Том
От кого: Антонин Кому: Том Я все уладил, тела будут доставлены в течение суток на границу с Уэст-Мидлендс. От кого: Том Кому: Антонин Хорошо. Скоро будет собрание, передам все через Розье. Убрав телефон в карман, я продолжил обедать. Сегодня утро и первая половина дня были свободными, спешить некуда, и было время спокойно поговорить с братом наедине. Отец никогда не спускался к нам — насколько мне известно, он просил подавать еду либо в комнату, либо сразу в кабинет. Все в доме знали, что мы отцу на хрен не упали и он не хотел лишний раз встречаться с нами лицом к лицу. — Ты вчера еле сдержался, Том, — голос Ричарда вырвал меня из мыслей, когда я уставился на старое дерево стола, за которым сидел с самого детства. Кое-где слой лака отошел от поверхности из-за старости дерева. — Думал, ты пустишь отцу пулю в лоб. Ричард разжевал мясо и поднял на меня глаза, силясь понять, что происходит у меня в голове и почему я не сделал того, о чем когда-то думал. Но я-то знал — он не сможет понять. Чего мой младший брат не умел, так это разбираться в эмоциях человека. Для него любой был подобен клубку разноцветных нитей, каждая из которых представляла собой одну из эмоций, и распутать этот клубок он не мог ни у кого — не мог найти начало нити. Поэтому приходилось говорить с ним прямо. — Я бы этого не сделал, как не делал все эти годы, — я сделал глоток кофе, который согрел меня изнутри, и продолжил: — Пусть я его и ненавижу за все то, что он сделал и делает по отношению ко мне или к тебе, но он остается боссом. Если бы я его убил, мафия отреагировала бы негативно, попытаясь отомстить, даже если я и являюсь сыном нашего отца. Ты сам знаешь правила. — Знаю, но мне бы хотелось, чтобы его не было, — Ричи проговорил это тихо, будто боялся того, что у стен есть уши, и я сам не мог бы, наверное, переубедить его в обратном. — Мне тоже. Мы обсудили еще пару дел, что касались легального бизнеса, и я встал из-за стола, чтобы пойти в комнату и одеться, так как на мне не было ничего, кроме штанов, но остановился у выхода из столовой, потому что увидел, как мимо проходили отец и его личный врач. Томас лично провожал его, о чем-то переговариваясь, и на лице его застыло выражение разочаровавшегося человека. Что бы то ни было, это не вызовет у меня жалости. Уже возвращаясь обратно, Томас едва взглянул на меня и, судя по звукам, прошел к себе в кабинет и заперся там. — Вот пускай там и остается, — сказал Ричард, когда подошел ко мне. Я подошел к лестнице наверх, когда позвонил телефон, а определитель показал, что это был Северус. Он отвечал за лаборатории, где производились наркотики, и в последнее время больше отчитывался мне, чем отцу. — Да? — Том, перейду сразу к делу, — Северус всегда начинал говорить по делу, стоило взять трубку. От него не дождешься пожеланий доброго дня или вопросов о том, как семья или бизнес. — Нужно твое мнение по поводу нового вида наркотика, который мы смогли вывести в лаборатории. У наркоманов, которые его протестировали, слишком сильная реакция на него. Все сделали как обычно — нашли людей, страдающих от ломки, дали им дозу, но один моментально начал биться в конвульсиях и пускать пену изо рта. Эти слова были сравнимы с гильотиной для моей первой половины дня. Изначально нужно было разобрать пару документов касательно легального бизнеса — отчеты от управляющих наших отелей и клубов, — но наркоторговля была основой подпольной стороны. Дела с отелями придется отложить. — Ладно, я приеду, или же это сделает Ричард, — со вздохом согласился я, посмотрев на брата, который стоял в коридоре. — Мне надо проверить первоначальные ставки на гонках, что пройдут в ноябре, — отозвался тот. Точно, я совсем запамятовал о гонке в начале ноября. Это первый заезд, полностью организованный нами. Мы хотели устроить все так, чтобы старт начинался у окраины Лондона и заканчивался в Мейдстоне, оповещение об этом было разослано по даркнету. На протяжении всего заезда мы должны были следить за дорогой и в случае проявления внимания со стороны местных властей оповестить о смене маршрута. Первоначальные ставки уже были поданы, начиная с крупных сумм, что могли принести нам большие деньги. — Значит, приеду я. Положив трубку, я вдохнул полной грудью и собрался с силами. Не могу сказать, что мне хотелось сейчас куда-либо ехать, тем более до лаборатории примерно час езды, но то были мои обязанности. Груз с плеч, что держался за мою спину цепями, можно было снять только в короткие мгновения жизни, когда забывал, что я Том Реддл. Поднимаясь наверх по лестнице, я сказал Ричарду, что, возможно, получится встретиться сразу в «Амортенции» — клубе, или даже скорее борделе, принадлежавшем нам, где руководил Адам Розье. Заведение начинало работать с пяти или шести часов вечера, в зависимости от того, как девушки будут готовы. До этого еще было время разобраться с торчками Северуса. — Только не распугай там всех своим лицом, принц Чарминг, — сказал я Ричи, едва сдерживая ухмылку. Мне нравилось его так называть, когда замечал, что он «прихорашивался» перед тем, как пойти в «Амортенцию». Сейчас же у него был неплохой такой синяк, но он скорее вызовет сочувствие у шлюх. Сам я шел туда чтобы просто выпустить пар, вытрахать из системы всю агрессию, что иногда отзывалась ударами о лица офицеров мафии или же оставляла потертые следы на боксерской груше в нашем спортзале. Интересно, что сказала бы моя будущая жена на то, как я справляюсь с гневом? — Девушки захотят послушать историю о том, как я отважно ринулся в бой с итальянцами или русскими, а потом одна из них сделает мне глубокий поздравительный минет как победителю, — он отозвался мне, когда начал подниматься уже в свое крыло. — А вот насчет тебя не уверен, жнец. Распугаешь