***
🎵: Алексей Шелыгин - Главная тема (т/с "Штрафбат") Эмма мрачно осмотрела свои кулаки. Затем медленно размяла больную руку. В последнее время всё чаще защемляло нерв, но девушка не придавала этому большого значения. Может, потому, что физическая боль всегда заглушала душевную. И Леваковой на какое-то время становилось легче… Она приблизилась к груше и принялась колотить ее с каким-то невиданным ожесточением. Даже в том году, когда Эмма последний раз участвовала в бою с чеченкой, она не испытывала такого спектра эмоций. После 91-го судьба с особой маниакальностью подставляла девушку под свои страшные удары, словно проверяя, сможет ли Левакова отразить каждый из них? Правый хук. Макс. Ее Макс. Так смешно и глупо сейчас называть его своим, ведь даже во фразе «мой бывший муж» весомое значение имеет слово посередине. Оно будто раскалывает напополам то, что когда-то было самым теплым и дорогим. Звалось защитой. Но когда твоя защита становится твоей погибелью, стоит ли жалеть, что ты освободилась?.. Левый хук. Можно ли было вообще с этим справиться? Пережить, переболеть, перемучаться, простить и начать заново? Стоило ли винить его во всем, зная, что полной вины Карельского в смерти брата нет? Правый хук. Может быть, было можно. Но Эмма испугалась. Испугалась еще задолго до трагедии. Испугалась его власти над ней. Он умел давать свободу выбора. Ничего не требовал. Не держал. Но именно этим привязывал к себе. Он любил ее. До безумия. Он умел ждать. Преданно и молча. Сквозь ссоры, расстояния, ранящие слова, обиды, жгучую боль. И когда Эмма возвращалась в его сильные, заботливые руки, обесточенная, вымотанная и опустошенная, в ее вены снова вливался пульс, и она чувствовала, что нужна. Живёт. Она не одна. Он ее понимал. Не предъявлял. Не обвинял ни в чем. Гордая. Сложная… Но его. Боковой удар левым. Зависимость. Макс хотел быть только с ней, и она ведь хотела… Хотела, но бежала от него, пытаясь сохранить остатки свободы, этой гребаной независимости. Она причинял ему боль в отместку за то, что из-за него когда-то жизнь так сильно покалечила её. И будь она мудрее тогда – остановилась. Но не могла преодолеть себя, и по итогу убила их обоих. Прямой удар левой по груше. Удар тыльной стороной кулака.Осень 1990-го года
🎵: Алексей Шелыгин - Финал (т/с "Меч") Дождь лил третьи сутки. Жизнь, которая еще совсем недавно казалась вполне сносной, насколько вообще можно было считать в мире семьи Карельских, снова рушилась. По чьей вине? Попробуй теперь разгадай… Кого винить сейчас? Свою беспечность или отсутствие поддержки тогда, когда она так необходима? А зачем ей вообще эта чертова поддержка? Ведь столько лет одна выживала и справлялась. Все привыкли, что она сильная. Даже Макс привык. Эмма сама была виновата в этом. Когда долго и упорно отказываешься от помощи, тянешь все на себе, лишь бы никто не подумал, что ты слабачка, - тогда все привыкают к этому. Входная дверь распахнулась, и в коридоре послышались тихие шаги. Макс, смахнув бисер дождевых капель со своей куртки, прошествовал в кухню и застыл, увидев Эмму, сидящую в кромешной тьме. – Привет, родная, – произнес он, щелкнув выключателем. Яркий свет залил помещение. – Почему ты не спишь? Уже поздно. – Выключи свет, – прохрипела она, пряча нос в сгибе локтя. – Глаза режет. Карельский, нахмурившись, приблизился к жене и присел около нее на корточки. – Что случилось? – мягко спросил он. Эмма покачала головой, старательно делая вид, что отвечать на вопросы не собирается. Макс накрыл ее колени своими широкими ладонями, чуть сжав пальцы. – Рассказывай, знаешь же, я всегда тебя чувствую… – Всегда чувствуешь? – прищурилась девушка. – Гарик сказал, что тебе сегодня стало плохо… – А где ты был?! – ее глаза вдруг налились слезами, в носу защипало. – Продолжай дальше шляться и решать свои проблемы, тогда будешь в курсе всех событий! – Успокойся, хорошо? Она вцепилась в его руки, подавшись вперед. – Я потеряла ребенка, а ты говоришь мне успокоиться?.. Мужчина опешил. Брови