«О нем Пожалуйста, скажите ему, что когда заходит солнце, я думаю о нем. Пожалуйста, скажите ему, что я никогда не забуду звук его голоса, зовущего меня по имени. И, пожалуйста, дайте ему знать, что он живёт в моём сердце, и что, куда бы я ни пошёл, я всегда вижу его лицо!»
Привыкание к чему-либо может привести к страданию, к снижению активности жизнедеятельности, к депрессивным мыслям, к противоречивым чувствам. Оно может вызвать боль от разлуки, от потери. Потому что привыкнуть к человеку легко, к его присутствию, а вот к отсутствию… К отсутствию крайне сложно. Сложно привыкнуть, даже если не хочешь видеть этого человека, если мысли о нем вызывают больше боли и злости, чем что-либо другое на данный период времени. Но тогда почему же сердце так ноет, обливается кровавыми слезами от того, как сильно тоскует по тому, кого полюбило слишком быстро? Почему к этому человеку хочется поближе? Тэхён откровенно скучает, ему его настолько же не хватает, насколько не хочется видеть. Его хочется ощутить рядом, почувствовать этот странный комфорт от присутствия, ощутить защиту, потому что теперь безопасности нет совершенно. Нигде. Страшно находиться даже в собственном доме, страшно передвигаться по этажам, по коридорам. А еще эта боль… Она хоть и становится меньше, но заставляет просыпаться по ночам с мокрой спиной от пота, с тяжелым дыханием, с влагой на глазах. Тэхён ее помнит, она его не отпускает. Прижилась, пролезла змеей в сознание и поселилась чертовым напоминанием, чтобы не забывал ни на день о пережитом, чтобы ощущал фантомно. По ночам он скучает особо сильно, когда больше не может уснуть, когда кутается в теплое одеяло и бесшумно глотает собственные слезы, прислушиваясь к внешним звукам, потому что ужасно страшно, потому что кажется, что в доме кто-то есть. И Тэхён знает, что он один, знает, что все это в его голове, но пострадавшей психике не объяснишь, не достучишься до собственного мозга, который заставляет напрягаться, готовиться к побегу на случай, если кто-то нарушит покой дома. Он теперь всегда наготове. Чужое имя, как мантра, когда становится особенно страшно. Воспоминания на повторе, взгляд словно наяву ощущает, эти глубокие черные глаза, где дно лишь для него одного не губительное, а с точностью до наоборот. Чонгук должен быть рядом, но его прогнали и обещание держат. Иногда Тэхён злится на него из-за этого, ведь не сдержал самого важного, а это, пустяковое, сдерживает, не приходит к дверям, не переживает, не ломится. Наверное, никаких чувств и не было? Но чужие глаза всплывают каждый раз под закрытыми веками, Тэхён видел в них боль, искреннее нежелание разлучаться. Это заставляет лишь скапливаться в уголках собственных глаз влагу, потому что и он чувствует ее, эту боль от разлуки. Но он чувствует и предательство, чувствует злость и разочарование. Лишь молит Богов, если они все же существуют, чтобы поскорее избавили его от этой любви, от этих чувств к тому, кто от него ее не заслужил, кто не защитил, не спас. Потому что невыносимо бороться с самим собой, с собственным разумом, который ежедневно ведет борьбу с глупым сердцем. Дни идут, раны залечиваются, но только внешние, физические. Душевные разодраны так, что не понять, можно ли их вообще вылечить, собрать в одно целое. Тэхену кажется, что он теперь одно сплошное месиво из собственной души, есть лишь его внешний облик, а внутри – ничего. Врач, которого он впускает ежедневно для осмотра, не вызывает никакого доверия, заставляет дрожать и считать минуты, когда же он, наконец, уйдет, оставит наедине. Тэхён теперь до ужаса боится альф, они в нем вызывают страх, руки сразу начинают дрожать, а внутренности все сжимаются. Поэтому доставщики оставляют пакеты с заказной едой у дверей, не слыша даже благодарностей из вежливости. Так получилось, что первые пару раз закончились для омеги истерикой, хотя он всего лишь увидел и забрал пакеты из рук в руки. Но ему хватило… хватило, чтобы бросило в пот от ужасных картинок в голове, от проигранных сценариев за несколько секунд, ведь он все еще слаб, как и всегда был, ведь он все еще не сможет дать должный отпор. Он лишь надеется, что это не навсегда. На улице сегодня морозно, но Тэхён одет мешковато и тепло не совсем из-за погодных условий. На нем свободные широкие штаны с теплым подкладом, водолазка с высоким горлом, а сверху толстовка оверсайз, прикрывающая бедра. Он прячет все свое тело и больше не излучает той яркой энергии, которой всегда светился, которой манил людей к себе. Теперь он не знает, когда снова сможет стать прошлым собой, когда почувствует себя безопасно на улице, когда почувствует себя уверенным. Говорить о красоте нечего. Тэхён считает себя самым изуродованным человеком на всем белом свете. Блестящие когда-то глаза потускнели, не излучают света и тепла. Там лишь желание быть одному, никого к себе не