«Давай забудем про раны И выйдем Из темноты. Какие на вечность планы? У меня, Кстати, ты». П. Шалчюс
Яркие огни ночного города отражаются в черных глубоких глазах. Чонгук смотрит куда-то далеко. Туда, где должен находиться дом его самого драгоценного. Только так он может позволить себе приблизиться к нему. Только такая близость дозволена в принципе. Сколько бы боли не приносила разлука, им вместе нельзя. Чонгук в этом убежден. Чонгук ежедневно убеждает себя в том, что им лучше порознь. Он не ждет прощения, не ждет, когда позовут. Ему к Тэхену нельзя, потому что он сам так решил, потому что это приносит боль. На себя плевать, на омегу нет. Чонгук его проклятье, с ним он счастлив не будет. С ним он лишь будет познавать настоящее разочарование, настоящую боль. Так решил для себя Чонгук. Только вот… Телефон в руках вибрирует, его поднимают к лицу, видят уведомление, а сердце… Чертово сердце заходится в бешеном ритме, в неконтролируемом. Сердце совершенно не согласно с решением разума. Потому что к этому парню хочется ближе, чтобы ни миллиметра между, чтобы один воздух на двоих и никак иначе. Чонгук влюблен слишком сильно, с первого взгляда что-то разглядел, что-то почувствовал. Неожиданно стал зависим. В его глаза бы смотреть вечность. Захлебываться их глубиной. Он в него невероятно сильно… Каждую деталь наизусть выучил, каждую черту лица, каждую родинку. По одной лишь мимике может понять настроение, может предсказать, что скажет, как себя поведет. И это не от того, что он в принципе людей всегда насквозь видел, тут совершенно другое. Собственный зверь к нему хочет, тянется, изнывает от тоски, от разлуки, не понимает, почему так крепко цепями сдерживают, почему сами страдают и его заставляют. Чонгук в него, кажется, навечно. Но близость не для них. Тэхен отвечает лишь «Хорошо», а от этого одного слова по телу табун мурашек. Они так давно не общались, кажется, прошла целая вечность. Хочется написать что-нибудь еще, поинтересоваться состоянием, нужна ли ему помощь, как себя чувствует и как переживает все случившееся. Потому что волнуется ежедневно так сильно, что хочется сорваться, хочется забить на данное обещание не только ему, но и самому себе. Чонгуку бы знать о каждой секунде его жизни. Ни один из сети не выходит, смотрят в экран по разные стороны телефонов, словно что-то произойдет, если будут вот так смотреть и ничего не предпринимать. Время идет, ничего не происходит. И если бы сейчас кто-нибудь сказал Чонгуку, как сильно он взволновал чужое сердце, что все еще принадлежит лишь ему, он бы определенно точно не сдержался, сократил их расстояние до минимума. А Тэхен не просто взволнован, он еле сдерживается от желания написать вслед еще одно слово, которое прекратит их муки. Хочется сказать «приезжай», хочется услышать его грубоватый, но всегда нежный голос, хочется услышать родной запах альфы, прикоснуться к нему, согреться. По нему слишком скучают, без него еще хуже, чем с ним. Он нервно выдыхает, переводя взгляд с экрана, на конверт, что так и манит. Совершенно не уверен, что не прочтет его. Мысли и решения сегодня слишком не точные, он не уверен ни в чем. Пока днем убеждал себя, что ни за что не возьмет свои слова назад, что не позволит себе дать слабину, проливая слезы и прижимая к себе пиджак, сейчас, ночью, от одного сообщения полностью меняет свои решения. Тэхен перед Чонгуком слаб, и это никак не изменить, пока собственное сердце предает, желая воссоединения. Оно то, сердце, знает, что вместе будет легче, лучше. А люди – глупцы, не слушающие его в действительно важные моменты. Тэхен возвращает взгляд к экрану, выходит в меню, чтобы зайти в контакты и найти единственный номер. В груди все трепещет, там слишком волнительно и страшно, по всему телу покалывания и легкая паника. Уверенности в собственных действиях нет совершенно, но он зажмуривается, жмет на вызов и прикладывает телефон к уху, чтобы почти мгновенно услышать заветное: — Алло…? — от его голоса омеге дурно становится, глубокий вдох и распахнутые глаза. Он действительно позвонил… И правда сделал это! Самому не верится от собственных