Ричард
Что же я ощущал, когда смотрел, как в часовню на местном кладбище заносят гроб, где лежало тело с моим мертвым отцом? Ничего. Абсолютно пустая тишина жила в моем сердце и голове, когда пастор зачитывал молитву, а глаза наблюдали за всеми пришедшими, что сидели смирно на своих скамейках, не имея возможности даже сдвинуться на миллиметр. Все было как обычно, ничего нового для меня. Все те же лица членов «Volo della morte», которые не выражали ничего, и это не моя вина, что не могу отличить то, что написано на них, потому что скорбь не была распространена в мафии как чувство, которое должен испытывать каждый. У нас, да и в любой другой семье, постоянно кто-то умирает, и никто не мог допустить мельчайшего проявления человечности на похоронах. Даже если покойным был Босс мафии. Раньше я думал, что смерть отца как-то повлияет на меня, вызовет боль или что-то в этом роде, несмотря на все, что случилось со мной и что было отражено в истории моего брата, но я ошибался. Предполагал, что вот и проявится та черта, что есть в каждом обычном человеке, который не прошел тот путь, что и я. Человечность. Боль. Уныние. Скорбь. Но они не были такими яркими, как я ожидал и надеялся. Да, сперва, когда я понял, что стою перед пожаром и остатками дома, где вырос, на меня накатила странная энергия, имеющая отрицательный настрой. Я не понимал, что это, как объяснить на словах, но Том, кажется, понял за меня. Старший брат промолчал, давая мне возможность самому проанализировать, что я и сделал. Мое мнение разделилось: первое — это чувство душевной боли от потери родителя, а второе — скорее злость или ненависть к ситуации. Потому что мне, даже скорее нам с братом, не дали убить Томаса самим. Я хотел сам лично всадить пулю в лоб отца, чтобы наконец прервать порочный круг болезненных воспоминаний из детства, где он ломал мне пальцы или сразу всю конечность; или когда натравливал питбулей. Когда закрывал глаза на нездоровую одержимость Морфина мной. Но у меня отняли этот шанс. Уроды, которые посмели отобрать у нас возможность вендетты и вообще посчитали, что английский синдикат падет, захлебнутся в собственной крови. А потом все прошло. Когда дом догорел и я увидел тело отца, снова наступил штиль в моей голове, и он продолжался все те несколько дней, пока шла подготовка к похоронам, а нам с Томом и рыцарями пришлось проверять каждый уголок восточной Англии. До сих пор ни единой волны не появилось на поверхности моего внутреннего я, как и все те минуты, что слушал проповедь и смотрел, как уносят гроб отца, чтобы кремировать его. От него ничего не осталось. Однако я ощутил то, чего не ожидал — свободу и счастье. Не уверен в этом, но похожее было, когда я участвовал в своей первой гонке и на высокой скорости обгонял соперников на маршруте. Тогда я знал, что никто не остановит меня, и ничто не сдержит. Сейчас было что-то похожее. Мне хотелось потом спросить Тома, правильно ли я понимаю себя сейчас, должен ли я это проанализировать и запомнить, чтобы потом не тупануть на банальщине. Посмотрев на брата, стоящего рядом, я задумался и о нем. Он точно знал, что сейчас творится у него на душе и в голове. Кажется, его синие глаза начали гореть еще ярче, будто приобретали оттенок голубого неба, пока смотрел как уносят гроб. Вся фигура Тома была напряжена, ладони были сложены спереди, пальцы вцепились друг в друга, где-то ногтями впиваясь в кожу, а вены вздуты. Голову он держал высоко, немного приподняв подбородок — так делают обычно те, кто нервничал или восхвалялся внутри себя. Мышцы лица напряжены, особенно возле рта, будто Том сдерживался, чтобы не улыбнуться. Уголки губ были чуть приподняты, а грудная клетка дышала слишком быстро, глубоко. Возможно, другие и не замечали за всей этой завесой сдержанной и фальшивой скорби изменений в брате, наивно предполагая, что он как верный и любящий сын проводит отца в последний путь. Следя за Томом боковым зрением, за реакцией его тела на происходящее, и вспоминая информацию о том, как эмоции человека отражаются на мимике и движениях, я предположил, что он сдерживает свою радость или предвкушение. Не могу осуждать его за это. В конце концов, в этом мы были похожи. Церемония прошла тихо, и только лишь когда все завершилось и гости начали вставать со своих мест и идти к выходу, послышались негромкие шепотки. Кто-то подходил к нам с Томом и пожимал руку в дань уважения и сочувствия. Я мог лишь догадываться, о чем думали эти люди, чем руководствовались, когда говорили: «Ваш отец был лучшим» или «Он вырастил прекрасных сыновей». Может, подобное и должны говорить, когда буквально несколько минут назад перед ними пронесли тело в крематорий. Подошел и Гектор Дагворт-Грейнджер. Его невестка и внучка встали чуть поодаль, дожидаясь главу семьи, пока тот будет лебезить перед нами. Не знаю, какое мнение было у брата насчет консильери отца, но у меня он не вызывал доверия. Он был правой рукой босса на протяжении многих лет и не додумался до того, чтобы раскрыть глаза отца на происходящее в «Volo della morte». Мне не понять его мотивов, но одно я знал точно: он почти готов продать свою внучку, чтобы остаться в почете и на вершине синдиката. Пока Том разговаривал с Гектором, краем глаза я посмотрел на Гермиону Дагворт-Грейнджер — внучку бывшего консильери и по совместительству возможную будущую жену Тома. Брат еще до пожара поставил меня перед фактом, что ему подыскали невесту. Я помнил, как он это сказал: со смехом, запивая свои слова вином, а потом продолжил ужинать как ни в чем не бывало. Я лишь понял, что так Гектор захотел устроить будущее Гермионы и свое. Выдавать единственную наследницу за босса мафии — это хорошее вложение. Почет, уважение и возможность прикрываться внучкой, как живым щитом. Черт возьми, выдавать буквально подростка за такого, как Том, это сумасшествие. Девушка заметила мой интерес и кивнула в знак уважения. Сдержанно, держа руки перед собой, но не перебирая подол черного платья или не сжимая пальцы. Я бы сказал, что она весьма спокойна и держится хорошо. Если она все же войдет в нашу семью, ее навык вести себя отстраненно и прямо при таких же высоких шишках, как мы, послужит ей хорошую службу. Когда семья Грейнджеров отходила, Гермиона ненадолго задержала взгляд на Томе, и вот здесь я уже не понял, что с ней. Секунду назад она была другой, но стоило Тому обратить на нее внимание, как потеряла маску, что носила на людях. Брат тоже на секунду замер, спрятав руки в карманы брюк, не пытаясь держать осанку. Не понимаю. А затем все прошло. Гермиона развернулась и ушла, а Том обратился ко мне со словами, что нам придется подождать. — Наконец все ушли. Заебало слушать все эти слова о том, что мы, бедные дети, остались без отца. Да пускай горит в аду, мне-то что. Так Бог пожелал, — тут