подпускать, ни с кем не взаимодействовать. Он выходит из дома с огромным нежеланием, с опаской, закрывает двери и плетется к такси, где водитель ему теперь очень важен, потому что только с омегами ему теперь спокойнее. Первый день спустя почти две недели в университете ожидается слишком тяжелым. Ему хочется остаться дома. Он садится, здоровается и прикрывает глаза, делая глубокий вдох. Запахи… Все они противны, совсем не те, что позволяют чувствовать ту особенную свободу, ту легкость. Хочется попросить развернуться, вернуться домой, закрыться и не выходить. Тэхену хочется исчезнуть, но разум напоминает о том, что он не может прятаться вечно, не может постоянно жалеть себя. Ему нужно вернуться, нужно стать сильнее, нужно научиться защищаться, и больше никогда не давать себя в обиду. Он обязательно запишется на боевые искусства, но чуточку позже. А сейчас… Он может лишь сжимать ткань куртки в кулаки, оказываясь на улице, возле университета, который кишит людьми, в котором много альф, что всегда обращали на него внимание. Тэхену от них всех противно. Ему страшно.* * *
Мы, люди, крайне редко думаем о том, как скоротечно время или же наоборот растянуто. Нас настигают эти мысли в основном лишь в конкретные моменты жизни, когда хочется его остановить, когда хочется ускорить. И в такие моменты мы его проклинаем. А что оно, время, собственно сделало? Ничего. Оно идет своим чередом и ни в чем не виновато. Как и сейчас, когда альфа не понятно что высматривает из панорамного окна своей дорогой квартиры на высоком этаже. Он постоянно зол уже который день, никак не может успокоить свои чувства, свои бушующие внутри эмоции, потому что в голове мысли лишь об одном, лишь о конкретном человеке, который уже неделю вдали от него. Чонгуку хочется быть рядом, хочется быть близко к нему, но нельзя, запрещено, его прогнали. Всю эту неделю он разозлен, ходит нервным, хуже, чем был раньше, поэтому каждый в офисе боится попадаться под руку, боится сделать хоть малейшую ошибку перед новым главой, потому что один на один оставаться с ним опасно. И только единственный человек был к этому готов, только он выносит чужой характер, это невозможное поведение. Сухо знал, к чему приведет разлука, но не мог ничего сделать, чтобы ее избежать. Слишком сильно пострадал тот, кто оказался чудом для альфы. Чонгук знает, что заслужил это наказание, но как это вынести, когда невозможно даже на минуту избавиться от мыслей о нем? Когда Тэхен полностью поселился в его голове? Чонгук и понятия не имел ранее, что он настолько глубоко в нем, а сейчас… Сейчас ощущение такое, словно половины себя не хватает, словно вырвали частичку. Понял всю глубину своих чувств только в момент, когда исправить ничего нельзя было. Слишком поздно. От этого в груди жжется, рвется. Погряз в нем слишком сильно и бесповоротно… Чонгук знает, что омега в порядке, что сегодня вернулся на учебу, ему отчитывался врач все это время, а следом и собственные люди. На самом деле удивительно, что Тэхен подпустил к себе неизвестного человека, альфу, учитывая, как среагировал на Юнги, но тот видимо действительно смог убедить его в необходимости помощи врача. Себе же Чонгук не позволяет смотреть на него даже на расстоянии, не позволяет приближаться, потому что боится, что не сдержится, не сможет удержать себя в руках, сорвется к нему, нарушит обещание. Но и без защиты не оставляет, приставил людей к дому, чтобы наблюдали, чтобы не позволяли ничему плохому произойти. Сейчас, когда место главы занято им, дел стало гораздо больше, появляются нововведения, которые многим не нравятся, а следовательно меняется состав работников. Той проклятой комнаты больше не существует, было приказано забыть о ее существовании, избавиться от нее. Постепенно прекращается и основная работа их клана. Чонгук не хочет больше заниматься продажей омег. Нет, он не стал добродетелем, чистой душенькой, ему по-прежнему жаль лишь одного единственного человека, лишь с мыслями о нем живет, и, на самом деле, прекращает это дело в основном из-за чувства вины, которое никак не оставляет его, которое никогда не оставит. Только сам Чонгук этого еще не понимает. Сейчас он занимается сетью их клубов, куда омеги устраиваются по собственному желанию, где с недавних пор им оказывают должный уход, не позволяют причинять боль, любой вред. В управлении всем ему помогает только Сухо, который и ранее всегда пытался добиться нормального отношения к омегам в данных заведениях. Офис уменьшается, количество работников тоже, он переезжает. Чонгук не хочет ничего, что его связывало бы с прошлыми людьми клана, поддерживающими старые правила. От прошлого не убежишь, но можно изменить настоящее и будущее. Входная дверь хлопает, но альфа никак не реагирует. Он прекрасно знает, кто пришел, ему незачем оборачиваться, даже если услышал. Сейчас он мысленно не здесь, не в этом