действий. Тэхен скучал по нему чертовски сильно. Особенно последнюю неделю, когда больше не мог удерживать жгучую ненависть в груди, когда злость была лишь легким отголоском от тех волн ярости и гнева, которые родились по отношению к альфе тогда, в той комнате чужого дома. Ему словно он снится, словно все не взаправду, а потому молчит. Потому что не верит. — Тэхен, все хорошо? Чонгук, который сначала был взволнован от звонка, который неверяще отвечал на него, сейчас начинает волноваться и паниковать. И лучше бы омеге позвонить случайно, иначе он не знает, что сделает, если с ним вдруг что-то случилось. Но Чонгук слышит совсем тихое и редкое дыхание, это успокаивает. Успокаивает, но не останавливает от того, что он уже хватает ключи от машины и собирается ехать к нему. Не важно, что там происходит, раз молчат, ничего совершенно не произносят, он узнает лично, чтобы успокоиться, чтобы не переживать и быть уверенным, что с парнем все хорошо. — Я… — голова кругом от собственного имени его чарующим голосом, вот и растерялся. — Я просто хотел услышать твой голос, — а собственный лишь тише под конец фразы становится. Признаваться жутко страшно и волнительно. Тэхен всегда был искренен в эмоциях, ему всегда было легко говорить о своих чувствах, своих мыслях и желаниях. Но сейчас… Ему страшно так, словно он первоклашка и стоит у доски, рассказывая стих, который именно сейчас забылся, а на него смотрят множество глаз, ждут, шепчутся между собой. Никогда ранее не испытывал такого волнения, просто звоня человеку. Не удержался, пошел на поводу у сердца, которое, кажется, вот-вот остановится от эмоций. Чонгук облегченно выдыхает и возвращается в основной зал, садясь на диван. Испугался. Слишком сильно испугался, даже не подумал о том, что его люди у дома омеги. Хотел услышать его голос… От этих слов что-то в животе крутится будто, а собственный зверь преданно хвостом машет и скулит, потому что безумно сильно скучал, потому что, наконец, дождался, услышал этот волшебный глубокий голос. Теперь готов лишь подчиняться. — Ты меня так испугал, боже, — говорит Чонгук, а сам слышит усмешку, ничего хорошего не предвещающую. — В тот день ты тоже был напуган? Зачем?! Зачем говоришь эту чушь, если прекрасно помнишь тот жуткий страх в его глазах? Если помнишь с какой ненавистью смотрел на тех, кто больно делает, с какой болью на тебя? Этот чертов характер не исправить, всегда будешь вредным и язвительным! Но сейчас… Сам ведь позвонил, потому что соскучился. Соскучился, а говоришь такое… И Тэхен закусывает губу, ругая себя, свой язык, что всегда быстрее головы, быстрее собственных мыслей. Он не хотел этого говорить. Точно не сейчас… Но слово не воробей, как говорится. Вылетит, не поймаешь. Вот и он уже не может вернуть их назад. Никто из них не может вернуть назад все случившееся, к сожалению. Тэхену придется жить с тем, что пережил, с той болью в воспоминаниях, с ненавистью к себе. И он не знает, возможно ли действительно простить Чонгука, возможно ли вернуться к их отношениям, можно ли вернуть хоть что-нибудь? Потому что по прошлому скучается сильно. Альфы все еще вызывают страх, собственное тело – отвращение, красота – проклятье. Все случившееся все еще отвратно, незабываемо. Тэхену жить с этими ощущениями, мыслями, воспоминаниями не хочется, но ему почему-то очень сильно хочется вернуть* * *
Мы, люди, странные создания природы. Нам дана жизнь, даны способности думать, развиваться, улучшаться. Но нет книги с правилами, как действительно жить эту жизнь. Нет, оно то может и понятно, что у всех по-разному, что следовать своим желаниям и прочее-прочее. Но что делать с внутренним познанием самого себя? Ведь именно эта часть заставляет нас больше задумываться, нежели познание других людей. Их все-таки понять куда проще, чем самого себя. Да, есть уже множество книг, выбирай какую хочешь, читай, пытайся, познавай. Но каждому ведь тоже нужно что-то особенное. Сколько бы не прочел ты книг, это не даст тебе большую возможность разобраться в себе, если ты не будешь сам прикладывать усилия. Грубый ветер пытается сорвать капюшон с головы, куда-то