ты здесь ты здесь. на страницах и в строках. ты здесь. без границ или сроков. ты здесь. под солнцем, луной. ты здесь. рядом со мной. линии плеч, взгляд, другим не понять их. жизнь — для встреч, а ты — для объятий. пой, не спеши. танцуй или смейся. мы все решим и будем вместе. я знаю, ты здесь. словно теплая осень. счастье есть. ты люби и не бойся. ты люби и не бойся. Владимир Понкин
Ярость, злоба и ненависть на весь огромный мир, спутанный клубок мыслей – всё это привычное, в какой-то степени родное. Чонгук с этими чувствами почти всю жизнь существовал. Именно, что существовал. Они с ним всегда были, всегда ненавидел всё и всех, всегда хотелось причинить боль, услышать хруст костей, переломанных им лично. Чонгук привык. Хотелось причинить боль каждому, потому что ему самому ее причиняли, ломая всю его сущность, все его детство. Но сейчас, когда дело коснулось настолько близкого ему человека, от них хочется поскорее избавиться, отогнать подальше, запереть, чтобы больше не высовывались. Как подчинить себе их полностью, чтобы не причинить больше боли? Чтобы не тем, кто близок к душе, кто дарит искреннее и настоящее тепло. Сознание прояснилось, но чувства эти все еще с ним, зверь все еще рвет и мечет, желая наказать, потому что так учили, так привык. Он вообще не курит, давно бросил, но сейчас сигарета меж двух пальцев тлеет, а густой дым выдыхается в черное небо. Пить нельзя, иначе точно сорвется, когда сознание ослабнет. Нельзя вообще приближаться ни к кому, чтобы злость эта наружу не вышла. Каждый раз, когда накрывает, позже просыпается ненависть к тем, кто воспитывал, с кем жил. К тем, кто родителями зовутся. Чонгук никогда не гордился тем, кем является, а зверем внутри себя тем более. Но привык. С годами все равно стал монстром, которым гордился клан. Да, он был жестоким ребенком, подростком еще хуже, а про сейчас и говорить нечего. Но с возрастом стало приходить осознание, что собой никогда и не был. Привык скрываться под всем угодной маской. Только было уже поздно. Маска стала настолько родной, что прилипла намертво. На улице тихо, уже совсем поздний час, а от того и усмешка кажется очень громкой. Смешно от самого себя. О чем ты думаешь, Чонгук? Словно что-то изменится от этих мыслей, словно станешь человечней. Зверем воспитали, им и останешься. Очередная долгая затяжка неприятно обволакивает горло едким дымом, что пробирается в легкие, а затем выходит наружу, освобождаясь. Было бы славно, имей он такую же возможность освободиться. Сейчас нет ничего лучше, чем перенаправить все эти отрицательные эмоции на самого себя. Лишь бы не вернуться туда, откуда с трудом уехал. Иначе Сухо в живых не останется, руки кровью друга омоются. Этого он желает меньше всего, пока зверь внутри беснуется, с ума сходит, жаждет ощутить на языке вкус крови, разрывая плоть на куски. В голове всплывает образ Тэхена, который действует магическим образом и на него, и на то, что сидит внутри. Это поразительно, Чонгуку никогда не рассказывали, что такое вообще возможно. Им в принципе мало чего рассказывали. Омеги могут сделать слабыми – это говорили. Они сами ничтожны и слабы, и остальных тащат за собой на дно, где находятся. Ничего не стоящие создания, пригодные лишь для унижений, для осквернения хрупких тел. Если бы Чонгук только знал, как нагло им всем лгали все года. Ему ведь тридцать один год… Он все это время слепо верил в чужие слова, которые и гроша не стоят на самом деле. Жил в ограниченных рамках, выстроенных кланом, который держал каждого в крепчайшей хватке, не позволяли выйти из мира, в котором лишь они правы. А Тэхен чудесный, его всем своим нутром лишь защищать хочется, к нему тянется даже этот зверь, которого самому контролировать тяжело бывает. Но ведь, если бы Чонгук раньше узнал всю правду, разве встретил бы он его? Тогда, в тот день, когда Хосок принес папку с данными на очередных омег, он даже не хотел толком смотреть на них. Осточертело. Хотелось уже бросить все, исчезнуть. Но что-то изнутри словно попросило, потянулось. Да и хотел ведь только воспользоваться им. А что потом? Пропал в нем. За несколько встреч своим признал, ни с кем делиться не захотел. И пока сам отвергал мысли о влюбленности, все внутренности только и делали, что кричали, как этот парень необходим. Необходим для собственного успокоения, для контроля эмоций, для обучения настоящей и искренней любви. До дрожи в пальцах хотелось его касаться, хотелось смотреть, находиться рядом, чувствовать, слышать. И хочется сейчас. От одних только мыслей о Тэхене зверь успокаивается внутри, не пытается взять контроль над сознанием, чтобы сорваться с места и снова согрешить. Но и к омеге не спешит, боится испугать этого итак ослабевшего мальчишку. Чонгук сейчас сам на себя не похож. Стрелки перевалили давно за три часа ночи, но все еще не спится. Этот дом пустой, не спасает ни наличие прислуги, что всегда здесь, ни собственные верные псы, что радуются каждый раз появлению хозяина, потому что в последнее время практически и не видят его. Здесь пахнет одиночеством, отсутствием живости, нет совершенно ничего, что могло бы отвлечь на мысли, которые помогли бы уснуть. И совершенно непонятно, как раньше он жил здесь на постоянной основе. Так вот оно что… Дом и квартира настолько же разные, как сам Чонгук раньше и сейчас. Вряд ли еще месяц назад он смог бы остановить себя от убийства собственного друга. Вероятно лишил бы его жизни сразу же, не покидая квартиры. Сухо ведь правда не дурак, не подставил бы никогда, особенно таким глупым образом. Он слишком умен, слишком хитер. И скорее всего у Юнги на него совершенно ничего нет, иначе они бы давно уже знали, что именно имеют в качестве шантажа. «— У него ничего на нас нет, на тебя тем более, — вспоминаются слова друга, который с легкостью отправлял Чонгука на разговор с Мином. — Расторгни договор и все, ничего больше не спрашивай.» А Чонгук не удержался, это чертово видео в нем слишком сильный интерес вызвало. Никак не мог поверить, что его совершенно ни у кого нет. Выставил себя полным дураком, сорвался прямо с места, поспешил другу глотку рвать за предательство, которого скорее всего и не было. Этот альфа сто процентов смеялся над ним долго, играясь с тем, кого совершенно не нужно злить, водить вокруг пальца. Подобное может привести к печальным последствиям. К смерти, например. Еще и омегу его захватит в придачу, чтобы больше никогда не увидеть его в этом городе. Ни одного, ни другого. Злость почти спала, скоро не останется и следа. Можно будет появиться перед Тэхеном. А можно ли? Из головы совершенно вылетел тот факт, что омега то у него сейчас течный. Может еще только приближается, но запах определенно стал еще гуще, в этом уверены. Чонгук почти ощущает его на кончике языка, прикрывая глаза. Как скоро он сможет ощутить эту сладость лично? Чтобы собственными ладонями касаться, чтобы ощутить языком бархатную кожу. Уверенности в том, что сможет сдержать себя в руках, нет, но хочется до безумия. Чонгук одержим им действительно сильно. Но это уже и не удивляет, он ведь воспитан так, чтобы свое ближе к себе держать, чтобы брать все, что хочется, чтобы присваивать. И единственное отличие заключается лишь в том, что по отношению к Киму эти замашки их клана мягкие, осторожные, не во всей своей красе проявляются. Чонгук научился вести себя с ним правильно, чтобы не пугать, не отталкивать. Заманил в свои сети. А в доме этом… здесь не чувствуется присутствие Тэхена. Совершенно пусто.* * *