месте. Он под опущенными веками, в другой вселенной, где ничего не произошло, где Тэхен всецело принадлежит ему, а он Тэхену. Здесь ничего не скрашивает его существование, ничего не избавляет его от этого желания сорваться с места и умчаться к нему. Чонгук понятия не имеет, сколько еще продержится вдали от того, кому судьбой предназначен, кто так же предназначен ему. Иногда так случается, ты влюбляешься в кого-то, так сильно окунаешься в этого человека, что больше невозможно выбраться из этого океана чувств. Хочется забрать себе, наслаждаться лишь совместным существованием, не подпуская никого больше. Раньше Чонгук даже не знал, что такое может быть, казалось чушью из сказок, которой кормят тех низших, кто не истинные. А оказывается существует… Существует что-то большее, чем секс на один раз по желанию одного лишь альфы. Чонгук даже ни разу не спал с ним, его желание простой близости было всегда сильнее, чем это необузданное и животное… Ему бы просто держать его руку в своей и ничего более, ему бы… — Чонгук, — голос врывается в сознание, как и рука, касающаяся плеча. Глаза распахиваются и он оказывается снова в настоящем, где сердце болезненно сжимается, где нет Тэхена, где сам он прячется в огромном количестве работы, лишь бы перестать чувствовать эту боль из-за собственной ошибки, из-за отсутствия важного человека в жизни, который стал таковым слишком быстро. — Нам нужно ехать, — продолжает Сухо, видя, что друг пришел в себя. Ему лишь кивают и разворачиваются к выходу из дома, слыша, как следуют сзади. Это странно. Все странно. Жалкие пару месяцев сделали из него зависимого человека, а главное зависимость эта – такой же обычный человек, как и он. Это ненормально, дико, неправильно. Такого с ним быть не должно, но происходит. Чонгук пытается избавиться от мыслей, от образа, от чертовых воспоминаний, но они все слишком яркие, четкие, никак не расплывутся. Он невозможно скучает, так сильно хочется ощутить тепло этого омеги, увидеть его улыбку, от которой все вокруг меркнет, услышать смех, голос. Но… улыбается ли он сейчас? Чувствует ли хоть что-то позитивное? Может ли забыться хоть в чем-нибудь? Чонгук от чего-то думает, что нет. Уверен, что задушил всю радость в этом светлом человеке, что отобрал все тепло к миру, все хорошее. Уверен, что Тэхен сейчас не тот, что был раньше. Вина за случившееся слишком огромная, не забывается ни на секунду, не исчезает. Она горит ярким пламенем постоянно, поселилась в сердце напоминанием о том, как он уничтожил своего самого драгоценного, своего единственного человека, что показал ему теплоту, заботу и внимание. Чонгук залипает на дверях лифта, снова погружаясь в себя, в уничтожение самого себя, напоминая, какой он отвратительный человек, какой ужасный и не заслуживающий ничего хорошего. Его подталкивает Сухо, чтобы выходил, снова приводя в чувства, возвращая в состояние ненависти ко всему живому. Покидая собственную квартиру, он начинает ненавидеть все, начинает злиться, и больше никогда он не подавляет свои феромоны, не держит в себе. Потому что незачем, некого защищать, никто хрупкий рядом не находится. — Сегодня у нас встреча с двумя людьми, заключение договоров, — начинает мужчина, видя, а точнее чувствуя, что друг снова пришел полностью в себя. — Один из них Юнги… — Этот парень? — удивляется, потому что не понимает, как он может быть связан с их бизнесом. — Да, и не поверишь, чем он оказывается занимается, — усмехается альфа, садясь за руль авто. Чонгук садится на переднее пассажирское, пробегаясь взглядом по машине, что остается на парковке, в которой никому кроме него и Тэхена сидеть нельзя. — Чем же? — возвращается к диалогу. На самом деле никакого интереса к этому разговору нет. На самом деле совершенно плевать, кто и что. Но Чонгук помнит, что ему нужно отвлекаться, для него это важно. — Наркоторговлей, — хмыкает и выезжает, не смотря на реакцию друга. — Юнги? — сводит брови к переносице. — И наркота? У него действительно в голове не совсем укладывается, но больше все же равнодушие. Каждый волен заниматься тем, чем хочет, но почему-то говорит: — Он совершенно не похож на человека, который будет заниматься подобным делом. — Но только с такого дела он может иметь такое количество денег, чтобы выкупать омег, — усмехается. — И правда, — отстукивает какой-то незамысловатый ритм пальцами по ручке двери. — Почему он решил показать себя сейчас, ведь так хорошо скрывал свой бизнес? Машина плавно вливается в поток автомобилей, сливаясь со всеми. Чонгук не особо следит за происходящим на улице, ему совершенно неинтересно, ничто не привлекает внимания. Больше ничто. Он должен вернуться в свое прошлое состояние, должен перестать следить за людьми на улице, в надежде найти одного конкретного, потому что только так сможет сдержать свое обещание. — Видимо на то у него свои причины, — жмут