сдвинулись к переносице, отчего стала еще заметнее морщинка, которая пролегла между ними. – Ребенка? – он впился пальцами в ее плечи, чувствуя, как каждая клеточка налилась свинцовой тяжестью. – Какого хрена ты молчала? Ты ведь… Ты ведь могла себя угробить! Почему я был не в курсе? Девушка скрыла серое лицо за ладонями, будто пыталась так укрыться от существующих проблем. – Эмма! – голос Макса прогрохотал в унисон с раскатом грома за окном. Стало жутко. Жутко от обреченности. – Твое сраное упрямство! Всё сама! Не трогайте ее, дайте все сделать самостоятельно! – Карельский заметался по кухне, как загнанный зверь в клетке. – Господи, Эмма! Почему ты никогда ничего не говоришь? Почему ты вечно скрываешь самое важное? Я тебе что, чужой человек?! – Я сама не знала… – Не знала? О своем положении так трудно догадаться, оказывается? Ладно, я идиот, не замечал, но ты! – Перестань всю вину перекладывать на меня. – А на кого? – он полоснул по ней взглядом. Девушка сидела, сжавшись на стуле, и выглядела как никогда беззащитной и жалкой. В груди защемило. Что ж это он, дурак, в самом деле? Макс метнулся к чайнику, плеснул воды в стакан и протянул жене. Ее надо успокоить. Обвинить всегда успеет. – Я не могу так больше, – Эмма стала раскачиваться, будто это могло ее успокоить. – Где ты, когда нужен мне? Где ты, когда должен быть рядом?.. – Я рядом, – попытался улыбнуться Макс и для полного эффекта взял ее руку. – Теперь все будет хорошо... – Да ничего не будет! – она отвернулась к окну, будто стыдилась своих эмоций. – Ничего уже не будет, Макс... Мужчина обхватил девушку за голову, притягивая ее к своей груди. Она, на удивление, не сопротивлялась. Голова ее ныла от слез, с губ срывался жалобный всхлип, она задыхалась от нехватки воздуха. – Пусти меня, – промычала Эмма ему в районе шеи. Макс отрицательно закачал головой, утопая губами в ее волосах. Крепкое кольцо рук не дало выбраться. – Я ломаю тебе жизнь… Ты же не выдержишь. Меня невозможно выдержать. – Что же мне делать? – их глаза все-таки встретились, и взгляд Макса заставил сердце девушки больно сжаться. – Просто отпусти меня, и я уйду. – Нет, – он сжал ее еще сильнее. – Я никуда не отпущу тебя. – Сделаешь только хуже. Нам обоим. Говорить, что разлюбил человека, которого когда-то любил больше жизни – это вранье. Но ты живешь дальше, ты обязан жить дальше. Эмма, все свирепея, дубасила грушу, пот лился по вискам и носу из-под банданы. Наконец она замахнулась и со всей силы ударила по груше еще раз – цепь противно звякнула, что-то хрустнуло, и груша с тяжелым уханьем грохнулась на маты. Именно тут Левакова поняла, что по щекам течет не пот. Она украдкой смахнула слезы под глазами и закусила губы до такой боли, что почувствовала привкус крови. Ноги показались ватными. Эмма опустилась на маты и упала навзничь. Перед глазами плясали зеленые круги от ослепительно ярких лампочек на потолке. Стоило только прикрыть глаза, чтобы сдержать очередной приступ слёз, из соседнего зала послышались голоса. Один из них принадлежал Пчёлкину. – Где Левакова?! Руслан, не совсем понимая, чем вызван такой тон бригадира, жестом махнул в тренировочный зал, и Эмма услышала, как уверенные шаги стали приближаться к ней. – Живая вообще? – пробасил Витя, возвышаясь над девушкой. Она разлепила глаза, и мужчина на секунду замер, отметив, что обычно лукавый взгляд этой боксерши сейчас был сродни со взглядом торчка. – Ты че, плакала что ли? – нахмурился Пчёла. – Не выспалась, – Эмма поднялась на ноги и смерила его взглядом: – по матам в ботинках не ходят. – Левакова, знала бы ты, как мне глубоко насрать. Ей было не до выяснения отношений. Вообще не до чего. Пчёлкин покосился на упавшую грушу. – Вот это удар. У тебя в перчатках подковы, что ли? – Нет, только сила отца и характер матери. Зачем пришел? – Короче, Брынцалов твой – сука редкостная. Подставил он нас по полной. – Кого это «нас»? – Эмма выгнула бровь. – Учитывая, что ты тоже в доле, значит, и твою распрекрасную задницу тоже. В