— Ты просто идиот! — кричит, срывает голос в панике и страхе. — Как ты вообще, блять, додумался до этой безумной игры?! Мы в порыве эмоций обычно не контролируем то, что говорим. Но Чимину очень повезло, что его альфа сейчас понимает прекрасно причину злости, почему позволяет себе кричать, обзываться, пытаться ударить. Его план действительно был глуп, сыграли эмоции, захотелось причинить хоть какую-то боль, чтобы почувствовали страх. Чонгук это заслужил… а заслужил ли Чимин эту бурю эмоций? — Я вообще не хочу улетать! Не хочу покидать этот город, потому что он мне нравится! — чемодан с вещами скидывается с кровати в порыве обиды и злости. — Не могу поверить, не могу… — шепчет, как в бреду, и присаживается на мягкий матрас. Юнги не думал, что вызовет такую реакцию своими словами о срочном переезде. И на самом деле не совсем понимает, почему она настолько бурная. Его словно в момент возненавидели, больше не хотят иметь ничего общего. От этого в груди жжется, очень неприятно делается. Омега словно разбит, раздавлен, подбирай любой синоним, но он сам не свой. А он… Он всего лишь не может даже представить, что произошло с Сухо, который поверил на слово, передал видео. Чимин ведь и правда только передал флешку Тэхену, никаких копий даже делать никто не пытался. А Чонгук может убить… Он будет всю свою жизнь чувствовать себя убийцей, если с тем альфой что-то случится. А еще страшно за себя, за Юнги. Им действительно нужно срочно бежать из города, иначе им вскроют глотки, будут убивать мучительно медленно, принося максимум боли, пока не наскучит. Чимин видел, на что способен альфа. Плюс к этому всему он снова будет полностью зависеть от Юнги, ведь в другом городе у него точно ничего не будет… Но это, по сравнению с остальным, сейчас не так важно. — Он тебя убьет, — всхлипывает, поднимая глаза на альфу, что встревожено ожидает продолжения от резко затихшего парня. — И меня тоже, — на глазах все больше влаги скапливается. — Заставит нас смотреть на смерть друг друга, будет мучить, — вот-вот прорвется водопад слез. — Юнги… — Ну же, спокойно, — оказывается рядом слишком вовремя, чтобы спрятать в свои объятиях комочек нервов, что готов впасть в истерику. — Ничего не случится, мы вернемся сюда позже, я тебе обещаю. Единственное, что Юнги действительно может сейчас, так это дать обещание. Которое обязательно сдержит. А Чимину остается лишь верить, хватать протянутую руку и бежать вслед за ним в неизвестность. Толчком стали угрозы Чона. Они не были пустыми, прекрасно ознакомлены с возможностями. А потому нужно было переиграть его хотя бы в этом. Ни за что не поставит под удар омегу, в которого влюблен сильно. Хотя бы Чимина он спасет. Нужно срочно покинуть город, исчезнуть с радаров, не оказаться в мертвой хватке стиснутой на шее пасти. Пока Чонгук думал, что Юнги смеялся над ним, над его реакцией и агрессией, сам Юнги спешил спасти такого же драгоценного человека, какой есть и у Чона. Они два альфы, готовые сделать все возможное ради тех, кого выбрала душа, к кому тянется все существо. Они так устроены, это их природа. Защитить даже собственной жизнью. В их мире альфы – сильный пол, и как бы омеги не пытались с этим спорить, но именно в их генах заложена забота о своей второй половине души, которую выбирает опять же то, что сидит внутри. — Мне страшно, — негромко признается. — Я знаю, знаю, — поднимает голову парня на себя, чтобы смотреть в глаза. — Но я защищу тебя, чего бы мне это не стоило. Иначе не может.* * *
Их природа действительно иногда удивительна. Как бы Тэхён не старался показывать себя сильным и смелым, его сломали. Как бы он не кричал о том, что справится во время течек сам, сдался и пришел к дверям того единственного, кто способен облегчить нарастающую все сильнее боль, к кому тянет, кого хочется увидеть, почувствовать. Его тело снова предает хозяина, когда дело касается Чонгука. Природа на столько же удивительна, на сколько и ничтожна. Тэхену никто не открыл, никто не пришел даже через час. Чонгук не отвечал даже на звонки. Картой-ключом пришлось воспользоваться самому, чтобы оказаться в квартире пропитанной целиком и полностью лишь одним запахом. От боли хочется избавиться, чтобы она уже оставила его, потому что так больно ему не было еще никогда. Ни разу не хотелось лезть на стены от нее, не хотелось кричать и плакать. А сейчас все по-другому, совсем иначе, не помогают ни одни таблетки. Про обильно выделяющуюся смазку даже говорить не хочется, потому что это чересчур. Кровать мягкая, но холодная, идеально заправленная. На ней наводят беспорядок почти сразу же, заваливаясь прямо в центр, скручиваясь в клубок и притягивая постельное к себе ближе. Как один лишь запах альфы может тянуть к себе так сильно? Как омега может быть настолько зависим от него? Это в голове не укладывается… пока она еще может соображать. От количества насыщенного аромата становится легче. Но… этого оказывается мало. Тэхену хочется больше, чтобы словно сам Чонгук рядом, чтобы ощутить его настолько тесно, будто он в запаховую железу уткнулся. Голова начинает потихоньку отключаться, это он понимает, когда перетаскивает небольшое количества вещей из гардероба на кровать и укладывается сверху, начиная удобно раскладывать вокруг себя, формируя так называемое гнездо. Своя одежда мешает, смешивает запахи, пока хочется не ощущать своего вообще. Тэхён надевает на себя шорты альфы и футболку, скидывает собственные вещи на пол. Боль значительно перестает доставлять тот дискомфорт, с которым жил половину дня. Наконец может легко вздохнуть, не сдерживая слезы. Сейчас хорошо, спокойно. Раньше подобного не было, но на это абсолютно плевать, пока чувство удовлетворения медленно накрывает, погружая в сон, где не больно, где умиротворенно и комфортно. Сколько бы Тэхён не пытался уснуть дома, чтобы хотя бы во сне избавиться от боли, ничего не получалось. Весь низ тела, начиная от пояса, словно резали по кусочкам одновременно, ноги сводило так, что иногда не получалось и стоять нормально, живот скручивало адской болью, заставляя