толкает, ведет, но только не хочется следовать по его пути. На улице уже темнеет, зажжены фонари и все люди вокруг спешат быстрее домой. Тэхён тоже хочет домой, ведь там отец, который в небольшом отпуске на неделю из-за длительной командировки, там больше не одиноко. А еще там чертовски хорошо, потому что собственная комната пропитана дурманящим голову ароматом альфы. Альфы, который пару дней назад грел его в своих объятиях всю ночь, пряча от кошмаров и противных мыслей, позволяя спать крепким детским сном впервые за долгое время. Тэхену действительно хочется домой, но ровно настолько же, насколько и не. И все по тем же причинам. Разбираться в себе тяжело. Понять себя и прийти в полное равновесие с самим собой – сложно. Там, дома, отец, требующий объяснения, кем это пропахла вся его комната, не знающий абсолютно ничего из произошедшего за месяц, требующий внимания, потому что сам соскучился по сыну тоже, но которого не могут давать ему в нужном количестве. Там пахнет Чонгуком, которого не обнаружили тем ранним утром рядом, а вместо него уведомление на телефоне еще в половину седьмого утра с сообщением, что нужно было срочно ехать, но они обязательно поговорят. Прошло три дня, а они до сих пор не поговорили… И Тэхён не знает, что конкретно чувствует. Они сделали первые шаги к друг другу, признались в своих чувствах, в своих боли и тоске. И это вроде должно было что-то прояснить, но, кажется, он запутался еще больше в себе. Зол и раздражен. На него – потому что исчез, потому что оставил и не объясняется. На себя – потому что продолжает иногда ругать себя за срыв, за слабость, как и за то, что не может снова ему сам позвонить и договориться о встрече. Но одновременно с этим он чувствует легкость, чувствует благодарность, потому что смог произнести все вслух, смог принять это и начать переваривать в самом себе, потому что ему дома теперь спокойнее, потому что спится лучше. И он ждет разговора с Чонгуком так же сильно, как и не. На улице сегодня очень холодно, а от того вроде и идтись должно быстрее, но отчего-то ноги не несут в спешке, не торопятся совсем. Они ведут его дальше от дома, туда, где всегда можно было спокойно подумать, окунуться в свои мысли. Туда, где они впервые встретились. Тэхён ловит себя на мысли, что не был здесь столько же, сколько и прошло с того дня. Несколько месяцев? А он и сам не особо помнит, как давно это было, кроме разве что примерных вариантов. А Чонгук ведь и правда очень долго бегал за ним, хоть и способы его были весьма странными. Но они понимаются (совсем немного) только спустя время, когда уже знаешь самого человека лучше. Чонгук плохо понимает шутки и сарказм; может быть слишком жесток в словах; многое его видение совершенно отличается не только от Кимова, но и от большего населения земли, и это не хорошо, потому что он жесток не только в словах. И Тэхён понятия не имеет, как так вышло, что они влюбились в друг друга. На улице все еще холодно. На улице все еще зима. И стемнело уже окончательно и давно. Только Тэхён все еще не дома, у него зуб на зуб не попадает, он весь замерз, но он не замечает ничего, потому что находится не здесь, а глубоко в себе. Роется в себе, что-то отыскать словно хочет, когда все ответы вот они, на поверхности. Только вот… его потеряли. Отец звонил уже много раз, писал сообщения, но ни на что не отвечали. Родительское сердце быстро начинает бушевать, беспокоиться, а потому мужчина тревожится о сыне, который уже как три часа должен был быть дома. Тэхёна нет, а он сам по себе на себя не похож. Мужчина чувствует, что с омегой что-то произошло, хотя тот и старается не показывать, старается вести себя как раньше. В контактах отыскивается номер того наглого высокомерного альфы, что мешал парню жить, потому что хочется уже услышать, что с сыном все в порядке. И, что удивительно, Чонгук берет трубку почти мгновенно, словно ждал звонка. — Господин Ким? — но проблема в том, что Чонгук удивлен звонку родителя омеги. — Что-то случилось с Тэхеном? — напрягается и встает из-за стола, за которым работал. Теперь волнующихся сердец больше. — Судя по твоей