он с ухмылкой поднял глаза к потолку и сделал жест рукой вверх, намекая на бога. Мы уселись на первую скамью, и брат вытащил сигарету, закурив ее с раздраженным звуком, который я слышал за последние дни дохера раз. — Представляю лицо пастора, который сейчас вернется и увидит, как в доме божьем кто-то курит, — сам я не хотел курить. Хотел просто побыть в тишине, а Том так и продолжил смотреть вперед, выпуская изо рта дым. — И мне тоже не понравились все эти слова сочувствия, не пришлось даже анализировать их внешние характеристики, чтобы понять, что многим все равно на смерть их прошлого босса. — Зато Морфин даже не скрывал, что ему все равно. Заметил, как он сидел на задних рядах и с кем-то переговаривался, пока шла молитва? Да и потом тоже не подошел. — Да. Что касательно новой должности Тома — место капо мафии автоматически передалось брату сразу после смерти прошлого. Не надо было давать клятв о защите мафии или прочей хрени. Это было все безусловно, и никто не стал оспаривать место Тома. Я же стал его консильери, занял прежнее место Гектора. — А меня, я полагаю, ты тоже просканировал? — Том посмотрел на меня уже без улыбки, немного отклонив голову вбок, будто хотел охватить взглядом меня всего за раз. — Да, — незачем было это скрывать. — Судя по тому, как ты стоял, углу наклона твоей головы, а еще еле заметному дрожанию мышц лица, ты, братец, сдерживался, чтобы не засмеяться. Ответом на мое суждение послужил смех старшего брата, который эхом отдался по всей часовне. Если бы его сейчас увидел кто-то еще, то, возможно, подумал бы, что Том сошел с ума. Но я знал, что с катушек он слетел давно. — Хорош ржать. Я ведь прав. — Прав, прав, — Том все еще немного посмеивался и докуривал сигарету, дым которой забился мне в нос. Он курил редко, только когда был на нервах и рядом не было алкоголя. — Думаю, кто-то тоже это заметил, но мне все равно. Мы оба не очень-то скрывали свое отношение к отцу, так что если кто-то будет судачить о том, что мы плохие дети, а старший сын так вообще еле сдерживал радость на похоронах родителя, мне будет абсолютно поебать. Дальше была только тишина, редко нарушаемая звуками из дальних помещений часовни. Но мне хотелось спросить еще кое-что. — Что это был за взгляд на внучку Гектора? — я посмотрел на брата, и тот немного напрягся. — Ты о чем? Это был обычный взгляд на девушку, — голос был ровным, но с небольшим раздражением звуков. — Понимаю, нас с ней ждет общее будущее, но сейчас мне не до нее. Маленькая Грейнджер подождет. — Но ты заметил, как она держалась на людях? Пусть она ненамного младше меня, но для шестнадцати лет она уже умеет показывать свое отстраненное лицо. — Да, заметил, — Том протянул эти слова как резину с языка. — Боже, шестнадцать лет, на девять лет младше меня. Брат наклонился к коленям, закрывая лицо руками и выдыхая в них последние слова. Ему была абсурдна данная ситуация, и я тоже не знал, как он будет вести себя с той, у которой с ним почти десять лет разницы. — Мы должны помнить, почему не можем отказаться от этого предложения, — сказал я, напоминая о том, что другой кандидатки на роль жены босса нет и не может быть. — Отключи эмоции на этот счет и включи холодную логику, вспомни, кто ее дед. — Блять. Гектор Дагворт-Грейнджер был одним из традиционалистов мафии, тех, на ком держались наши традиции. Нынче они разделились на два лагеря. Мы ненавидели первых — радикалов, что не хотели идти в ногу со временем и всего лишь поменять некоторые действующие системы. Такие будут против перемен, которые хотел свершить Том во благо семьи. Были такие, как Гектор — готовые к новым реалиям мира, к переменам в устоях, и нам нужно больше таких людей. Если он будет на нашей стороне, поддержит нововведения, это даст другим стимул к дальнейшему сотрудничеству с нами, Гектор убедит их. Традиционалист, бывший консильери имел вес в иерархии. А тех, кто будет стоять на своем до конца, мы попросту убьем. Такие не нужны нам в новом будущем «Volo della morte». — Иногда завидую твоей возможности руководствоваться только логикой, — сказал Том, вставая со своего места. — В этом нет ничего хорошего. Отсутствие эмоций и неспособность понимать их у других накладывает печать, — мой голос был тихим, не то чтобы это было потому, что я стыдился этой информации о себе, мне скорее не хотелось признавать это вслух. — Но ты адаптировался, и я рад, что ты пытаешься понимать людей, даже если ты делаешь это посредством тотального рассмотрения как под микроскопом. Брат потрепал мои волосы так, будто я был маленьким мальчишкой. Я скинул его руку, улыбаясь даже такому простому жесту с его стороны. — Так. Я все же не буду ждать, пока сгорит последняя костяшка, пойдем отсюда. Потом прикажу, чтобы кто-то забрал урну с прахом. Другие уже, наверное, в ресторане. Кстати, я назначил собрание с младшими боссами и капитанами на завтра, и нам надо будет на днях навестить адвоката отца, может даже сегодня. Он звонил недавно. — Понял. Том кивнул, и мы направились к выходу, держа в своих головах план будущих событий, что мы обговаривали последние несколько недель не только между собой, но и с вальпургиевыми рыцарями. Странное название, но брат придумал его когда был подростком младше меня и начинал собирать свой ближний круг. Туда входили мафиози, что учились с ним и со мной. За последнее время встречались с ними три раза, и каждый знал, что будет в итоге с «Volo della morte». Что насчет адвоката, я не видел в нем необходимости. Завещание не имело смысла в наших кругах — все передается жене и детям почившего и только, все было безусловно. Но у нас не было ни матери, ни мачехи, да и в голову бы никому не приходило отбирать у детей то, что оставил их отец. У нас с братом за спиной каждого числились собственно нажитые деньги и недвижимость. Даже если отец решил в последнем слове передать что-то какой-нибудь неизвестной тетке в восьмом колене, то нам бы это не сделало погоды. Скоро изменится то, о чем я переживал последние пару лет. Прежнего английского синдиката больше не будет. «Volo della morte» выйдет из тени. Под руку со смертью, мы пойдем за всеми. — Слушай, у меня тут фляжка в кармане лежит, — мы остановились у выхода, и в подтверждение своим словам Том достал из внутреннего кармана пиджака фляжку. — Она пустая. Может, наберешь святой воды? Поможет против Морфина. Он откровенно смеялся надо мной. Помню, как-то в детстве я сказал, что дядя — демон, и вообще над ним надо провести экзорцизм. — Нашел что вспомнить, придурок. Давай, идем, не нужна мне святая вода. И ты чего такой «веселый»? Тумблер повернулся сразу после смерти отца? — Возможно. Не знаю точно, как объяснить, но у меня будто гора с плеч упала или Око Саурона перестало следить за каждым моим шагом. Том отстал на пару шагов, и я затылком чувствовал его насмешливый взгляд. С Морфином я разберусь как-нибудь по старинке, без всякой фантастики. — Ладно, поехали к адвокату, послушаем последнее слово Томаса.***