скапливаться слезы. Но сейчас… Сейчас почти ничего нет, почти не больно. А потому изможденный организм быстро отключается, обессилив от постоянного стресса, что только нарастал с каждым часом. Сон глубокий, его совершенно ничего не тревожит, ни шум открывающейся двери и ее хлопок, ни громкие шаги, которые в один момент резко прекращаются. На часах раннее-раннее утро, около половины шестого, а дома стоит отчетливый аромат омеги, о котором думается последние несколько часов. Но Чонгук не дурак, чтобы не понять, почему его так много, почему бьет в нос чуть ли не со входа. С ним два пса, что шумно начинают обнюхивать квартиру, которые, подойдя к заветной двери, где спряталось самое дорогое в этом мире сокровище, гавкают, мол кто-то там есть. Чонгук и без них знает, что там кто-то есть, и это совершенно не чужой человек. Он проходит в спальню тихо, не создавая ни единого звука, чтобы не потревожить спящего парня. Только вот… Чонгук замирает на пороге комнаты, внимательно разглядывая открывшуюся ему картину. Такого ему еще не приходилось видеть, но почему-то внутри все сковывает, там зверь скулит и хвост поджимает, окончательно позабыв о всей своей ярости на мир, на друга. Ни о какой мести за предательство и речи не идет. Перед ним омега, спрятавшийся от собственной боли, который пришел к нему, чтобы помогли, который… гнездится… Собственный пиджак, что был в одной руке, бросается на пол к собственным вещам омеги, а сам он осторожно забирается на кровать, ощущая скопление густого запаха слишком остро. Но почему-то ему не позволяет внутренний альфа подобраться ближе, не переходит сооруженные границы из одежды. Это территория исключительно омеги. Омеги, который выглядит слишком мягким сейчас. Чонгук укладывается на уровне его лица, протягивает лишь руку к нему, чтобы огладить взмокшую от жара тела кожу. У Тэхена началась течка, но он смог избавиться от боли лишь здесь, окружив себя всего запахом Чона. От этого во всем теле покалывает, слишком доверительное действие с его стороны. И Чонгук ни в коем случае не может все перечеркнуть. — Хороший мой, — никак не может убрать от него руку. Ощущение, словно проснется от самого сладкого сна, если разорвет контакт. Приехал спать сюда, не подозревая, что его ждет сюрприз. Телефон лежит забытым в машине, но о пропущенных звонках даже не вспоминается, их и не видели, даже не помнят, что слышали. — Я не знал, что ты меня искал, — рассматривает его всего, только сейчас понимая, что в его одежде лежит. — Иначе примчался бы… — не примчался… Хмурит брови, понимая, что все могло обернуться срывом на самом хрупком теле. — Но я обязательно нашел бы способ расслабить его побыстрее, — прикрывает глаза. Иногда Чонгук искренне ненавидит вторую часть себя, что сидит зверем внутри. Вот сейчас, например, злится, пока тот сам хвост поджимает, поскуливает, желая помочь, но не имея возможности ничего сделать, кроме как окутать омегу своим настоящим запахом, а не тем, что остался на одежде. Тэхён вдруг хмурится, вертеться во сне начинает, чувствует своего альфу рядом. А Чонгук ничего сделать не может, пока ему не позволят оказаться в неком подобии гнезда, что является его защитой, слишком интимно, лично для омеги. Рука соскальзывает с лица, когда Тэхён переворачивается на другой бок, от него, потому ее запускают в волосы, а омега вздрагивает от прикосновения. Он почти сразу понимает, где находится, стоит раскрыть глаза, и поворачивает голову к нему резко, сталкиваясь с уставшими глазами, которые еще не спали. — Могу ли я… — Чонгук показывает взглядом, что совершенно не нарушает его границ. И ему ничего не отвечают, но улавливается недовольство и без этого. Тэхён сам тянет его на себя, предварительно развернувшись обратно, и сразу тычется носом в шею, чтобы, как хотелось ранее, ощутить запах сильнее всего. Чонгук протискивает руку под него, заваливает на себя и обнимает, наконец, чувствуя окончательное спокойствие своих двух сторон. То что нужно. Тэхён весь мокрый, у него горит все тело, но он ничего не предпринимает, полностью насыщая себя альфой, который во сне рядом был. Сейчас нуждается именно в этом, в присутствии рядом, в настоящем запахе, в осторожных ласковых касаниях. Чуть ли не урчит от удовольствия, настолько ему хорошо. Широкие ладони плавно перемещаются по спине в успокаивающем жесте, забираются в густые отросшие волосы, перебирают завившиеся пряди. Его хочется касаться вечность, ощущать под кожей тепло его тела, его дрожь, его жар. Хочется ощутить его на вкус, пройдясь языком по самым сокровенным местам. Услышать его стоны удовлетворения, наслаждения. Чонгуку хочется увидеть его распаленным на собственных подушках, чтобы просил, чтобы загнано дышал и замирал. Его хочется целиком и полностью, сожрать без остатка, слиться воедино, чтобы два человека одним целым стали, чтобы слияние душ произошло. А как ему бы пошла метка, как вкусно бы он пах, когда их запахи смешались бы. Вся ситуация кружит голову, но Чонгук лишь позволяет ему делать все, что хочет, отдает себя в пользование на неопределенный срок, лишь бы чувствовали себя хорошо. — Ты не брал трубку, я прождал час под дверьми, поэтому воспользовался ключом и вошел без разрешения, — спустя время подает голос, который сонный, ленивый. — Здесь хорошо, — вздыхает, укладывая голову на плечо Чонгука, чтобы поднять на него свои затуманенные глаза. — С тобой хорошо. И это приводит в чувства. Тэхена нельзя сожрать, нельзя пометить, с ним совершенно нельзя грубо. С ним только осторожно и нежно, исключительно ради его удовольствия. Ведь этот омега особенный, единственный сумел привлечь внимание за столько лет жизни. Никто и никогда не сравнится с ним. Такого беречь нужно, заботиться, проявлять внимание и любовь. Чонгук не знает, что действительно нужно делать, но всегда действует на желаниях и догадках, и пока оказывался правым в своих решениях. Тэхену хорошо именно с ним. — Ты всегда можешь прийти сюда, не спрашивая разрешения, — заправляет прядь ему за ухо, которая вот-вот выскользнет и спадет на лицо. — Это и твой дом тоже, тебе можно все. — Мой дом? — Тэхен немного не соображает, не улавливает сути разговора, не может сконцентрироваться. Хлопает глазками, чтобы в какой-то момент прикрыть устало веки и признаться: — Тебе придется перестирать всю одежду подо мной, там все мокрое, — вздыхает. Сейчас у Чонгука ощущение словно Тэхен болеет, лежит с температурой, все никак не поправляется, каждыми днями ждет его с работы, пытаясь лечиться от простуды. Его вид такой измотанный, что хочется бесконечно жалеть. А это его признание… хочется лишь посмеяться. Но Чонгук не смеется, лишь целует в лоб, задерживаясь ненадолго. — Это ничего, — отвечает спустя минуту. — Спи, я никуда не уйду. — Правда? — уже шепчет, постепенно