пташек своей физиономией неудовлетворенного жизнью мужчины. — Когда это ты успел с русскими встретиться? И почему я еще не прибил тебя за это прозвище? — Насчет русских — всего лишь приукрасил тот факт, что допрашивал бирмингемца. Не пырнул меня ножом, потому что за свое прозвище я тебе еще ничего не сделал, и я твой брат. Он был прав, я ничего не смог бы сделать ему за такую мелочь. Только когда я был подростком, а Ричард ребенком, у нас бывали небольшие драки, которые заканчивались с подачи отца. Но даже если бы младший брат всерьез напал на меня, предал как брата и как члена мафии, и тогда не смог бы поднять на него оружие. И я знал, что он тоже ничего не стал бы со мной делать. Не считая отца, у меня был только Ричард, и я бы ни за что его не предал. Если у всех членов «Volo della morte» на подкорке были выжжены слова: «Мы идем за всеми», — то мы с братом еще знали те слова, которые когда-то стали для нас двоих обещанием: «Живем вместе, умираем вместе». Пройдя в свое крыло и открыв гардеробную, я начал выбирать костюм, мысленно делая пометку, что сегодня лучше надеть черную рубашку, так как повтора вчерашнего не хотелось бы. Сейчас можно было ожидать любого поворота. Кровь не так сильно бросается в глаза, не привлекает внимания, если она пропитывает ткань черной одежды, и наблюдать за страхом и ожиданием расправы в глазах смотрящих не приносит удовольствия, если это не враги моей семьи. Надев кобуру с пистолетом и ножом, я взял пальто и ключи от своего Астон Мартин и направился вниз к гаражу. Пока я заводил автомобиль, подумал, что часть машин уже можно было постепенно перевозить в новый дом, который я купил сравнительно недавно из-за внешних угроз на синдикат. В случае если нападут на поместье Реддлов, у меня был запасной план по отступлению. И в отличие от этого старья, где мы живем, где все кричало о том, что наши предки жили здесь, управляли мафией, трахались в угоду своим грязным предпочтениям, убивали в подвалах всех, кто был неугоден, новый дом был знаком того, что можно не цепляться за то, что было в прошлом. Если я все же женюсь на наследнице Грейнджеров, она увидит только новый дом, где стены не хранят в себе отголоски срывающихся от боли детских голосов. Прошел примерно час, когда, подъезжая к лаборатории, я заметил охранников на постах и ожидающего Снейпа. Северус был суров на лицо, в его глазах не было ни капли легкости характера, которая была у любого другого человека. Химик не любил светиться на людях, скорее предпочитал жить в тени и ходить по потайным ходам. Нелюдимость у него пропадала только когда нужно было встретиться со мной. Северус стоял в белом халате на холоде, под сильным ветром, пробирающим даже меня через черное пальто и костюм. Когда я припарковался, мужчина лишь кивнул в знак уважения, передавая мне другой халат. Лаборатория находилась рядом с еще одним складом, который был одним из главных, и охранялся так, будто внутри скорее жила королева Великобритании, а не хранились кокаин, опиум и другие вещества. Все подавалось под видом военного объекта, так что у проезжающих мимо не было никаких претензий к нам. — Поставка ресурса была, как обычно, из Пакистана, все шло хорошо, но когда мы доработали формулу нового вида, который, между прочим, назвали «Нагайна», и дали ее протестировать наркоманам, все пошло по одному месту. Пакистан единственный из «Золотого полумесяца» поставлял нам опиум и героин, потому что у него не было никаких проблем во внешней политике с Великобританией, и их корабли могли свободно проходить к нам, везя подпольный груз. И ни разу за все годы их товар не отличался плохим качеством. — Сомневаюсь, что в этом виноваты пакистанцы. Либо твои химики допустили ошибку, либо наркоша оказался слабым. Что с ним в итоге? — спросил я, когда мы почти дошли до отделения, где иногда проживали добровольцы. — Парень чуть не помер, но медик вовремя успел помочь ему. Мы зашли в одну из комнат, где на кровати под капельницей лежал парень, скорее похожий на труп. Судя по его внешности, тут скорее виноват факт того, что принимал он наркотики давно, и организм уже просто не выдержал такой сильной разновидности. Док встал со своего стула, чтобы поприветствовать меня. — Босс, парень выжил, но, судя по его состоянию, не продержится и пары дней. У других не такие большие проблемы — все как обычно, так что, думаю, тут скорее организм оказался слаб к такой сильной формуле. — То есть с другими все относительно нормально? — спросил я, забивая на лежащего — прока от него не было. Мне нужен только хороший результат. Если мы начнем продавать наркотики плохого качества, то потеряем покупателей; если у потребителей будет слишком сильная реакция на «Нагайну» — это может привлечь лишнее внимание властей Великобритании. — Остальные ведут себя чуть более неуправляемо, чем обычно, но эффект положительный и действенный, — док заглянул к себе в какие-то записи, возможно, о других добровольцах. — Это хорошие новости. Ирландцам и некоторым итальянцам сообщим и предложим чуть позднее, когда вы все проверите, — повернулся и сказал это Северусу. — И снизьте риск появления таких «пациентов», — я указал на кровать, — до нуля. — Да, босс, проверим. — Северус, пройдем к тебе в кабинет, хочу кое о чем поговорить. А, и как только этот парень на койке сдохнет, а я в этом уверен, избавьтесь от трупа и проверьте, не было ли у него никаких родственных связей. В случае исчезновения семья наверняка заявит о пропаже. Останется только уповать на то, что жирным задницам в полиции будет лень искать наркошу. Он кивнул, пропуская меня к двери. Идя по темному коридору, стены которого были в следах от ногтей, я слышал, как в других комнатах кто-то завывает, стонет или же зовет кого-то. Это