Том
Пока мы ехали в Лондон на встречу с адвокатом, в голове крутились слова брата о том, что я действительно кажусь веселым и по мне это видно, я готов с ним согласиться. Были некоторые нюансы, оставшиеся после сожжения тела, но они не мешали мне думать позитивно впервые за долгое время. Как бы сказать, я чувствовал, что дух Томаса еще со мной, с нами, что он всегда, блять, где-то рядом и даст о себе знать, но все же это казалось одновременно таким нереальным. Мне хотелось верить в то, что можно двигаться дальше. Сейчас же остались небольшие клочки ткани прошлого, что тоже надо было сжечь. Одним из таких кусочков было, как я понял, завещание Томаса, в котором я не видел надобности. Адвокат отца, Карл Нотт, был отцом Тобиаса Нотта, одного из моих сокурсников и членов рыцарей. К нему я относился нейтрально, не потому что он был отцом моего друга, а потому что он был одним из тех, кто все же выполнял свою работу и не высовывался лишний раз. Он был как Снейп, но отличие состояло в том, что Карл работал с публикой, имел дело с толпой, когда это было необходимо для бизнеса. Здание офиса отца было в центре Лондона, куда мы ехали по пробкам пару часов. Томас не часто бывал здесь, но для поддержания статуса вполне себе правильного и законопослушного владельца нескольких отелей и легальных казино приезжал в город раз в месяц. Я заезжал в «Gaunt Incorporated» редко, только чтобы следить за делами казино. Изначально все акции компании принадлежали только нашей матери, название корпорации состояло из ее девичьей фамилии. Она владела одной половиной, а Морфин другой, потому что наш дед Марволо решил, что дочь вполне способна вести бизнес, и завещал ей часть акций. Мне было известно, что после свадьбы отец забрал половину акций компании, что были переданы матери в наследство. Затем, после ее смерти, Томас забрал всю ее долю и стал полноправным руководителем. Морфин же либо испугался отца, либо сам под действием своей больной головы отдал всю свою часть. Порой я думал, что внезапная смерть матери, которую мне преподнесли как суицид, не была им. Тогда мне было семь лет, и в эту информацию я поверил. Но чем старше становился, тем больше понимал, что Томас вполне мог все подстроить, чтобы забрать себе все, что было у нее — ее жизнь, детей, наследство. Теперь все в «Gaunt Incorporated» принадлежало мне и Ричарду. И обязанность поддерживать облик хороших людей передалась нам. Однако я не планировал бывать здесь часто, вполне было достаточно моего управления из дома. Выйдя из машины, мы сразу направились на этаж Нотта, подмечая то, как нас встречали: оборачиваясь, останавливаясь, кивая. Шаги по серому матовому кафелю отдавались по первому этажу, где туда-сюда сновали работники. Все обращали внимание, прерывая свои беседы друг с другом, разговоры по телефону и питье кофе. Я чувствовал себя как на сцене, освещенной солнечными лучами из окон вместо софитов, а зрители ждали фокусов и каких-то речей, но ноги несли меня прямо к лифтам, мимо стойки ресепшена. Девушка-администратор встала со своего кресла, прерывая разговор по телефону, желая нам доброго дня и добавляя слова о цветах, которые я не сразу заметил в углу стойки. — Мистер Реддл, что делать с цветами? Их присылали последние пару дней наши партнеры, — мягкий голос с небольшим страхом спросил меня о такой ненужной хрени. Прислали как дань уважения и скорби к своему прошлому партнеру. Как чудесно. — Скажи, чтобы отнесли их в кабинет отца, Анна, — заходить я туда не буду, только в случае крайней необходимости. — Да, мистер Реддл. Ричард ждал у лифта, поправляя галстук и окончательно снимая его с шеи. Мой еще был на мне. С одной стороны, мне уже хотелось снять с себя пиджак и закатать рукава рубашки, потому что чувствовал, как одежда превратилась в брезентовый мешок, пропахший сандалом из часовни. С другой стороны, это был имидж. Банально для босса, но я понимал, что должен выглядеть респектабельно, с иголочки, заутюженный по самые яйца. Окружающие немного расступались, пока я шел к нему, и брат это заметил. — Говорил же, твоя аура отталкивает людей даже чисто физически, — он это говорил не на полном серьезе, насмешливо смотря на меня. — И мне нравится это, — улыбка на моем лице говорила о самодовольстве на этот счет. Пускай боятся или сторонятся до какой-то степени, толком никто из сотрудников еще не знал, как со мной работать, так что небольшое пренебрежение и страх были простительны. Двери лифта открылись, выпуская работников, что так же, как и до этого другие, посмотрели на нас с удивлением. Кому-то было некомфортно с нами, потому что некоторые могли догадываться о том, что директор компании и его сыновья связаны с мафией, ибо мы не совсем скрывали все свои дела. Это не была распространенная информация, но слухов было много. Кабинет Нотта был на сорок девятом этаже, выше только кабинет отца и наши. Я не звонил ему с целью сообщить, во сколько мы приедем, поэтому появление было неожиданным. — Давай сразу к делу, Нотт, — почти с ноги я открыл дверь, сразу переходя к разговору. Карл сидел за своим столом, что-то печатая в ноутбуке, и даже не дернулся от неожиданного вторжения. Так как сегодня был объявлен что-то наподобие дня траура в компании в честь поминок отца, адвокат сидел за столом в черном костюме, на его чуть худощавой фигуре он казался большеват. Карл был моложе Томаса, поэтому седых волос у него было меньше, но по уровню физической подготовки он был хуже — Нотт отошел от основных действий мафии в плане нападений и убийств, став обычным работником офиса. — Добрый день, господа. Проходите, присаживайтесь. Кабинет Карла выглядел как мечта простых офисных червей, что сидят на других этажах внизу, — просторный, с наличием собственной зоны с кофемашиной и с панорамными окнами, открывающими вид на город. У отца было также, только просторнее, и когда-то еще маленьким я любил стоять возле окна и наблюдать за городом, за людьми, что ходили по улице, заходили-выходили в офис или в кафе в соседнем здании. Нравилось представлять то, как они узнают меня, признают и уважают, как все знают меня и мое имя. В отличие от кабинета отца, здесь я не чувствовал, как на меня нападают со спины с ножом, приставляя его к горлу. Тогда мне было пять, а внезапные «тренировки» от отца уже отличались своей неожиданностью и агрессией. Да уж, спасибо, папа, за лишенные нервы к восьми годам. Мы с братом садились на кресла, что стояли напротив стола Карла, пока он вскрывал конверт с завещанием. Краем глаза я увидел именную печать отца — инициалы Т.