реакции он не с тобой, — мужчина хмурит брови, запуская свободную руку в карман спортивных штанов. — Я сейчас узнаю где он и привезу домой, — не дает больше альфе ничего сказать, успокаивает его, убеждает своей уверенностью и твердостью в голосе. Чонгук работает на износ, разгребает завалы, потому что, наконец, появились силы на работу, потому что нужно освободить выходные дни для встречи с Тэхеном, который стопроцентно ждет хотя бы сообщения от него. Но не думал, что омега сумеет призвать его к себе быстрее. А сейчас сам волнуется, спускается на лифте до первого этажа и сразу звонит человеку, приставленному к Киму, который обязан знать, где он. Спрятался от мира подальше. Убежал и скрылся. Чонгук знает это место. Прекрасно помнит тот напуганный взгляд, ту растерянность. Там он только посадил в нем ростки этой нездоровой любви, которая прижилась, корнями все органы обвила, как сорняк, что не вытравишь. И он облегченно выдыхает, слыша от своего человека данную информацию. Ведь это как минимум говорит о том, что с омегой ничего не произошло, он жив и находится недалеко от дома. Снег начинает идти совсем неожиданно, пышные хлопья опускаются на холодную землю и не тают, становясь чудесным тонким одеялом. Это заставляет улыбнуться, когда очередная вибрация телефона выводит из собственного транса, но остается проигнорированной. Тэхён поднимает голову, отлипая от асфальта, на который залипал ранее, и протягивает руку вперед, надеясь поймать хоть одну снежинку, которые, как специально, обходят его ладонь стороной. Они тоже не хотят обжечься, потому что умрут в его руках. На часах одиннадцатый час, но этого даже не знают. Снежинки разоделись в свои самые пышные наряды, кружатся в танцах, завораживают взгляды. Тэхён впервые легко выдыхает, откидываясь на спинку скамейки. Сейчас ему свободно, он поговорил с собой, решил, что нет ничего страшного и плохого в том, что все-таки дал слабину, позволил Чонгуку приблизиться и потянулся сам. Им вместе легче, а остальное… Он ведь обещал, что поговорят. А еще есть конверт, о котором вспомнилось сейчас, потому принимается решение открыть его по приходе домой. Что бы там ни было, его не просто так отдали. Тэхён обещает самому себе, что возьмет себя в руки, что научится давать физический отпор, что с этого дня будет стараться вернуть настоящего себя и сделаться лучшей версией. Он покажет всем, что еще жив, что может идти дальше. Несмотря на глубокую душевную рану. Он склеит собственную душу по кусочкам вновь, как и самого себя. Сзади слышатся шаги, заставляющие напрячься, сжать кулаки. А потом до носа доходит запах из-за которого резко поворачивают голову на идущего к нему человека. — Ты напугал отца, а затем меня, — заключает в теплые объятия мгновенно, прижимая за талию, спрятанную под теплой одеждой, и за голову. Плотнее к себе, чтобы уткнуться носом в макушку под шапкой. Тэхён понимает уровень волнения отца мгновенно, потому что тот не стал бы просто так искать его у Чонгука, об отношениях с которым даже и не в курсе то толком. Но с этим он решает разобраться дома, ведь это уже семейные дела, а вот с обнимающим его альфой может разобраться сейчас: — То есть только так ты объявляешься теперь? — поднимает свои блестящие от света фонарей глаза на него, заглядывая будто в саму душу, в ее эпицентр. — Когда тебя заставляют волноваться за меня? Чонгук смотрит в ответ, боится отыскать в нем злость, разочарованность, ненависть. Но находит лишь усталость ото дня, от которой глаза лениво закрываются и открываются. Он не удерживается, целует в лоб, замирая на долгие секунды, прикрывая веки, прежде чем ответить. Рядом с Тэхеном забывается обо всем, даже о встрече, которая у него через десять минут. — Ты хотел меня увидеть? — разглядывает его лицо, бегая глазами, чтобы после вернуться к полюбившимся океанам. Да. Всем своим существом желал этой встречи, хотелось невероятно сильно. — А если я скажу нет? — а сам продолжает стоять в объятиях, не отодвинувшись ни на миллиметр. Греется. — Тогда мне придется тебя разочаровать, — оглаживает покрасневшую на морозе щеку, наблюдая за открытой