общем, этот гондон от меня трубки не берет, перекрылся напрочь. Нужна твоя помощь. Вот так новость. Поправка – новости. Одна удивительнее другой. – Хочешь, чтобы ему набрала я? Думаю, он не глупый мужик, учитывая, что я с вами в связке, быстро смекнет, что я ему звоню не ради того, чтобы про погоду поговорить. Витя понимающе закивал. – Ладно, расклад такой – собирайся, поедем в офис. Обсудим всё с Белым. В конечном счете, Левакова, отказываться у тебя нет резона. На тебе это тоже повязано. – Хочешь так спихнуть на меня ответственность за произошедшее? А не ты ли недавно деньги взвешивал и идею нахваливал? А теперь, когда зад прижало, виновата я? – Никто на тебя это не вешает. Я сказал – собирайся. – А волшебное слово, Пчёлкин? – Быстро! – С матов сойди, – напоследок перед тем, как скрыться в тренерской, бросила она. – Иначе швабру дам, сам мыть будешь.***
🎵: Алексей Шелыгин - Буги-вуги – О, Пчёла, хорошо, что вы с Эммой вместе, – Саша налетел на них уже в приемной. – Не, Белый, я предпочитаю более интеллектуальных женщин. – Хорош паясничать, – нахмурился бригадир и распахнул дверь в свой кабинет. – Заплывайте, разговор есть. Когда первым прошел Пчёла, Саша удержал за локоть Эмму и тихо проговорил: – Короче, мне нужны люди вроде тебя. Вот только людей вроде тебя у меня нет, и поэтому мне нужна именно ты. – Яркая речь, Саш, – она улыбнулась. – Что ты хочешь? – Пчёлкин ввел тебя в курс дела? – Эмма кивнула. – Прекрасно. Он по любому поедет в Ростов. Соответственно, хочу, чтобы ты сопровождала его. Попробуйте решить все мирным путем, разведать обстановку, ну, сама все знаешь. Вспомнишь свои навыки, если ты меня поняла. В отказ не пойдешь? – Когда я тебе отказывала? Уже когда все были в сборе в кабинете, Белый по своей привычке стал раскладывать ход «операции». На разведку должны были ехать Пчёлкин, Космос и Эмма. – Лёва обеспечит вам необходимый уровень защиты и уверенности… – Это ты че, сравнил Левакову с тампоном? – ухмыльнулся Витя. – Баран, – закатил глаза Саша. – Короче, расклад поняли? Завтра вылетаете. Просто разведать. Просто поговорить. Я созвонюсь с Ростовскими ребятами, скажут, что там, нет ли кипиша. – Не пойму только в чем изюм, Белый? – подал голос Космос. – На кой чёрт мы Эммку с собой берем? Сам же говорил, против лома нет приема, против пули ни одна физкультура не спасет. Белый, знавший о тайных операциях Леваковой в Америке, был уверен в ее готовности и профессионализме на все сто. Тем более девушка в сопровождении мужчины не вызовет лишнего шума и подозрений, нежели мордоворот, вооруженный до зубов, которого издалека просечет любой стрелянный воробей. – Хорошо, кого ты предлагаешь? Макса? – Ага. Он такой же незаметный, как проститутка в монастыре, – крякнул Пчёла и потушил окурок в пепельнице. – Короче, лады. Поняли, приняли. Я согласен. На пороге «Курс-Инвеста», пока Космос заводил машину, Левакова поравнялась с Пчёлкиным. – Удивительно, что ты не пошел в отказ против моей кандидатуры. – Человеку надо во что-то верить. Я решил поверить в тебя. – Да неужели? – А ведь классно, что я еще могу тебя чем-то удивить? – Только не обольщайся, а то опять у тебя эго зачесалось. Эмма отсалютовала ему рукой, махнула Космосу и направилась на выход из арки с территории офиса. Едва стоило Вите оказаться в салоне машины, Космос улыбнулся: – Че, опять обмен любезностями разводили? Я пропустил самое интересное! – Не волнуйся, скоро получишь билет в первый ряд на целую неделю. – Запасусь попкорном. – Ага, мне валерианку прикупить не забудь, – хмыкнул Пчёла, когда они выехали со двора на Цветном и на повороте могли еще увидеть, как Левакова плавно вышагивает по тротуару. – Она не кажется тебе странной? – Ну, она дерзкая, нетерпеливая, грубая… По мне так вполне нормальная. Глядя, как Витя оценивающим взглядом провожает Эмму за угол, Космос усмехнулся: – Да, Пчёл, я все-таки прав. Ты к ней неровно дышишь. – Нет. Я неровно могу дышать только к ее неровностям, но это ровно ничего по сути. Люблю метафоры.