Р. со щитом и грифонами на фоне. Кто скажет, что отец был без пафоса и серьезным человеком, я покажу им его печать. — Что ж, начало мы пропустим, вы оба и так знаете, что вам причитается все, что было у вашего отца, однако… Нотт посмотрел на меня исподлобья, мимо очков. Не нравился мне этот жест. — Что там? — Одна из вилл, что находится в Италии, — он сделал паузу, как и я, аж перестал дышать, — переходит в руки Валерио Реддла, так же известного как Валерио Морелли. Что блять. — Что ты несешь, Карл? Думаешь, это смешно, твою мать? — во мне будто щелкнул выключатель со знаком «агрессия», и за секунду подошел к столу, нависая над ним. — Нет, Том, тут так написано, клянусь, — голос мужчины слегка дрожал от страха. Я вырвал бумаги из рук Нотта, едва не порвав их и наклоняя в сторону Ричи, который встал рядом со мной. Сначала думал, что меня обманывает мой слух, теперь же предполагал — это глаза стали все неправильно видеть, но бумаги не врали. Подпись отца, его печать. Валерио Реддл имел такое же право на наследство, потому что был сыном нашего отца, и судя по второй фамилии, имел итальянские корни. Дыхание сбилось не то от гнева на покойного отца, который, похоже, не перестает портить нам жизнь путем такого открытия о сводном брате, о котором мы не знали, не то от шока. Я словно потерял контроль над своим телом. Мозг перестал работать, а сердце больше не перекачивало кровь. Во рту пересохло, и если бы я сейчас что-нибудь сказал, то из горла донесся бы только хрип. Сводный брат. Еще один брат. Еще и итальянец Морелли, и насколько я помню, была только одна знакомая мне семья с такой фамилией. — Его фамилия. Валерио из итальянской семьи, что живет в Америке. Морелли правят восточным побережьем, — голос Ричарда был безжизненным, не то что холодным. Информация об еще одном брате ударила по нему, как и по мне, но, естественно, он не мог это выразить. Мне остается только догадываться, какой хаос у него сейчас в голове, наверное, ничем не отличимый от моего. Надо взять себя в руки и думать, как и прежде. Он был прав. Клан Морелли имел территории востока США и какие-то земли Италии. Я знаю, что их капо — Сальваторе — был человеком, который мог начать войну за одну секунду, по щелчку. Его репутация неуправляемого и агрессивного босса шла впереди самого Сальваторе. Сам он был ненамного старше меня, правил своими территориями, продавал наркотики, имел дела с некоторыми другими итальянцами, разногласия были с русскими, триадой Вошинво и некоторыми кланами Америки. С нами у него были холодные отношения. Мы не трогали его, он не трогал нас, но союза между нами не было. У капо было еще три брата и вроде одна сестра. Не знал насчет других, но сомневаюсь, что Томас решился оприходовать сестру Сальваторе. Возможно, это была одна из родственников Морелли. И мы без понятия, где сейчас этот Валерио. Сколько ему лет, встречался ли он с отцом после рождения. Я сел в кресло, все еще держа в руках бумаги, перечитывая снова и снова эти строки, пока брат о чем-то разговаривал с Карлом. …переходит в руки Валерио Реддла, также известного как Валерио Морелли… Спустя секунды в голове немного прояснилось, и даже звуки города начали различаться в белом шуме, атаковавшем мой мозг. — Ладно, — я произнес это тихо, но Ричард и Нотт повернулись в мою сторону. — Валерио мы найдем после того, как решим дела с младшими боссами. Причем найдем мы с тобой, Ричард. Пока о нем никто не должен знать. И ты, Карл, тоже будешь молчать. Не говори даже Тобиасу, он, как и остальные из ближнего круга, узнает все из первых уст, то есть от нас с братом. Даже если пацан Морелли живет со своей семьей, это даст нам дополнительное преимущество. Но об этом позже, когда отыщем его. Кивнув самому себе, я встал уже полностью собранный, так будто не услышал только что о сводном брате. — Нотт, не знаю, известно ли тебе про то, что скоро будет в мафии, но тебе не о чем переживать. Я знаю, что ты придерживаешься новых взглядов на будущее синдиката, а еще уважаю твоего сына и тебя самого, тебя изменения не затронут, — говорил я уверенно. Карлу действительно ничего не угрожало, в случае чего я был готов предоставить любую помощь. — Знаю, и я доверяю вам, босс. Однако то, что вы собираетесь сделать, вызовет ударную волну и всколыхнет все другие кланы. Они заинтересуются «Volo della morte» и будут проверять на прочность вас как нового главу. Послушав его слова, я согласился с ними, и вышел в коридор вместе с братом. Ричи тоже притих, но шел рядом, плечом к плечу со мной. Я знал, что нужно делать сейчас — ехать домой и ждать завтрашнего дня. Все другие заботы стоило, как обычно, отложить на время, решать задачи по мере их выполнения, одну за другой. Если в эту же минуту я помчусь искать Валерио Морелли, то уйду в это дело с головой, покуда не найду его, и дело с младшими боссами полетит к чертям. А этого делать не стоило. Нет резона идти на поводу своей злости. Выйдя из офиса и остановившись возле машины, я перевел дух, смотря на то, как город живет в своем темпе. Наблюдение помогает отвлечься. Лондон днем отличался от своей вечерней версии только тем, что оттенки яркой свободы сменились серыми, монотонными, такими же, как будние дни в этом мегаполисе. Мужчины и женщины сновали туда-сюда, с улицы на улицу, перебегали дорогу, стояли на остановках, и не знали того, что творится на преступной стороне их города. Их головы были забиты лишь рабочими и домашними моментами, которые вились вокруг их мозгов как паутина из дел и обязанностей. Было ли им важно то, что прежний босс мафии умер? Что сейчас рядом с ними находился я — вооруженный и крайне взбешенный. Нет. Завидовал ли я, что им не нужно было волноваться о сотнях людях и их семьях? Ничуть. Взяв на себя ответственность за «Volo della morte» еще с подросткового возраста, никогда не жалел, что проживаю подобную жизнь. Не завидовал тому, что у кого-то бывают мирные дни без наличия крови. Это моя жизнь, и я буду в ней гореть и тлеть, покуда не умру. Однако жалел, что узнал о сводном брате. Само его существование могло подкосить и нас, и итальянцев, заставив столкнуться лбами друг с другом. Натворив такое дело, Томас мог заранее своими руками подготовить нам петли на виселице, другого сравнения не могу и представить. Потому что, если одна из семьи Сальваторе Морелли родила от нашего отца, за жизнь парня может начаться кровавая война. Итальянцы будут утверждать, что его жизнь принадлежит им, что он станет продолжать их дела, и потребуют, чтобы Валерио был связан кровью и клятвами только с ними. Такие как Морелли дорожили своими кровными связями и скорее вырежут всех на нашей территории, чем отдадут члена своей семьи. Но Валерио еще был и сыном Реддла. Люди нашего синдиката захотят прибрать еще одного сына Томаса к себе, потому что он итальянец. Его национальность будет рычагом воздействия на