***
Антона разбудило солнце, но такого никогда не было, ни из одного окна его квартиры никогда не просачивался хотя бы самый маленький лучик, а это значит, что он не у себя дома. Но тогда где? Юноша быстро опомнился и, резко подскочив, принял позу сидя, глаза забегали по комнате, в которой он находился, она была приятной на вид, стены были в нежно-синем цвете, большая мягкая кровать, слева от которой была тумбочка и то самое окно, наполненное теплым солнечным светом, справа был небольшой стол с какими-то бумагами и ноутбуком. Сама комната не дала даже намека на то, где все-таки находится Антон. Юноша осмотрел кровать, на которой сидел, и заметил, что футболка, в которой он спал, вовсе не его, в отличие от спортивных штанов. Окружающая странная обстановка заставила Антона выйти наружу и осмотреться. За пределами комнаты, в которой спал Антон, оказалась еще одна приятная на вид комната-гостиная: серый диван, напротив которого стоял телевизор, и пушистый мягкий ковер на полу. Внезапно из-за угла послышались негромкие звуки льющейся воды. Антон пошел на звук. — Какого х… Арсений Сергеевич? — юноша увидел, как Арсений наливает воду в кружку с чем-то. — О! Проснулся, чудо, как себя чувствуешь? Все хорошо? Голова не болит? И кстати, сразу отвечаю на все вопросы: ты заснул у меня в машине, я принес тебя в свою квартиру и переодел, время — пять часов вечера, сегодня четверг. — А-э. Да, все хорошо, но голова немного кружится, и сил почти нет, а так все хорошо, — энергия резко пропала куда-то, а голова напомнила о себе все тем же зудом, руки снова начали трястись. — Да где же все хорошо. Сам же говоришь, что голова кружится, да и по тебе вон видно, что еле стоишь, шатаешься, давай вертайся в кровать, а, и еще что будешь, чай, кофе? Или что-то другое? — Да не… я ничего не буду, спасибо. — Это был не вопрос, хочешь ты или нет, тебе нужно хоть что-то выпить или съесть, а то я, когда тебя в другую футболку переодевал, немного шокировался, ты ж кожа да кости, так что давай в кроватку топай. — Да нормальный я, че это кожа да кости, — проговаривал Антон, идя обратно в кровать по приказу старшего. Через пару десятков минут пришел Арсений с кружкой и какими-то таблетками. — Вот же какой умница, сам в кровать лег, сам укрылся. — А что мне оставалось? — Ничего, просто пойти и лечь в кровать, а, и кстати, ты не сказал, что будешь, потому держи молочко теплое, — он всучил кружку юноше, — вот пей. — Гм. Не буду, я вам что, маленький? И вообще я же говорил, что ничего не хочу. И почему именно оно? — Ну что ж ты капризный такой, молоко вкусное, теплое и сладкое, а именно оно, потому что у тебя ослабленный организм, а оно будет полезно для тебя, а еще молоко дают детям, чтоб они хорошо спали, так что не паясничай! — Тц. Ну и ладно, выпью я Ваше всемогущее теплое молоко. — Вот и умница, — старший положил руку на макушку юноши и легко встрепал непослушные кудряшки, смотря, как тот медленно попивает белую жидкость. Прошло какое-то время, и полупустая кружка опустилась на тумбочку рядом с кроватью, это был знак, что младший закончил. — Как себя чувствуешь, Антош? — Также, как и раньше, немного болит голова. — Угу. Так тогда вот держи, выпей, это от головы, и вот это, — он протянул два небольших белых кругляшка и стакан воды, который, как оказалось, все время стоял на тумбе рядом. — А вторая таблетка зачем? — Затем, чтобы тот случай в медпункте не повторился. Из-за этих слов Антону стало даже как-то не по себе. — А, а Вы не могли бы дать мне что-то еще? Типа пледа может быть. А то я чет согреться не могу. — Тебе холодно? Давно морозит? — Да нет, все хорошо. Просто холодно немного, никак согреться не могу еще спросонья, да и не морозит меня, — и тут было видно, как Антон задумался и немного ушёл в себя, но ненадолго — через несколько десятков секунд он решился на кое-что. — Извините, а можно немного личный вопрос, Арсений Сергеевич?В диапазоне между отчаяньем и надеждой.
