Леска без крючка

Владимир Филиппович был потрясным. Ему было около двадцати пяти, он был высоченным и тощим, как спичка. У него были забавные кудрявые волосы, низкий голос и всегда смешные шутки. Владимир Филиппович был таким странным учителем — игнорировал существование рассадки, никогда не кричал. Но отчего-то на уроках его была абсолютная тишина. В этой школе мало кто любил литературу — ученики просто любили уроки Владимира Филипповича. Им нравилось, когда он читал с другими по ролям. Когда он декламировал стихи Маяковского. Когда разыгрывал с учениками сценки. На уроках Владимира Филипповича была своя атмосфера, которую не всем было дано понять. *** Дмитрий Осипович не был потрясным, если только немного. Дмитрий Осипович не был кем-то мега интересным. Он был самым обычным обжшником — с Калашом в кабинете, с поношенными кроссами и с военной сумкой через плечо. С хмурым лицом, высокий, с длинными пальцами. Его любили только пятиклассники, которых ещё не тошнило от его громкого голоса и от требовательности. Дмитрий Осипович... многие его даже по имени не знали. Для многих он был просто «Извините» или, в более узких кругах, «Богородица». То ли дело было в фамилии Боговец, то ли дети просто злые. Дмитрий Осипович, конечно, склонялся ко второму. Уроки Богородицы не любили за скучные видеоуроки и за жёсткую дисциплину. На его уроках не было какой-то искры, затягивающей учеников. *** В очень хороший декабрь — с очень липким снегом и с очень ярким солнцем — в школе было хорошее настроение. Время потихоньку шло к Новому Году. Это, конечно, не отменяло огромную кучу работ, но ученики стойко выдерживали каждую контрольную и самостоятельную. Владимир Филиппович сделал глоток кофе из термоса, разглядывая на столе перед собой несколько копий сценария. Он выдохнул. Всё должно пройти хорошо, если старшеклассники, конечно, не откажутся. Звонок прозвенел. Оставшиеся ученики залетели в класс, смято поздоровавшись и пройдя к своим местам. Учитель обвёл ребят хитрым взглядом. — Скоро Новый Год. — с непонятной улыбкой сказал он, потирая ладони. — Ну, как скоро. У нас с вами есть около месяца. У меня есть идея, которую я уже обговорил с директором. Тот не против. Класс одобрительно, и одновременно удивлённо загудел. Владимир Филиппович поднял руку, призывая к тишине. Гул утих, и мужчина продолжил. — Самые банальные Новогодние истории? Ну же. Ну, Морозко, Снежная королева. Ирония судьбы, на худой конец! Всё это до боли избито. — говорил он, проходя между рядами, вертя в руках книгу. — Я предлагаю поставить пьесу. Я предлагаю переосмыслить новогодние истории. Накидывайте, не стесняемся, господа и дамы! Из всех углов класса послышались робкие и неловкие предложения: — Снегурочка! — Серебряное копытцо? — Девочка со спичками.. — Двенадцать месяцев. Владимир встрепенулся. — Кто сказал «Двенадцать месяцев»? Парниша со сплитом неловко поднял руку, опуская взгляд. Мужчина склонил голову. — Отлично. Рома, ты молодец. Будешь Апрелем? Парень нахмурился, подумал, и твёрдо кивнул. — Буду. Учитель кивнул, давая добро. По классу пошёл шумок, все начали шептаться и хихикать. — Падчерицу и Королеву я буду выбирать из восьмых классов, не надейтесь. Кто-то грустно свистнул. — А вы будете с нами играть? — спросил какой-то мальчик. — Давайте! Суткин задумался. А что, перспектива сыграть впервые за долгое время была поразительно заманчива. Да и к тому же, раз дети так просят... — Конечно. Учителя Королевы. — кивнул он, подписывая сценарий Ромы и гордо ему вручая. Он снова осмотрел класс и поджал губы. — От вас мне нужны Мачеха, Февраль и Январь. — Январь это который самый старший? — Да. — А давайте Богородицу! — засмеялась одна девочка. — Ну, то есть Дмитрия Осиповича. Обжшника, короче. — Неплохо! — взвизгнул Тимофей, младший брат самого Владимира и ученик из 11 «В». — Пусть