семью Морелли и, возможно, на других итальянцев. Что насчет моего мнения, то использовать имя своего сводного брата было бы приятным бонусом. Валерио стал бы нашим золотым билетом к перемириям с итальянцами и дополнительным проходам для поставки наркотиков и оружия. Если примем его в семью, Морелли захотят иметь дело с нами. Если это произойдет, я используют этот шанс на все сто двадцать процентов. Возможно, мой сводный брат был той маленькой шестеренкой, что заставит работать механизм сотрудничества. Осталось только обсудить это с Ричардом, который сейчас тоже выглядел немного странно. — Поехали домой, обсудим этот момент там, — сказал я, а затем сел за руль, подумав, не погорю ли я в этом деле. — Пять минут назад ты был похож на человека, который готов взорвать здесь все к чертям собачьим, а сейчас ты спокойно говоришь мне, что мы едем домой? — Ричард не понимал меня, но я раскрою ему глаза. — Я же сказал, обсудим дома, — посмотрел на него с укором. Улица и машина — не место для подобных разговоров. — Главная наша задача — никому не рассказывать о новом члене семьи. Само его существование может оказаться козырем в нашем рукаве. И поверь мне, я использую его, чтобы обыграть всех и заставить жрать землю под моими ногами. — Ладно, я понял тебя. Позднее младший брат осознает, что все будет по моему плану.***
Главные собрания всегда проходили в отеле, что принадлежал нам. Всем отельным бизнесом руководила семья Малфоя, и сейчас мы находились в одном из главных отелей — «Filo d’oro», что с итальянского переводится как «золотая нить». Целая сеть отелей была связана между собой по всему северу и востоку. А итальянские корни названия исходят от некогда моего почившего родственника, женившегося на итальянке. От того он и приказал назвать свои отели в честь любимой супруги. Слащавая история любви, которая ходит по устам дамочек из высшего общества. Несмотря на большое количество собравшихся, в конференц-зале было холодно. Я сам немного замерз, потому что пока сидел на своем месте босса, а другие спорили о том, что же дальше делать, не двигался и позволил холоду кондиционера проникнуть через пиджак и водолазку. Остальные повышали градус напряженности, яростно доказывая свою точку зрения. Каждый считал долгом высказать идею о том, кто же виноват в смерти прежнего босса, пути обхода нашего почти бедственного положения. Таких яростных дебатов между младшими боссами и консильери я не видел никогда. Перед глазами встала картинка, как римляне устраивают собрание сената в курии и так же ставят под вопросы мнения других и возвышают личное. — Все мы знаем, что нашего босса убил кто-то из своих. Ни козырьки, ни итальянцы, ни русские не смогли бы подойти так близко к нашему центру и подложить бомбу. Как только Поллукс Блэк заговорил, многие поутихли. Он был воплощением поколения отца и за время службы сыскал себе авторитет, наравне с тем как нашел много врагов, ожидающих его смерти. — Да, но вопрос: кто? Как сказал Том, в дом не наведывался разве что мертвец. Мы все с вами бывали там, наши консильери тоже, а обычные солдаты охраняли дом, посменно меняясь местами. Может, это было целое объединение, возможно, зачинщиков было несколько. Может, этих людей уже нет на нашей территории и они сбежали к нашим врагам. Или же это кто-то из присутствующих здесь, — Джонатан не говорил, а буквально раскладывал по полочкам информацию, которую знали даже дети. Он прав, сейчас я мог сидеть за одним столом с тем самым предателем. И этот человек может услышать наши переговоры, наши тайны и планы касательно мафии и передать все неприятелю. Уверен, босс «козырьков» — бирмингемцев Эдмунд Шелби обрадуется узнать обо мне побольше. Одно из правил любого босса мафии — знай своего врага от и до, вплоть до того, как часто он кончает во время секса, а потом используй всю информацию. — На что ты намекаешь, Эйвери? Может, это ты тот самый предатель, — Бернард Гринграсс — консильери Блэка — перевел взгляд с Джо на меня. — Или кто-то из ближнего круга Тома и Ричарда. Я прищурил глаза и наконец встал, медленно, все еще не отводя взгляд от Гринграсса. Наступила полная тишина, потому что они смотрели, как я медленно выхожу из себя. Надоели их споры, весь этот цирк, но обвинять меня и моих ребят во всем было ошибкой. Когда мое лицо оказалось на уровне лиц остальных, я приказал всем сесть одним движением глаз. Мне нравилось, как они меня слушались, даже если имели что-то против. Как собачки, что сделают все ради корма, в данном случае ради того, чтобы не поймать пулю в лоб. — Ты не смеешь обвинять меня, брата и моих людей в подобном. Я никогда не давал повода подумать, что хочу поскорее занять место отца. Обвинением друг друга мы ничего не сделаем, это ничем не поможет нашему синдикату. Возможно, Эйвери прав, и этот предатель только и хочет вбить клин в наш с вами порядок. Если начнем подозревать своих же на каждом шагу, мы ослабнем как альянс, этого и добиваются наши враги. Чтобы мои слова звучали для всех сильнее, жестче, чем есть, всем своим видом я пытался показать силу и уверенность во всем. Звуки из моего горла должны были казаться им тяжелыми и крепкими, как кандалы, что соединят нас. Наклонившись над столом и уперевшись руками, медленно провел взглядом по всем, по лицам шестнадцати человек, сидевших за прямоугольным столом. Атмосфера висела нереальная, от такой я словно получал силу. Тьма комнаты с тусклым светом и со стенами холодных оттенков смешивалась со злом из наших сердец. За душой каждого из сидящих тянулись грехи, что однажды отыграются на нас, послав в ад и разведя пламя под котлами. Кто из присутствующих сможет замолить эти грехи? Никто. Мне и не нужно, чтобы они это делали — мафиози должны оставаться самими собой при любом раскладе. — Мы с Ричардом сами найдем виновного, ничья больше помощь нам не требуется, — в глазах я видел согласие с моим словом. — Сейчас я хотел бы предложить вам кое-что другое. Настроение резко изменилось, все выдохнули, а зря. — Как новый босс, я хочу внести изменения в наши жизни. Это касается традиций, устоев, — медленно я начал обходить всех сидящих вдоль стола, пока говорил. Кто-то вперил свой взгляд в стол, кто-то внимательно следил за моими движениями. — Некоторые из вас не согласятся с ними, но мне бы хотелось, чтобы вы рассмотрели предложение, ведь как-никак это наше будущее. — Пха, и что же ты хочешь предложить, Том? — сука, Бруствер, обращайся ко мне как к боссу. — Насколько мне известно, ты приверженец новых веяний. Резким движением я взял нож из кобуры и вогнал его в дерево стола так, что лак треснул и сталь вошла на пару сантиметров. Никто не дернулся, но говорящие взгляды устремились на лезвие. — Я не договорил, Бруствер. Не перебивай, не люблю, когда это делают, — холод моего голоса мог