Согрей меня своим теплом

Погода словно соблаговолила хорошей охоте. Был мороз и солнце – чудесное сочетание. Ни ветерка. Плотные ряды деревьев не пропускали возможную вьюгу. Эти зеленые стражи охраняли умиротворенность своих владений. Глаза слепили отблески от чистейшего снега. Тонкие ветви голых деревьев покрылись инеем. Эта наледь по всему лесу будто бы указывала, что кругом сказка и волшебство. В любую сторону взгляни: белесые кусты выглядывают из сугробов, веточки их топорщатся кверху часто-часто, словно челка какого-нибудь спрятавшегося существа; зеленые мохнатые обломки от елей лежали на пути; торчали и совсем уж одинокие палки, придерживаемые со всех сторон снежным покровом. Повстречалось и еще более чарующее зрелище. С вершины небольшой горки, скрывшейся за гектарами лесов-великанов, стремительно бежал незамерзший источник. Он петлял между деревьями, ударялся об камни, с плеском разлетался в разные стороны, отчего вокруг было довольно много ледышек. И все же поток его преодолевал все преграды и уносился далеко вниз к небольшому озерцу. Источник приятно шумел, наделял этот лес собственной живостью. Сквозь густоту растений пробивались солнечные лучи. Тенью отражались разнообразные фигуры. Узнать в них очертания деревьев было невозможно, все больше они походили на что-то невообразимое. Наверняка ребенок, обладающий бурной фантазией, выкрикнул бы, что это тень Хранителя Леса, а может, вспомнил бы еще легенд, с которыми укладывали его спать. Действительно, в этом месте начинаешь верить, что все это убранство создано богами намеренно. Что Снежич в этом году постарался на славу – детишкам раздор на горках с салазками, а растеньям теплое покрывало. Что Трескунец с Зимником и сами решили вдоволь развлечься, напустить мороза, чтоб глядеть, как краснощекие люди прячутся по домам и топят печи. Между тем охотники уже несколько часов как затерялись в раскидистом, ныне нетронутом человеком лесу. Редкие следы животных встречались по дороге: то про оленя говорили, то находили изощренные петляния зайца, то массивные отпечатки от волков или совсем уж аккуратные, словно животное семенило, лапы рыси. И на деревьях представлялся случай, что встречали упорного дятла, клювом своим извлекающего из-под коры вредителей. Несколько красногрудых снегирей тоже посчастливилось увидеть. Вся эта флора и фауна не то чтобы сильно привлекала Майклсонов. Хотя Клаус все же ловил себя на мысли, что это поистине живописный пейзаж, который если не воспевать в стихах, то просто необходимо запечатлеть на картине. Внутри пробуждалась тяга к творчеству – настолько прекрасно было в этом месте. Наконец выехали на просторную поляну, где вполне мог остановиться весь отряд охотников. Басманов проехался во всю ширь образовавшегося круга. Он довольно улыбался, наблюдая, как собаки рвутся с поводов, стремясь скорее приступить к своему занятию. Серьезные сокольничие проверяли амуницию своих птиц, уже готовые отпустить пернатых помощников с ремней и ознаменовать начало охоты. Басманов жестом подозвал Майклсонов к ним. – Дорогие друзья, рад вам сообщить, что сейчас вы лицезреете одних из лучших в своем роде соколов, – Басманов развел руками с особым пафосом и гордостью. – А вот это моя птичка. Государь подарил, судари. Федор указывал рукой на буйного сокола, перебирающегося с запястья к пальцам и обратно. На голове у него был забавный колпачок – мягкий кожаный клобучек с кисточкой на макушке. Глаза его были закрыты этой своеобразное шапкой, зато торчал короткий клюв в виде крючка. Птица им недовольно щелкала, передвигаясь туда и обратно. Выглядела она довольно массивно: была больше, чем остальные особи у сокольничих. Широкая грудная клетка, мощные конечности, массивные крылья, – превосходила всех своей красотой и величием, подобно ее хозяину. – Наблюдайте, глядишь, и вам дадим