была типичная реакция на каждые наши новые наркотики. Что касается полиции, часть была подкуплена нами, за них не было причин съедать себя в переживаниях, но еще оставались те, кто следует своему долгу охранять граждан. Кабинет Снейпа был двумя этажами выше, с панорамными окнами, которые открывали вид на окрестности. Тихая местность и посреди нее завод по производству «яда» для людей, спрятанный почти у всех на виду. Я не стал усаживаться в кресло, в то время как химик сел за свой стол, давая понять, что готов слушать меня. — Ты говорил с моим отцом в последнее время? — спросил я, наблюдая за его реакцией. Они с моим отцом раньше общались довольно регулярно, но чем чаще я стал заменять отца в делах бизнеса, тем меньше встреч было у этих двоих, однако я надеялся, что не у одного меня закралось подозрение о странном поведении Томаса. Но Северус всегда был тем, кого даже град пуль не заставит потерять свое лицо. — Последний раз я его видел примерно месяц назад, — ответил тот. — И ничего странного в его поведении не заметил? Северус прищурился, заходя глубоко в свои мысли, чтобы выцепить в своей памяти все встречи с боссом. Не нужно было быть телепатом или обладать волшебными силами, чтобы уметь читать людей. В отличие от брата, я это умел в какой-то степени. — Когда я с ним общался, то заметил, что Томас Реддл будто теряет связь между своими мыслями. Они немного хаотичны. Подолгу задумывался, силясь что-то вспомнить. Порой высказывался так, как никогда бы не говорил. Снейп посмотрел на меня так, будто знал, что я тоже заметил это. Но не настолько. Я лишь наблюдал то, что его слова могут показаться абсурдными, не отвечающими за правдивость и правильность. — Я понял тебя, — скинув халат, я подошел к двери, чтобы уйти отсюда. — Сообщишь, как только получишь новые результаты с «Нагайной». Хотелось скорее выйти на свежий воздух, и даже до входа доносился запах подыхающих наркоманов и отдаленные нотки тошнотворного опиума. Уже в машине у меня почему-то закралась мысль, что скоро что-то изменится, что-то рухнет окончательно, и мне придется заново учиться ходить и восстанавливать все то разрушенное, что падет под неизвестной силой. Саспенс, тревога и ожидание, предчувствие того, что кто-то будет дышать мне в спину, ставить галочку напротив любого моего действия, следить за каждым шагом. Нечто эфемерное, не существующее, как смерть или жизнь, взяло меня за руку и скоро утянет куда-то вниз. И с одной стороны, я хотел, чтобы кто-то также пошел за мной и остался там внизу, во мраке, либо же, наоборот, вызволил обратно, отрывая меня от несуществующего и непонятного.***
Когда я доехал до Сохо, где располагался клуб «Амортенция», было темно, и в новые заведения стояли очереди из людей, что сегодня вечером захотели посетить этот район, вдоль и поперек забитый барами и клубами. Наш располагался почти в начале улицы, привлекая внимание своей красной вывеской и шумом, исходящим из входа. По сути, это можно было бы больше назвать стрип-клубом, борделем, где основными посетителями были наши люди из синдиката, посреди которых можно было найти простых зевак, что захотели скрасить вечер с очередной шлюхой. В свое время «Амортенция» навела шуму больше, чем любой другой подобный клуб. В «Амортенции» работали только те девушки, которым нечего было терять. Первоначально Адам сам занимался привлечением «персонала» — мы назвали его романтиком, потому что его основной задачей было притягивать внимание одиноких, потерявших все девушек, знакомиться с ними, давить им на больное, вызывать жалость к своей персоне, а потом завлекать их на работу стриптизершей или проституткой. Единственное правило, которое было нерушимым — это то, что девушки должны были быть старше восемнадцати лет. Детям здесь нечего делать. В основном здесь работали только те, кто действительно хотел — за деньги. Всем нужны деньги на проживание, а выручки за работу проституткой было достаточно для того, чтобы жить вполне хорошей жизнью. Мы не несем ответственность за их решение продавать свое тело и сосать члены. Но на мне с братом, однако, была ответственность за сохранность жизни каждой девушки, работающей в клубе, и за то, чтобы в заведении был порядок. Если какой-нибудь мужик решит нарушить правила: не калечить, не убивать, не применять насилие в сексуальном плане, если на это не согласна сама девушка, — кто-то из нас будет того пытать, а затем отрежет член виновнику. В последнее время подобного на наблюдалось, скорее его затмил другой момент — среди посетителей были итальянцы и ирландцы. Если ирландцев я мог терпеть в связи с тем, что у нас с ними было мало-мальское соглашение, то итальянцев не жаловали. Сегодня вечером я лишь надеялся не встретить людей Тосканы в своем клубе. Я припарковал машину почти у входа, и толпа, заметив меня, расступилась в страхе, озираясь по сторонам, чтобы понять, нет ли других моих людей. Кто-то опустил головы, кто-то, наоборот, пялился и желал привлечь мое внимание. Но у входа я не задержался ни на секунду — охранник сразу открыл проход в коридор, где стены были освещены пурпурными и красными оттенками. Вывеска клуба горела во всю стену, окрашивая все в цвета, ассоциируемые с сексом, наслаждением и оргазмом. Главное помещение уже было наполовину заполнено — мафиози и простые мужчины сидели вдоль стола с шестами, на которых танцевали и раздевались стриптизерши, ловя на себе масляные взгляды и подставляя бедра и ноги для того, чтобы клиенты могли оставить им деньги. Кто-то просто бросал купюры на стойку. Вдоль стен, горящих, как звездный небосвод, на диванах расселась другая половина, попивая алкоголь и развлекаясь с девушками, что сидели на их бедрах и коленях. Некоторые из персонала еще были одеты в