заморозить комнату. Дагворт смотрел на меня оценивающе, как будто я какая-то девка из «Амортенции». Вытащив нож, я продолжил: — Итак, некоторые моменты я упущу, потому что вам не следует этого знать, только мне и ближнему кругу. Многое останется таким же. Основу мафии я не буду трогать, младшие боссы будут обладать теми же привилегиями, что и раньше, обязанности, территории — все то же самое. Так что не волнуйтесь, вампиры вы проклятые, попить кровушки у местных властей еще сможете. Естественно, я знал, что у некоторых из них были проблемы с властями, например, с полицией. К таким относился Трэверс — ублюдок так зажрался, что ему было жалко денег на взятки. Изолировался, тратил только на собственные нужды, сокращая зарплаты нашим солдатам. Полиция искала наши тайники на его территории, в Брайтоне. Вследствие чего мафия нападала на полицию, пока та занималась своими делами. Мне доложил это один из его капитанов, кажется, Макнейр. Между прочим, Трэверс только что понял, что я намекаю на него. — Останутся те же меры наказания для предателей. Ну, может, разве что продолжительность их пыток увеличится. Полагаю, с вышеперечисленным вы согласитесь все, — в ответ я услышал согласие от всех. Хорошо. Вернувшись на свое место, я продолжил: — Изменится то, что мы начнем развиваться в соответствии с реалиями мира. Знаете, как меня заебал тот факт, что вы жестоко относитесь к своим детям? — если до этого я говорил немного с легкой интонацией, то теперь хотел, чтобы слова вбились в эти традиционные бошки. — Кого из новобранцев не спроси, все скажут, что их отцы буквально пытали своих чад. Если из-за этого я получу армию неуравновешенных, психически нездоровых мафиози, я лично приду по душу каждого, кто поднимет руку на ребенка с плохими намерениями. Вам это понятно? То же касается и женщин. Я знаю, как мафия наказывает женщин, которые тоже берут долги. Вашим солдатам самим не противно с себя? Или вы думаете, что если некоторые из девушек работают на улицах, выплачивая нам долг, то и мера наказания в виде изнасилования будет соответствующей? Вы невъебически ошибаетесь. Подобного наказания больше не будет, иначе я прикажу отрезать яйца каждому, кто так сделает. Молчание — знак согласия, к тому же в их пристыженных глазах увидел ответ. — О, и еще кое-что, что вам точно не понравится, — я даже рассмеялся от того, что сейчас скажу, ибо знал — этого консерваторы точно не одобрят. — Нахуй дискриминацию. Женщины в мафии могут иметь свои счета, это хорошо, но они не могут работать. В детстве я все никак не понимал, почему они должны сидеть дома, только и делать, что следить за детьми и поддерживать порядок. Как там говорится? «Охранять семейный очаг». Теперь же им будет дана возможность работать на благо мафии. Они могут выбрать любую профессию, которая их заинтересует, будь то бухгалтер, врач, учитель — неважно. — Место женщин в нашем мире — это сидеть дома и растить детей, им и так разрешено устраивать банкеты, с них достаточно, — воспротивился Кэрроу. Мне уже жаль его жену, под каким гнетом старческого маразма она живет. — Херня все это, Кэрроу, — высказался Абраксас. — Ты так боишься, что твоя жена может затмить тебя? Понятно почему ты против, твое эго будет задето. — Следи за тем, что говоришь, Малфой, — Кэрроу встал, вытащив пистолет и направив его на моего друга, заставив и других под реакцией тела встать и потянуться к своему оружию. Абраксас же сидел как ни в чем не бывало, разве что жестокость присутствовала в его лице. — Сядь, Кэрроу, и убери оружие, — приказал я. — Если ты против, то хорошо, я понял тебя. Мужчина сел обратно на свое место, все еще поглядывая на нас с Браксом с сомнением в своих карих глазах. — Вы, кажется, подумали, что я спрашивал у вас совета насчет реформ. Должен сообщить, что это не так. Мое решение окончательно. Гектор слушал меня и слегка кивал своей седой головой. Возможно, он понял, почему отчасти я это делал. Однажды сам себе в этом признался, что да, это все — подготовка почвы для моей будущей жены. Мне бы хотелось, чтобы она была хоть немного благодарна за то, что я делал. В дверь зала постучали, я знал, что это пришли мои люди, поэтому позволил им зайти внутрь. Какого же было удивление Поллукса, когда он увидел своего сына и племянника. Впрочем, все младшие боссы, кроме тех, кто уже состоит в рыцарях, были шокированы такой выходкой, ибо на подобное собрание было запрещено присутствовать кому-либо кроме боссов и их консильери. Помимо Блэков еще вошли Фрэнк Лестрейндж, Юджин Мальсибер и Тобиас Нотт. Весь мой ближний круг был здесь. — Что происходит? Что вы здесь делаете? — голос Поллукса достиг крещендо, он был не просто зол, он был в ярости, потому что не знал, что сын вторгнется сюда. Он встал со своего места, как и некоторые другие, возможно, почувствовав, что дело пахнет жареным. А происходит то, что я планировал давно.За несколько недель до этого
— Том, Адам нам передал, что ты хотел нас видеть. Честно, не ожидал, что собрание будет на новом месте, — с порога нашего с братом нового дома начал говорить Юджин Мальсибер. Он присоединился к рыцарям недавно, и я еще не успел как следует оценить навыки, необходимые мужчинам мафии, но о нем хорошо отозвался Малфой. — С нынешними реалиями нам следует чаще менять места встреч, чтобы нас не раскрыли, — ответил я, приглашая всех собравшихся у нас в гостиной. Честно, я ожидал, что кто-то все же не придет. Девять человек в вальпургиевых рыцарях, не считая нас с Ричи. У кого-то были семьи, еще только состоявшиеся, такие как у Джонатана или кузенов Блэков — Сигнуса и Ориона. Второй только летом женился на сестре Сигнуса — Вальпурге, которая была беременна. У кого-то были свои дела, потому что должности младших боссов обязывали следить за своими городами и приезжать на территорию босса только в случае собрания, устроенного самим боссом. Если бы Томас узнал, что кто-то из парней покинул пост, то они отвечали бы своей головой. И я уверен, приговор бы приказали исполнить мне. — И все же, какие такие дела мафии ты хотел обсудить так срочно, еще учитывая, что здесь нет нашего капо? — Абраксас сел на диван, проверяя время на часах. — Ты куда-то спешишь, Абраксас? — спросил я, выгибая бровь. Честно признаться, он вел себя немного дергано, как только вошел в дом. Если бы он не доказывал свою преданность на протяжении того периода, как мы с ним знакомы, я бы расценил его нервозность как сигнал присмотреться к нему, как к предателю — у нас темные времена. — Если честно, моя жена рассказала мне недавно о своем положении, и даже учитывая охрану дома, не хотел бы покидать ее надолго, — его признание немного меня удивило. Он редко выказывал беспокойство о ком-то. — Никому не стоит переживать, это ненадолго, — вставил свое слово Ричард. — У каждого из