попробовать, – хмыкнул Басманов и припустил к остальным сокольничим. После громкого свиста все, как один, стянули со своих птиц клобучки и спрятали их в охотничьи сумки, висящие на поясе. Соколы встрепенулись, расправили свои крылья, подготовившись к взлету. Занервничали и собаки. Им надоело морозить лапы в глубоком покрове снега. Очередной свист – сокольничие отстегнули ремни. И вот птицы сорвались с места с победным воскликом. Взмыли в небеса. Из коричневого пятна с темной рябью на груди сокол Басманова быстро превратился в маленькую точку. Разлетелись по разным сторонам и остальные. Это действие было впрямь завораживающим. То, как птицы устремлялись к небесам, будоражило восприятие. Наблюдая за ними, внутри тоже все переворачивалось от последующего пикирования, очередного взлета и протяжного крика. Словно ты сам взлетел, почувствовал себя свободным, снял все ремни-ограничители. Теперь есть только ты и полет, именуемый свободой. И все подняли головы к парящим птицам. На лицах читалось немое восхищение. Кто бы ни хотел так же взмыть в небеса и быть выше всех? Наблюдать свысока? Такими привилегиями над людьми не были наделены даже величайшие первородные вампиры. Вскоре птицы окончательно скрылись за высокими елями и соснами. Сокольничие стали пододвигаться к тем сторонам поляны, куда улетел их подопечный. Из сумок доставали кусочки мяса, на которые следовало обменять добычу. Кружились вокруг деревьев, прислушиваясь к голосу леса. Пытались услышать крик своей птицы, поймавшей живность. С двух сторон стали доноситься свист и звуки, похожие на крик мелкого животного, – это сокольничие чуть восточнее стали призывать своих птиц. Один из них удерживал что-то на веревке, размахивая и вычерчивая круги над головой. Присмотревшись, Майклсоны осознали, что на бичёвке закреплена имитация небольшой птицы. С той же стороны вынырнули из леса две птицы. В лапах у них бились небольшие пушистые существа, изворачивались из цепких лап, словно в них вселился бес. Рьяно они сражались за свою жизнь до самого конца, пока не оказались в руках охотников. Одного соболя сокольничий выменял у своей птицы на ту самую имитацию на веревке. Молодой сокол, как пояснил подъехавший Басманов, еще только учится, поэтому применяют вабило, чтобы он сам не съел свою добычу. А вот более опытный сосед принес перепелку, да сразу в руки своему хозяину, за что тот мигом наградил кусочком сырого мяса. Остальные охотники пораженно смотрели за этим показательным выступлением. Некоторые из них отворачивались и подтягивали к себе собак, бормотали, что скоро и они себя проявят. Немного погодя прилетела и птица Басманова. Жестко приземлившись, всем своим весом она вжала небольшого зайца прямо под снег. Прочертили они в борьбе длинную траншею, окропили кровью замерзшую раскопанную траву. Ближайшие псы завыли и заскулили, стали подниматься на задние лапы в потугах вырваться от охотников. Одна довольно мускулистая собака все же сумела разорвать повод и бросилась на помощь птице. В следующий момент, преодолев сугробы, она схватила зайца за шею и сомкнула челюсти до предела. Лапы еще бились в судороге, когда собака, довольно припрыгивая, принесла добычу своему охотнику, а птица взлетела на перчатку и сладостно наслаждалась мясом. Скоро на седельных сумках сокольничих появилось несколько тушек. Были и те, кто сидел, понурив голову, уткнувшись носами в вороты своих одеяний, поскольку их пернатый ничего не принес. Внутри забурлила кровь. Майклсоны, увидевшие такое представление, были и сами не против почувствовать себя хозяевами хищных птиц. Ощутить их вес на своей руке, мощь и жажду крови вперемешку с природной жестокостью. Басманов подозвал наиболее успешных соколов с их наставниками. – Судари, здесь ничего сложного, вы же видели. Вытяните руки и птица усядется, будто влитая, – распоряжался