плечами, сворачивая на другую улицу, следя за альфой. Чонгук замечает сразу, потому что выучил эту дорогу наизусть, знает каждую улочку, дворы, ведь он столько дней спешно добирался до чужого университета, столько недель ждал у ворот, чтобы получить внимание, этот уверенный, но боязливый взгляд. Брови сводит к переносице, поднимая голову, и начинает злиться. Сухо знает, как много сил альфа прикладывает, чтобы не сорваться, не бросить все и не помчаться к Тэхену. А сейчас что? Сам к нему его приближает. — Что ты делаешь? — голос ничего хорошего не предвещает, предупреждает. — Я не хотел говорить, но… — паркуется у кафе, которое прямо напротив университета. Чонгук сейчас выйдет из машины и сорвется с места. Сорвется прямо к Тэхену, найдет его среди всех студентов, отыщет по запаху, чтобы увидеть, чтобы почувствовать рядом, прикоснуться… Он так сильно погряз в этих чувствах… …в этой любви. — Юнги выбрал это место для встречи, — заканчивает Сухо, не спуская взгляда с друга, что его не слушает, а изучает двор неподалеку, где разгуливают студенты, у которых сейчас, по всей видимости, перемена. — Чонгук… — И ты согласился? — усмехается. — Я предлагал другие места, но это единственное место, где он готов был встретиться, — вздыхает, кладя ладонь на плечо друга. — Значит надо было отказаться! Он зол, как черт, смотрит на альфу рядом испепеляющим взглядом, мысленно сворачивает ему шею, потому что эти отрицательные эмоции хочется куда-то деть, хочется от них избавиться. Сухо лишь вздыхает, потому что знает, что друг ничего ему не сделает, как бы сильно сейчас зол ни был, сжимает его плечо сильнее и приближается чуть вперед. — Сейчас ты сделаешь несколько глубоких вдохов, выйдешь из машины и пойдешь прямо в это гребаное кафе, — его голос пропитан поддержкой, потому что знает, что Тэхен – единственная сложность в жизни друга, потому что тот никогда ни с чем подобным не сталкивался, потому что ему она нужна, поддержка эта. — Ты не сорвешься к нему, ясно? Сдержи свое обещание, дай ему время. — Время? — усмехается болезненно. — Времени нет, Сухо. Такое не прощается, — скидывает руку с плеча. — И ты это знаешь, — покидает теплый салон, оказываясь в объятиях холодной зимы. Да, такое действительно не прощается, но… Что будет, если Тэхен узнает всю правду? Если узнает, почему за всем происходящим послушно наблюдали, почему с виду бездействовали, и что произошло со всеми после? Что будет, если Тэхену расскажут? Чонгук себя оправдывать не собирается, ничего рассказывать не будет, потому что является единственной причиной, по которой все это произошло, потому что только он, его теплые чувства к этому омеге, его привязанность к нему, стали виной всему. И он сам себя не простит никогда. Он виновен. Его наказание – разлука. И Чонгук это принял. Отказываться от наказания не собирается. Будет нести его всю свою жизнь, если потребуется, будет чувствовать боль ноющего сердца, будет скучать и желать оказаться рядом. Но оправдывать себя – нет. Ведь он не заслуживает ничего из того, что дает ему Тэхен, не заслуживает ничего хорошего, потому что сам никогда ничего не делал, чтобы заслужить. Тэхен сказал, что он отвратительный, и Чонгук это знает. Раньше так не считал, но теперь раскрыл глаза, понял, что его жизнь сама по себе является отвратительной и мерзкой, его таким вырастили и он продолжал таким жить. Он по-другому и не умел. Так случилось, что Тэхен – единственное нечто светлое, нечто особенное, что могло привнести в чужую жизнь изменения. Но и его Чонгук потерял. Потерял из-за собственного окружения, из-за того, кем являлся, кем жил. Вина поглощает. Сжирает изнутри, заставляя винить самого себя в одном лишь существовании. Потому что то, что произошло – непростительно. Шаги тяжелые, уверенные, злые. Чонгук готов разорвать Юнги на мелкие кусочки, испепелить, уничтожить. Потому что уверен, что не просто так было выбрано это ничем не примечательное кафе, потому что в таких местах дела не обсуждаются. Причина совсем в другом, и Чонгук не хочет ничего слушать, не хочет говорить. А Юнги будет говорить, и с его губ сегодня точно слетит сладкое имя, что не забудется ни через пару недель, ни через пару месяцев. Не хочется его слышать, не хочется решать дела. Альфа, что не удивительно, сидит в дальнем углу заведения, постукивает длинными пальцами по столу почти бесшумно, отбивая лишь ему одному известный ритм. Он не смотрит на вошедших, словно не ждет никого вовсе, не смотрит и тогда, когда за стол присаживаются. Наблюдает за другим, за чем-то, что находится в стороне университета. Чонгук хмурится, поворачивает голову туда же, пробегается взглядом по воротам, по людям у них, чтобы в один момент вернуть взгляд туда, где замечает что-то смутно знакомое, к светловолосой макушке. — Что он там делает?! — возвращает взгляд на альфу, чтобы увидеть, как его