платья, что и так прикрывали малое количество тела, открывая кожу спины, а кто-то остался только в белье, подставляя свою шею или грудь под поцелуи мужчин. Фальшивые реакции на ласки. Атмосфера сладострастного ада, что наполнился развращенными душами в прелюбодеянии, все под светом плавящегося чувства внутри. У меня самого окружение вызвало возбуждение на первобытном уровне и ожидание касаний к моим бедрам от какой-нибудь шлюхи вместе с собственными ощущениями женской кожи под руками. Пока я шел в сторону лестницы, что вела в кабинет Адама, с которым надо было переговорить перед тем, как смогу расслабиться и отключить мозги, я заметил Ричарда и Фрэнка Лестрейнджа. Второй был одним из моего ближнего круга, опытный боец, который никогда не боялся вступить в авантюру — будь то пробраться к врагу в тыл или украсть чужую поставку кокаина. Одна из девушек в серебристом платье стояла на коленях перед братом и отсасывала ему, пока тот пил шампанское. Другой рукой он держал шлюху за голову, направляя ее и задавая темп. Ричи заметил меня, взглянул на секунду и, сказав что-то Лестрейнджу, откинул голову назад, наслаждаясь минетом. Фрэнк же, подставляя шею для своей, кивнул мне в знак приветствия. На лестнице также расположились несколько человек, едва не валясь за перила, держали друг друга за тела и бедра и засовывали языки в глотки друг друга. Молодой парень, что стоял у самого верха лестницы, где его трудно было заметить, так как тут не было света как такого, уже забрался проститутке под платье в трусики, сжимая ее задницу в ладони, целуя в шею и оставляя на ней укусы. Мне самому было все равно на это действие — держать себя в руках, когда вокруг происходит почти что массовая оргия, было тем, чем я мог гордиться. Но этот человек передо мной был как раз тем, кто мне нужен. — Адам, мы можем начать разговор здесь, но, боюсь, девушке не понравится тот факт, что мне придется потом отрезать ей язык, чтобы она ничего не рассказала, — я сделал такое лицо, которое говорило, что мне любой итог понравится. Управляющий клубом оторвался от женской шеи и посмотрел на меня с явным возбуждением в глазах. Пока он поворачивался ко мне, силясь что-то ответить, девушка продолжала лизать его шею, все еще подставляя свою задницу под касания Розье, пока тот не остановил ее ударом по бедру. Та в замешательстве повернула ко мне голову и сразу поняла, кто стоит перед ней, из-за чего дернулась в сторону и опустила голову перед тем, как спуститься вниз по лестнице, поправляя платье и белье. Я проследил за ней взглядом, за тем, как она плавно спускалась по ступеням, подмахивая бедрами и поправляя темные длинные волосы. Такие мне нравились больше всего — брюнетки или шатенки, в отличие от блондинок, вызывали во мне возбуждение больше, чем нужно было. Чуть позднее найду себе подходящую, а пока… — Идем в кабинет, — Розье пригласительным жестом указал следовать за ним. Пока шли по коридору, где тоже отливало розоватым светом, смешанным с тьмой углов и проходов и отражающимся в светлых волосах Адама, музыка начала постепенно стихать. Главная особенность кабинета Розье состояла в том, что стены и дверь не пропускали ни единого звука извне. Поэтому, когда мы прошли в комнату, звук стих окончательно, и только окна, которые выходили на главное помещение клуба, откуда было все видно, напоминали, что мы все еще в публичном заведении. Пока я подходил к окнам, Адам наливал нам выпить. Перед моими глазами, внизу подо мной, были все — от танцовщиц до посетителей. Я видел каждого: что он пил, кому давал в рот, кого вел в сторону комнат. Это придавало толику прекрасного чувства, что я могу всем этим управлять. По факту так и было. — В «Амортенции» за последнее время никаких происшествий не было? — спросил я, делая глоток виски. Его терпкий вкус и дымчатый запах отдавал жжением по языку, которым я провел по губам, чтобы напиток остался послевкусием на губах. Плавным движением глаз я перевел взгляд на Адама, который смотрел на меня в ответ, осмелюсь предположить, с непонятным обожанием. — Были новые посетители, без татуировок семей, которые повели себя как свиньи и начали потасовку. Должен заметить, было весьма эпатажно. Их быстро разняли, но переполох они устроили — задели несколько столиков, толкнули пару танцовщиц, но никто не пострадал. Наши с ними быстро разобрались и выставили за дверь, — говорил он с напускным пофигизмом. — Скажи охранникам, чтобы на входе получше приглядывались к людям, к нам и так сюда захаживают иностранцы. Не хотелось бы, чтобы среди новоприбывших вдруг оказался кто-то из бирмингемцев или русских. Итальянцы еще терпимы, потому что не со всеми кланами мы ведем войну, а у тех менталитет более развязный и они могут повести себя слишком борзо. — Как скажете, босс. — Ты второй за сегодняшний день, кто назвал меня боссом. Сначала док в лаборатории, теперь ты. Никогда не нравилось это, — поведал я, допивая алкоголь. — Мой отец еще стоит на ногах, и как бы я его ни ненавидел, называть боссом или капо меня звучит все равно как предательство в сторону отца. Адам посмотрел на меня немного виновато и добавил: — Ты был в лаборатории? И как обстоят дела? — Я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят. Северус получил новый вид, но реакция от него немного не такая, как мы ожидали. Сказал доработать ее, а потом сможем ее продавать. — «Амортенция» станет пунктом передачи, я так понимаю? — спросил меня Адам с надеждой в голосе. Ему только на руку, если наркотики будут передаваться еще и на территории клуба. — Возможно, пока рано говорить. Но если у нас все получится, то обещаю вывести это заведение вперед. В конце концов, это единственное место, где такое будет воспринято как норма. Повисла небольшая пауза, которая