Басманов, крутясь вокруг Майклсонов на лошади. Все трое вытянули руки и с интересом смотрели на доставшихся им птиц. Двое из них были самками, довольно увесистыми и сильными. А Колу достался шустрый самец светлого оперения, тот самый новичок в охоте. Даже через перчатки чувствовалось давление когтями. Когда птица сидит на руке, каждый понимает, как смертоносен может быть ее зацеп лапами, как опасен этот хищник. И от этого Майклсоны получали удовольствие. Опытный сокольничий быстро провел инструктаж, из-за которого Вацлаву пришлось побороть свою дрему. Майклсоны готовы. Настрой был решительный, но, чтобы подогреть интерес, в разговор встрял Басманов: – Четыре птицы. Четыре ставки. Чья первая, тот и победитель, а? – на руке Басманова теперь тоже красовалась его птица. – Договорились! – первым откликнулся Кол. Его сокол вселял в него уверенность: именно он сможет сорвать куш. – А ты азартный человек, Басманов, – заметил Клаус, сверля его тяжелым взглядом. Через секунду его задумчивость сменилась улыбкой, – с другой стороны отыграю вчерашний проигрыш. Договорились. – А тот, чья птица будет последняя? – рассудительно вставил Элайджа. Мужчина поглаживал доставшуюся самку по груди, но сам смотрел исключительно на юношу. – Он мне нравится. В политике далеко бы пошел, замечает недосказанности, – смеялся Басманов. – А тот, кто проиграет, того кнутом по спине оттягаем. Нужно же вам и такое испытать! – А не боишься, Федора, что тебе достанется? – Никлаус выровнялся лошадь к лошади с Басмановым. Расстояние между ними было минимальное. Клаус приобнял Федора за плечо и с угрозой сжал его. – Ну, коли так получится, то не струшу. Да и если захочешь, сам кнут в руку твою вложу. Если играть, то по-крупному, уж люди-то вы дельные. Басманов еще в первую встречу нащупал все точки соприкосновения с Майклсонами, поэтому принялся умело манипулировать ими, брать, как говорилось, «на слабо». Глядя на ухмылку Клауса, Басманов понял, что ему удалось убедить вампира на такой спор. Элайджа тоже заметил изменения брата. Что ни говори, а его гордость зачастую превышала здравый смысл. Отговаривать Клауса было бесполезно: он принял для себя решение и не готов отступать. Элайджа понимал, что во многом влияют слова Басманова, и раскушенная им манипуляция его вовсе не вдохновляла. – Допустим, что мы все согласны, однако я предлагаю провести спор только между нами. Расквитаться с тобой за вчерашнюю победу, Федора. Лично, – тон Клауса был непоколебим. Видно, что он не хотел подвергать братьев никаким телесным наказанием, поэтому придумал обходной вариант. – Ну, хоро… – Нет, Никлаус, – легко улыбнулся Элайджа, увидев его изумленный взгляд, – не стоит списывать нас со счетов. В конце концов, я считаю, что нам с Колом тоже стоит поучаствовать в споре. Мы ведь действительно не против развлечься, не так ли, Кол? – Точно. Всегда мечтал победить старшего братца. – Вот и решено, – заключил Басманов, проехав почетный круг вокруг Майклсонов, – сим провозглашаю, что победитель получит в подарок птицу. Элайджа довольно улыбнулся, похлопав Клауса по спине. Разве мог он оставить брата в таком испытании? Если участвовать, то вместе. Почему бы не испытать и свою удачу, раз предоставляется такая возможность? А несколько ударов розгами – детский лепет для вампира. Встали друг напротив друга: Клаус напротив Федора, Кол напротив Элайджи. В предвкушении ждали свистка сокольничего. Тот решился судить спор и следить за честностью соперников. Охотники между собой тоже шептались, указывали пальцем на участников, ставили собственные ставки. Клаус с Басмановым играли в гляделки, усмехаясь собственному настрою. Ожидание будто бы длилось вечность. Сокольничий специально тянул время. Раздался пронзительный свист. Участники быстро отстегнули ремни, чтобы птица как можно скорее почувствовала свободу. Первым