игрой. — Я повезу тебя домой, и тебе придется меня видеть еще какое-то время прежде чем расстаться. А Тэхён прикрывает глаза, выдыхая горячий воздух на теплую руку, что согревает его лицо, ластится к ней сам. Тогда он ничего не будет отвечать, потому что и так прекрасно знает, что его чувствуют хорошо, знают его желания сейчас. Тэхён знает лишь, что с Чонгуком ему хорошо, а все остальное… Они обязательно обсудят, но, по всей видимости, не сегодня. В машине тепло, в ней вкусно пахнет, на зеркале висит совсем маленькая игрушка в виде волчонка, которую туда прикрепил сам Тэхён, и это греет изнутри. И пускай он не знает, что на этой машине не ездили все время их разлуки, потому что сердце бы ныло сильнее. А сейчас всё на своих местах, альфа за рулем и единственный в жизни омега рядом. — На тебя не будут ругаться? — спрашивает Чонгук, волнуясь за состояние парня, если его будут отчитывать. — Я скажу, что ты меня украл, — жмет плечами, в ответ не смотрит. — Жаль тебя расстраивать, но твой отец уже знает, что ты был не со мной, — хмыкает, останавливаясь у ворот. — Кому он поверит: тебе, альфе, который надоедал мне долгое время, или мне, своему сыну? — поворачивает голову к нему, смотрит хитро. Сам себе поражается. Своей легкости в общении с Чонгуком. Ему ничего не отвечают, усмехаются лишь и откидываются на сидение. Не озвучивая мыслей, где крутится лишь то, как скучал по этому. По Тэхену, который любит издеваться над ним, язвить и вредничать. — Тебя ждут, — смотрит в ответ, не желая расставаться, запоминают каждую секунду. Тэхён поворачивает голову к воротам и видит отца, что вышел в домашней одежде, слишком легко. Он прощается с Чонгуком быстро, бросив «до встречи» и вылетев из салона, заволновавшись за здоровье родителя, который сразу заключает в объятия. Сегодня Тэхён всех перепугал, но постарается так больше не делать.* * *
Чонгук раздражен, обозлен, но не торопится, держит себя в руках, идет неспешным шагом по тихому коридору небольшого нового здания офиса. Он бесшумен, крадется словно дикий зверь к жертве, вот-вот вцепится острыми зубами, сильной челюстью в чужую глотку, переломает кости с треском, будет ждать, пока брыкаться не перестанет. В здании довольно тихо, на часах седьмой час, многие уже собираются домой, закончив свою работу, а кого-то и вовсе уже нет, но стоит завидеть директора звуки исчезают окончательно, все напрягаются. Да, Чонгук жесток, опасен, но всегда по делу. Если ты выполняешь свою работу качественно, то ничего с тобой и не сделается, у него глупые люди не работают, а от того и зарплата высокая. Уволишься с этой работы, тебя потом возьмут на любую другую. Но сейчас… Он не просто опасен, он готов убивать голыми руками, а потому и напряглись все не на шутку. Такого директора тоже знают. И лучше ему под руку не попадаться. Шаги прекращаются, стоит полная тишина. Кажется, никто даже не дышит, ожидая продолжения. Чонгук остановился у столика девушки, что работает у него уже довольно давно, а таких не очень то и много. Она поднимает на него голову уверенно, хлопает пышными ресницами и вскидывает бровь. Делает вид, что не страшно, пока внутренности все разом скручивает от нахлынувшей паники. Она свою вину знает. Знает, что нужно бояться. И ее хочется стереть с лица земли, но сначала вырвать этот гнусный язычок, что смеет говорить гадости о самом чистом человеке для Чона. Только контроль над собой все еще имеют, не делают ничего шокирующего, болезненного. Чонгук старается не причинять людям боль уже вот несколько недель. А хочется так сильно… — Господин Чон? — голос сдает с потрохами, дрожит. — Собирай вещи, ты уволена, — голос – сталь, взгляд – чернее ночи, лицо напряжено, желваками играет, пряча руки в карманах брюк, чтобы не сделать ничего лишнего. И ему совсем не жаль терять сотрудника, что работает у него несколько лет, что редкость. Возражений никаких не следует, никак не повлиять на решение начальства, озвучивать причину не нужно. Девушка лишь кивает, сохраняет документ на компьютере, складывает бумаги, над которыми работала, в отдельную стопочку, и достает свою сумку из под стола, складывая