была заполнена шумом от дыхания нас двоих и запахом допитого алкоголя в стаканах. — Я хочу, чтобы ты передал остальным, что скоро придется действовать. Нам надо будет провести собрание, только мы с Ричардом и рыцарями. Передай, чтобы каждый присутствовал, так как это будет касаться будущего «Volo della morte». Я долго бездействовал относительно наших людей, младших боссов и капитанов, обращая внимание только на крыс и предателей, когда должен был что-то сделать с корнем проблемы. В любое другое время я бы передал это через Джонатана Эйвери — он был более аккуратен с любыми делами, — но из-за того, что у него недавно родился ребенок, он не мог покинуть свою семью и приехать из Ноттингема ко мне. А Адам был мне предан, как любовник, как бы по-гейски это не звучало. — Переворот? Ты серьезно? — Не совсем, — я налил себе еще один бокал. — Это лишь дополнительные действия по укреплению нашего положения и дальнейшего продвижения синдиката. Все расскажу на встрече, так что передай, что собрание будет на новом месте. Я купил дом в этом году, и о нем никто не знает, кроме меня, так что для собрания подойдет. Сейчас отправлю координаты. Достав телефон, я скопировал широту и долготу и отправил на телефон Розье. Про дом я не говорил даже Ричарду, хотя собирался в скором времени. Задумка собрания и вправду состояла в том, чтобы обсудить смену власти младших боссов, которые были уже негодными для работы на своих постах. Отцу не приходила в голову мысль, что пора сменить старую гвардию на новую, традиционалисты в мафии — это прошлый век, гниющий под слоем своих устоев, что застыли над могилами живых трупов, как бетон. Я же готов посыпать этот бетон землей и заткнуть голоса из-под земли, что так и норовят пойти против нового режима. Томас считал, что мое поколение изначально было слабым. Но, в отличие от наших предшественников, мы не боялись идти вперед, тем самым развивая «Volo della morte». — Я все понял, Том. Передам, — он достал сигарету, прикурив и предложив мне, но я отказался, потому что не было настроения для этого. — Найти тебе шлюху на сегодня? Я, не раздумывая, согласился, доверяя это дело Адаму — он знал мои вкусы и куда надо направить девушку. В «Амортенции» для меня всегда была готова одна и та же vip-комната, что была закрыта в любое другое время, пока меня не было. Она была относительно отдалена от самого клуба, и музыка лишь слегка доносилась до комнаты, позволяя мне сполна насытиться звуками стонов и криков девушек. Пришлось спуститься по лестнице обратно и завернуть в другой коридор, где сплошь и рядом были двери в разные помещения, отвечающие на любой вкус посетителя. Здесь не было красного бархата или любой другой извращенной хрени, как могло бы быть в других борделях, — только голые темные стены, освещенные неоновыми лампами. Небольшой аскетизм внешне, но внутри всегда было изобилие оттенков. Моя комната была с большой кроватью, без окон, освещаемая только подсветками на стенах, торшерами и настольными лампами, что бросали свой свет на стены цвета антрацита. Кое-где была отделка золотом, но мне было все равно в то время, пока я вгонял свой член в чью-то вагину. Основной ключ от комнаты был у меня, запасной у Адама. Открыв наконец дверь, включил свет, что был тускл и имел немного фиолетовый оттенок, который поглощался темными стенами. Я подошел к креслу и сбросил на него пальто и пиджак, оставаясь только в рубашке с пристегнутой кобурой, когда услышал, как открывается дверь в комнату. Стук каблуков раздался по полу, выложенному темной плиткой. Скинув галстук и расстегнув первые пуговицы, я повернулся лицом к девушке, что ожидала меня, стоя на своем месте. Черное белье контрастировало с белой кожей, которая при таком освещении сияла еще больше, а темные пышные волосы сливались с атмосферой, и в этот момент мне уже хотелось намотать их на кулак. Пока я глядел на нее, у меня в штанах начало все подниматься, стало тесно, причиняя дискомфорт от ненужной ткани. Сегодня мне действительно хотелось, чтобы кто-то облизал мой член и заглотил его до самой глотки. — Как тебя зовут? — спросил я девушку, когда подошел максимально близко, чтобы дотронуться до кружева и провести рукой по груди и вверх по шее к подбородку. Она боялась меня — видел по глазам, — но ее обязанность удовлетворять таких как я. — Как вы пожелаете меня называть, мистер Реддл, — ее дыхание немного сбилось, когда я остановил свою руку на ее затылке под волосами. Я еще раз оглядел ее фигуру и повторно спросил, как ее зовут, на этот раз жестче, повелительным тоном, каким обращался к своим солдатам. — Венди. — Хорошо Венди, слушайся меня, — мой шепот раздался рядом с ее ухом, и у нее пошли мурашки по коже. Проводя губами по ее ушку, я прикусил его, вызывая стон в женском теле, на что та отозвалась, прижавшись ко мне сильнее, ощущая своими бедрами мой стояк. Второй рукой я повел от тонкой талии вверх по груди, по напрягшимся соскам, доходя до полных приоткрытых губ. Горячее дыхание коснулось подушечек большого и указательного пальца, а затем ее язык дотронулся до моей кожи, ощущаясь как касание пера. Я смотрел ей в глаза, когда проник пальцами в ее рот. Она сразу же начала их посасывать, лизать своим языком, делая вакуум. Венди сосала мой палец, как если бы это был мой член. Не знаю, что точно я чувствовал в данный момент, кроме возбуждения, но это было похоже на контрастный душ, когда моментально меняется температура воды и моего тела. Кровь то вскипает, заставляя мозги отключиться, то остывает, возвращая в реальность. — Ты знаешь, что делать. На колени. Венди без промедления встала на колени, начиная расстегивать ремень на моих брюках, поглаживая пах через ткань. Глубокое возбуждение настигло меня, когда я смотрел, как