— Так-с, интересно. Давай, но после того, как я померю тебе температуру. — Ну Арсений Сергеевич! — Что? Я должен убедиться, что все хорошо, а только потом отвечать на твои вопросы. Мне еще подготовиться надо морально. — Хорошо… Антон сам не знал, почему так не любит мерить температуру. Почему-то это было страшно. Но тут, в компании своего учителя, Антон был спокоен. Арсений принёс самый обыкновенный ртутный градусник, и тут прежняя уверенность Антона куда-то улетучилась. — Может не надо? — А чего? Мы просто померим температуру, Антош, здесь нет ничего страшного, — но чем ближе приближался старший, тем дальше по кровати «убегал» Антон. У последнего и так с головой не всё в порядке во всех смыслах, так и этот Арсений Сергеевич со своим «Антош». Он сейчас сгорит. — Мне тебя что? Связать? — Только если догоните! — Куда ж я денусь! — он оставил на тумбочке злосчастный градусник и принялся за поимку ученика. Это было очень просто. Через пару секунд Антон находился в цепких руках завуча, который прыгнул на кровать и схватил мальчика. И это ему… нравилось? Он считал это… правильным? Он этого хотел, но: — Эй! Слезьте с меня. Всё. Померяю. — Молодец, Антошка! Так надо было сразу, — и он убрал руки. Сказать, что Антон пожалел, что не остался в этих своеобразных объятиях подольше, — промолчать. Арсений подходит к тумбе и забирает градусник. — Все хорошо, Тоша. Это просто градусник. Я не сделаю тебе больно. Никогда. И Антон поверил. Он позволил сделать всё старшему. Мальчишка был зациклен на глазах. Глаза. «Они не голубые. Они будто глубже. Но не синий. Может быть где-то там даже зелёный найдётся. С Байкалом тоже не сравнить — Байкал менее глубокий. Может Марианская впадина? Да. Примерно так. А цвет… Словно морской бриз в дневном космосе. А что будет, если смешать мои и ег…» — … А он сказал, что это заразно. Ты меня хоть слушаешь? Ой, время уже прошло. Давай. — Эм… Да, конечно, — непонятно, на какой вопрос он ответил, но градусник взял и протянул. — Тридцать семь и один. Всё хорошо. Я рад. Посиди тут пару минут, я скоро вернусь, — говорящий уже было выходил из комнаты, как его окрикнули. — Арсений Сергеевич! А вопрос? — Ах, да, ладно, давай, — он вернулся и сел рядом. Уверенность немного пропала, но прежнее желание осталось, поэтому он вдохнул и сказал, — А почему Вы это делаете? Почему? Если бы он сам знал... Причин на самом деле много, но самой главной никто не знает, даже сам Арсений. Встав с кровати, тот направился за лекарством, прихватив с собой стоящий на тумбе почти пустой стакан с водой. — Потому что переживаю за тебя и твое здоровье, ведь ты же мой ученик. «Ученик? Ну да. Остальных Вы тоже дома у себя держите? Или я себя накручиваю, и я правда для него просто ученик?» — пронеслось в голове у Антона…***
Через какое-то время Арсений вернулся с таблетками и все тем же стаканом. — Держи, выпей, и все, можешь заниматься чем угодно, но лучше поспи, тебе нужно восстанавливать силы, — сказал тот, протягивая стакан и пару белых кругляшков. — Ладно… А где мой рюкзак? Там же должен телефон мой лежать… — А, сейчас принесу. Арсений принес рюкзак, отдал подростку, а тот, недолго покопавшись, нашел то, что искал, и отбросил рюкзак в сторону. — Спасибо. — Не за что, чудо, но ты все-таки попробуй поспать. «Чудо…»***
Остальное время Антон провел в интернете, смотря разные фильмы и периодически отвечая на вопросы Арсения о том, как он себя чувствует и не холодно ли ему. Уже десять вечера, Арсений последний раз просит младшего померить температуру, держа последнего, чтоб не убежал и не повторять ту историю с побегушками. Температура спала до тридцати шести и восьми, и удовлетворённый результатами старший ушел в другую комнату, предварительно пожелав ученику спокойной ночи и закрыв занавески.***