в нее немногочисленные вещи. У них не принято заставлять столы чем-то отвлекающим от работы, поэтому собирать то толком нечего. — И ты тоже, — переводит взгляд на парня за соседним столом, который вмиг теряется. — Но… Чонгук склоняет голову к плечу, а в глазах нездоровый блеск мелькает. — По какой причине, Господин Чон? — его голос дрожит. Чонгук усмехается. Глупец. Эта мысль проскакивает в голове каждого, кто стал свидетелем происходящего. Не стоило ему задавать вопросов, не стоило противоречить решению. Чонгук в такой ярости редко появляется перед сотрудниками, мало кто видел действительно ужасающие вещи, но прекрасно знают на кого работают и что может их директор. Сюда работать приходят лишь сильные морально люди, стрессоустойчивые и способные подчиняться. Все знают о чистокровных альфах, какие они в большинстве своем, а потому этот парень действительно глупец. — Я ничего не сделал! — продолжает, никак не поймет, что ошибку совершает. Чонгук в несколько плавных шагов оказывается рядом с парнем, а рука на чужой шее. Его хочется придушить прямо здесь и сейчас, на глазах у всех сотрудников. Дыхание сдержанное, ничего не выдает злости, что готова вырваться наружу и стать слишком очевидной. Только вот запах свой удержать не получилось, внутренний зверь готов разорвать на кусочки. Дело касается его омеги и это непростительно. Все, что происходит в стенах его территории, никогда не ускользнет от ушей и глаз владельца. Чонгук видит и слышит все, знает обо всех слухах, кто и что распускает. Дело коснулось Тэхена. Они посмели вторгнуться в его личную жизнь, посмели начать говорить гадости о том, за кого Чонгук не щадит. А сейчас еще и возникает. Этот парнишка смешон. — Мне напомнить тебе, с каким энтузиазмом ты говорил о моем омеге не самые лестные вещи? Все давно поняли, что омега, привязавший к себе Чонгука, самая неприкосновенная тема для разговоров, даже если ничего плохого не упоминается. О нем просто нельзя говорить. Особенно с недавних пор, от того и любопытство верх взяло, интересно им стало. — Я могу напомнить наглядно, что вылетело из твоей гнилой пасти, чтобы ты прочувствовал все на себе, — рычит, сжимает руку сильнее, мечтая услышать звук треска. — Чтобы забыл как произносятся все те слова. Глаза наливаются кровью, тело обдает привычным жаром, как в старые добрые, что были не так давно. Чонгук давно не проливал чужой крови, ведет культурный образ жизни, если его можно таковым назвать. И альфа внутри изнывает от желания услышать чужой скулеж боли. Вот о чем говорил Тэхён. Альфы в большинстве своем похотливые и озабоченные животные, действующие на инстинктах. Как и тот, что сейчас цепляется за его руку и просит остановиться. Он в мельчайших подробностях рассказывал о том, как оттрахал бы его омегу, увидев его лишь однажды. Красота Тэхена действительно чарующа, и Чонгук уничтожит любого, кто посмеет даже косо посмотреть на него. — Я п-понял… — хрипит молодой альфа, не проработавший здесь и трех месяцев, и летит на пол, когда его туда швыряют. Чонгук уходит, не желая срываться с цепей окончательно. Ему нужно привести себя в чувства, вернуться к адекватному состоянию, потому что знает, что если вернется сейчас обратно, то не оставит в живых этих двоих, что спелись и обсуждают Тэхена. И уже известно, кто может лучше всего помочь ему в этом, успокоить пробудившихся бесов, которых взрастил совсем не он, которые ему на самом деле не нужны. Последствия его воспитания… Чонгук бы с удовольствием вернул к жизни главу клана, не убивал бы его так быстро, заставил бы мучиться годами, медленно измывался бы над ним, не давал бы умереть. Запах крови фантомный, но ощущение, словно окружен ею, словно она везде, он весь в ней. Демоны никогда не спят, Чонгук. Через полчаса машина уже стоит у чужого дома, чтобы просто чувствовать и знать, что они находятся недалеко друг от друга. Так лучше, так спокойнее. Он не звонит и не пишет, не зовет к себе. Боится не удержать себя, боится обидеть или навредить. Также несмотря на то, как Тэхён вел себя несколько дней назад с ним, ему все еще нужно время на размышления, как и