Согрей меня своим теплом

Ровной, неспешной поступью Элайджа направлялся к источнику крика. Он прислушивался к возникшей словесной баталии, настраивался на тихий и робкий голосок Вацлава, пытающегося не попасть под удар. Тот надрывался, становился выше от волнения, все его существо будто бы боялось перейти за ту грань терпения семьи Майклсонов. Однако Элайджа не чувствовал исходящих от братьев угроз, напротив, Клаус и Кол задорно, даже издевательски, смеялись. Их хохот и споры разбудили всех жителей близлежащих домов. Об этом свидетельствовали благая брань, хлопок двери и громкий плач младенца, настигнувшие Элайджу сбоку. Завернув за угол, Элайдже показались отражения пятерых силуэтов: то были оба брата, истерично настроенный косоватый мужичок, раздосадованный и озадаченный Басманов и нервный Вацлав. – Усе, говорю же, черти тама моются! Утром приходите, утром, а лучше вообще в субботу, как весь люд, – отмахивался мужичок, переминаясь с ноги на ногу от холода и выдыхая пар в сжатый кулак. – Мы, глядишь, им компанию составим! – подначивал Кол. Рука его лежала на плече Клауса. Оба они сгибались от смеха, переводя взгляд то на Вацлава, то на спорящих. – Мы сейчас будем париться! Топи печь и еды неси! – сокрушался Басманов, глядя в глаза мужичку. Он явно пробовал обуздать новые возможности своей сущности, однако все было тщетно: даже при свете луны было видно, как побагровел хозяин бани от такой неслыханной наглости гостей. – Ах так…– завыл мужичок, стягивая с головы меховую шапку и скручивая ее в руках, словно представляя, как сворачивает шею этому юному подлецу, – ну, я тебя сейчас научу уважению! И уму-разуму тоже! Хозяин замахнулся на Басманова, нацеливаясь настучать по самодовольному юношески красивому лицу, но Федор, воспользовавшийся скоростью вампира, оказался позади быстрее, чем шапка настигла цели. – Федора, а ты в оба зрачка смотришь сразу, а? – ухмылялся Клаус, сдерживая порыв издевательского смеха. – Ну-ну, дорогой Никлаус, – протяжно заявил о своем появлении подошедший Элайджа, – недуг этого славного сударя совершенно не виноват в бездарности новоиспеченного вампира. Рука старшего Майклсона изящно указывала вперед, открытой ладонью устремляясь в сторону Федора. Многозначительный взгляд же Элайджа направил Вацлаву, который заикнулся перевести его колкое высказывание. Переводчик мигом замолчал, тяжело сглотнув под прицелом серьезного взгляда пришедшего. – А вот и Элайджа, – Клаус довольно улыбался, положив скрещенные руки на грудь. – Потерявшаяся дорогуша жива-здорова? – В полном здравии. Рад, что ты интересуешься, – наигранно улыбнулся Элайджа брату. Он вложил достаточно сарказма и иронии в ответ на столь неуместный вопрос. – Зря тебя не было с нами, Элайджа. Ночь выдалась запоминающаяся, – в подтверждении своих слов Кол делала вид, что пытается оттереть пятна крови со своей епанчи. – Даже не сомневаюсь, Кол. Элайджа перехватил руку хозяина бани. Тот стоял, водя шапкой по морщинистому лбу, присматривался к молчащему и напряженному Басманову. Он все ломал голову, как это вышло так, что в один миг юноша оказался за его спиной. Загадка никак не поддавалась, а от натуги у мужичка выступила испарина. Нервозности прибавляли и темные капли на одежде каждого гостя. Хозяин хоть и пытался не обращать на это внимание, но глаз его то и дело косился на испачканную одежду. – Мы хотеть испробовать ваши баня и ваши еда и напитки. Затопите нам печь, – обращался Элайджа к хозяину, используя всю прелесть возможности контроля разума. И без того косившие глаза разъехались в разные стороны. Причудливо улыбнувшись Элайдже, хозяин поторопился к деревянной избушке, чтобы выполнить просьбу и угодить дорогим гостям. Федор не сводил голубых