взлетел сокол Кола, взмыл в небеса так резко, что у смотрящих дух захватило. Следом взлетела птица Элайджи, а за ней синхронно две последние. Полетели все в разные стороны. Разошлись и соперники ближе к направлению полета. Охотники уже не шептались, а смело говорили в полный голос: видно, размышляли, чья же птица прилетит первой. Майклсоны и Басманов прислушивались, надеясь услышать восклик своей птицы. Вампирский чуткий слух в этом был настоящим помощником. Слышали, как с деревьев падает снег, как ветви с наледью касаются друг друга, как взмахивали своими широкими крыльями птицы. Басманов все поглядывал на соперников. Лицо его было крайне сосредоточено. Победа для него превыше всего. Особенно победа над Клаусом. А тот беспокойно крутился у заледеневших кустов, прикрывая глаза, чтобы слышать еще лучше. Напряжение достигло своего апогея, когда Кол и Федор стали имитировать звуки животных, чтобы призвать своих птиц. Ассистент-сокольничий вложил в руку младшему Майклсону вабило и вместе с ним принялся кричать. Опытный Басманов в помощи не нуждался, поэтому его сокольничий лишь поглядывал в сторону соперника, надеясь на выигрыш своего хозяина. Резвый сокол Кола показался на фоне голубого неба. После нескольких взмахов крыльев он просаживался под весом своей добычи, но снова поднимался на нужную высоту. Этот процесс замедлял полет, поэтому у птицы Басманова еще оставались шансы на победу. Федор воскликнул, как только увидел темное оперение своего сокола. Тут же в борьбу за первенство включился и Клаус. Вместе со своим ассистентом они приманивали птицу. Сокол Кола с пронзительным криком все же вцепился в вабило и приземлился на снег. Сокольничий мигом подхватил куропатку и сломал шею, чтоб не мучалась от нанесенных птицей порезов. Довольные таким зрелищем охотники, к тому же еще и поднявшие свой капитал, стали кричать имя победителя. Их крики и поздравления перекрывали зов Элайджи, который только-только принялся звать своего пернатого помощника. Разрезая своими сильными телами воздух, одновременно приземлились птицы Федора и Клауса. Сокол Никлауса не улетел так далеко, поэтому сумел преодолеть расстояние до хозяина быстрее. Судья пришел в исступление, глядя, как две птицы одновременно приземлились. По его телу пошла мелкая дрожь, вызванная воспоминанием о переводе спора. Он знал настрой обоих участников и прекрасно понимал, что Федор хочет победить Клауса в той же мере, что и Клаус хочет победить Федора. Однако в этот момент Никлаус уже подъезжал к старшему брату, высматривая его добычу или хотя бы очертание сокола на горизонте. Но не было ни того, ни другого. Клаус сжал губы, придя к выводу, что проигравшим стал Элайджа. Хотелось отчитать его за то, что так глупо вступил в этот спор, но он лишь спокойно обернулся и пожал плечами. Никакого расстройства или досады, напротив, казалось, что он доволен, что поучаствовал в таком состязании. Птица не появилась и через пять минут. Сокольничие многозначительно переглянулись и отправились в глубину леса. К братьям подъехал Басманов, Кол и Вацлав, старательно переводивший их впечатления от первой попытки охоты. – Что ж, Элайджа, за язык никто не тянул, брат предлагал расквитаться только со мной, – спокойно покачивая головой, Басманов развел руками. – Это ничего. Проиграл, значит проиграл. Птица жалко. – Бывает, что птица ранится при посадке, аль задевает крыльями ветки. Такова их жизнь, значится. И Басманов отправился следом за сокольничими. Наконец он поднял руку, что, по-видимому, обозначало начало полномасштабной охоты. После команды охотников собаки запустили носы под снег и стали петлять, вынюхивая свою добычу. Стоило нескольким напасть на след, как они завыли и бросились бежать. Отряд разделился. Майклсоны во главе с Басмановым бросились за лихой борзой. Стоила эта погоня многими