***
Утро четверга. Первым уроком стоит химия, но для Антона это ничего не значит, и он никуда не спешит, хотя время уже отсчитало 7:43. Вчера он лёг рано, чтобы выспаться, но что-то пошло не так… Тело ломит, руки дрожат, голова кругом, ноги и вовсе не слушаются, а голос предательски дрожит и хрипит. Несмотря на своё состояние, Антон спокойно (еле как) стоит около окна кухни и медленно вливает в себя кружку ягодного чая, параллельно все-таки пытаясь понять, что с ним не так. Уже середина октября — нормальные люди достали тёплые куртки, ботинки, а Антон не изменяет себе и все также носит изношенную ветровку и кроссовки, которые раньше были не грязно-жёлтыми, а белыми. Одевшись, как подобает настоящему Антону, он вышел из дома, перед этим выпив четыре таблетки обезболивающего, что было довольно много для такого организма, как у Антона. В лицо дует холодный ветер, утренняя морось и осенняя ранняя темнота. Антон бежит на остановку и по пути достает телефон, чтобы послушать музыку и узнать время. На телефоне 8:03, и юношу настигает маленькая ухмылка, ведь на первый урок он не попадёт, а вот на второй хотелось бы успеть, поэтому парень добегает до остановки ровно к приезду нужного и полупустого автобуса. Сев на свободное место у окна, он надевает наушники и включает один из любимых треков: «Кровосток — Думай позитивно».«Думай позитивно, стакан всегда наполовину полон, всегда. Чувствуй хорошее, плохого не существует, Между «нет» и «да» выбор только «да» Верь в лучшее, жизнь — это танец,
Под присмотром чуткого Бога. Повторяй эту поебень чаще, повторяй, даже если звучит убого.»
Антон живёт этими строками. Антон слышит смысл, который хотел слышать. Антон едет дальше.***
Антон уже подошёл к воротам школы, пальцы, нос и уши привычно замёрзли и побледнели, а время пробило 8:18. Возле входа в школу виднеется знакомая фигура, из-за которой настроение сменяется на более хмурое. Он видит директора и понимает, что снова окажется на ковре Арсения Сергеевича. — Здравствуй, Шастун, — начал директор. — Так, дай-ка взгляну на часы. Ой, смотри, — он поднял руку прямо перед лицом Антона. Часы показывали 8:20. — Уже восемь часов двадцать минут, а ты только-только подходишь к школе. Я, конечно, могу поверить, что злая учительница химии вышвырнула тебя в окно. Я бы сам не прочь так сделать, кстати, — он мягко улыбнулся и продолжил смотреть на опаздуна. — Ну, Павел Алексеевич, ну, давайте хоть зайдём? А то холодно нереально. И они прошли в школу. Когда они пошли в сторону лестницы, Антон остановился, заговорил: — Сегодня настроение не очень, честно. — А чего так? — получив в ответ лишь грустный взгляд, директор продолжил: — Ну хочешь, я тебе расскажу, как Катька Васнецова из твоего класса втюрилась в мальчика из параллели, а тот её отшил? На полу от смеха будешь! Я тебе обещаю, Шастун. — А у меня есть выбор? Валяйте. История действительно была очень смешной, конечно, Антон на полу не валялся, но его грустное лицо пропало с радаров. Они стояли у окон коридора. Из них начал появляться свет, и старой, холодной, морозной погоды как не бывало. — Когда-нибудь я привыкну к тому, что ты грёбаный чародей, Шастун, но точно не сейчас. Ты как это, блин, делаешь? Уж прости за мой французский. — Да Павел Алексеевич! Ну не знаю я, не знаю! — Кстати, про не знаю, что рассказывать Арсению Сергеевичу будешь? Знаешь? Один раз он тебя простил, да, а сейчас что? — Ох, ну можете Вы всю малину испортить, Павел Алексеевич… — Я тебе медведь, что ли? Давай-давай, думай! — Не знаю… Правду скажу! Что настроения не было. Или всё-таки про окно… — Я тебе сейчас дам про окно! Антон немного подумал и решил, что будет глупо врать, ведь, учитывая их крайнюю встречу с Арсением, наивно будет полагать, что он поверит. Но если вспоминать про встречу, то Сергеевич должен быть более строг, чем в прошлый раз. Из мыслей его вырвал директор. — Антош, Земля на связи. Тебя к телефону. Ты чего так задумался-то? Про Сергеевича думаешь? — Ага, а можно задать вопрос? — Слушаю. — А он правда психолог? — Это он тебе сказал? Да, он психологом был детским. Работал некоторое время, а теперь завучем стал. — А что Вы можете про него рассказать? — А что ты хочешь услышать? И почему спрашиваешь? Вопрос настиг его врасплох. И вправду, почему он спрашивает? Он же просто его завуч и классный руководитель… О, точно! — Так он же теперь мой классный. Хочется побольше узнать про него. — А, ну в таком случае ладно, расскажу, но потом ты сразу идёшь к нему и говоришь правду. Идёт? — парень согласно кивнул. — Он не женат. Детей нет. Мы с ним дружим дольше, чем являемся коллегами. Он на самом деле не такой строгий в жизни. — Ага, знаю уже, — пробубнил себе под нос Антон. — Что, прости? — решил уточнить директор. — Э, ничего, простите. Продолжайте. — Ну