глаз с Элайджи. Завистливо прыснув после удачного примера внушения, Басманов получил в ответ лишь серьезный взгляд недоверчивого брата. Элайджа держался отстранённее всех Майклсонов, тем самым заслужив пренебрежительное отношение новоиспеченного вампира. Они оба не были глупы. И их мудрость и дальновидность разоблачали истинную личину друг друга: Элайджа мог стать помехой для дружбы Кола и Клауса, а Басманов – провокатор и манипулятор, наверняка уже обдумывающий свои дьявольские козни, в которых Майклсоны могут играть не последнюю роль. Между тем, из трубы, выглядывающей из избушки, повалили клубы пара, заметные даже на фоне еще темного неба. Образовавшуюся тишину прервал громогласный петух, начавший свою утреннюю арию. Ни свет ни заря, а они уже встречали новый день. Майклсоны отправились к избе. На пороге уже стоял мужичок и подзывал жестами руки. – Идемте-с, проходите-с, оставайтесь в предбанничке, сымайте одежды свои, а я принесу вам харчи, – хозяин подхватил за руку Басманова, но он в ту же секунду ее вырвал. Лицо Федора приняло брезгливое выражение. Он подхватил падающего на скользкой лестнице хозяина и надменно прошептал: – Жена твоя пусть выстирает одежды наши. И цирюльника зови. Ослушаешься – десять плетей на завтрашней ярмарке. В самом центре. Басманов опустил хозяина и прошел за Колом и Клаусом внутрь. Мужичок сокрушенно рухнул мягким местом на заснеженные ступени, руками придерживаясь за поручни: – Эхе-эхе-хее, вот уж гости! – Не печальтесь. Мы вам заплатить достаточно, – Элайджа поддержал его хлопками по спине, после чего поспешил внутрь. За дверью находилась совершенно небольшая комнатка, именуемая предбанником. Низкие потолки с большими деревянными балками заставляли наклонять голову. По правую руку от входа вдоль стены находились лавочки. На них уже устроились вошедшие, стягивающие с себя промерзлую одежду с темными кровавыми пятнами. Басманов бесцеремонно скидывал все на пол. За ним повторили и Кол с Клаусом, и уже через некоторое время общими усилиями образовали гору грязных одеяний. Федора потягивался, улыбаясь от предстоящего наслаждения. Ногой он подвинул одежду к Вацлаву и с ухмылкой кивнул на стоящие около двери уготовленные хозяином деревянные корыта: – Собери-ка вещи, дорогой друг. Негоже бардак разводить. Вацлав и рад был бы сделать вид, что не услышал, уж очень сосредоточенно он рассматривал свои веревки на рубахе, но цепкие холодные пальцы Кола на его шее заставили оторваться от своего увлекательного занятия. Младший Майклсон наклонил переводчика над горой одеяний, а следом разжал пальцы. Вместе с лавочкой Вацлав упал на пол, носом зарывшись в широкие зловонные брэ Басманова. Заразительный хохот Федора раздавался по всей комнате, пока переводчик выныривал из этого «ужаса прачки». Лицо Вацлава если не позеленело, то глаза уж точно наполнились слезами от такого резкого тошнотворного запаха. Откинув с ног увесистую скамью, мужчина вскочил, словно ошпаренный. Элайджа подал ему корыто, на дне которого уже лежала его рубашка. В благодарность переводчик кивнул, присел над кучей и стал покорно собирать вещи остальных, хоть внутри был глубоко обижен, что его уникальные интеллектуальные способности в виде прекрасного знания нескольких языков обесцениваются до того, что ему приходится собирать вещи упырей. Не сказать, что внутри было много места. Вацлав устроился в самой середине помещения и обойти его, чтобы лучше все осмотреть, а потом и пройти к дальней двери, ведущей непосредственно в парилку, не представлялось возможности. Поэтому Элайджа облокотился голой спиной к влажной бревенчатой стене, положив оба больших пальца рук на уровень выпуклых тазовых костей, приоткрытых от сползавших порт. Карий