игнорируют. Юнги продолжает молча смотреть. А за ним и Чонгук, медленно, но верно превращаясь в сгусток злой энергии. Он не позволит навредить Тэхену, не позволит никому приблизиться к нему. А потому подрывается с места, когда видит, что к Чимину выходит его сокровище, его Тэхен, которого он узнаёт только из-за куртки, которую они выбирали вместе. Потому что омега спрятал всего себя под одеждой, невозможно даже увидеть лица, различить эмоции. — Бедный мальчик, — тихо, словно мысли вслух, произносит Юнги. Чимин протягивает руку в знак приветствия, но от него отходят на шаг, не желая ни здороваться, ни говорить. Чонгук садится обратно на стул, сверлит Юнги взглядом, не понимая этой брошенной фразы, потому что она звучит двусмысленно, звучит угрозой. — Каким он был до того злополучного дня? — действительно интересуется, а Чонгук стискивает зубы до противного скрежета, до боли. — На него действительно больно смотреть, поэтому ты не следишь за происходящим? Сам Юнги на альфу даже не смотрит, наблюдает за двумя омегами. Чонгук же… Пытается держать себя в руках, чтобы не раскроить чужой череп прямо о бетонную стену за мужчиной. Он смотрит на Мина и не чувствует ничего. Ничего кроме ненависти от того, что посмел так играть с его эмоциями, с чувствами. — Ты – истинный альфа, воспитанный под жестоким контролем, воспитанный давлением и насилием, но вставший на колени перед омегой, которых тебя учили ненавидеть, учили не замечать, — голос плавный, спокойный, рассуждающий. — Каково это, Чонгук? — неожиданно все же поворачивает голову к нему. — Что ты чувствуешь, потеряв того, перед кем добровольно встал на колени? У альфы все внутренности сжимаются, ему хочется прямо сейчас испариться, очутиться в собственной спальне с закрытыми шторами, окунуться в себя с головой. Потому что это настолько больно, что Чонгук сам себе не может описать эти чувства, не может объяснить что именно чувствует. Пока внешний вид его равнодушен к этому вопросу, внутренности все горят от желания уничтожить самого себя из-за отсутствия единственной зависимости существующего сердца. Чонгук слаб перед ним, но лишь Тэхен будет об этом знать, лишь ему позволено лицезреть того Чон Чонгука, который готов отдать собственную жизнь за него. Голова поворачивается на омег, которые все еще стоят у ворот, на Тэхена, который определенно хочет уйти, но продолжает стоять, что-то выслушивая. В его руках какой-то белый конверт и Чонгук понятия не имеет, что в нем. Даже страшно представить. — Что ты хочешь? — Чонгук склоняет голову к плечу, уже не видя, что Тэхен делает то же самое. А этот жест означает лишь недовольство, омега позаимствовал его, не желая этого, получилось как-то само собой. — Что за сцену ты устроил? Юнги усмехается, опуская голову и грея руки о кружку с горячим напитком. — Я хочу торговать своим товаром в твоих заведениях, — облизывает нижнюю губу, поднимая взгляд на Чона и откидываясь на спинку стула. — Без какого-либо процента тебе. — Что…? — усмехается Сухо, все это время молчавший. Это наглость, договор в принципе заключается на взаимовыгодных условиях, но в данном случае Чонгук не получает ничего. Условие Юнги как минимум нелепо. — Также помимо меня торговать никто не будет, — отпивает из кружки. — Не хочу конкуренции. Я ведь знаю, как у вас обычно дела ведутся. — Это глупо, — Сухо поддается вперед, хлопая ладонью по столу, пока друг молча выслушивает, внутри желая лишь одного – сорваться с места, покинуть теплое помещение, оказаться рядом со своим возлюбленным. — В чем тогда смысл сделки, если мы ничего не имеем с нее? Я даже не хочу слушать остальные пункты твоих условий, потому что уверен, что для нас ничего выгодного не будет. Юнги усмехается, смотрит на альфу, который готов поднять Чона с места, отговорить от дальнейшего разговора и увезти на следующие дела, а затем переводит взгляд на самого Чонгука и видит в этой глубокой черной бездне лишь ожидание. Он ждет продолжения, потому что прекрасно понимает, что отказаться от этой сделки не сможет, не просто так встречу здесь назначили, все это было подстроено изначально. Юнги не может стереть эту чертову ухмылку с лица, слишком доволен собой, своим поступком. Чувствовать власть над самим Чонгуком… Он и не знал, что это столь приятное ощущение. Чонгук не считает, что совершил ошибку, когда привез Тэхена в его дом и попросил помощи, а вернее сказать потребовал. Он уверен, что больше никто не смог бы помочь омеге, что ни одно место для него не было безопасным на тот момент. Не сожалеет даже о том, что позволил увидеть свою слабость перед парнем. Он ведь ради Тэхена на все готов, сделает все, что угодно, ради его безопасности. — А иначе? — единственный верный вопрос. В таком бизнесе показать свою слабость – подвергнуть себя и близких опасности, но тогда иначе было нельзя. Юнги одобрительно качает головой, протягивая