проваливаясь в глубокий сон. — Правда, — обещает. — Ты проснешься, и я буду рядом с тобой. И ему верят, полностью отключаясь на крепком плече, утягивая за собой и уставшего альфу, окунувшегося в атмосферу, которую создал омега, избавляя от просыпающегося возбуждения. День был тяжелым у обоих, вечер особенно, два измученных организма, наконец, получают заслуженный отдых. Но никто из них и подумать не мог, что проснутся они в обед от яростных стуков кулаками в дверь, соответсвенно сопровождаемыми лаем двух псов, которых забрали с собой в квартиру из дома. Тэхен ожидаемо пугается всего сразу, смотря взволновано на Чона, что становится сердитым и встает с кровати не спеша, прося не высовываться. И они не думали, что человеком, кто разбудит их, будет отец Кима. — Где он?! — доносится крик с коридора. — Не дай бог ты его хоть пальцем тронул. Голос приближается и Тэхен слышит, как его просят остановиться, не проходить дальше. Потому что по количеству вещей на кровати сразу будет понятно, что омега здесь делал. Но скрываться больше нет смысла, именно так решает Тэхен, когда встречает отца, сидя в куче одежды альфы и невинно хлопая глазками. Тэхен сбежал к нему, сообразил гнездо, нашел болеутоляющее в виде Чонгука. И не собирается за это оправдываться, даже если отцу ну уж очень сильно не нравится его кандидатура на роль альфы сына. Чонгук уже не тот, каким был при первой встрече, научился вести себя правильно, не обижает. Он старается защищать, очень сильно винит себя за случившееся до сих пор, окружает своим вниманием, даже если самого рядом нет. Чонгук бережет его, не делает ничего лишнего, постоянно волнуется. Люди учатся на ошибках и иногда нужно эти ошибки прощать, давать второй шанс. Тэхен в него влюблен очень, не хочет без, хочет лишь с. Как и ожидалось, мужчина замирает в дверях. Он даже не обратил внимания, что сам Чонгук в помятом брючном костюме, разве что без пиджака и с расстегнутыми верхними пуговицами. Сам Тэхен помятый, видно, что много спал, что чувствует себя не очень хорошо. Но… Мужчина понимает сразу, что тут происходит. — Тебе не нужно было приезжать, — голос хриплый. — Все хорошо. — Поехали домой, — никак не верит, что сын действительно гнездился. — Мы съездим к врачу, тебе выпишут новые хорошие обезболивающие, — делает шаг, а за спиной отчетливо ощущается напряжение исходящее от альфы, который не позволит сейчас забрать Тэхена домой. — Пап, пожалуйста, — устал, не успев проснуться. — Тебе правда не стоит беспокоиться, с ним я в безопасности не меньше, чем с тобой. — Ты ведь знаешь, какой он человек, — мужчина не может не злиться на сына, с которым они уже обсуждали все это. И Чонгук ему не пара. — Я хочу сам выбирать с кем мне быть, а с кем нет, — омега внутри начинает нервничать, голос повышается. Связь с альфой построена, они чувствуют друг друга лучше обычного. И Тэхену совершенно не нравится испытывать страх Чонгука, который держит себя в руках только из-за осознания, кто сейчас перед ним. Не может навредить отцу своего омеги. — Пожалуйста, — хотелось бы встать с кровати, проводить отца, поговорить наедине, но не может. Чувствует, что ноги не удержат его. — Можем мы позже обсудить все дома? И этот вопрос подразумевает под собой лишь положительный ответ. — Ты ведь знаешь, что я просто волнуюсь за тебя? — вздыхает отец, делая пару шагов назад, видя, что сыну плохо. — Конечно, — натягивает уголки губ, но не говорит, что сейчас сам за него переживает, потому что Чонгук напряжен слишком сильно. — Я позвоню тебе позже. И когда отец уходит у омеги назревает другой вопрос… Два крупных пса в квартире, которых не было, когда он пришел. Стоит разглядеть их вблизи, сразу вспоминается отрывок из видео. Безопасно рядом с ними он себя не чувствует. А еще Чонгук возвращается в комнату без рубашки… Столько вопросов, а рот не открывается, в нем скапливается слюна, которая громко сглатывается, стоит альфе оказаться перед ним и осторожно толкнуть назад, чтобы упал на спину. У Тэхена в животе бабочки разошлись, щекочут без остановки, дыхание от их действий перехватывает, а в глазах блеск. Приятные чувства смешались с болью, которая все еще с ним, которая не отступает только из-за запаха альфы. Его телу нужно больше, чем просто присутствие. — Доброе утро, — кончиком носа ведет по влажноватой шее к скулам. Его голос хрипловатый, глубокий и зачаровывающий. Чонгук умело оказывается между его ног, делая глубокий вдох, чтобы заполнить легкие сладким запахом. Тэхен сейчас, как пластилин, — лепи, что хочешь. У него совершенно нет сил на какие-то сложные физические действия, не может даже руки поднять, чтобы ощутить горячую кожу на широкой спине, где мышцы перекатываются, стоит Чонгуку опереться на локти, чтобы рассмотреть омегу с близкого расстояния. — Как ты себя чувствуешь? — волнуется, видит, что не очень, но хочется узнать насколько. Тэхен будто и не спал вовсе, веки его тяжелые, оттого и не может глаза долго открытыми держать. — Ты голоден? — Мне больно и приятно одновременно, — на выдохе произносит, хмуря брови. — Тут болит? — опираясь на одну руку, второй пробирается под свою футболку на нем, чтобы нежным движением огладить низ живота. В ответ лишь кивают. — Лежи тут, я сейчас вернусь. Тэхен встревожено поворачивает голову в сторону скрывшегося альфы, и ничего не понимает. Сейчас его боль постепенно увеличивается, и он лишь боится представить, что было бы, забери его отец от Чонгука. Даже не хочется проверять, какой силы эта боль. Ощущение, словно не переживет, а еще будто Чонгука нет уже слишком долго. Отсутствие альфы вынуждает принять сидячее положение и нахмурить брови. Тэхен всегда во время течки чувствовал усталость и желание вечно спать, но сейчас все это в несколько раз словно увеличилось, а вместе с этим появились и другое острое желание. Чонгука действительно очень хочется. Впервые он сам принимает то, что во время течки нуждается в альфе, и не просто в его присутствии рядом, а внутри… А еще хочется помыться, потому что в шортах все липкое, по ногам стекает тоже все липкое, неприятное. — Я тут, — Чонгук появляется в дверном проеме как раз в тот момент, когда Тэхен был готов вставать иDVRST, OBLXKQ - Endless Love (Slowed) – fiveseven