помучается, ему полезно. Владимир Филиппович пожал плечами, глядя на сценарии. — О’кей. — пожал он плечами. — А сейчас выделите мне Мачеху и Февраль. Ещё можно.. Гофмейстерину. И подходите в актовый зал после седьмого. *** Владимир посмотрел на закрытую деревянную дверь, на которой висела табличка с маленькой надписью «Кабинет ОБЖ». Он выдохнул, и занёс руку для удара. Раздались три стука, после чего Суткин распахнул дверь. Кабинет был пуст, за исключением учительского кресла, за которым сидел сам Дмитрий Осипович с кружкой в руках и с пиздец каким уставшим взглядом. Он поднял глаза на зашедшего Владимира и привстал, кивая. — Дмитрий Осипович, у меня к вам предложение. Дети очень просят, понимаете? Мы собираемся ставить пьесу по мотивам «Двенадцати месяцев». Ну, и ребята решили выдвинуть вас на роль Января. — немного замявшись, посмеялся брюнет. — Мы с учениками поймём, если вы откажетесь. — Я согласен. — устало улыбнулся он, подходя к Суткину ближе. Тот улыбнулся, слегка поднимая голову и протянул ему сценарий.           — Тогда буду... То есть, будем ждать после седьмого урока в актовом зале. Не опаздывайте!               ***               — Лерусь, встань во-от туда.. Ага. Месяцы готовы? Сейчас выходит Лера, дальше говорить Дмитрий Осипович, а потом как учили. Давайте! — Владимир хлопнул в ладоши, призывая актёров к началу действия.           Прошло около двух недель упорных репетиций. Сказать, что всё было гладко — ничего не сказать. Владимир был неимоверно счастлив, что его ребята были очень активными, что тексты были выучены почти сразу. Что никто не ленился.           Это был первый раз, когда он ставил с кем-то настолько большие, масштабные проекты. Особенно масштабные для такой крохотной школы где-то на окраине Челябинска. Владимир был горд — за себя, за учеников. За тихого Рому, так ярко раскрывшегося на сцене. За Дмитрия Осиповича, который не отказался работать, который честно приходил на все репетиции. Владимир был горд — в первую очередь за Диму.        Когда они перешли на ты — неясно. Когда начали ходить по кофейням и кафешкам в холодные декабрьские вечера — абсолютно непонятно. Это было сумбурно, красиво и пиздец как приятно.         Приятно было открывать глаза растрёпанным, уставшим и чувствовать запах горячего чая по утрам. Володя любил кофе. Володя до смерти любил кофе, но скрипя сердцем пришлось отказаться от привычки заглатывать в пять утра кружку-вторую «Nespresso». Он быстро выучил все привычки, всё, что его партнёр любил и ненавидел.      Дима не любил кофе, не любил 9 «А», зато любил как Володя ему читает, да и просто Володю любил. А Володя любил и Диму, и кофе, и 9 «А». Любил читать ему вслух Ахматову и Цветаеву. Любил водить по галереям и театрам, показывать что-то новое и рассказывать об искусстве. Любил покупать букеты ромашек и дарить, любил смотреть на смущённо-злое лицо и выслушивать «Ну я чё, баба что ли?».    Володя просто любил Диму.      ***      Когда спектакль был окончен, когда все ученики ушли по домам, и когда Владимир Филиппович обматывал длинный чёрный шарф вокруг своей шеи, он почувствовал большущую ладонь на своём плече.    — Мы скоро? Я выдохся. — проскулил Дмитрий Осипович, подошедший сзади. Володя тихо засмеялся, поглаживая эту ладонь.    — Ага, я тоже... Пошли.    Они вышли из школы — с неба падал снег, и улицу освещал приглушённый свет фонарей. Дима посмотрел на Володю, и у него перехватило дыхание.    Володя выглядел трогательно — с белыми хлопьями снега на тёмной макушке, с капельками воды на стёклах очков, с покрасневшими ушами и носом. Со всей своей красотой природной, в нём было что-то загадочное.    Что-то такое, что Дима не мог понять.    — Мы идём? — недовольно пробухчал Володя, засовывая кончик носа в большой шарф.     — Конечно. Закажем китайской еды?    — С удовольствием.