***
Алена была в сознании все то время, пока люди Гаго везли ее к назначенному боссом месту. Только видеть ничего не могла – на голову нацепили непроницаемый черный мешок, и плотная удавка стянулась на шее, заставляя делать отрывистые, тяжелые вздохи. Затем грубая хватка обхватила связанные за спиной руки, и двое повели Алену по длинному коридору. Лишенная способности видеть она отчетливо уловила звуки громыхающей музыки и пьяные голоса, затем поняла, что ее ведут куда-то вниз по крутой лестнице. Десять. Одиннадцать… Насчитала двадцать ступенек. Активист был прав в своих предположениях – его сестру привезли в клуб Эдуарда Фролова, который теперь в личное пользование захватил совладелец – Гагик Асатурян, он же Гаго. Алену рывком усадили на стул, до боли заломив руки и выгнув так, чтобы они оказались в таком же связанном положении за спинкой. – Сними с нее мешок, Гиря. Нельзя же так обращаться с гостьей. Приказ выполнили. Рыжие, взлохмаченные локоны распались по плечам, и Алена наконец смогла отдышаться. Напротив нее присел Гаго и вдруг улыбнулся. – Ты не бойся, малышка. Никто тебя пальцем не тронет. Очень Алене не понравился этот тон – чрезмерно ласковый, любезный до приторности. Кто перед ней – она лишь могла догадываться, так как босса своего брата никогда не видела вживую. И дай бог, конечно, было не видеть и дальше, но судьба имела на этот счет свои планы. – Понимаешь, девочка, мне очень жаль, что с тобой такое приключилось. Видит бог – ты бы не оказалась тут, если бы твой братец меня не предал. У нас как – дети не отвечают за своих родителей. Но вот младшие сестренки вполне могут ответить за опрометчивые поступки своих непутевых старших братьев. – И что? – голос у Алены нашелся не сразу, а тот, что нашелся, оказался чужим и хриплым. – Убьете меня? Гаго вдруг рассмеялся. – Ну зачем же? – сзади него нарисовался браток, протянувший в его руку фужер. – Я просто угощу даму шампанским. С лошадиной дозой наркоты, всего-навсего. Твое маленькое глупое сердечко не выдержит. С молодежью такое часто бывает, ты ведь знаешь? Улыбка, больше напоминавшая оскал, озарила его лицо, и кончик носа потонул в верхней губе, оголяя белоснежные зубы. Цепкие пальцы обхватили голову Алены сзади и резко запрокинули ее, а свободная рука Гаго схватила девушку за челюсть. – Открывай ротик, летит самолетик. – Пошел ты! – сквозь плотно стиснутые зубы рыкнула девчонка. – Ай-ай, зачем же ты так грубо со мной? Такими словами ты заставляешь пересмотреть наш уговор. Силы были неравны, как бы Алена не старалась крутить головой, отворачиваясь от неумолимо приближавшегося бокала. Большой палец Гаго резко рванул нижнюю челюсть девушки вниз, и садист влил шампанское в девичье горло. Алена плевалась, выталкивая языком убийственную жидкость, но тщетно: нос зажали, воздух перестал поступать в легкие. Зато без преград по гортани потекло пузырящееся шампанское. – Вот и все. А ты боялась. Перед глазами медленно стало кружиться, и Алена почувствовала, как шея теряет прочность. Она закачала головой, которая больше напоминала свинцовый тяжелый шар, мотающийся на тонкой ниточке. Гиря протянул Гаго диктофон, и босс склонился над бедной девушкой, приподняв ее за волосы. – Хочешь сказать что-нибудь напоследок любимому брату? Обещаю передать ему вскорости, прежде чем вы снова встретитесь. Но уже там, – кивнул на серый потолок, – на небесах. Если повезет. – Кира… – прошептала Алена в поднесенное к ее губам записывающее устройство, – выпотроши этого говнюка. Люблю тебя. – Сучка мелкая, – засмеялся Гаго и наотмашь отвесил девушке оплеуху. – Отошли от нее! – прогремел бас из темноты, а затем по людям Гаго прогремела автоматная очередь. Гаго выхватил пистолет, забежал за спину девочки и приставил дуло к ее виску. – Кто рыпнется – башку ей снесу! И наугад выстрелил в скрывающихся за углами. – Кирюша, солнце мое активное, что же ты там спрятался? Выходи, поговорим. Активист, привалившись к стене, тяжело дышал и перезаряжал «Стечкина». Афганец, стоявший дальше