так вот. О чём это я? А. Он хороший мужик, но когда что-то касается дела, то он подходит с максимальным контролем и качеством. Но при этом белый и пушистый. Всё. Я и так слишком много рассказал. Пулей к нему. — Спасибо, Павел Алексеевич, — на выдохе ответил подросток и смиренно продолжил, — уже иду. Стоять перед знакомым кабинетом завуча становится некомфортно: голова начинает неприятно зудеть, а руки также как и утром трястись, для Антона это совсем незнакомое чувство, что уж тут просто пройти в кабинет и попытаться просто извиниться без огрызаний. Резко и неожиданно дверь распахивается, как будто человек внутри уже знал, что кто-то за ней стоит, Антон успевает увернуться, чтобы не получить дверью по носу. — Антон, почему не заходишь? Мне уже сказали, что ты натворил. — Да почему сразу натворил, Арсений Сергеевич, — проговорил юноша, заходя в кабинет и садясь в кресло. — Меня просто химичка с окна выбросила, я хотел обратно зайти, а тут возле входа Павел Алексеевич стоял курил, ну и встретились. — Хах, Антош, чудо ты солнечное, фантазия у тебя зашкаливает, я тебе чистую пятерку по литературе поставил бы, кстати, ты смотри, снова ты зашел в кабинет, и засветило солнце прямо на нас, — договорив, тот положил руку на макушку подростка и немного потрепал и так непослушно торчащие кудряшки. — Да ну, а вот литературичка так не думает, вечно то три, то четыре ставит, и то, если в хорошем настроении, а так почти всегда два… Маразматичка ебанная. — последнюю фразу Антон проговорил почти шепотом. — Антон! Я все слышу, у вас хорошая учительница литературы, — но у Арсения, видимо, хороший слух, на последнюю фразу он ответил с некой серьезностью. — Не ну! Я всегда стараюсь над чем-то на ее уроке, на что она говорит: «Антон, такого слова не существует, это ж насколько нужно быть тупым, что б не понять этого!» Как после этого можно говорить, что она «хорошая и умная учительница», — почти прокричал юноша после слов завуча. Это определенно ввело Арсения в заблуждение, как детского психолога, как учитель может такое говорить? Он обязательно поговорит насчет этого с учителем, но пока даст только совет. Завуч усмехнулся, но эмоция больше подходила для азарта, тот начал: — А знаешь что? Есть люди, имеющие страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины. Они — сплошная мерзость, таких людей нужно бить с их же силой, пользуйся тем словом, пока она не запомнит его значение и звук, поверь, сработает. Глаза Антона округлились, зрачки стали шире, как будто тот только что принял дозу амфетамина. — Но разве это честно? — А честно ли унижать кого-то за его мысли, Антош? — говорил это старший прямо, заглядывая в душу мальчишки. — Вы правы. — Так, вернемся к теме, причина твоего «выпадения с окна с помощью химички» или по-простому — почему ты опоздал? — Если я скажу правду, вы меня выпустите просто так, Арсений Сергеевич? — Не обещаю, но подумаю. Ну так что, Антон? — Эх… ну мне херово утром было, я вчера лег рано, а проснулся еле живой, вот и опоздал, — вытянул из себя правду Антон, после чего добавил: — Все? Я могу идти? Арсений был просто в шоке, почему подросток сразу не сказал?.. — Стой, в смысле тебе было плохо? Ты что-то принял перед сном или что?.. — Да нет, ничего не принимал, просто лег спать, и все. — А утром что было? Как себя чувствовал? — завуч бегал глазами по подростку, как бы ища ответ на его вопросы, но после продолжил: — только честно скажи, не смей врать. Антона на последних строках как мелким током пробило, тело непослушно дернулось, руки напомнили о себе дрожью, а в голову вернулся зуд, само тело как будто вибрировало. — Ну… трясло немного, сил мало было, и голова немного болела, но щас все хорошо, я обезбол перед выходом выпил. — Что ж ты так, надо было дома оставаться, а не таблетками закинуться, какое хоть обезболивающе выпил? — слова Антона играли на нервах, сейчас переживание за мальчишку было сильнее, чем обычно. — А что, разница какая-то есть? Ну анальгин выпил. — В какой дозировке? Ну сколько таблеток? — Четыре вроде, а что? Последнее предложение юноши ввело Арсения в шок. Такая дозировка для взрослого опасна, а тут для подростка, у которого даже как такового иммунитета нет. — Антош, чудо, зачем же так много? Это ведь опасно, — рука старшего опустилась на кудрявую макушку рядом. — Да почему много? Мне херово так-то было, вот и выпил, но, думаю, все равно было мало. — Антон! Какие мало? Тебя вон всего трясет, руки вообще ледяные, — руки с макушки резко начали двигаться по телу, ощупывая части рук. — Бегом в медпункт, сейчас же, — старший взял под руку мальчишку и потащил в медпункт. К кабинету «медицинской помощи» Антон шел вместе с Арсением, так как тот резко отказывался пускать подростка самого. Стук в дверь, и они заходят в***
От лица Антона.