— Нет, пока он не сделает то, чего хочет, — поддается вперед, чуть приподнимаясь, чтобы дотянуться до манящих к себе губ. — Но перед тобой он в основном поджимает хвост, — касается осторожно, оставляя мягкий поцелуй. — Ты знаешь, как себя вести с ним, — еще один. — И я понятия не имею, как ты это делаешь, — помогает Тэхену сесть на себя, когда тот начинает поворачиваться к нему. — Тебе просто необходимо тепло, искренность и спокойствие, и не важно, с кем я говорю, — улыбается легко, заглядывая в глаза, прежде чем прикрыть свои и позволить себя целовать. В голове, наверное, навсегда отпечаталось то, как Тэхен любит целоваться. А потому Чонгук начинает медленно и нежно, лишь сминая мягкие пухлые губы, пробуя на вкус каждую. Хочется дать волю собственным рукам, чтобы разгулялись по худому влажному телу, изучили каждый изгиб, запомнили наизусть. На поцелуи несдержанно выдыхают, хотя еще не происходит толком ничего. Чонгук чувствует это обжигающее дыхание, языком слизывает этот жар с его губ, мягко оттягивая нижнюю, растягивая вязкую слюну. Шею обвивают тонкие руки, одна забирается в волосы, его движения легкие, совсем невесомые и медленные. Тэхен первым толкается языком в рот, сталкиваясь с чужим, таким же горячим и скользким. И Чонгука заводит не усилившийся еще больше запах, а сами действия, их осторожность, аккуратность. Он не удерживается, кладет руки на талию, что уменьшилась в разы с последнего раза, когда он позволял себе ее касаться, и направляет за нее ближе к себе, сам толкаясь бедрами вперед. Выдох граничащий со стоном прямо в рот, Тэхен начинает покусывать губы в поцелуе, и Чонгук знает, что младший начинает теряться в эмоциях и чувствах. Он отстраняется от его губ и сразу же припадает к шее, выводя нежные узоры, опускается к ключицам, что выделяются сильнее обычного. Его бы зацеловать до смерти, каждую часть тела на вкус опробовать, оставить следов миллион, но оставлять метки на этом чистом теле… оно слишком прекрасно в глазах альфы, чтобы портить его. Тэхен чуть откидывает голову, предоставляет доступ ко всему себе, позабыв о страхах, и Чонгуку сложно видеть открывающуюся перед ним картину. Он его, весь целиком, без остатка. Тэхен принадлежит ему, позволяет добраться до каждого участка тела. Широкие ладони опускаются под воду, чтобы огладить стройные бедра, чтобы вызвать дрожь по телу омеги, чтобы встретиться с рассеянным взглядом. Тэхен смотрит ему в глаза, пока пальцы нежными касаниями проходятся по тазовым косточкам, вынуждая дыхание сбиться. Его рот приоткрыт, а взгляд все сильнее мутнеет. В нем скоро совершенно не останется осознанности. — Все хорошо? — у Чонгука у самого голос стал ниже, грубее. Он и не скрывает своего возбуждения, лишь помогает Тэхену раскрыться. — Да, — совсем тихо, а после громкое сглатывание. Тэхен впервые ощущает такое возбуждение, впервые чувствует, что сам хочет продолжения, хочет, чтобы Чонгук сделал с ним все, что захочет. Он хватается за крепкое плечо, когда рука оказывается на внутренней стороне бедра. Движения легкие, нежные, но Тэхен даже не подозревает, что вода мешает прочувствовать их сполна. Сам тянется к губам альфы, но тот неожиданно поднимает его с осторожностью, чтобы не дай бог не упасть, выносит из ванны на руках и несет обратно в спальню. В один резкий рывок все вещи вместе с покрывалом оказываются на полу и Чонгук кладет мокрого Тэхена на чистую постель, припадая к губам, потому что ранее лишил поцелуя. От предвкушения во всем теле волнение, все словно впервые происходит у них обоих, а не только у Тэхена. Чонгук бы хотел, чтобы у Кима в принципе это был первый опыт такого взаимодействия с альфами, но ничего не изменишь. И он будет винить себя всю жизнь. К Тэхену страшно прикасаться, словно можно одним неверным движением кости сломать, настолько сильно он похудел. Чонгук опускается к мягкому животу и оставляет легкий поцелуй, проверяя на реакцию, где больше нравится, на что острее реагирует, повторяет движение по тазовым косточкам, касаясь совсем невесомо и слышит, как сверху втягивают шумно воздух, и видит, как слегка прогибаются в спине. Тэхен чувствительный до невозможности, кажется, где ни коснись, везде будет особенным местом. Смазка обильно выделяется, ткань под омегой мокнет, а сам он пытается свести колени вместе, когда Чонгук проводит языком по всей длине стоящего члена слишком неожиданно для омеги, прикрывшего глаза. Тэхен что-то там мямлит, пытается воспротивиться, но получается вероятно не очень, потому что Чонгук берет в рот полностью небольшого размера орган, несмотря на то, что никогда ранее этого не делал. — Ч-чонгук, — прогибается в спине чуть ли не до хруста, собирая в кулаки ткань пододеяльника под собой. Его реакцией удовлетворены, ласкают ладонями бедра, посасывают активно, стараясь вызвать как можно больше приятных ощущений. Тэхен голову теряет, слишком много всего чувствует, слишком хорошо, приятно. Чонгук делает что-то невообразимое с его телом, невозможно описать то, что происходит с ним. Но останавливать его совершенно не хочется. Движения осторожные, плавные, не имеющие ни капли резкости. Очень стараются быть аккуратными с этим чувствительным телом, которое сейчас все больше накаляется. Тэхен не позволял себе показать свои желания, сдерживался, хотя все прекрасно было видно. Чонгук избавит его от боли, вернет в реальность и будет продолжать это делать, пока течка не закончится, пока его сами не попросят прекратить. Пальцы легким и быстрым движением проскальзывают меж ягодиц, собирая пальцами смазку, и Чонгук поднимается, наблюдая за распахнутыми от неожиданных действий глазами. Он пробует ее на вкус, наслаждаясь покрасневшими щеками смущенного Тэхена, который закрывает лицо ладонями, который ерзает по постельному от отсутствия ласк. — Необычно, — откровенно признается альфа, который первый раз пробует омегу на вкус. Вообще достаточно странно, что в своем возрасте Чонгук многое пробует и чувствует впервые, хотя для большинства людей все эти новинки являются достаточно обыденными вещами. С Тэхеном складывается чувство, что они ровесники, а не имеют девяти лет разницы. Предпочтениями альфы всегда был грубый секс, приносящий наслаждение только ему, зачастую он даже не видел лиц омег. А сейчас только любоваться им хочет, пробовать, медлить, доставлять удовольствие именно ему. Чонгук кладет ладонь на согнутое колено, ведет медленно к паху, наблюдает, как живот втягивается, стоит добраться и до него, как судорожно наполняют легкие воздухом. Он опускается к губам, сплетается языками, позволяя Тэхену попробовать свой вкус, что смешался со слюной. — Если ты захочешь остановиться, — отстраняется, заглядывает в глаза. — То обязательно скажи мне. Тэхен кивает, не отрывая глаз от мужчины над собой. Этот альфа не вызывает в нем того страха и паники, как в первые встречи, лишь волнение и какую-то неописуемую нежность, которую так и хочется ему дарить. Его хочется касаться, гладить, забирать все плохие мысли, всю тяжесть дня. О нем хочется заботиться и ему хочется доверять. Что собственно Тэхен и делает, лишь немного напрягаясь, когда Чонгук вытягивает одну из подушек и кладет ее под таз омеги. Не понимает, что происходит. А Чонгук лишь не хочет напомнить ему о тех ужасных событиях, не хочет разворачивать его к себе спиной, чтобы переставал