взгляд его пробегал по блеклой комнате. В самом углу, напротив лавочек, стоял широкий стол. Весь он был в трещинах, на ножках черные округлые гнилые пятна, один из углов вовсе был отломан. Все это выглядело так, будто пользовались им уже не одно столетие. На столе и лавочках под ним стояли полезные для банных процедур емкости: там были и деревянные тазы, и ковши разных материалов, черпаки с ковшами, подле находились массивные деревянные ведра, доверху наполненные водой. На гвоздиках висели веники да мочалки из натуральных материалов. Повернув голову вправо, Элайджа наткнулся на полку, на которой стояли различные пузырьки, пучки трав и кусочки, похожие на мыло. Душистый запах сопровождал всю комнату. Преимущественно витали древесные ноты, изредка перекрываемые повядшими листовыми. – Элайджа, друг дорогой, что же ты прямо в портах в парилку пойдешь? Не уж-то ты стесняешься? – хитро прищурив один глаз, начал Басманов. Вацлав молчал, заталкивая вещи таким образом, чтобы они не упали из корыта. Элайдже отсутствие перевода не помешало понять высказывания Федора. – Полагаю, что ты не предусмотрел, что хозяин бани всенепременно вернется, да к тому же, по твоему приказу, не один, а с женой. Предпочитаю не смущать замужнюю сударыню обнаженным телом, – спокойно растолковал Элайджа, плавно жестикулируя правой рукой. – Будь добр, Вацлав, переведи нашему «другу дорогому» мои изречения. Вацлав будто бы слегка поколебался, но возражать не стал, боясь, что в этот раз его молчание не останется незамеченным точно. Кол в это время заглянул под лавочки, откуда достал несколько подушек, плотно набитых сеном. Оставленные для удобства подношения гостям отошли в руки Клаусу и Федору. – Должно быть, ты еще не так хорошо знаком с нашими обычаями, – с превосходством заявил Басманов. Продолжая беседу, он встал и подошел к крючкам, на котором висели веники, – спешу тебя уведомить: в так называемых торговых банях парится и стал и млад, и бабы с нами, да все в том, в чем мать родила! И что уж больно плохого в том, что девка посмотрит не на скрюченный сморчок своего старика. Элайджа недовольно хмыкнул, выслушав смущенный перевод Вацлава. Клаус и Кол ухмылялись, развалившись на лавочках с подушками под поясницами. Басманов лишь чувствовал на затылке испытующий взгляд старшего вампира и его это вовсе не смущало, напротив, вся ситуация тешила его самолюбие. Юноша вымачивал веники в тазу, расслабленно насвистывая мелодию и покачивая в такт ей женственными и аккуратными бедрами. – Теперь, судари, когда наша словесная перепалка закончена, приглашаю вас испробовать русскую баню! Басманов повернулся к Майклсоным, победно вскидывая руки в попытке заполучить внимание всех. Этот юноша, без своих расшитых одеяний в несколько слоев, был довольно худ. Узкие плечи и грудная клетка, никаких жировых отложений, однако при всем этом мышцы Федора были рельефны. Совсем он не был похож на своих друзей: ни волоска на теле, прямая грудь и торчащие тощие ребра над впалым животом. С этими его длинными, завивающимися к плечам, черными волосами, голубыми глазами и лукавой улыбкой, был он похож на девушку, обделенную в свое время съестными подарками. – Элайджа, милый, – приблизился Федор к стоящему у стены вампиру. Тонкая рука его скользнула по его колючей бороде, а на лице заиграла дьявольская ухмылка, – предпочтешь подождать прачку здесь? Тогда дождись и цирюльника, которого я вызвал специально для твоей неопрятной волосни на мужественном лице. Сильная рука перехватила запястье наглеца с такой силой, что раздался хруст, а после и жалкое поскуливание Федора. Элайдже не нужно было ничего говорить: Басманов все понял по его взгляду. Еще раз он позволит себе подобные выходки, как