Проснулся я уже в кабинете врача. Надо мной восседали Арсений Сергеевич и Сергей Борисович — школьный врач. — Очнулся наконец-то. Как голова? — начал допрос врач. — Аэм, здравствуйте. Голова кружится немного. — А состояние в целом? Руки, ноги? — Да нормально всё. Чего панику пытаетесь нагнать, Сергей Борисович? — Я врач. Я должен спрашивать про твоё состояние. Ты как вообще додумался столько таблеток пить? А? Сейчас будем рвоту у тебя вызывать. — Фу, гадость. А это обязательно? — Ну, конечно, ещё время есть, не всё так плачевно. Но вдруг ещё хуже станет. — Да ну. Всё уже хорошо. — Так. Не паясничай. С девчонкой своей ломаться будешь, уж она-то тебе поможет. Пойдём. Поднимайся медленно. — А вот нет у меня девчонки, и кто мне поможет? — Не наглей, Шастун. Вон, Арсений Сергеевич, твоей девицей на время станет. Арс, помоги ему встать. Из-за нашего диалога с Сергеем Борисовичем я забыл про стоящего Арсения Сергеевича. Он был сам не свой. Немного бледный, глаза чуть красные. Он перестал теребить рукава рубашки, следя за тем, как я встаю, подошёл ко мне и подал руку помощи. — Вы чего так распереживались? Все хорошо же, Арсений Сергеевич. — С тобой мы потом поговорим, — в его голосе была смешана грусть, злость и… обида? Да, словно он обиделся на меня за моё поведение. Мне стало немного стыдно, и я молча схватил его за руку. В этом состоянии было сложно ухватиться за детали, но я успел рассмотреть его ладони и лицо вблизи. Его мраморное лицо было усыпано родинками, как и его руки, на которых были закатаны рукава рубашки. Было несколько морщин и щетина, наверняка, она колется, когда целуешь его в губы. Стоп, что? О чём я думаю? Это всё просто бред из-за обморока. Так, ладно. У него еще есть руки. Его руки, они очень сильные, но нежные. Они покрыты венами, и видно пару небольших шрамов. Он редко носит кольца, я уже успел это заметить. У него такие изящные руки. Интересно, насколько сильно он может этими руками сжать бёдра, когда… СТОП. Нет, это уже перебор. Хватит сходить с ума, Антон. Хватит думать про него. В это время мы уже дошли до кушетки и ведра. — Держи, Антон. Вода, таблетка, два пальца в рот и в ведро. А мы пока с Арсением Сергеевичем заполним документики. — Ага, хорошо. Они вышли, а мне пришлось заниматься этим грязным делом.***
Когда все закончилось, и таблетки оказались снаружи, двое вошли обратно к подростку. Сергей Борисович дал Антону прополоскать горло и сказал: — Сейчас за тобой должны приехать родители и отвезти домой. Сегодня на уроки тебе нельзя. Завтра уже можешь приходить. — Хорошо, а я не могу сам дойти? — Нет, запрещается. Строго-настрого. Всё. Давайте эти проблемы уже не у меня в кабинете решать. Идите к Арсению Сергеевичу. Там решите, кто кого заберёт. Вот тебе справка. Там написано, что тебе принять надо. — Хорошо, спасибо, Серж, — сказал завуч, посмотрев на Антона. Арсений снова берет подростка под руку и ведет в уже знакомую комнату отдыха. В комнате старший укладывает хрупкое тело на мягкую кровать, а сам садится на кресло рядом. — Эх, что ж ты так, Антош? Здоровье беречь надо, а не таблетками гробить. — Ну… Арсений Сергеевич… — Ну что, Антош, что? — рука старшего легла на кудрявую макушку, поглаживая, — Ты же прям котенок. После этих слов из-под руки на Арсения выглядывало наивное детское личико. — Да какой я котенок, Арсений Сергеевич? — Какой, какой… Ну, такой кудрявый, зеленоглазый милый котенок. — Ну не знаю… На лице Арсения расплылась улыбка, такая мягкая и спокойная улыбка, от нее становилось тепло на душе, негативные эмоции пропадали, прячась в угол разума и характера. — Так, чудо, давай, тебе нужно отдыхать, потому говори контакты кого-то