она расстегивает брюки и вытаскивает член, поглаживая его, затем собирает предэякулят, размазывая его по всей длине. Касания Венди, когда она обхватила меня рукой, были аккуратными, но сильными, от чего мне стало еще лучше, до такой степени, что я запрокинул голову от наслаждения. Она взяла головку в рот и начала облизывать ее языком, попеременно просто посасывая кожу. Когда ее язык дошел до уздечки, я застонал от того, как хорошо она делала мне минет, лизала, пока рукой двигала по основанию, задевая яйца. Ее рот, наполненный слюной, был горяч, влажность обволакивала меня, вызывая естественные ассоциации с женской вагиной. Постепенно Венди начала брать член в рот полностью, двигала головой, заглатывая меня по самую глотку, не забывая поглаживать основание, яйца и мои бедра. Чередование медленных и быстрых движений. Она брала в рот то полностью, то лишь слегка засасывала головку. Это чувство обволакивания и приближения к кульминации повышало уровень эндорфинов в моем организме. Хотелось войти в нее, услышать громкие стоны, которые не были бы остановлены занятым ртом. Движения стали более быстрыми, когда, положив руку на макушку девушки, я начал сам задавать темп, слушая, как та издавала фальшивые стоны, чтобы ублажить меня. В конце концов, снова переводя на нее взгляд, я остановил ее, вытаскивая член из ее рта. Дыхание Венди сбилось, а в глазах горело желание почувствовать в себе меня. Я рывком поднял ее на ноги и толкнул на кровать, где она растянулась на темном покрывале. Волосы разлетелись по кровати, те, что я мечтал намотать на кулак. С легкостью переворачивая девушку на живот, я снял с нее трусики, открыва вид на задницу, которую сразу же сжал в ладонях. Венди уже стонала в покрывало от того, как я проводил рукой по ее коже на ягодицах, как повел пальцами вниз к ее складкам и клитору. Но я остановился, заработав разочарованный звук, чтобы схватить за бедра и приподнять таз так, чтобы он был на уровне моего паха, пока сам я стоял на ногах. — Соси, — приказал я, когда наклонился к ее лицу и приблизил пальцы к ее губам. Венди сразу послушалась, начиная облизывать их, обильно смачивая слюнями. Когда я вытащил их, мои пальцы снова нашли путь к ее промежности, поглаживая кожу, понемногу проникая и касаясь внутренних стенок влагалища. Тело девушки было возбуждено, а вагина сочилась соками, что смешалась с её слюной. Я слышал свое имя из жадного рта. Отходя от возбужденной проститутки, я снял свои брюки и рубашку с бельем, оставляя на себе только ремни с кобурой. Еще в подростковом возрасте, начав заниматься сексом с подобными девушками, приучил себя использовать презерватив, педантично напоминая еще и младшему брату, когда тот лишился девственности. Взяв презерватив из брюк, надел его и наконец вошел в желанное тело, стоящее передо мной. Я чувствовал, как сжимаются внутренние мышцы, как дохожу до матки. Сразу начав двигаться внутри тела, задавая нужный мне темп, не прождав и трех секунд, чтобы Венди привыкла к размеру, я ощутил, как наконец мое внутреннее я выходит наружу. Оно как полумертвое, дышащее в ухо существо стояло позади меня, наблюдая за тем, как я насаживаю на свой член девушку. Руки, до этого впившиеся в бедра и оставившие следы в виде небольших синяков, прошлись вверх по позвоночнику и обхватили шею партнерши. Небольшой вскрик дал мне понять, что это движение отдалось ей болью, хотя я уже не сдерживал себя в толчках, вгоняя член по самые яйца. Взявшись за длинные волосы, потянул на себя так, чтобы грудь Венди поднялась над кроватью. Протяжный женский стон тяжело отдался в моем теле, вызывая мгновенную реакцию в виде резкого выхода и входа во влагалище. Пока я трахал девушку перед собой, ту, что стонала во все горло, срывая голос при выкрикивании моего имени, в голове наконец настала тишина от мыслей — был лишь секс и ничего более. Чувство контроля в моих руках приносило мне дополнительное удовольствие, оно как мед лилось на мое тело, покрывая все тончайшим слоем эффекта силы. В какой-то момент я почувствовал, как влагалище стало сжиматься, чуть ли не доводя меня самого до оргазма. Как там обычно говорят? Фейерверк чувств на секунду взорвался во мне, но не имел никакой отдачи в теле. До кульминации дошел только один из нас, завывая от наполненного чувства, что, наверное, сжигал ее тело изнутри, заставляя дрожать на прямых руках. Венди звала меня так блаженно, с хрипотцой от напряженного горла. Услада для моих ушей. Я отпустил волосы Венди, и та упала на кровать, все еще сжимая мой член. Наклонившись так, чтоб моя грудь касалась горячей кожи на спине партнерши, двумя руками прижал ее кисти рук к постели, стискивая их в сильной хватке, будто сейчас переломаю кости, продолжая фрикции бедрами, проникая так глубоко, как мог. Всем своим телом я накрыл женское тело под собой. Венди повернула голову и получалось, что я сам начинал стонать в ее ухо, скрытое копной почти черных волос. Трение кожи к коже. Сжимающаяся вокруг меня девушка. Жар, окутавший нас двоих, наконец довел и меня до оргазма одновременно с ее вторым; чувство, когда все смешалось и высвободилось, проходя через множество поставленных блоков. Я сразу опустил руки и слез с девушки, снимая презерватив и бросая тот в ведро рядом с кроватью. Откинувшись на спину, ощутил, каким теплым было покрывало. Не хотел чувствовать тепла. Хотел холод простыней. Встав и скинув покрывало, которое силой вырвал из-под тела Венди, снова лег и отдался блаженству. Рядом послышалось почти ровное дыхание. Персонал в «Амортенции» знал, что уйти они смогут только тогда, когда я скажу. А я еще не насытился. И снова проскользнула мысль: а как бы отреагировала Гермиона на то, что до нее я испробовал сотню задниц? Чувствуя, что готов еще