его опасение, что завтрашний день не наступит, станет реальностью. Под этим пристальным взглядом, направляясь к парилке, Басманов попал под руку к Клаусу, с не менее угрожающим видом смотрящего в голубые глаза юноши. Федор понял, что территория их семьи неприкасаема, поэтому не стоит испытывать терпение ни одного из Майклсонов, чтобы не попасть в мишени сразу для каждого. Втроем они скрылись за массивной дверью, уготовленной настолько плотной для того, чтобы пар не выходил за пределы парилки. Вацлав, с видом виноватого щенка, придвинул тяжелое корыто к ногам Элайджи. – Снимайте-снимайте, а я сам дождусь прачку. – Иди вместе с ними, отдохни. Столько времени на ногах без отдыха. По тону Элайджи можно было понять, что он непреклонен к тому же, вовсе не настроен что-либо обсуждать после выходки Басманова, поэтому Вацлав лишь поклонился до пола и пошел следом за троицей. Стоило только переводчику скрыться за дверью, как с улицы стала доноситься усталая брань на каждую ступеньку. Элайджа помог преодолеть порог женщине, забрал с ее рук поднос и поставил на свободный клочок на столе. Немало яств уготовил для них хозяин: там и в кружках терпкий квас, и в горшочках мясные щи, а рядом румяные пироги. – Ох, мамка, как же мы это потащим-то? – за спиной Элайджи раздался молоденький девичий голос. – А это у отца твоего спросить нужно было, – отмахнулась обреченная женщина. – Эх, да ставь на спину, ручонками придерживая, шоб не свалилось. Глядишь, дотащим. – Да как же я поставлю, маменька! – Я вам помочь, – повернулся Элайджа и тремя широкими шагами преодолел всю ширь комнаты. На удивление женщины, Элайджа не стал водружать непосильный груз на ее и без того надорванную спину, а достал рубаху, оделся и взял под руку корыто. – Ведите, – скомандовал вампир, выходя из предбанника. – Ух ты, мамка, гляди какой сильный! – крутилась девочка под ногами Элайджи, пальцем тыча в него пальцем. – И мороз ему не страшен. В рубахе одной. Элайджа неожиданно для себя улыбнулся, вспомнив маленькую Любишу, до того светлую и радостную, подобно этой девчушке. И вновь на всю оставшуюся дорогу в мыслях всплывала нерешенная дилемма о поступке по отношению к ней. – Да-да,– лишь отмахивалась женщина, не найдя ничего интересного ни в поступке незнакомца, ни в его устойчивости к холоду, ни в его несказанной богатырской силе, о которых то и дело твердила дочь. Назад Элайджа возвращался в одиночестве. Его это вполне устраивало, времени на то, чтобы подумать о дальнейших планах, в это морозное утро было достаточно. Однако, даже погрузившись в раздумья, от его внимания не ушел тот факт, что за ним, кажется, ведется преследование: позади на протяжении всего извилистого пути слышались неспешные шаги и шуршание бус. Чтобы подтвердить свои догадки, Элайджа свернул вниз, к реке, куда в такое время по сугробам станет добираться только безумец. Выйдя на заснеженный берег, он решил подождать, объявится ли преследователь. – Вот уж у вас смешные способы. Уж лучше бы сказал, что заметил, чем по сугробам вышагивать, – насмехалась незнакомка за спиной у Элайджи. Первородный развернулся всем корпусом. На кусочке расчищенной тропинки стояла крайне интересная персона, будто бы взявшаяся не из этого мира. Волосы были черные, как воронье крыло, только лишь одна прядь бросалась в глаза – белая, как снег вокруг. Ярко-голубые глаза привлекали взгляд, как и то, что веки были подведены чем-то темным, в цвет волос. Верхняя губа тоже вымазана в краске: была краснее, чем замерзшие впалые щеки. Об острые скулы можно было обрезаться, как и об кинжал, который висел на бедре девушки. А что до выдавших ее слежку бус, то ими была обвешана вся шея и обе руки. Подобно Элайдже, незнакомка была больно