небольшую папку, которую не спешат открывать. — Иначе… — переводит взгляд на омег, которые расходятся. — Я думаю, ты сам прекрасно понимаешь, что теперь я могу вертеть тобой, как хочу, верно? — Чонгук в ту сторону не смотрит, кулаки под столом сжимает. — Если со мной что-то вдруг случится, то к тебе придет другой человек, поэтому… — колокольчик над дверью оповещает о вошедшем, и Юнги встречает посетителя теплым взглядом. — У тебя нет выбора, Чонгук. Омега плюхается на стул рядом, сразу же хватаясь за одну единственную кружку на столе, которая, по всей видимости, изначально принадлежала ему. Как только не заметили сразу, что Юнги не один здесь был. Ах да… Чонгук успокаивал свой появившийся гнев от собственного присутствия рядом с Тэхеном, от глупости Сухо. — Там холодно жуть, — жалуется Чимин, не обращая внимания на то, что ранее велся диалог. Он, кажется, подошел к логическому концу. — Надо было утепляться так же, как Тэхен. Поразительно, что сладкое имя слетело с губ омеги. Чонгук реагирует моментально, концентрируя все свое внимание на парне. Юнги его не произнес, ни разу не было услышано, а вот Чимин ляпнул не подумав. Дыхание становится более глубоким, а зубы стиснуты. — Он, кстати, всегда был таким пугливым? — Чимин не обращает внимания на изменившуюся атмосферу, расстегивая куртку, потому что сидеть в ней неудобно. — Социофоб ужасный, — по-доброму усмехается, поднимая взгляд на альфу, на Чонгука, но ухмылка моментально исчезает, когда перед глазами оказывается спина Юнги, а в нос забивается густой, давящий запах. Рядом с Мином омеге стало комфортно, он даже уже не думает, что говорит, в любой обстановке чувствует себя свободно, а от того даже не подумал, что говорит что-то лишнее, не подумал, что не всегда Тэхен таким был, что вспорол раны, которые и вовсе не зажили, из которых продолжает сочиться кровь ежедневно. Чимин оплошал, хотя не имел ничего плохого, наоборот ему сочувствует. Он хватается за чужое пальто перед собой, прижимается лбом к спине, вслушиваясь в звуки вокруг. Звуков нет. — Он не хотел, — защищает Юнги. — Чонгук, вокруг люди, подумай о них. А ему плевать. Плевать на всех. Потому что важность имеет только один человек, который из-за него теперь настораживается из-за любого вынужденного контакта с людьми, который стал трусливым крошечным мальчиком, который… сломан. Чонгук дышит тяжело, чувствует руку на плече, понимает, что его просят прийти в себя, но от чего-то ему так сильно хочется придушить этого светловолосого наглого паренька. Сухо тянет Чона на себя, понимая, что вся ситуация может набрать обороты слишком быстро, не забывает забрать папку со стола и направляется к выходу, пока Чонгук не отрывает взгляда от парочки, что так и осталась у столика, напряженно смотря вслед. Он не может контролировать это, не может удерживать своего альфу внутри, что так зол на всю ситуацию в целом, который не желает позволять говорить о Тэхене кому-либо. Никто не должен произносить его имя, насмехаться над ним, обсуждать. Чонгук не хочет позволять, но хочет показать этому омеге, что прячется за Юнги, свое место, потому что Чимин, вероятно, слишком сильно поверил в себя, в свою вседозволенность. Только вот… Сухо удается его увезти, удается успокоить и увезти. Увезти домой, потому что у Чонгука не получается привести себя в чувства, потому что он продолжает вариться в злости, которая лишь увеличивается в размерах. Сухо убежден, что у Чонгука не просто любовь. Он помешан на этом омеге, это уже не нормальные чувства, а какое-то отклонение.* * *
Каждый день – пытка, но привыкнуть можно ко всему: к боли, к отвращению, к страху. Двери заперты, шторы не пропускают свет, в углу комнаты, сжавшись в комочек, сидит подрагивающее тело. Привыкнуть можно, но что делать, если устаешь терпеть? Где брать силы, которые покидают так быстро, что невозможно успеть накопить новые. Больше не хочется выносить это все, больше не может. Это тело слишком слабое, его слишком сильно сломали, на мелкие кусочки раздробили. Тэхён обнимает собственные колени, прижимая их к груди, уставился в одну точку, а именно на пиджак, что аккуратно висит на спинке стула. Он не его, им не пахнет. Он вообще уже ничем не пахнет, но иногда кажется, что легкие отголоски аромата присутствуют, что еще что-то есть. Слезы, что стали уже привычными, в очередной раз обжигают кожу, которая, кажется, скоро сотрется от этого постоянного жжения. Эту вещь хочется выбросить, сжечь, предварительно разрезав на кусочки, потому что он принес ему огромное количество боли, и с ней уже не справляются. Но вместо этого Тэхён делает полностью противоположные действия, он поднимается на ослабшие ноги, стягивает пиджак со стула и падает на кровать, прижимая его к себе, зарываясь носом, пытаясь почувствовать его. Только вот проблема в том, что не чувствует. Не чувствует совершенно