к одному раунду, я привстал, доставая еще один презерватив. Потянул девушку к себе на бедра так, чтобы лицом она смотрела на меня. Позволил ей снять с себя остатки белья. Хочу видеть глаза тех, кого я трахаю, как в них отражается страх за свои тела и души передо мной. Хочу видеть выражения их лиц, когда я вхожу во всю длину и не даю привыкнуть, когда они видят, что перед ними омерзительный человек, не заслуживающий прощения за сотни убийств, и будущий босс мафии. Как отражаются на них быстрые подмахивания бедрами, пока руки сжимают груди, щипая напрягшиеся соски. Венди лишь откидывается назад, не переставая скакать на мне, и опирается руками на колени. За таким времяпрепровождением я, наконец, осознал, что смог расслабиться впервые за долгое время. Не нравилось лишь то, что, похоже, спокойствия я могу достигнуть теперь только используя секс. Головой понимал, что всегда так продолжаться не будет. Вечер не был долгим, как обычно заканчиваясь после трех актов и душем, что был в VIP-комнате. Снова надевая одежду и проверяя оружие, я вышел из клуба, который, казалось, только начинал жить своей жизнью. Стойки и пол были усыпаны деньгами, а кто-то из танцовщиц уделял внимание компаниям из четырех-пяти человек, распластавшись на столе перед ними. Загребущие руки мужчин отнюдь не нежно касались груди и бедер одной из девушек. Я подошел к машине, кидая взгляд на рядом стоящие автомобили и очередь людей, дожидающихся позволения войти. Сохо жил своей жизнью начиная с десяти вечера. Он был подобен кипящему котлу, где ингредиенты отличались особыми свойствами, качествами — все заведения, что находились в этом районе. Вместе же все составляющие представляли собой отдельную, обособленную часть города. Эстетика, царившая здесь, настолько контрастировала с тем, что было за чертами города, в районе, где жили мы. Я и сам не понимал, какую бы из этих абсолютно разных атмосфер, жизней, выбрал для себя. Город, полный темных и ярких красок, что оживляли людей посредством своего контраста и влияния этим симбиозом на психологию людей, или отдаленные, нелюдимые местности, отражающиеся в холмах и равнинах, где все краски меркли по своей силе.***
Прошло две недели с того момента, как в последний раз я пытал человека, и за время тишины, что была подозрительна для данного нам периода жизни, мне удалось закончить дела касательно переезда. Многие вещи, включая и те, что находились в крыле Ричарда, уже ждали нас в новом доме, осталось лишь перевезти туда пару машин. Новый дом был полной противоположностью фамильному поместью Реддлов. Он не отличался каким-то багажом истории, а воплощал в себе новые веяния дизайна, но переходя его порог можно было ощутить то легкое чувство, когда с тебя наконец снимают путы, пропитанные собственной кровью. В нем никогда не ступала нога других мафиози, стены не дрожали под мужскими криками и звуками ударов кулаков о кости лица, а в подвале был только погреб для вин. Это и делало новый дом убежищем, где меня не охватывало чувство преследования от моих жертв. Именно там я хотел построить новое будущее. Будущее мафии практически было у меня в руках — собрания с вальпургиевыми рыцарями, планирование следующих шагов. И все было под ширмой, которую не замечал Томас в связи с болезнью. Да, он был болен — деменцией, которая постепенно его убивала, открывая врата в ад, где его ждал его личный котел. Из-за этого босс мафии все больше отдалялся от дел, вынуждая меня брать их в свои руки, отдавая часть брату. Я все еще оставался сыном своего отца, даже если не собирался отпускать ему все грехи, из-за которых страдал раньше, но подтверждение его болезни аукнулось и мне. Оно немного затронуло меня с психологической стороны, потому что я не знал, как относиться к скорой смерти Томаса — радоваться или горевать. Чувствовать освобождение от гнета или боль утраты. Порой размышлял, а что будет без Томаса, как человека, который носил роль моего родителя? Он был и остается гандоном, но все же в нас течет одна кровь — во мне, Ричарде, отце. В мафии семейные узы и кровь играли важную роль. Брат однажды предложил остановить биение сердца нашего отца самим, и я хотел согласиться, потому что во мне все еще горела ненависть. Мы с братом двигались дальше, поджидая момента, когда можно будет сделать шаг к освобождению от гнета отца. Сейчас я ехал в сторону поместья после очередного посещения лаборатории. «Нагайна» была почти доработана, остались лишь мелочи, которые вели к крупной сделке с другими странами, мафиями и семьями. Чувство, что «Volo della morte» начинала делать маленькие шаги, было охуенным. Я был горд не столько за себя, когда заметил, что смогу начать что-то новое в своей жизни, сколько за саму мафию и всех ее людей. Что-то изменилось и продолжает меняться. И скоро пуля пробьет последнюю преграду перед нашим величием. Я почти подъехал к территории и был виден дом. Взрыв. Столб огня на месте дома. Звуковая волна, смешанная с огнем, ударила в мое лобовое стекло, заставляя его лопнуть трещиной поперек. Я вырулил резко в сторону, из-за чего раздался скрипящий звук торможения шин о гравий, и машина встала поперек дороги. Огромный столб огня заполонил окрестности, подвергая все в жар инферно и окрашивая окружение в алые цвета пламени, поджигая близ стоящие деревья, что вспыхивали моментально, как вата. Звук падения каменной кладки и стекол о землю дошел до ушей, ввергая меня в приступ страха и шока, который не испытывал, кажется, никогда. Звон в ушах мешал здраво мыслить, и я смог лишь открыть дверь машины и встать на ноги, почему-то дрожащие. В легкие проникал воздух, пропитанный горелым прошлым, тлеющими воспоминаниями, пылью от остатков фундамента дома. Поместья Реддлов больше нет. Только