всех, взглянул на него и отрицательно покачал головой. – Клади оружие, Гаго! – гаркнул он. – Ты проиграл эту войну. Отпусти девочку, и тогда мы сможем поговорить. В ответ раздался только противный, ядовитый хохот: – Ах ты, миротворец сраный. Ты забыл, кто король в этом городе? Мои люди покромсают твоих афганских щенят, и я лично скормлю их тебе на обед перед тем, как вышибить тебе мозги. – Твои люди? – голос Афганца звучал спокойно. – Пали твои воины, последних еще на входе приняли. А жалкие остатки лежат у твоих ног. И никаких боевиков ты не соберешь. Бросай пушку. И попробуем решить вопрос без оружия. – Кому ты заливаешь, вояка?! – Тебе лучше заткнуться и слушать, что я говорю. Ты обидел наших гостей, помял знатно женщину. Никто из авторитетов не одобряет подобного. – Я здесь авторитет! Активист, не в силах больше терпеть, вылетел из своего укрытия, и пуля из его пистолета насквозь прострелила руку Гаго, сжимающую оружие у виска сестры. Гагик издал истошный крик, ослабляя хватку, и повалился наземь. Люди Афганца бросились вперед, а Кирилл подлетел к Алене. Девушка пыталась сосредоточить взгляд на брате, чьи руки бережно обхватили ее за лицо, но глаза уже закатывались. – Аленка, слышишь меня? – Активист бережно утер произвольно льющиеся слезы с ее щек. – Маленькая, скажи что-нибудь?.. – он ощупал шею на наличие пульса. – Потерпи, сейчас… Космос! Бригадиры, утирая лицо от пыли и крови, подбежали к парню. – Срочно, везем в больницу… Алена бормотала что-то нечленораздельное, пока вдруг не завалилась на плечо брата. Пока Пчелкин развязывал ее руки, а Холмогоров бросился вверх по лестнице подгонять ко входу машину, Кирилл попытался встряхнуть девушку, но ощутил, как ее тело заметно потяжелело. – Аленка! – дрожащими пальцами Активист снова коснулся шеи сестры. Подбородок предательски задрожал, и парень прижал к себе обмякшую Алену. – Ну что, бери, уходим! – запыхавшимся голосом велел ему Витя, но тут же замер. – Что?.. Ее ведь не зацепило, нет? Активист молчал, беспрерывно гладя девушку по спутавшимся рыжим локонам. Казалось, он даже не слышал ничего, что ему говорили. – Может, у нее что внутри? – продолжил Пчёлкин. – Помоги мне. Они вдвоем подняли Алену со стула, Активист покрепче обхватил сестру и поспешил к выходу.***
Ужасная, казавшаяся бесконечной ночь медленно таяла. Активист брел прочь от больницы, шаркая ботинками по потрескавшемуся асфальту. Ноги отказывались шагать широко и вообще отрываться от земли. И парень шел вперед, будто в тумане. Очнулся почти у входа в штаб-квартиру Афганца и то только потому, что за спиной, буквально в метре, раздался отрезвляющий звук клаксона. Кирилл поднял голову и обернулся. Из «семерки» выскочил плотный мужик и бросился на него. – Ты че, больной?! Тут же проезжая часть, придурок! Шляется пьянь, потом водилы у таких виноваты… Он не успел высказать свой праведный гнев – получил в челюсть. Опешив от неожиданности, мужик осел прямо на пятую точку возле капота своей машины, растерянно глядя на невозмутимого Активиста. Тот так и продолжил идти по дороге, и только через квартал свернул к нужному ему дому. Открыли ему сразу, не успел Головин дотянуться до ручки. В зале сидели бригадиры и Афганец, но внимание Активиста привлек большой сверток: одеяло в ярко-красную клетку было усажено на старый стул. – Как сестра? – тут же подал голос Космос. Парень молчал, но глаза – холодные, неживые, покрывшиеся кровавой капиллярной сеточкой – все сказали за него. Афганец молча опустил взгляд, что-то обдумывая, затем потрепал одеяло: – Гагик, ты отдохни немного, помечтай, а мы прикинем, что бы такого интересного с тобой сделать. Затем поднялся и коснулся плеча Активиста: – Нам с москвичами переговорить надо. А ты его посторожи, - и вложил в его руку потрепанный диктофон. Комнату покинули все. Активист понял этот жест, так же как Пчелкин и Космос поняли мотивы Афганца. Тот закурил и, не поворачиваясь к бригадирам, тихо проговорил: – Ваша Левакова выжила благодаря Активисту. За это парень поплатился