видеть происходящее. Бедра немного приподнимают и Тэхен крупно вздрагивает от прошедшегося языка между ягодиц, которые раздвинули сейчас лишь немного. Он только слышал о том, какое удовольствие получают многие омеги, у которых альфы не стесняются вылизывать их, а потому сейчас находится в предвкушении. Чонгук растягивает губы в улыбке, когда Тэхен прижимает ноги, согнутые в коленях, к своей груди. Его мальчик понял, что сейчас будут делать, и ему не терпится настолько, что ерзает, приближаясь ближе к лицу между своих ног. Чонгук снова собирает выделившуюся смазку, слышит выдох, граничащий со стоном. Ему больше не нужно ничего, уже все понял. Припадет губами к пульсирующей дырочке, чтобы после осторожно пройтись языком по кругу, проверить на чувствительность. Раздвигает ягодицы чуть шире и медленно толкается языком, слыша первый облегченный стон сверху. То, как сильно Тэхен начинает течь в течение всего времени, медленно сносит тормоза. Альфа внутри уже весь излизался, слюнями обтекает, ходит кругами, дождаться не может, когда уже сможет перейти к действиям, только вот его с цепей ни за что не спустят. Чонгук не позволит тому сорваться и причинить хоть каплю боли. Только ласка и нежность. Язык в него с огромной легкостью проходит, Тэхен весь мокрый, готовый на большее, он не может сдержать стонов, что срываются с его вечно манящих губ слишком вкусно. Чонгуку хочется их губами ловить, сцеловывать. Он становится нетерпеливым, потому совсем медленно приставляет к дырочке палец и входит вместе с языком. Худое тело прогибается в спине, заставляя альфу замереть. И чего Чонгук не ожидал, так это хватки на своих волосах. Тэхен сжимается вокруг языка с пальцем, но хочет еще, глубже. Сдался окончательно. Не сможет больше противостоять Чонгуку. Языком до конца толкается, по подбородку течет смазка, как и по ладони, но это совершенно не вызывает отвращения. Наоборот. У самого уже железно стоит, да так, что боль причиняет. Все эти ласки лишь больше будоражат, разгоняют кровь по телу, что сигналы в сердце подает. Если рай выглядит так, то Чонгук сожалеет о каждом своем поступке, что лишил его возможности туда попасть. Палец вводит до конца, раздвигает осторожно узкие стеночки шире, пытаясь выбросить из головы страх сделать больно, потому что готов вот-вот прекратить. Но Тэхен дышит тяжело, стонет и пытается подаваться вперед, стягивая волосы Чона сильнее в кулак, и это позволяет понимать, что все хорошо. Чонгук не выдерживает, отстраняется от сочащейся смазкой дырочки, которая начинает сокращаться от пустоты. Облизывается, вытирает рукой подбородок и чуть ли не вгрызается в опухшие и покрасневшие губы. Чонгук целует напористо, вылизывает рот целиком, стоит плавно начать вводить два пальца, потому что омега его раскрывает в немом стоне. Ему хорошо, слишком хорошо. Тэхен все так же держит ноги почти у груди, но раздвинутыми, чтобы чувствовать альфу кожа к коже, совсем близко, тесно. Только вот все равно не получается, потому что рука между ними, потому что в него уже толкаются двумя пальцами совершенно свободно, потому что Тэхен готов отключиться от количества наслаждения. — Чонгук, — устало, на выдохе почти что без звука, но глаза свои затуманенные открывает, встречаясь с черной бездной, что утягивает его окончательно в это царство. — М? — с улыбкой больше похожей на усмешку на губах. — Еще, — насаживается на пальцы, которые до конца не вводят. — Хочу еще, — брови заламывает и губу нижнюю чуть ли не до крови закусывает. Не нужно повторять дважды, его поняли, а потому тремя пальцами смазку собирают, чтобы вошли без проблем, и приставляют к колечку мышц. Чонгук на него смотрит внимательно, каждую эмоцию изучает, вводит не до конца, позволяет привыкнуть. Но Тэхен лишь прикрывает глаза и сдержанно стонет, продолжая кусать губы. Увы, господин Ким, но было невозможно не притронуться к вашему драгоценному сыночку. Чонгук разводит пальцы, растягивает, гладит стенки, и находит комочек нервов. Тэхен крупно вздрагивает, резко распахивает глаза и слишком удивлено смотрит на альфу. — Еще? — не скрывает своей усмешки и толкается в него снова, не дожидаясь ответа. Тэхен под ним слишком очаровательный, дрожит весь от ощущений, постанывает, а Чонгук перед ним слишком слаб. Всегда. Какая бы ситуация не была, Чонгук всегда перед ним слаб, сделает все что угодно. Чужие глаза опускаются вниз, туда, где у альфы колом стоит, прижимаясь к животу. — А ты… — останавливает чужую руку, хватая за кисть. — Все нормально, — целует в кончик носа, чтобы отвлечь. — Я готов, Чонгук, — заглядывает в глаза, а эта его твердость во взгляде… — Я хочу, чтобы мы были настолько близко, насколько это возможно, — он уверен в том, что говорит. Этот омега… Как же часто он не дает сделать так, как хочет сам Чонгук. Но сейчас он даже сопротивляться долго не будет. Ему тоже хочется слиться в одно целое, ощутить его всего, услышать его самые громкие стоны, услышать свое имя в момент, когда дойдет до пика, услышать, как будет просить еще. Чонгуку так хочется… Тэхен самостоятельно подтягивается повыше, чтобы Чонгуку было удобнее устроиться, чтобы было больше места. Чонгук проводит по члену пару раз и болезненно шипит, не видя, как Тэхен на него смотрит. А там в глазах лишь желание поскорее ощутить его в себе. Омега внутри помогает позабыть о пройденной боли, помогает не чувствовать страх и панику, топит их с головой. И сейчас, когда течка уже в самом разгаре, Тэхен ему благодарен, потому что сам устал бояться такой близости. Даже с Чонгуком. Альфа собирает густые капли смазки, смешивает с собственной, которая от такого сильного желания выделяется обильнее, размазывает по всему органу и в последний раз заглядывает в глаза Кима, пытаясь найти там отрицание. Он приставляет головку ко входу, и оба втягивают шумно воздух. Тэхен пытается расслабиться, находит руку Чона и сплетает пальцы. Чонгук толкается медленно, сдерживая всего себя, лишь бы только ни одного резкого движения. А у самого дыхание тяжелое, шумное. Тэхен узкий, сжимает его всего, но очень пытается полностью расслабиться. Чонгук пытается уследить за всем сразу, за эмоциями парня, за своими движениями, за тем, как входит в него. Напряжен слишком сильно, что это невозможно не заметить. Тэхен подносит их сплетенные руки к своим губам и целует его тыльную сторону ладони. Чонгук переводит на него взгляд и буквально видит в чужих глазах просьбу расслабиться. — Прости, — тяжелый вздох. — Я очень боюсь сделать тебе больно. Его прекрасно понимают, да и чувствуют сильно эти эмоции. Только вот если они всегда будут бояться, то что тогда получится? Стоит попытаться, хотя бы начать… — Делай все так, как привык, — Тэхен начинает привыкать к ощущению чего-то большего, чем пальцы, а потому сам