьешь? — спросил Кирилл. — А кто? — фыркнул Никита, пренебрежительно дергая плечом. Кирилл многозначительно обвел взглядом команду, минув, кажется, только вратаря, но отвечать не стал, молча подобрал мяч, пошел к точке. Никита, прекрасно понявший намек, принялся сверлить взглядом вратаря, примериваясь. — Голова не кружится? — еще раз уточнил Кирилл, опуская мяч на поле. — Не на карусели же, — отмахнулся Никита, решая: верхний правый или нижний левый. Опомнился, ответил нормально: — Не кружится. — Ну, смотри, — кивнул Кирилл, отступая. Никита вдохнул поглубже, стараясь успокоиться. По статистике, пенальти почти всегда приводят к голу. Всего-то и надо, что разбежаться, прицелиться да пнуть поточнее — и все, ты уже национальный герой! Ну, или лагерный — тоже неплохо. — Ни пуха! — шепнул Серый, пробегая мимо к своей позиции. — Да иди ты! — усмехнулся Никита. Кирилл свистнул. Никита двинулся вперед, уже на полпути к мячу понял, что так и не решил, куда хочет бить, попробовал было глянуть на вратаря, чуть не споткнулся, и в последний момент опомнился, все-таки ударил по мячу. На секунду стало ужасно тихо — даже комары, кажется, стали беззвучными из уважения к моменту. А потом мяч ударился аккурат в штангу и полетел дальше — вверх, над воротами. Трибуны поменялись типами криков. Никита, поняв, как сильно оплошал, бессильно плюхнулся на колени. Команда смотрела на него со смесью жалости и отвращения, и, если второе Никита еще мог понять, то первое — никак. — Простите, — едва слышно сказал он, но парни, снова сосредоточившиеся на необходимости срочно забивать, не услышали. — Прости, — повторил Никита подошедшему Кириллу. И, чувствуя себя последней сволочью, добавил: — Все-таки кружится голова. Кирилл не поверил — Никита по глазам это понял, — но спорить не стал, крикнул в сторону лавки запасных: — Васька! А потом добавил, тоже, наверное, жалея: — Все нормально. Отдыхай. Васька — еще одна мелюзга — вскочил, явно не веря своему счастью. Никита слабо хлопнул его по руке и ушел с поля, чтобы больше не мешать им выигрывать. Если недавно маячивший перед глазами статус лагерной гордости светил и грел, то вдруг навалившееся клеймо главного позора тянуло к земле, и Никита, не в силах ему противиться, плюхнулся на песок, обхватил голову руками. Прикосновений к себе он ждал меньше всего, а потому, почувствовав, как его сзади кто-то неловко обнимает, едва не кинулся в драку. — Да эй! — расстроенно возмутилась Соня. — Чего ты? — Ой, — выдохнул Никита, и тут же залился краской еще сильнее, попросил: — Уйди. — Не командуй, — потребовала Соня, гордо вздергивая нос. Она села рядом, снова обняла Никиту за плечи, пристроила голову рядом. Никита принялся тереть нос, борясь с желанием им расстроенно шмыгать. — Я — идиот, — объявил он на случай, если Соня вдруг упустила главный момент матча, или просто его не поняла. — Подумаешь, не забил, — сказала Соня так, будто это и правда ничего не значило. А потом пристыженно опустила глаза: — Это, наверное, из-за меня… — Да ты-то при чем? — скривился Никита. — Ну… — Соня замялась, будто собиралась признаться ему в убийстве, потом отстранилась, села чуть в стороне, и только после этого начала: — Мы с папой один раз тоже смотрели футбол, там этот был… Мессия? — Месси! Вот же… Девчонка! Да как можно Месси не знать, он же у всех на слуху! — Ага, Месси… Он тоже не забил. Папа сказал, из-за меня — пока я не пришла, они выигрывали. — Чушь! — возмутился Никита. — Я больше ни разу футбол не смотрела. А сегодня вот пришла… Никита подавился возмущением, попробовал набрать в грудь воздуха, чтобы успокоиться — не смог. Придвинулся к Соне, хотел ее обнять — не решился, просто пристально посмотрел. — Ты не виновата. Ты же моими ногами не управляешь! Это я не забил… — А вдруг? — не унималась Соня. — Вдруг бывает только, — на автомате начал Никита, но вовремя прикусил язык. — Короче, не виновата ты. — Угу. Никита сердито зарылся пальцами в песок. Мало того, что не забил, так еще и ее расстроил! — Я, наверное, пойду, — сказала Соня, поднимаясь. — Извини, что игру испортила… Никита посмотрел, как она уходит от поля — куда-то дальше, в сторону столовой, видимо, чтобы и другим случайно ничего не испортить, — и вскочил, кинулся следом. — Ты чего? — снова спросила Соня, когда он, догнал ее и, хоть и не обнял, но ухватил за руку. — Ну, мы же оба игру испортили, получается, — выпалил Никита, особо не думая. — Значит, обоим и уходить, а вместе же веселее. Ты не против? Соня посмотрела на него, как на безнадежного дурака, и Никита поверил, что да — против. А потом она замотала головой. И улыбнулась.