ничего, кроме постоянной боли, кроме тоски по одному единственному человеку. Думал, что со временем остынет, сможет отключиться, но все происходит с точностью да наоборот. С каждым днем он скучает все сильнее, к нему хочется вернуться, хочется позвонить и попросить приехать. Хочется простить. — Как же я тебя ненавижу, — шепчет невнятно, давясь собственными слезами, задыхаясь от нехватки воздуха. Истерика накрывает его почти каждый день, стоит ему переступить порог дома. Тэхён пытался сдерживать ее, пытался успокаивать себя, держать в руках, но итог всегда один: он, слезы, полная темнота. Единственное, что он понимает сейчас – завтра он никуда не пойдет, завтра нужно максимально привести себя в порядок, как и дом, потому что послезавтра возвращается отец, который ни сном, ни духом о состоянии сына, о случившемся в целом. Почему? Потому что Тэхён мастерски ссылался на завалы на учебе, отправляя лишь сообщения, что все хорошо и он вообще жив, да и вообще сам отец очень занят. Тэхён понятия не имеет, как сможет держать себя в руках при отце, потому что чертовски хочется спрятаться в объятиях родного человека, хочется излить ему душу, хочется, чтобы пожалели и уничтожили всех обидчиков. Только вот Тэхен боится, что отец не выдержит таких новостей. Он мужчина уже в возрасте, сердце не вечное. Ни за что не расскажет о пережитом, будет это все в себе держать, может когда-нибудь тяжесть станет меньше, легче… На тумбочке лежит этот проклятый конверт, который ему сунул Чимин около недели назад со словами, что открыть его стоит, когда захочется вернуться к Чонгуку. Тэхён не хочет его никогда открывать, не хочет знать, что в нем, но наощупь понял, что в нем есть, кажется, флешка. Страшно представить, что на ней, но дело в том, что Чимин не сказал, как это повлияет на решение самого Тэхена, на них с Чонгуком, сказал лишь, что это зависит от него самого, что сначала нужно обязательно прочитать письмо, которое там лежит, что именно с него нужно начинать. Но в конверте не только письмо, он плотнее для одного лишь листочка. Тэхён смотрит на него и сжимает до побеление костяшек пиджак в руках. Ни за что не откроет, не узнает, что его там ждет. Каждый раз, когда мысли возвращаются к Чонгуку, Тэхен ругает себя, потому что все чаще эти мысли не вызывают злости, он все меньше чувствует обиду к нему. Все чаще думает о том, что надо было выслушать, надо было спросить, почему он не сдержал обещание, почему так жестоко поступил с ним. Почему смотрел с ненавистью ко всем, с сожалением, но ничего не сделал, не спас, не остановил этих зверей, что наслаждались происходящим. Тэхен ведь теперь ненавидит себя, свое тело, он на него даже смотреть не может, как и на свое отражение в целом. Собственная красота теперь кажется уродством. В его руках хочется спрятаться, хочется, чтобы отогнал все эти мысли, все эти воспоминания, что никак не сотрутся, не исчезнут. Это теперь часть его жизни, как любое другое воспоминание. Только жаль, что оно словно перечеркивает всю жизнь «до», будто и не существовал ранее никогда. Тэхен притягивает пиджак к лицу, зарывается в нем и кричит, что есть мочи, пытаясь освободиться от этой тяжести, с которой теперь существует. Именно существует, не живет. Но только с мыслями о Чонгуке ему почему-то становится легче. Заставлять себя встать – новая традиция, которая каждый раз проходит на ура. Тэхен не может не, ему нужно поднимать свое тело с кровати, нужно продолжать проживать эту жизнь. Он заранее собирает весь мусор, чтобы не делать этого завтра, чтобы выбросить его сейчас, когда на улице уже темно, когда никто практически не ходит. На улице холодно, но Тэхен не обращает на это внимания, выходит за ворота, проходит немного до нужного столба, оставляет пакеты и спешит обратно. Он не смотрит по сторонам, но почему-то обращает внимание на недалеко стоящую машину с выключенными фарами, но в которой определенно кто-то сидит. И почему-то она не вызывает в нем страха, от которого дрожь по телу и желание умчаться. В мыслях возникает Чонгук. Тэхен хмурится, замирая на секунду, а потом спешит в дом, но кажется, что убегает, перепугавшись до чертиков. Он пытается отгонять от себя эти мысли, которые так и кричат, что Чонгук следит за ним, за домом, что не позволит никому обидеть. Так и оправдывает его в своей голове. Но разве такое прощается? Тэхен считает себя жалким, раз даже столь жестокий поступок готов ему простить… Но разве сердцу прикажешь? Непрошеные слезы снова заполняют глаза, желают сорваться вниз, но омега часто дышит, успокаивая себя и вытирая влагу. Не позволит себе снова реветь, потому что уже устал. Не хочет ни о чем думать. Нужно привести себя в порядок перед прилетом отца, нужно начать готовиться к этому заранее.* * *