силами, потраченными, чтобы перебраться через высокие сугробы. Снег, достающий до коленных суставов лошадей и до брюха собаки, был не единственным испытанием. Того и гляди, а ветки норовили отхлестать охотников по лицу. Приходилось извиваться, наклоняться, лишь бы не получить в глаз или по носу. Басманов то и дело держал соскакивающую шапку, притормаживая при этом ход. С разных сторон доносились крики охотников, вой собак, гулкий стук копыт. Мелодично хрустел снег, также потрескивали поломанные под весом лошадей ветки. Лес наполнился разнообразными звуками, стал по-настоящему живым. Тяжелое дыхание коней под Майклсонами заряжало их больше и больше. Самим со временем стало тяжелее дышать. Возможно, виной был сильный ледяной ветер, создающийся от быстрой скачки. Он так обдавал лицо, что на темной бороде Элайджи стали образовываться кристаллики воды. Вскоре бросились врассыпную, завидев несколько сонных соболей, чей сон потревожил злобный лай собак. Басманов скомандовал взять лук и стрелы с седельных сумок, что и сделали Майклсоны. Теперь приходилось держаться только ногами за седло, сжимать бедрами тело лошади, лишь бы не соскочить. Целиться набегу тоже было задачей не из легких, к тому же, маленькие зверьки петляли, как могли. Клаус чуть было не соскочил с лошади, когда та резко остановилась напротив дерева. Басманов все подгонял лошадь, держа на прицеле пушное животное. Несколько выстрелов не увенчались успехом, но как только Элайджа подъехал с другой стороны, загоняя зверька в угол, Федорова стрела угодила в тельце. Помчались дальше. Собаки уже выли вдали. Отстающие охотники подобрали еще теплое животное и привязали к остальным тушам. После первой жертвы азарт лишь разыгрался. Кол помчался вперед, а за ним Клаус. Вдвоем пытались обогнать другого шустрого зверька. Помогали и собаки, стремившиеся перехватить свою добычу. Они перепрыгивали через поваленные деревья, увязали под снегом, перекувыркивались с животным, но все равно продолжали вести преследование. И это было куда интереснее и захватывающее, чем то показательное выступление с соколами на поляне. Это динамичное действие продолжалось несколько часов. К охоте подключились и птицы, направляя хозяев и собак на след животного. Звуки превратились в настоящую какофонию. Отовсюду кричали, стонали, гнали лошадей. Неожиданно с громким визгом из кустов выбежал насмерть напуганный жирный кабан. Лапа его кровоточила. Причина этому бежала сзади – раненный пес, жалобно поскуливая, старался поспеть за убегающей добычей. С той стороны, откуда выбежала собака, плелся и охотник на лошади. В одной руке он держал топорик, а другую, окровавленную, прижимал к себе. И этот терпкий запах мигом ударил в нос вампирам. Стоило бы остаться, помочь раненому или хотя бы отправить назад, но Басманов сорвался с места. Он старался мчать быстрее ветра, заглушая собственные инстинкты и эту дикую жажду крови. Все Майклсоны увидели, как у юного вампира вздулись черные вены под глазами. Они скорее припустили вперед, не дав Федору развернуться. Все же добычей был кабан, а не умирающий и холодный человек. С разных сторон повыскакивали охотники с возглавляющими их собаками. Все стремились перерезать путь кабану. Жирная туша откидывала бедных собак клыками, ошалело оббегала пни и визжала, как потерпевшая. Град стрел летел в жертву, но все было мимо из-за своеобразной траектории бега. Не успев среагировать, кабан сиганул с обрыва, а вместе с ним слетело несколько лошадей с всадниками. Некоторые завалились на бок, придавив своим весом охотников. Лошади катились вниз, дергая ногами, подмываемые созданной лавиной. Тройка мужиков увязли под снегом с головой. Басманов успел остановить лошадь у самого края. Те, кто еще не съехал вниз, последовали за ним. Некоторые кони от такой резкой остановки встали на дыбы, скинув всадников. Подоспело