собравшихся здесь есть свои обязанности, мы с Томом понимаем, но мы бы хотели рассказать вам о плане, который хотим осуществить в ближайшее время. — Верно, это касается нашего отца и младших боссов его поколения. На моих словах все стали слушать еще внимательнее. В их глазах я увидел множество мыслей, начиная от тех, где они задаются вопросом «а коснется ли это лично их» и заканчивая живым интересом с искрами безрассудства скорее ринуться в бой. — Нас это как-то коснется? — спросил Антонин, приподнимая голову и убирая мешающие вьющиеся волосы. Он предпочитал стоять возле телевизора, в стойке наподобие армейской. Когда я смотрел на него, у меня никогда не возникало чувства, что мы выбрали плохого силовика. Даже сейчас от Долохова исходила та аура, что пугала тех мужчин, должников, за которыми он шел, чтобы набить морду. Антонин спрашивал об этом, потому что всегда выполнял прямые приказы босса мафии. Отец напрямую приказывал ему: кого убить, чью отрубленную руку принести или у кого потребовать оплату долга. У мафии многие брали долги, мы их давали, но эти же люди забывали, что мы не благотворительная компания, которая выдает деньги на безвозмездной основе. У всего были проценты, и если кто-то не выплатил вовремя свою сумму, то Долохов придет за ним. — Хороший вопрос. Учитывая, что мой отец Поллукс является младшим боссом Йорка, — заметил Сигнус. — В какой-то степени, — я сделал небольшую паузу, чтобы глотнуть воды. — Мы все с вами знаем, что происходит в нашей мафии — бирмингемцы нападают на наши границы, склады, на солдат, что проезжают по границе. Итальянцы, причем из семей, с которыми мы не имеем никаких связей, спокойно ходят по нашим клубам. У нас нет хороших связей, чтобы мы могли продавать наш товар, переправляя его по океану. «Volo della morte» сейчас изолирована практически от всех, что не играет нам на руку. Некоторые закивали, потому что сами замечали то, что мы теряем силу как преступная организация. — Томасу все равно на то, что мы уже практически потеряли все связи, которые могли вывести английский синдикат на пьедестал. А на местах младших боссов, помимо некоторых из вас, до сих пор сидят старперы, которые ничего не хотят менять. Все эти старые традиции, я уверен, не меня одного бесят. Про последнее я знал, что говорил. Отклик нашел в лицах всех присутствующих, особенно в лицах Ориона и Сигнуса. Они так же, как и мы с Ричардом, в детстве были воспитаны особенно жестко по отношению не просто как к детям, а как к людям. Еще я помнил, что одна традиция была неприятна им как мужьям своих жен. Существует обычай показывать окровавленные простыни с постели новобрачных после первой брачной ночи на следующий день после свадьбы. На всеобщее обозрение показывать ткань, пропитанную кровью, как знак того, что девушка была невинна и мужчина вогнал свой член без осторожности и нежности по отношению к своей жене. Сам я бывал на таких «показах» и замечал, как девушки стыдились данной процедуры. Через это проходят все. Дискриминацию к женщинам я бы тоже хотел убрать из мафии. Я не был тем, кто считал, что удел наших женщин — это быть трофеем, который только сидит дома, устраивает банкеты и следит за детьми, у них должны быть свои стремления. Хотя я представлял, как трудно будет с реализацией. — Мне известно, что младший босс Кэрроу был уличен в краже своих же. Однако я не слышал, чтобы ваш отец что-то сделал. Вы разобрались с этим? — Лестрейндж напомнил мне об еще одном давнишнем случае. Тогда отец запретил нам что-либо предпринимать и сам ничего не сделал. В его интересах было наказать этого уебка, потому что никто не смеет воровать у нас, особенно свои же, но Томас не сделал ничего. А Кэрроу сейчас живет в своем Шеффилде, не зная бед. — Нет. Именно поэтому Кэрроу будет в списке тех, кого мы убьем. Я сказал это с таким спокойствием и безразличием, как у Ричарда, что даже сам удивился. — Так вот, как же это коснется вас. Некоторые из вас займут места тех, кого мы убьем. Список небольшой — Кэрроу, Бруствер, Треверс. И еще кое-кто… Я переместил взгляд на Сигнуса, виду он не подал, но все же испугался. — Твой отец, Сигнус. Поллукс Блэк должен умереть, и убьешь его ты. Мне тут пташка из «Амортенции» нашептала, что случайно познакомилась с девушкой из другого клуба, принадлежащего нам. Та ей поведала, что за последнее время у них пополнился персонал маленькими девочками, и порой там видели мальчиков, которых, как оказалось, похитили и продали. Клуб находится в подразделении Поллукса. Поэтому я и хочу его убрать — торговля людьми у нас карается смертью, — мой приговор был окончательным. Блэк замер, потому что не знал, как реагировать. Согласиться, потому что я его босс, или же вставить слово, сказать что-то против моего решения. Остальные тоже занемели, Джонатан же прищурился, переводя взгляд то на меня, то на Сигнуса. Он уже размышлял на тему причин моего приказа, на то, почему сказал сыну убить своего отца. И в золотистых глазах увидел блеск, который бывает, когда человек доходит до какого-то итога. Эйвери понял, что причина кроется в схожести наших с Сигнусом воспоминаниях об отце. — Но подожди, убийство своей же семьи карается. Это нерушимое правило. Даже если ты простишь меня, Том, то другие люди — от капитанов до простых солдат — посчитают, что я заслуживаю наказания. Они не примут отцеубийства, — Сигнус вставил свой аргумент, хотя я знал, он не был бы против пустить пулю в голову Поллукса. — Ты прав, Сигнус. Том, должен быть другой выход, — Мальсибер успокоил Блэка. — Попробуем сначала переубедить Поллукса поменять взгляды. Я уверен, он не захочет умирать и примет предложение. Юджин всегда был более миролюбивым, чем мы все. Даже Тобиас не отличался такой мягкостью, что была редкостью в мафии. Но как я уже сказал, Блэк заслуживает только смерти. — Подождите. Ты сказал, что те, кого мы уберем, будут традиционалистами, и как я понял, радикальными, теми, кто не захочет что-то менять в системе, — Абраксас сморщил брови, — поэтому в список входит и Поллукс. Все мы теперь знаем, чем он занимается, как он придерживается традиций и вообще чистоты аристократии. Он намекал на брак Ориона и Вальбурги, которые были родственниками. И на то, как Поллукс воспитывал своих детей. — Но ты не упомянул про еще одного, Дагворт-Грейнджера, бывшего консильери. — Гектор не входит в этот список, потому что мне известно, что он готов поменять свои взгляды, — к сожалению, я не был уверен в этом. — К тому же, его слово будет весомым аргументом для других традиционалистов, которые будут сомневаться, вставать на мою сторону или нет. Статус бывшего консильери придает весомости его словам, Гектор убедит остальных довериться мне, навешает им лапшу на уши, расскажет обо всех плюсах и минусах реформ. Возможно, если он убедит и Поллукса, то