— Мне все же не дает покоя реакция Чонгука, — хмурится Чимин, никак не набирая на ложечку мороженное из стаканчика. — Я привез тебя сюда, чтобы ты отвлекся, а ты опять за свое, — вздыхает альфа. — Прошло уже сколько… неделя? — вскидывает брови. — Перестань об этом думать, я по лицу твоему каждый день вижу, что эти мысли тебя не оставляют никак. Чимин поднимает взгляд на мужчину и вздыхает, ставя стаканчик на стол и откидываясь на спинку диванчика. Ему действительно очень любопытна реакция Чонгука, ведь он по сути ничего такого не сказал, чтобы вызывать его агрессию. Юнги делает то же самое, только наоборот приближается к омеге, беря прохладные руки в свои, нежно поглаживая большими пальцами. Он уверен, что реагировал бы точно также, потому что Чонгуку до жути больно внутри. — Его сжирает чувство вины, оно настолько огромное, что вряд ли можно описать, — задумчиво начинает. — Я даже представлять не хочу, как реагировал бы сам, если бы оказался на его месте, — не поднимает взгляда. — Тогда почему он не объяснится перед ним? — для Чимина, привыкшего говорить все прямо, от чего он сам многим кажется грубым, это действительно глупо. — Я не хотел бы брать это в пример, но видимо придется… — заглядывает в полюбившиеся глаза, что внимательно на него смотрят. — Как бы ты отреагировал, если бы после всего случившегося там с тобой, к тебе бы пришли и стали объясняться? Омега ненадолго зависает, обдумывая слова Юнги, хмурится своим мыслям и хмыкает чему-то. — Но у них другая ситуация, — Чимин искренне не хочет понимать, почему два искренне любящих друг друга человека не могут просто поговорить. — Они могут поговорить, а не страдать. Тэхен шуганый настолько, словно его ежесекундно бьют, и он определенно нуждается в Чонгуке, это могу сказать даже я. Каким-то образом они словно действительно подходят друг другу, не знаю, как это объяснить, но я так чувствую. Юнги усмехается его словам, тепло улыбаясь, и садится ближе, обнимая его. Если Чимин в чем-то уверен, то его бывает сложно убедить в обратном, как и сейчас. Может показаться глупым, что он так рассуждает, но альфа прекрасно понял, что он имеет ввиду. — В тот день я ходил по тонкому лезвию, когда разговаривал с ним, но даже я не позволил себе произнести имя Тэхена, потому что понятия не имел, насколько озлоблено он среагирует на него, но ты, конечно, выдал, — вздыхает, потому что на самом деле он ему сочувствует, но бизнес есть бизнес и да, воспользоваться этой ситуацией было жестоко, но зато он получил прописанный договор, пока на самом деле Тэхену не угрожает совершенно ничего. — Они сами в этом разберутся, а ты не лезь, если хочешь остаться живым. — Но ведь ты меня защитишь при любом раскладе, — уверенно отвечают в ответ. — Конечно защищу, как же без этого, — легкий поцелуй в висок. — Кстати, что ты передал ему? — А это… — если бы Чонгук знал с самого начала, что Тэхену ничего не навредит, что даже Юнги не знал, что в конверте… Вряд ли договор был бы подписан, вряд ли они оба не пострадали бы. — Там снимки с камеры наблюдения в комнате, где они находились у нас, письмо от меня, где я рассказал то, что Тэхен не знает, и флешка с видео… Юнги вскидывает брови в удивлении, потому что не понимает, как омега вообще добрался до записи с камеры без его разрешения. И, конечно, задает логический вопрос, что за видео на флешке. — Там… то, как Чонгук расправлялся с теми людьми… — честно сказать, говорить без тошноты невозможно. — Если Чонгук узнает, что я выпросил его у Сухо, то что со мной будет? — поднимает голову к своему альфе. На омегу смотрят с искренним шоком. Ладно все остальное, но видео с массовым убийством… Это явный перебор. Юнги определенно недоволен услышанным, что читается по его лицу. — Не знаю, что сделает Чонгук, но даже я очень недоволен твоим поступком, Чимин. Омега сразу тушуется, потому что сам был не уверен в правильности действия, но если Тэхен захочет увидеть, на что способен Чонгук, что случилось с его обидчиками… По идее это вызовет отвращение, потому что там действительно омерзительные вещи. Не то чтобы Чимин одобряет это, но… Почему-то ему показалось, что он должен был поделиться этим с Тэхеном.* * *
Время за полночь, организм никак не хочет засыпать, несмотря на то, что очень вымотан. Из легкой дремоты вырывает уведомление телефона. Звук этого уведомления заставляет моментально напрячься, распахнув глаза. Тэхен быстро хватает телефон, но не решаясь разблокировать его, потому что сообщение пришло от Чонгука… От Чонгука с которым они не виделись достаточно долго, от Чонгука, по которому сердце с каждым днем все больше тоскует, которого требует себе. Чонгук: «Прошу прощения, если тебя напугали мои люди, но я не мог оставить тебя без присмотра. Это единственное, что я прошу тебя оставить рядом с собой от меня». И собственное сердце в очередной раз обливается слезами, потому что к нему хочется вернуться. Хочется оказаться рядом… А этот чертов конверт все еще мозолит глаза…