самому Чонгуку. Парня не хочется подвергать опасности, а мысли о том, что им лучше порознь, все еще в его голове присутствуют маленькими червями, которые исчезать не хотят, не лечатся. Голова опущена на руль, ему тут спокойно, хорошо. Собственный зверь потихоньку в себя приходит, успокаивается, больше не желает рвать людей в клочья, уничтожать, окрашивать пол в красный. Теперь хочется к омеге поближе, но это чувство контролировать легче. Только вот альфа совсем не ожидал, что его присутствие заметят, что выйдут к нему сами. Он бы постоял тут еще минут десять и уехал, но дверь машины открывается, а рядом оказывается вкуснопахнущий свежестью омега. — Ты зачем пришел? — Чонгук недоволен, начинает почти сходу. — Волосы еще сырые, сам весь распаренный, заболеть решил? Его хочется в тепло увести, спрятать от морозной погоды, от проклятого холода, что покушается на слабый иммунитет омеги. Хочется увезти к себе, закрыть и никогда не выпускать. Он только его, только ему принадлежит. Чонгук убежден, что не здоров. — А ты? Зачем ты приехал? — вопросом на вопрос. Тэхён услышал, как машина остановилась у их дома сразу, разглядел из окна, и все сидел ждал, когда ему позвонят. Но этого не случилось. А потому оделся потеплее и поспешил к альфе сам, бросив последний раз взгляд на фотографии разбросанные по столу вместе с письмом. Конверт был открыт. Письмо прочитано и все просмотрено. — Нужно было привести себя в чувства, — складывает руки друг на друга на руле и укладывает на них голову, разглядывая такого уютного и хрупкого человека рядом. — Но не хотел тебя тревожить. — Что-то случилось? — Тэхён смотрит на него, откинувшись на спинку сидения, и насмотреться не может. Соскучился. Ему снова хочется плакать, но слез, кажется, и правда больше не осталось. Его два дня сжирала совесть за то, как он сам поступил с Чоном, не узнав всей правды. Понятия не имел, что вообще существуют какие-то там препараты, которые могут полностью обездвижить чистокровного альфу, лишить его контроля над собственным зверем. Он сам лишил их друг друга, хотя сейчас уже прекрасно понимает, что им лучше и легче вместе. Но самое страшное, что его не оттолкнуло то, что он увидел на видео… Чужое зверство вызвало лишь отвращение к самой картине из месива. Но никак не к Чонгуку. И это пугает самого себя. — Ничего серьезного, — просто хочется убить каждого, кто говорит о тебе гадости, кто смотрит на тебя, кто знает тебя. И омега знает, что Чонгук ему лжет. Ведь в такие моменты он приезжает к нему только в каких-то крайних случаях, когда ему тяжело держать себя в руках самому. Тэхён смотрит на него, а в голове отрывки видео, как он зверски расправлялся с каждым, кто находился в той злополучной комнате, кто видел его, кто участвовал. Чонгук монстр, а его это не пугает. Больше не пугает. Два ненормальных нашли друг друга и все никак разобраться в себе не могут. Собственный запах распространяется по всему салону, смешивается с чужим, и Чонгук глубоко вдыхает это наркотическое вещество, прикрывая глаза. Тэхён может и не знает его всего, чем он занимается, что скрывает, но знает, что от него зависимы. Чонгук будто одержим, готов пойти на что угодно ради него, но одержимость эта настолько же опасная, насколько и не. Ведь Тэхён может управлять этим альфой, как ему вздумается. Эти снимки, письмо и видео открыли ему глаза на многое. Но сейчас для него важно другое. Тэхён поддается вперед, пока альфа наслаждается с закрытыми глазами его присутствием, и накрывает его губы своими. Для него важно собственное желание, а хочется ощутить его вкус на собственном языке, смешать слюну, почувствовать тепло рук, тела. Чонгук сначала теряется, потому что совершенно не ожидал, что омега поцелует его, не отвечает, пока собственные губы сминают. Сердце заходится в неописуемом ритме, бьется о ребра, что защищают его, прячут, хочет проломить и показать, как этот момент волнителен, как встревожил весь организм, заставляя внутренности скручиваться. Чонгук отстраняет его от себя, заглядывает в блестящие глаза, что полны уверенности и непонимания от его действий, чтобы после в несколько