родной сестрой. Значит, заветную пулю в лоб Гаго пустить должен только он. Активист покрутил в руке диктофон и нажал на пуск. – Кира… Выпотроши этого говнюка. Люблю тебя. Ком страданий и невыплеснувшейся боли подкатил к горлу колючей волной, лишая способности мыслить здраво. Но стоит ли сейчас уповать на рассудок? Кирилл резко стянул с лица Гаго шершавую ткань и склонился над бывшим боссом. Тот вдруг стал синим и еще больше задергался. Его тошнило. Было бы легче оставить тряпку, служившую кляпом, в его рту, но Кирилл не готов был давать ему захлебнуться собственной рвотой, хотя подсознание твердило – самая подходящая смерть для такой суки. – Кира… Выпотроши этого говнюка. Люблю тебя. Головин вынул кляп и метко вдарил Гаго прямо в солнечное сплетение. Тот, было, захотел заматериться, но не успел – рвотные позывы атаковали его с новой силой. Активист подбил ножку стула, и Гаго повалился на пол, заливая отвратительной массой пол. – Конечно, не очень красиво с твоей стороны пачкать пол в чужом доме, – заметил Активист. Воняло премерзко. Парень, скривившись от омерзения, натянул воротник свитера на нос, обошел валяющегося Гаго со спины, обхватил волосы на загривке и провел его лицом по его же собственной рвоте. – Попейте, босс. Запах вновь заставил Гаго повторить тот же физиологический процесс. Говорить он уже не мог. Кирилл хрустнул костяшками пальцев и потянулся за пазуху. В свете утреннего солнца блеснуло острое, длинное лезвие. – Кира… Выпотроши этого говнюка. Люблю тебя... – запись дрожащего голоса сестры повторялась снова и снова. – Прощайте, босс, – Активист склонился и громко прошипел над головой Гаго, – до встречи в аду. Я приду, чтобы снова повторить это. И в следующую секунду нож прошел насквозь в ухо Гаго. Тот, плюясь и булькая, захрипел. Тело пронзила вспышка боли и судорог, и Кирилл, сжимая лезвие, второй рукой со всей силой надавил на конец рукоятки. Острый кончик через мгновение показался в кровавом месиве, некогда напоминавшее человеческий глаз.***
Свет возник размытыми бликами, первые запахи осознались мгновением позже. Разлаженный слух внимал чему-то наподобие далекого разговора, осязание… спина ощущала плотное соприкосновение с твердой поверхностью. – Эй, ты как? – прошелестел знакомый голос. Эмма прикрыла тяжелые веки, а затем вновь распахнула глаза, пытаясь восстановить зрение. Получилось. Взгляд зацепился за сосредоточенное лицо Пчелкина. Левакова поднялась на локтях и села на кушетке. Волосы рассыпались по плечам, и от них повеяло морозным холодом и спиртовыми нотками. – Еще жива, к сожалению… – невесело усмехнулась девушка. – Ну дура! – бросил Витя и в этот же момент притянул Эмму к себе. От этого жеста сердце Леваковой само собой забилось чаще, и в голову ударил жар. Она осторожно высвободила забинтованную руку и хмыкнула, подавляя улыбку. – Быть может, мне стоит чаще оказываться на смертном одре? Эту реплику Пчелкин никак не оценил, отстранился и протянул ей ладонь. – Поднимайся. На том свете отоспишься. Пора домой. Около «Тойоты» покойного Мишани стояли Космос и Активист. Стоило Эмме появиться в поле их зрения, Холмогоров пульнул недокуренную сигарету в сторону и распахнул руки в приветливом жесте. – Эммка, Великая и Ужасная, восставший московский Феникс! – Да ну тебя, Кос, – рассмеялась девушка, угодив в его крепкое объятие. – Всё шутишь. – Ну кто-то же должен оставаться здравомыслящим, или забыла? При всех неприятностях жизни мой позитив не пропадает. – Не поверю, – Эмма заглянула в его глаза, и показались они ей какими-то странными. – Хорош лясы точить, ехать пора, – скомандовал Пчелкин. – Ой, ну только не ревнуй, не ревнуй, - парировал друг. – Ну что, Активист? Может, с нами? Кирилл покосился на москвичей, и Левакова отметила изрядно помятое, серое лицо парня. Даже асфальт на его фоне выглядел куда ярче. – Тебя здесь уже ничего не держит, – тише проговорил Космос. – Прости, конечно… – Нам такие люди нужны, – добавил Пчелкин, стойко веря, что Головин так или иначе согласится.