из родителей, позвоним, расскажем, что с тобой, и выясним, почему не проследили за дозировкой таблеток. Слова старшего больно ударили по ушам мальчишки, в горле настиг ком, а голова снова начала отдавать лёгкой болью. — Чудо, ну что ж ты молчишь? Или тебе телефон нужен? — снова задал больной вопрос Арсений. — А я не знаю их номера. — Как не знаешь? Почему? — Потому что их нет, — пауза. — Они умерли, Арсений Сергеевич. Резко начались неловкие минуты молчания. Старший наконец-то понял, что сказал ранее, немного подумав, что можно сказать подростку и куда его отвезти, чтоб проследить за его состоянием после случая в медпункте, и наконец-то выдал: — Маленький, давай ко мне поедем, а уже там и разберемся, что с тобой делать. Подросток, поднявшись на локти, уже хотел закричать, но голос этого не дал, получилось только хриплое и недовольное ворчание. — Не поеду я никуда с Вами! Сам как-нибудь выберусь и сам дойду домой, мне и там будет хорошо. Арсений поднялся с кресла и, поняв, что ничего уговорами с этим мальчишкой не добьется, молча взял протестующего подмышки и аккуратно потянул на себя, Антон оказался на руках старшего. — Что за… Отпустите меня! Сейчас же! — подросток, осмыслив, что произошло, начал брыкаться и пытаться хоть как-то высвободиться и опуститься на землю, но то ли из-за силы Арсения, то ли из-за того, что организм Антона хорошенько вымотался, ничего не вышло. Они спокойно вышли в коридор и пошли к гардеробу, где Арсений все-таки опустил Антона. — Антон, ты в середине осени ходишь в ветровке? — старший очень удивился, когда увидел у подростка не куртку или что-то на подобии, а простую ветровку, которая на вид была знатно изношена, где-то были небольшие швы, а где-то потертости. — Ну да, у меня так-то выбора нет, из более теплой одежды у меня только она, хотя мне даже все равно. — Теперь не удивительно, почему сегодня ты пришел в таком состоянии, — старший молча взял свою кофту, которая висела рядом, и накинул на плечи подростка. — Так, чудо, давай, пошли в машину, — Арсений легко толкнул и так уставшего подростка к выходу.***
И вот они уже в теплой машине. На светофоре, естественно, как порядочные граждане, останавливаются, в тишине резко звучит негромкий голос Арсения: — Итак, Антошка, обсудим пару правил, а именно: при мне и вообще не материться, уж не хочется слышать грубость, слушаться меня и то, что я говорю, то есть если я говорю, что ты должен пойти поесть — значит, ты идешь и ешь, и последнее, не врать мне, я не люблю ложь, ты меня услышал и понял, чудо? — уже окончательно решил спросить у подростка, так как тот совсем спустился и «спрятался» в капюшон ветровки, — М? Антош, не слышу ответика от тебя? — но, подняв капюшон с кудрявой макушки, он увидел сладко спящего котенка. «Тоша». В таком состоянии его хотелось называть только так. — Эх ты… Котенок Тоша, вымотался уже и уснул, ну разве не чудо… Прошло пару десятков минут, и они уже приехали к месту назначения. Перед Арсением стал «тяжелый» выбор: разбудить сладко спящего Антошу или не будить и донести его до квартиры на руках. Перед старшим выбор стоял очевидный. Арсений заглушил машину, вышел из нее и подошел к двери Антона, сначала он обвил рукой торс, а другой легко потянул на себя, тем самым подхватив тело подростка на руки, он немного был шокирован весом подростка: он был как пушинка — маловато для подростка шестнадцати лет. Дойдя до входной двери, он аккуратно открыл ее, поднялся на нужный этаж и просто вымолился богу за то, что на его двери стоял сканер, благодаря которому можно было легко попасть внутрь, просто поднеся специальную карту на ключах. Арсений наконец-то зашел домой со спящим Тошей.