поддается вперед. — Если мне не понравится или будет больно, я обязательно скажу тебе. И эти слова действительно помогают Чонгуку расслабиться, он толкается в омегу увереннее, сразу до основания, замирая, чтобы привыкло тело к размерам, потому что его сжимают почти болезненно. Тэхен не признается, что чувствует немного боль, потому что знает, что пройдет, знает, что если скажет, Чонгук остановится. Когда стенки расслабляются, движения возобновляются, в него начинают толкаться осторожно, вытягивая тяжелое дыхание. Чонгуку разрешили делать, как привык, и единственное, что он себе не позволяет – поставить Кима в коленно-локтевую. На него хочется смотреть, его хочется видеть. Толчки становятся более быстрыми, Чонгук держит омегу за бедра, чтобы найти нужный угол, чтобы глубже, чтобы до простаты. Перед ним Тэхен, который не знает, куда себя деть, мечется по кровати, который сжимает постельное в кулаках, который выгибается в спине и стонет. Картина, которую он так мечтал увидеть. Чонгук зверя с цепей не спускает, но входит жестче, до шлепков о тело. Сам стоны сдержать не может, знает, что синяки от хватки на бедрах оставит. Но Тэхен разрешил и сейчас совсем не против. В нем жарко, очень мокро и узко. Комната вся запахом их смешанным наполнилась, хочется открыть окна от того, как жарко. По виску течет капля пота и она до жути Чонгука раздражает, потому что щекочет. Хочется остановиться, вытереть ее, но вместо этого делает другое. Он выходит из Тэхена, поднимает его на колени и разворачивает к себе спиной, прижимая к своей груди, обхватывая горло не сильно. — Постарайся не кончать, хорошо? — целует в плечо, получая еле слышное угуканье от того, что в горле пересохло. — Сможешь кончить со мной, я вылижу тебя начисто. И Тэхен не представляет, как сдержать собственное тело, которое уже, кажется, близко к разрядке. Помимо того, что его до этого ласкали, так у него еще это первый раз, и опыта нет совершенно. Он в принципе продержится меньше Чонгука. Но предложение звучит так заманчиво… В него толкаются грубо, но рука на шее сжимает не сильно, осторожно. Альфа контроль над собой не теряет, но установленные в голове границы, наконец, отпускает. Чонгук не может удержаться, кусает шею, плечи, целует, лижет, оставляет свои метки на этом чистом холсте. Его хочется взять еще грубее, чтобы все соки выжать, чтобы свалился без сил, чтобы не мог даже говорить. Чонгук останавливается, неуклюже подталкивает Тэхена чуть вперед, не выходя из него, просит опереться на стену у изголовья кровати и давит ему на поясницу, чтобы прогнулся сильнее. Перед ним картина сводящая с ума, возбуждающая, никак не лишает сил, лишь дает их. Чонгук ведет ладонью по позвонку, толкается медленно, дразнит, потому что чувствует, что уже на пределе его мальчик. Но так хочется его продержать подольше… Чонгук целует эту чистую бархатную спину, возвращает привычный темп, но рычит, когда чувствует, как его начинают сжимать. — Я… я больше не могу, Чонгук, — чуть ли не с болью в голосе. Тэхен правда старался не кончать, но для него это тяжело очень, а потому после пары толчков все тело расслабляется и дрожит, почти падая. Его подхватывают заботливые руки, не позволяя рухнуть и удариться о стену или спинку кровати. Чонгук шипит, когда его сжимают, чувствует, что это приближает и его самого к финишу, но им нельзя допустить сцепки. Просит попытаться расслабиться, чтобы выйти из него, и доводит себя рукой в пару резких движений, тоже пачкая постельное. Он быстрыми движениями вытаскивает из под Тэхена испачканное одеяло и укладывает его измотанное тело на чистую кровать. — Хочется спать, — шепчет Тэхен, пытаясь из последних сил держать глаза открытыми, чтобы видеть Чонгука. — Засыпай, — целует в лоб и отстраняется, он хочет сходить за чистыми вещами. — Ты не уйдешь? — и от чего-то Чонгук слышит страх в его голосе, а глаза словно готовы наполниться влагой. — Я тут, с тобой, — укладывается рядом, заволновавшись. — Никогда не уйду. Измотанный Тэхен действительно засыпает почти сразу, пока его заботливо наглаживают. Страх быть использованным все-таки вырвался из него, никак не смог его удержать в себе, потому что сил не осталось, потому что от страхов не так то просто избавиться. Чонгук рассматривает своего исхудавшего мальчика, метки на его теле, от которых он не смог удержать ни себя, ни зверя. Они на нем смотрятся вроде и прекрасно, а вроде и запятнал чистую бархатную кожу. Этот омега в его постели – одна из самых прекрасных вещей, которую когда-либо приходилось видеть. Но Чонгук все-таки встает через какое-то время, чтобы сходить за мокрым полотенцем и хотя бы покрывалом. Крепко спящий Тэхен даже не чувствует, когда его обтирают и одевают, когда накрывают пледом, когда пропадают на десять минут, чтобы ополоснуться самому. Но Чонгук возвращается, не оставляет, потому что никогда не сможет. Укладывается рядом, прижимая к себе, чтобы теплее, чтобы ближе, но заснуть так и не получается. Тэхен очень сильно похудел, и это не дает покоя. За окном уже давно темно, когда Тэхен просыпается. Но просыпается он один, его никто не обнимает, никто рядом не лежит, не чувствуется присутствие альфы. От этого почему-то становится очень страшно. Он резко присаживается на кровати, чтобы осмотреться и пойти на поиски, но взвизгивает, когда видит у своих ног одного из псов. Не удержался, они ведь безопасности не внушают после того видео, да и вообще Тэхен ничего о них не знает, вдруг без команды сожрут его. Боится даже шелохнуться. На крик почти сразу прибегает альфа, он замирает в дверях, оглядывает комнату, которую даже не закрывал, и не совсем понимает страха омеги. — Чонгук, убери его, — почти сразу готов расплакаться, когда видит своего спасателя, быстро прибежавшего на помощь. — Шезму, место, — дает команду, по которой собака сразу покидает комнату. — Я подумал, что что-то случилось, — садится на край кровати рядом, заглядывая в слишком испуганное лицо. — Вообще-то случилось! — куксится. Тэхен переспал, теперь у него настроение слишком чувствительное, что понимают сразу же. Чонгук хотел разбудить его еще час назад, но не был уверен, что стоит это делать. У всех течка проходит по-разному, а он настолько тесно связан с этим впервые. Были подозрения, что длительный сон помогает Тэхену переживать этот период, но сейчас что-то подсказывает, что это совершенно не так. — Он тебя охранял, — усмехается чужому поведению, потому что знает, что вообще Тэхен не боится собак, и понимает, почему такая реакция конкретно на его. — Не собирался обижать, — берет за руку и поднимает с кровати, чтобы отвести на кухню. — Без команды, — добавляет негромко, добивает так сказать. У Чонгука настроение хорошее, омегу подразнить хочется, чего, конечно, не скажешь о втором. Начинает