раздета для такого времени года: мужская тонкая однорядка, застегнутая встык и подпоясанная темной тканью. Ни шапки, ни рукавиц, ни народных валенок. – Не имею чести вас знать, сударыня,– оповестил Элайджа, оглядываясь на девушку. Эту фразу он заучил с Вацлавом при первом совместном занятии, поэтому проблем не возникло. – Еще бы! Но я и не знакомиться пришла, Элайджа, – девушка уложила свою руку на пояс, а другой, пошевеливая лишь одним указательным пальцем, стала подзывать вампира. Пригладив пятерней волосы, Элайджа ответил на ее зов и выбрался от реки, застревая по колено в сугробах. Девушка быстро взяла его под руку и отправилась по тропинки вперед мимо избушек с пробуждающимися жителями. – И каков цель слежки, незнакомка? – интерес в голосе выдавал Элайджу, хоть внешне он был и непроницаемо спокоен. – Пришла напомнить твоему младшему братцу, что время платить по долгам, – ухмыльнулась девушка, повернув голову к вампиру. Ростом она была ниже лишь на несколько вершков .Подкрашенная губа коснулась мочки Элайджи, – передай, будь любезен, Колу, что я не дам ему отсрочки. – Почему ты пришла ко мне с этим? – Мне все равно, кому из Майклсонов передавать послания. Скажу честно, не смогла застать твоих братьев на одном месте, пока они истребляли деревенский народ. Да к тому же, есть мне, что сообщить и лично тебе, – сообщала девушка с загадкой, поглаживая острыми ногтями руку Элайджи. – Разумеется, не просто так? – осведомился Элайджа, теперь уже самостоятельно обращая голову к ней. – Чтобы наладить наши дружеские отношения, у тебя я ничего просить не буду. Так уж прямо даром и скажу, но ты себе на ус намотай. – Ну, вещай, колдунья. – Бабушка моя знает, что ты своими упырьскими чарами в голову Анньке пролез. И ой как не понравилось ей такое, так и знай: глаз с тебя не спустит, покуда вы тут с братьями будете, – похлопала девушка по руке Элайджи, ухмыляясь. – Уж лучше так, чем истина, – рассудительно заметил Элайджа, хотя внутри все же дрогнуло при воспоминании о лишении надежды Аннушки. – Вот вас, дуралеей, всему учить нужно. Девок оберегаете так, будто они за себя сами постоять не могут. Не спорю, есть и нюньки, которых мужики десять раз на дню колотят, но наша Аннька не такая, – колдунья заявляла об этом с особой гордостью. – Увольте, сударыня, кому нужно разговаривать с вампирами? – Кому-никому, а лучше уж самой выбрать, чем обо всем забывать без права на обдумать! Элайджа ухмыльнулся, но не нашел, что ответить. Девушка была готова разубедить его в любом аргументе, поэтому спор был бесполезен. Две стороны не сойдутся на одном мнении, во многом благодаря тому, что колдунья никогда и не слышала об ужасах, которые подстерегали тех, кто связывался с семьей Майклсон. Новая знакомая тоже не стала прерывать образовавшееся молчание. Было приятно просто пройтись по пустынным улочкам под руку с серьезным и опасным вампиром. Они почти было подобрались обратно к бане, как на пороге одной из изб появился мужчина. Он выглядел измученным и разбитым. Завидев прогуливавшуюся парочку, мужчина слезно молвил: – Жена пропала. Вчера ушла. Дитя оставила. Орет-кричит всю ночь. Грудь просит! А моя-то не устраивает. Что делать-то, люди? Где же жена моя? – излив эту тираду, он вернулся обратно в дом, перекрикивая плач младенца. – Братья твои постарались, – холодно осведомила колдунья, пожав плечом. – Я скажу брату о долг, – поспешил завершить разговор Элайджа. – Скажи, что Ольга передала. Элайджа кивнул, и на том расстались. Таинственная, непохожая на других славян, фигура пропала из виду, завернув за угол. Элайджа готов было вернуться обратно и выяснить, в какой момент Кол успел задолжать этой особе и что такое могла потребовать колдунья этих краев.