Сигнусу не придется убивать отца. На крайний случай вступится кто-то из нас. Ричард посмотрел на меня, в мои глаза, потому что понял, что я не договариваю. С Гектором я буквально играю в блядскую русскую рулетку — одно нажатие на курок, и я сдохну. Единственной причиной, по которой я мог поверить в свои же слова, была Гермиона. Ее дед знал, что я хотел перемен, нашего продвижения. Он видел, как я отношусь к решениям отца, да я даже при нем наезжал на Томаса. Видел, как я просил сделать что-то, чтобы спасти семью. И, зная все это, согласился отдать свою внучку мне в жены. То есть он мог догадываться, что в какой-то момент я уберу всех традиционалистов с пути, но все равно договорился о браке, доверился мне. — Если ты в нем так уверен, Том, то ладно, пусть живет, — подал наконец свой голос Адам. — Некоторые территории лишатся своих младших боссов, ладно, но что если капитаны отрядов взбунтуются? Да и не только они, многие люди могут пойти против. — Если это случится, то и их убьем. — Молодец, брат, твой пофигизм — это нечто. — Полностью вывести всех подобных Томасу мы не сможем. Кто-то согласится, кто-то умрет, кто-то, возможно, сбежит, но полностью убрать традиции из мафии мы не сможем. Да, это то, на чем изначально строится каждый синдикат. Структура, иерархия и должности — все останется таким же. Весомость слов боссов будет так же сильна, как и обычно. У нас останутся меры наказания для провинившихся и предателей. Но теперь солдаты будут обязаны продолжать наращивать свою силу, потому что многие забили хуй на тренировки после принятия метки. Дискриминации по половому признаку не будет, как и не будет тех детских пыток, через которые прошли мы. Что уж говорить про нашу внешнюю политику — я планирую наладить отношения с некоторыми итальянцами и даже ирландцами, возможно, с американцами. Данные союзы помогут нам, потому что они имеют свои счеты с бирмингемцами и некоторыми триадами. Думаю, эти слова помогут многим принять правильное решение, то бишь мое. Насчет последних слов я абсолютно честен. Союз с чужаками — это одна из основных ступеней на пути к вершине. Связи играют главную роль в современном мире. Когда я закончил монолог, то увидел решимость в своих рыцарях. Они готовы были пойти за мной, готовы были устроить переворот, зная, что это может подвергнуть их семьи опасности. — Я согласен, — начал Джонатан, и остальные за ним повторяли эту фразу, вверяя мне судьбу «Volo della morte». — Хорошо. Благодарю вас, — я даже улыбнулся тому, как мне удалось уговорить их.Настоящее
Все молчали, пребывая в шоке, но Гектор, подобно Малфою и Эйвери, оставался спокойным снаружи. Он действительно доверился мне. — Мои друзья пришли, чтобы поддержать меня в моем решении. Они все знали изначально мои планы насчет английского синдиката, а также то, как я поведу нашу внешнюю политику. Если вы меня поддержите, то и вас посвящу во все дела. Только если вы согласитесь с реформами. Они не так уж и радикальны — основу мафии я оставил той же. — Я согласен, — сказал Гектор. — Я бы хотел посмотреть на то, что из этого выйдет. Как вы и сказали, капо, нам пора идти в ногу со временем. Как я и предполагал, несколько консильери последовали за ним, подтверждая свое согласие и убирая оружие в кобуру. — Прекрати уже это, юнец, — Поллукс подал голос. Твою мать, он приказал мне. — Мы ничего не будем делать с «Volo della morte». Жили так раньше, будем продолжать и сей… Приблизившись к нему, я нацелил на него пистолет. Он даже не успел достать свой. Гринграсс двинулся ближе, но не посмел поднять на меня руку. — Всем назад. Это приказ! — я крикнул, потому что ненавидел упрямство больше, чем что-либо еще, а потом перешел на шепот: — Ты думал, что я не узнаю о детях в твоем клубе? О том, что ты пересек один из наших главных законов? Блэк, ты изжил себя, как и мой отец. Тебе не место в моей новой мафии, так что выбирай. Примешь мое решение и уйдешь на пенсию, передав все полномочия Сигнусу и понеся наказание как предатель, или умрешь. Поллукс посмотрел на сына с таким выражением удивления и злости, потому что со стороны это выглядело как предательство семьи. И у него не было выбора, в любом исходе — он умрет, отличие только в том, как он будет умирать. Все смотрели на меня. Да, вот оно, мое шоу, где я был главным артистом. Смотрите на меня все и осознавайте — я ваш босс. — Остальных это тоже касается. Либо сейчас же согласитесь с моим решением, либо ваши семьи будут организовывать похороны. — Я никогда. Звук выстрела прорезал напряженную атмосферу, и тело Поллукса Блэка упало на стол, немного сотрясая его. Кровь из дыры в голове лилась на темную поверхность, постепенно стекая со стола и капая на покрытие пола и обувь трупа. Брызги крови оказались еще и на близстоящем консильери, который не отошел ни на сантиметр. Я направил пистолет на Гринграсса, но сразу услышал его «согласен». Но послышались протесты остальных — Кэрроу, Трэверс, Бруствер. Вашу мать, как я и думал — гвардия Томаса Реддла не согласится со мной. Фрэнк был быстрее Кэрроу, подошел к нему со спины и ножом перерезал горло, глубоко проводя лезвием по коже, разрезая мышцы. Кровь хлынула вниз по одежде теперь уже покойника, слегка брызгая из задетой артерии. Все стекало на ковролин и стол. Секунды спустя в кресле валялся мертвый, бывший младший босс. Жалкая трата солдат, но они не согласились со мной. Трэверс вскочил, но Джонатан и Абраксас не дали ему далеко уйти, схватили его с обеих сторон, потому что этот амбал был действительно крупным. В довершение Антонин воткнул свой нож в живот Трэверса и провел им вверх, разрезая его кожу и мышцы до ребер и выпуская органы. Долохов разделал его как свинью, чего и был достоин этот кусок дерьма. Грязно, но что поделать. Несколько пуль Юджина попало в грудь Бруствера, когда тот почти нажал курок на своем. Еще бы чуть-чуть, и кто-то из ребят умер. Бруствер упал замертво к ногам моего брата, что смотрел на все происходящее как будто это был фильм. Все произошло почти одновременно. При этом еще рыцари убивали консильери, что заступились за своих бывших боссов. Никакой тебе передышки, никакого шанса во спасение — либо убьешь сейчас ты, либо тебя. Пока я шел в сторону Гектора, слышал, как кто-то все же соглашался, склонив голову передо мной. Прошел мимо Ричарда и остановился у стула, стоящего рядом с Гектором, на котором валялся Кэрроу. Дагворт-Грейнджер спокойно наблюдал за тем, как я, наступая на лужу крови, пачкал в ней свои ботинки. Как скинул движением ноги мертвое тело на пол, занимая его место в кресле за столом, где на лакированном дереве в больших пятнах крови отражались наши с Гектором лица, искажая их и придавая коже бурый и алые оттенки. — Так что там с Гермионой, Гектор? Ты, кажется, хотел организовать наш с ней брак.