ловких движений перетянуть на свои колени, чтобы ближе и под контролем. — Ты ненормальный, — шепчет Чонгук, почти что вгрызаясь в пухлые малиновые губы, что растягиваются в усмешке. — От ненормального слышу. Сладко до безумия. Чонгуку сносит крышу от этих тягучих медленных поцелуев, совсем забылось, какой Тэхён на вкус. Он весь мягкий, податливый, слишком ласковый, и это все еще странно… как такой, как Тэхён, смог влюбиться в такого, как он, Чонгука… как смог перестроить его под себя, полюбить эти нежности. Кончики пальцев покалывает от ощущения бархатной кожи под ладонями, а в паху напряжение растет, когда Тэхён собственным языком по чужому размашисто лижет. Чонгук не знает, куда руки деть, не понимает, что можно и нельзя, потому ему только его лицо ласкать дозволено. А сам Тэхён лишь наслаждается жаром тела под собой, чужой растерянностью в действиях, этими переживаниями и страхом. Чонгук за него беспокоится, за его тело, за мысли и ощущения, и это чувство негой растекается по телу. Альфа в его рот языком проникает, вылизывает начисто, скользит по нёбу, зубам, самому языку, и пытается одновременно удерживать цепи на внутреннем звере, который жаждет продолжения, ему хочется больше, сильнее, жестче, хочется меньше прелюдий. Изголодался. Сидение откинуто назад, Тэхён от губ не отрывается, расстегивает чужую черную рубашку, чтобы прижаться плотнее, чтобы ощутить под ладонью горячую кожу и биение сердца. Ему большего не надо. Его губы искусаны, как и чужие, покраснели и горят, но останавливаться совсем нет желания. Он любит медленно и тягуче, чтобы до боли в легких от недостатка воздуха, чтобы со всей возможной нежностью, чтобы показать все свои чувства, чтобы, наконец, согреться. В салоне стоит сильный запах чувств и желаний, оба разные, но в то же время одинаковые. Тэхён неохотно отстраняется, чтобы набрать воздуха побольше, растягивая слюну между ними, которая рвется слишком быстро, не выдержав такой длины. — Что это было? — шепчет, пытается контролировать свой возбужденный голос, чтобы не смутить этим омегу, прокашливается. Тэхён смотрит на него, не дает ответов, лишь немного припускает окно, чтобы запустить свежего воздуха. У Чонгука по груди мурашки пробегают, это отвлекает, нужно срочно вернуть альфу к теплу. Пуговицы неторопливо застегиваются обратно, пока на лице расслабленная улыбка. Тэхену хорошо так только с ним, с этим ничего поделать не может. — Почему ты не рассказал мне, что не мог ничего сделать из-за вещества в своем теле? — как обычный будничный разговор ни о чем. Тэхена этот вопрос никак не цепляет, он действительно задает его в спокойном состоянии, полностью расслаблен. Только вот Чонгук напрягается, хмурится. Откуда Тэхён знает? И сколько он вообще знает? Тэхён водит ладонью по груди вверх и вниз, поглаживает в успокаивающем жесте, заглядывает в глаза своими встревоженными. То письмо от Чимина вызвало в нем бурю эмоций, он откуда-то знал все чуть ли не в мельчайших подробностях, словно сам там находился, все видел. И смог действительно передать суть того, что кололи Чонгуку, что это вообще удивительно, как он смог взять себя под контроль. Его альфу унижали, избивали, издевались, на его глазах насиловали омегу, на котором помешан, в которого до одури влюблен, а он не мог сделать совершенно ничего… Тэхен так сильно его ненавидел, проклинал его, желал смерти, а теперь что? Как взять все слова обратно? — Я изначально знал, что ты ничем хорошим не занимаешься, что ты чертовски опасен, — он хотел поговорить об этом так сильно, думал не дождется выходных, а Чонгук сам приехал, хоть и не собирался видеться. — Ты мог бы рассказать мне правду, рассказать, что отомстил, и я бы поверил тебе, Чонгук… Не поверил бы… Чонгук уверен в этом. Он ничего не может ему сказать, слов просто-напросто нет. Его хочется лишь заключить в объятия, спрятать, защитить, никогда из них не отпускать. Поэтому он обнимает, зарываясь ладонью в волосы, что все еще сырые, и утыкается носом в макушку, жадно дыша, словно петлю с шеи сняли, позволили снова жить. Чонгук в него до безумия. Чонгук одержим. Тэхен, кажется, тоже.