основание, разрушенные балки, что чернели под силой пламени, кусочки стекла, треснутые и поймавшие момент взрыва. Дом. Где находились Томас и Ричард. И другие солдаты «Volo della morte». Ричард. Боль, ударившая меня кинжалом в сердце и прокрутившая его из стороны в сторону, никогда прежде не разрушавшая мое тело под своим гнетом, распространилась по всему телу и дошла до мозга. Мой брат был там. Мой младший брат. Крик хотел вырваться, но он не шел, только мысли, вопившие имя Ричи, заполнили все пространство. Я ощутил, как подгибаются колени, пачкаясь о землю, что почернела от сажи. Сука. Только не так. Прошу, только не это. Еще один скрежет шин по гравию. Машина выехала прямо из дыма и огня, как в каком-то гребаном боевике. Я повернул голову и сразу выхватил пистолет, ожидая, что это те, кто все это натворил. Те, кто лишил меня брата. Те, в чьей крови я сегодня буду плавать. Но машина принадлежала Ричарду. За рулем был он, на скорости выезжая из угла, проезжая по остаткам дома, что издавали звуки треска и ломающегося пластика и дерева под колесами. Этого не могло быть. Мой разум меня обманывает, являя перед глазами больное видение, чтобы причинить еще больше душевной боли. Мое наказание за все прегрешения. Но оно не проходило, пока машина не остановилась прямо передо мной, чуть не сбив, как мне хотелось бы минуту назад. Она резко затормозила, и с крыши транспорта посыпались пыль и пара досок, что, видимо, было остатками гаража. С места водителя вышел Ричард. Живой, мать его, Ричард, который сразу подбежал ко мне, заключая в объятия. В его глазах промелькнуло сумасшествие. Младший брат, который когда-то дрожал у меня на руках в детстве, дрожал сейчас в таком же положении, только в этот раз по другой причине. В страхе от побега из рук смерти. Это эмоции. Я обнял его в ответ, так чтобы кости трещали от силы сдавливания. Похуй, если он ранен, если нуждается в помощи, хер я его отпущу. Молния, ударившая меня силой красного проклятия, причинявшего боль, оставила несгладимый след, что аукнется мне потом во снах. — Я уже заводил машину, когда раздался взрыв позади меня. Ударил по газам так сильно, как только мог, и все было как в чертовом боевике, что смотрели в детстве. Пока проезжал двери гаража, на крышу падали остатки ангара, — проговорил Ричард мне в плечо, а затем отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза. Не знаю, что он там нашел, но он, похоже, понял все, что отражалось в радужках. — Значит, ты не ранен? Ричи покачал головой, окончательно отодвигаясь от меня и садясь на капот. Разговаривать не было сил. Я перевел сбившееся дыхание, но в горле до сих пор стоял ком и отдавался стук сердца. Рука, держащая пистолет, слегка дрожала, как признак того, что паническая атака и то все вместе взятое, что проникло ко мне в душу за последние десять минут, отразились на теле. Убирая оружие обратно, я оглядел горящий дом. Отец был внутри. И он не так должен был погибнуть. — Не так он должен был погибнуть, — Ричи словно прочитал мои мысли. Он снял пиджак, а затем ремни с кобурой, и положил все на капот, садясь на него. Он проявил эмоции, наконец ощутил их ненадолго, но, сука, не в то время, не в том месте. Мы были солидарны в этом мнении, так как сколько бы мы ни ненавидели отца, каким бы человеком он ни был на последних годах жизни, Томас Реддл знал, что такое честь изначально и что значит семья. Пусть он не показывал того, что он любил нас, но признать надо было одно: он сделал все, чтобы сыновья стали сильнее, чтобы мы не ведали пощады и не чувствовали угрызений совести за вспоротые кишки и отрубленные головы. Горящий дом был знаком того, что верх мафии пал. Кто-то ожидал, что умрут все, что сгорят все до последнего Реддла. Для кого-то это стало знаком того, что можно действовать. Но мы с братом живы. И мы еще станцуем на костях тех, кто это сделал. — Надо вызвать наших, — я достал телефон, чтобы набрать кому-нибудь, но был остановлен Ричардом. — Мы не знаем, кому доверять. Это явно было спланировано, а сюда за последние дни из-за того, что мы спустили все с рук, приезжало много членов «Volo della morte», — по холодному голосу я понял, что брат уже почти пришел в себя. — Дагворт-Грейнджеру доверять можно. Вряд ли консильери такое бы сотворил. Он бы не сделал этого, учитывая, что его внучка должна будет выйти за меня. Или должна была, хер знает, что теперь будет. Пока я разговаривал по телефону, передавая Гектору все, что произошло, копоть оседала на наших одеждах и открытых участках кожи. Дышать становилось труднее, но отходить не хотелось. Пусть наше болезненное прошлое оставит на нас последний след. Я надеялся, что это последний. Пожарные приехали, когда пожар начал понемногу стихать. Тушили до того момента, пока земля не окрасилась в угольные оттенки, которые отражались в наших глазах. По звонку Ричарда приехали некоторые из нашего ближнего круга, явно пораженные обстановкой. Чего греха таить, я сам был шокирован. И непередаваемо зол. У меня отняли шанс убить отца самому. Воткнуть нож, задушить или использовать яд, который убивал бы его медленно и мучительно. Смерть от взрыва слишком щадительна для него. Томас Реддл должен был страдать. На последних моментах дня, когда все прошло, когда снова в теле начали властвовать гнев и жажда мести, а в голове вырисовывались картинки пыток, я сделал шаг за границу фундамента дома. Остатки тел некоторых охранников лежали по периметру. Шансы, что тело отца было хоть в какой-то сохранности, минимальны, но в глубине души, по непонятным причинам, все равно теплилась надежда. Хотелось ее сжечь, взорвать, как уничтожился этот дом. Под обломками почерневшего дерева, полного трещин и дыр, пропитанного холодной водой, виднелась рука с перстнем отца.