и семейство Майклсонов. Из-за небольшого опоздания их остановка не была такой неожиданной. Сверху наблюдали, как отчаянные мужики, выхватив топорики, боролись с кабаном. Поддерживали и стрелами. Элайджа и Клаус сумели пробить плотную шкуру животного. Через пару минут кабана завалили, и по лесу разлетелись победные крики охотников. Это было зрелищно. Майклсоны, подхватив всеобщую радость, похлопали друг друга по спине с победной улыбкой. Охотники стали жать друг другу руки и завертелось общее обсуждение. Около костра было тепло. Кристаллики воды растаяли на бородах всех замерзших охотников. Победный трофей в виде кабана уже был почти доеден. Мужиков разморило от водки. Теперь щеки были красные не от ветра и мороза, а от разливавшегося по венам алкоголя. Праздновали шумно, поминали тихо. Несколько птиц переломало крылья, пару собак так и не отыскали, других, смертельно раненных кабаном, похоронили под деревьями. Не досчитали в отряде трех удалых охотников, еще двоих отправили по домам лечиться. При охоте на большого зверя жертв не избежать, поэтому все были привыкшие к подобным исходам. После несколько бутылок мужики запели, покачивались в такт своим песням. Еле ворочая языки, стали взбираться на лошадей, чтоб отправляться домой. Засиделись долго, смерклось уже давно. Солнце сменилось круглой луной, вокруг которой, словно веснушки, загорелись звезды. По ним и стали выбираться. Изо рта и носа валил пар. Дышать было хорошо: морозная еловая свежесть окружала. После насыщенного дня было над чем подумать, хотя хотелось задремать прямо на лошади. Однако Басманову, видимо, было мало, поэтому, когда уже виднелись огоньки города, он неожиданно свернул обратно в лес. Своим же дал приказ возвращаться, а Майклсонов стал ждать с лукавой улыбкой. Казалось, что он задумал что-то недоброе, но чтобы это узнать, нужно было двинуться за ним. Кол и Клаус поскакали без размышлений. Охота и разговор за костром и водкой их сплотила еще больше. Элайджа же поехал, лишь бы не оставлять братьев. Отъехали не так далеко, прежде чем Басманов остановил лошадь. Он всем своим видом стал прислушиваться. Клаус и Кол быстро смекнули в чем дело. До Элайджи озарение дошло чуть позже. Стоило ему услышать девичий плач, как в голове замысел Басманова сложился, как пазл. С пути домой их сбила жажда крови. Совсем недалеко, где-то в лесу, затеялась никому не нужная девушка. Выпить ее кровь – замечательный трофей. Остановить их было невозможно: ведь ничего страшного в одной невинной жертве нет, к тому же, после несколько бутылок с водкой. Через деревья Элайджа стал пробираться на плач, объезжая стороной братьев и Федора. Он соскочил с лошади, услышав, как девушка копошиться внутри самодельного сооружения из еловых веток. Вокруг читались следы аккуратных ножек. Элайджа тихо подобрался и раздвинул ветки. – Я..Я… вооружена! У меня топор! И б..б..батя у меня д..д..дровосек! – девушка замахнулась ржавым топором. Голос ее дрожал то ли от холода, то ли от страха. – Тихо, – Элайджа поднял руки, показывая, что он не собирается причинить вреда, – я хотеть помочь. Ты потеряться? Девушка молчала, не найдя, что ответить. Ее еще больше смутил этот говор и странный акцент. Топор она так и держала запрокинутым. Около уха в тот же момент засвистело. Элайджа быстро среагировал и перехватил пущенную стрелу. Девушка громко сглотнула, смотря на своего спасителя. Глаза ее бегали то к острому наконечнику стрелы, то к ошарашенному выражению лица Элайджи. От переживаний девушка стала хлопать тяжелыми от инея ресницами. По испуганному выражению лица можно было сказать, что она из последних сил держится в реальности. Облегченный вздох Элайджи стал последней каплей для нее. Девушка свалилась в обморок прямо на грудь вампиру. Нужно было скорее уносить ее отсюда, а потом заставить забыть все, что произошло.