сразу злиться, хмурит брови и строго смотрит на мужчину, но шипит болезненно и замирает с тихим «ой», когда делает шаг. — Болит? — виновато. — Болит… — Тэхен еще не пришел в себя после долгого сна, не совсем понимает, что вообще происходит, где он, какой день, час, год. Болит голова, а еще и поясница вместе с попой… — Прости, — действительно принимает вину, потому что для первого раза был слишком груб, разошелся. Тэхен зависает, смотрит на Чонгука, пытаясь понять, за что вообще извинения. Тот только пытается открыть рот как вдруг получает толчок в плечо. — Блин, Чонгук! — снова хмурит брови, выглядит очень возмущенным. — Это все ты! — настроение не то чтобы передается, но Тэхен тоже не на полном серьезе говорит, и, игнорируя боль, направляется к выходу из комнаты. — Хочешь я сделаю тебе массаж? — следует за ним, расплываясь в улыбке. Сейчас Тэхен – его Тэхен. Когда он в нормальном состоянии, когда нет течки, когда ему комфортно рядом и ничего не тревожит. Это вызывает лишь улыбку. Сейчас он знает, что омегу не тревожат боль и смена настроения только из-за гормонов. — Хочу! — А есть будешь? — не может налюбоваться своим мальчиком-зайчиком, который плетется прямо на кухню, наиграно строя обиду. — Буду! Чонгук же как раз уже закончил с ужином, который слишком сытный, об этом ему сообщает сам омега, сразу получивший нагоняй за худобу. У него было много времени, чтобы принять решение, что откормит Тэхена до нормального состояния, да и вообще они ничего не ели весь день, а он уже к концу почти подошел. К ночи должны вернуться боли, течка захватит тело омеги снова, а пока он снова вредная язва, спорящая с Чонгуком, который получает от этого невозможное удовольствие. Никто, кроме Тэхена, не позволяет себе подобного. Это не вызывает злости у альфы. У Тэхена вызывает подозрение такое настроение альфы, он наблюдает за ним, слушает внимательно, медленно поедая ужин. Щурит глаза и натягивает улыбку, но не успевает сказать, то, что хотел, потому что в дверь звонят, разрушая их атмосферу. Собаки реагируют сразу, оказываясь у двери, которую Чонгук идет открывать неспешно. Тэхен не слышит лая, а потому приходит к выводу, что никто чужой не пришел, даже если он этого человека не знает, то… — Боже, что с тобой? — Тэхен встает на ноги, видя разукрашенное лицо Сухо, который в удивлении стопорит, заметив парня. За ним следом заходит помрачневший Чонгук и что-то подсказывает Тэхену, что причина красок на лице парня как раз он. Он ничего не понимает, внимательно смотрит на двух мужчин один из которых что-то раскладывает по столику в зале, а другой сверлит первого взглядом. — Это ты вину загладить пришел? — выпаливает Чон, у которого не осталось и капельки того хорошего настроения, что было буквально полминуты назад. Сухо раздраженно выдыхает, прикрывая глаза. — Думаешь, такой мелочью сможешь что-то исправить? — Тэхен ощущает, как альфа закипает все сильнее с каждой секундой. — Я и без тебя выяснил бы их местонахождения. — Знаешь что, Чонгук, — Сухо смотрит на Тэхена, у которого в глазах растерянность и страх, потому что не увидеть этого напряжения между альфами просто невозможно. — Я всю ночь думал о произошедшем, — делает шаг к Чонгуку, чтобы быть совсем близко к нему. — И в моей голове не укладывается лишь то, как легко ты повелся на чужие слова, прекрасно зная, что я ни разу тебя не подставлял, — два заведенных альфы – плохо, когда они лучшие друзья – еще хуже. — Я, блять, твой единственный друг, Чонгук! — Ты в себя поверил, потому что здесь Тэхен? — легкий толчок в плечо и Сухо болезненно хватается за него. — Чонгук, остановись, — и ему лучше бы не влезать, лучше бы не выбирать не ту сторону. — Почему ты так ведешь себя? — встает между парнями, преграждая своему альфе путь, чтобы не навредил Сухо. — Ты будешь сейчас учить меня, как вести дела? — строго, с прожигающим взглядом. Поразительно, как легко и насколько быстро его можно вывести из себя. У Тэхена так еще не получалось. — Налить вам чай? — берет Чонгука за руку, чувствуя, что пора менять тактику разговора. — Поговорите нормально, выясните недопонимания, м? — поглаживает большим пальцем ладонь, показывая, что он с ним, рядом, на его стороне. — Потом вы разойдетесь, — немного тише. — Мы посмотрим что-нибудь или познакомишь меня со своими собаками, — последним заставляет перевести взгляд на псов, что лежат на указаных им местах. Заманивает, успокаивает своей теплотой. — Познакомить с ними? — не совсем понимает, возвращая взгляд на Кима, сжимая его руку в ответ. — Твои ребятки меня пугают, — поднимает уголки губ и усмехается, надеясь, что не выдает свою нервозность. — Чай значит, — Чонгук смотрит на Сухо за спиной омеги, которому самому интересен исход разговора. — Ладно, договорились. Тэхен и правда особенный, потому что вряд ли еще кто-нибудь может успокоить Чонгука так быстро и достаточно легко. Если бы его тут не было, скорее всего Сухо бы досталось снова. За свой язык в придачу. И если бы не этот «разговор за чаем», то вряд ли Чонгук отпустил обиду на друга. Тот действительно показал ему, что видео с флешки невозможно скопировать, сохранить. Его никак нельзя использовать в своих целях. Оно было в единственном экземпляре и теперь оно у Чонгука. А потому злость на Юнги с Чимином возросла в разы… Только вот они уже непонятно куда сбежали, о чем собственно и пришел изначально сообщать Сухо, а Тэхен решает отговорить своего мужчину от этой жестокой мести, потому что «нельзя убивать людей, потому что тебе хочется». — Даже тех? — вскидывает одну бровь альфа. — Ну… — неловко опускает голову, разглядывая свои ноги. — Тех можно было, — совсем тихо, заставляя Чонгука рассмеяться. Позже Чонгук действительно знакомит Тэхена с собаками. Он так загорелся этим, что чуть ли всю их жизнь не описал, показал, какие они на самом деле хорошие, что воспитанные, и вообще-то человечину не едят. Но когда омега начинает тянуться к нему плотнее и расслабляться, то понимает, что возвращается течка. — Чонгук, — лениво интересуется, лежа прижатым спиной к груди альфы. — М? — почти засыпает после горячего душа. — Это у тебя вечером такое настроение хорошее было, потому что ты, наконец, потрахался? — не выбирая выражений, потому что уже откровенно наплевать. — Потому что ты со мной, — моментально, не задумываясь. — Только из-за присутствия? — в удивлении разворачивается к нему, ожидая ответа. — Ну и из-за того, что потрахался, конечно, — уже смеется, приоткрыв один глаз, чтобы видеть реакцию Тэхена, который выпил час назад таблетки обезболивающие и уже давно должен был спать. — Противный, — возвращается в изначальнее положение, бубня себе под нос. — Ты тоже. И Чонгук искренне счастлив, что в его жизни появился этот противный омега, в которого он, кажется, навсегда.