Антон лежит в мягкой кровати. Его тело укрыто теплым одеялом и пледом поверх, через приоткрытое окно просачивается Луна. Полная и холодная Луна завораживает своим превосходством, множество звезд россыпью окружают белую царицу ночи, а вокруг лишь тьма и ни одного облака или тучи. Воображение подростка сразу начало рисовать ночь как в стихах: ночь со звездными дождями, которая зовет и шепчет самые пылкие и странные слова, которые в гамме красок превозносят славу темной поре времени. Но не все прекрасное длится вечно, через пару минут Антона из раздумий тащит резкий гром, глаза сразу перемещаются на источник звука. На небе все также нет ни одной тучи, но почти сразу же спускается дождь, а за ним новый раскат грома, звуки заставляют подростка скрутиться комочком в одеялах по самый нос, раскаты не стихают, а, наоборот, беспощадно бьют и бьют в разных углах района, почти перед окном проскакивает молния. На темном, почти алом небе, тучи все сгущаются, а дождь льет как из ведра, молния во время грозы — необычайно красивое явление природы. Но точно не для Антона, все время он пытался игнорировать звуки из окна, но, когда почти перед ним сверкнула молния, из зеленых глаз плеснули слезы, на горячих щеках появились мокрые дорожки. Подушка медленно становилась сырой, а комочек из пледа и одеяла иногда дергался, когда слышал очередной раскат грома или молнии. Резко из-за предела комнаты послышались звуки воды и шагов, это заставило подростка укутаться еще сильней. Он не сразу заметил, что дверь в комнату потихоньку открылась. Антон немного вздрогнул, когда резко включился ночник. Он боязливо поднял заплаканный взгляд на Арсения и не сразу понял, что случилось. — Антош? — старший присел на край кровати возле мягкого клубка одеял. — Антоша, маленький, что случилось? Почему ты плачешь, у тебя что-то болит? — рука Арсения медленно оглаживает тело младшего и останавливается на кудрявой макушке. — Нет… н..ничего не болит, все… х..орошо, Арсений Сергеевич, — Антон вытаскивает руку из одеяла и вытирает и так мокрые глаза. — Где же все хорошо? Антоша… маленький, ну что случилось? Почему ты плачешь? Тебе плохой сон приснился? — Нет… все правда хорошо, — резко из окна раздается звук нового раската грома, подросток неожиданно дергается и заливается в новом приступе плача. Поведение младшего сначала немного пугает Арсения, но потом все резко встает на свои места. — Антош… ты грома боишься? Только не ври, скажи правду. Младший снова вздыхает и вытирает слезы рукой. — Да-а… — Ну маленький, чего ты, все хорошо, но почему же сразу не сказал..? — старший глубоко вздохнул, а позже добавил: — Давай со мной сейчас ляжешь, хочешь, я тебе почитаю? — Нет, не нужно, все хорошо, я сам усну… Сейчас вот гроза закончится, и все будет хорошо… да. — Ну маленький, ты чего, ничего ведь страшного не случится, если ляжешь со мной, я тебе почитаю, давай, Антош, пошли в мою комнату, — старший начал распутывать клубок из одеял и, добравшись до подростка, обхватил его плечи, помог встать и аккуратно отвел к себе. Там же уложил хрупкое тело на кровать, укрыл и лег рядом, включив легкий свет ночника и взяв книгу Достоевского «Белые ночи», лежащую рядом, и пытается найти страницу, на которой остановился. Тем временем Антон пытался незаметно пододвинуться ближе к старшему, так как с ним ему было почему-то спокойнее. В тишине, где слышно только негромкое шуршание страниц, резко раздался совсем негромкий и бархатный голос Арсения.Была чудная ночь, такая ночь, которая разве только и может быть тогда, когда мы молоды, любезный читатель. Небо было такое звездное, такое светлое небо, что взглянув на него, невольно нужно было спросить себя неужели же могут жить под таким небом разные сердитые и капризные люди? Это тоже молодой вопрос, любезный читатель, очень молодой, но пошли его вам господь чаще на душу!.. Говоря о капризных и разных сердитых господах, я не мог не припомнить и своего благонравного поведения во весь этот день. С самого утра меня стала мучить какая-то удивительная тоска. Мне вдруг показалось, что меня, одинокого, все покидают и что все от меня отступаются. Оно, конечно, всякий вправе спросить: кто же эти все? Потому что вот уже восемь лет, как я живу в Петербурге, и почти ни одного знакомства не умел завести. Но к чему мне знакомства? Мне и без того знаком весь Петербург; вот почему мне и показалось, что меня все покидают, когда весь Петербург поднялся и вдруг уехал на дачу. Мне страшно стало оставаться одному, и целых три дня я бродил по городу в глубокой тоске, решительно не понимая, что со мной делается. Пойду ли на Невский, пойду ли в сад, брожу ли по набережной — ни одного лица из тех, кого привык встречать в том же месте, в известный час целый год. Они, конечно, не знают меня, да я-то их знаю.
Через некоторое время Арсений услышал негромкое сопение рядом, повернув голову, он увидел, как маленькое кудрявое чудо так и ластится у него на плече. Арсений вложил в книгу закладку и отложил ее. Гроза стихла, и Антон вместе с ней уснул под бархатный голос Арсения.