Эгида

      – И это здесь трудится на благо общества моя дочь? – Леваков склонил голову, разглядывая в окошко внушительное здание «Эгиды».       – Здесь-здесь, па, – Эмма постучала пальцами по рулю.       – И Максим тут же?       – Тут же.       – Ну, пойдем, покажешь свои владения! Левакова нервно хрустнула костяшками пальцев. Желание отца было не лучшей идеей – в клубе сегодня собирались все бригадиры и их партнеры, и не всегда эти партнеры на вид внушали доверие. Особенно их охранники – разбредутся, как обычно, по всему периметру, морды кирпичом, стволы наизготове – не лучшая картина для лицезрения отца, до сих пор неотошедшего от подробностей гибели сына Артура.       – Папуль, сейчас не самое подходящее время, там вовсю тренировки, посетителей много, толкотня, суета. Давай в следующий раз как-нибудь? Альберт Давидович скептически посмотрел на любимую дочь и скривил губы так, что Эмме стало не по себе, как и раньше, в детстве, в юности. Этот взгляд и выгнутые в тонкой полоске губы означал непоколебимость и неоспоримость. И девушка, опустив голову, потянулась к ручке двери.       – Идем. Только ненадолго. Как и предполагалось, картинка была еще та. А вот обещанных Эммой клиентов клуба не наблюдалось. Левакова крепко подхватила под руку отца и спешно провела его мимо бильярдного зала, у дверей которого стояло два амбала в черных смокингах. На зеленом сукне Саша Белый подписывал договор. Чуть поодаль, как показалось Эмме, мелькнуло знакомое лицо, которое она видела когда-то в 91-м. Альберт Давидович настороженно покосился на скопление мужчин, но дочь уже завела его внутрь своего кабинета. Тут было поспокойнее.       – Чай или кофе будешь? Она быстро смахнула со стола пустые коробки из-под фастфуда, кивнула отцу на кожаный диван, но Леваков так и замер около двери, скрестил руки на груди и недовольно посмотрел на девушку.       – Кофе я не пью, ты знаешь.       – Прости, по привычке…       – Эмма, ты совсем распустилась. Вокруг одни сплошные тайны, дочь моя, в какую неприятность ты снова залезла? Девушка едва не закатила глаза, но спокойно выдохнула и обняла отца за плечи, стараясь выдать самую безобидную улыбку.       – Папуль, ну что ты такое говоришь? Все у меня в порядке…       – Я вижу, какой у тебя порядок. Нездоровый. О том, что развелась – умолчала. Что работаешь на бандитов – тоже скрыла.       – Па, это никакие не бандиты! Все важные люди в Москве сейчас выглядят так.       – Вот такие же важные люди и убили твоего брата. Забыла? Напомнить?! Эмма чуть не зажмурилась от его повышенного тона, но продолжала сохранять видимое спокойствие.       – Перестань, пожалуйста. Я ничего не забыла. Но уверяю – никаких бандитов здесь нет. Просто обычные дела по бизнесу. Давай не будем об этом. Альберт Давидович снял ее руки со своих плеч, прошелся по кабинету дочери, разглядывая ее многочисленные достижения, увековеченные на бумаге, запечатанные стеклом и развешенные на стенах.       – И именно поэтому я не могу посмотреть твой клуб, потому что твое начальство решает «обычные дела по бизнесу»?       – Папа, перестань повышать голос. Не нервничай из-за надуманных мыслей. У тебя сердце…       – Да, у меня сердце. И ты нещадно топчешь его своими выходками. Атмосфера накалялась, Эмма это чувствовала копчиком, и корни волос обдало жаром. Она молча достала из шкафчика две чашки и чайник, намереваясь сделать чай, лишь бы отсрочить продолжение неминуемого отцовского допроса. И тут пришло спасение. Дверь в кабинет приоткрылась, и Леваковы увидели голову Макса.       – Эмма? – Карельский пошире распахнул дверь и заметил бывшего тестя. Лицо его тут же вытянулось от удивления, и мужчина откашлялся. – Альберт Давидович?       – Ну, здравствуй, зятек, – Леваков вдруг улыбнулся, распростер руки в приветственном жесте, – пойдем, выпьем чаю, как в былые времена. Макс прошел в кабинет, пожал руку мужчине и, пересилив нежелание смотреть Эмме в глаза, все же взглянул на бывшую жену.       – Эмма, там Саша просит тебя подойти. Перспектива ничуть не радостная в другое время для Леваковой сейчас приветливо улыбнулась, намекая, что она – единственный шанс на спасение от неотвратимого отцовского взгляда.       – Ты тогда сам, хорошо? – девушка поставила на стол чайник, слегка коснулась плеча Карельского и почти пулей, чуть не в припрыжку вылетела из кабинета. Леваков, наконец, присел на диван, наблюдая, как озадаченный Макс провожает его дочь взглядом, на автопилоте ставит чайник закипать, опускает чайные пакетики в чашки.       – Как ваше здоровье, Альберт Давидович? – как можно более непринужденно обратился к мужчине Карельский.       – После того, что я узнал, спасибо, хреново. Макс столкнулся с ним взглядами, затем опустил голову. Действительно, вся бывшая чета Карельских могла выдержать что угодно – войну, атаку, боль, но никак не прожигающий темный взгляд Левакова. Именно этим взглядом когда-то, в 89-м, пожилой армянин встретил на пороге своего дома будущего зятя и их с Эммой новость о намерении пожениться. Взгляд этот не менялся практически никогда, не смягчался. Только в редких случаях, когда Карельские делали усиленный вид, что в их семье царит тишь да гладь.       – Вы про наш с Эммой развод?       – И не только, уважаемый Максим. Но это первое, что выбило почву из-под моих ног. Макс плеснул кипяток в чашки, протянул одну мужчине и присел одним бедром на крышку письменного стола.       – Я думал, вы не сильно огорчитесь этому. Знаю же, что вы были не в восторге от нашего брака. Леваков покрутил в пальцах чашку и, наконец, отхлебнул горячую травяную жидкость.       – Не был. Но если уж создали семью – надо было держать эту крепость до конца! За счастье надо бороться. Надо пройти через все! А вы? Погавкали друг на друга, выплеснули весь свой яд и разбежались?       – Думаете, я не боролся и не пытался вразумить ее? Вы, как никто другой, знаете свою дочь лучше всех.       – А ты меня не жалоби. Да, знаю и понимаю, что она виновата здесь не меньше. Но ты, сынок, одну ее не вини. В отношениях всегда оба виноваты.       – Я не отрицаю. Но игра в одни ворота, сами знаете, долго не идет. Альберт Давидович поднялся, поравнялся рядом с Карельским и облокотился на стол.       – Знаешь, Максим, отношения – это изначально уже ячейка. Она ежедневно обрастает доверием, пониманием, чувствами. А вот когда это все исчезает из-за неумения или нежелания подкармливать, остается клетка. И из нее хочется вырваться. Поэтому виной всему гордыня.       – Или нелюбовь.       – А без любви все бессмысленно. Ты согласен? Макс снова заглянул в его глаза, обрамленные сеточкой морщин, и увидел в них добрые искорки. Кивнул.       – Я любил ее, Альберт Давидович. Да и сейчас лю…       – Па! – Эмма распахнула дверь и улыбнулась. – Пойдем, покажу тебе все. Леваков отставил почти нетронутый чай и кивнул.       – Бандиты убежали?       – Папа!       – Иду, доченька, иду, – мужчина оттолкнулся от стола и хлопнул ладонью по плечу Макса. – Хороший ты мужик, Максим.       – Но не орел?       – Орел, просто полет не твой. «Эгида» действительно произвела огромное впечатление на Альберта Давидовича. Он, как настоящий турист, ходил за дочерью-экскурсоводом и кивал в такт ее словам. Но свербящее чувство тревоги не давала Левакову покоя, стоило ему только представить, как на самом деле дочка смогла добиться такого положения. Вечерело. Один единственный чемодан, с которым приехал отец Эммы, уже покоился с самого утра в багажнике ее машины. Леваков настоятельно попросил дочь поехать вместе с Карельским. Хотя все прекрасно понимали, что его спокойный голос вовсе не было просьбой, а самым настоящим настоянием. И Максу ничего не оставалось, как поехать на вокзал вместе с бывшими женой и тестем. Озвучили время и путь прибытия поезда. Альберт Давидович крепко прижал к себе дочь, с теплотой поцеловал Эмму в лоб и погладил ее по волнистым волосам.       – Ты, конечно, права, дочка. Совсем уже взрослая, самостоятельная. Но прошу – ты получше присмотрись к своему новому выбору. На твоем месте я бы не доверял.       – Па, – Левакова почти что заскулила, уткнувшись носом в отвороты отцовского пальто. – Ну хватит…       – Максим, был рад встрече, – мужчина крепко пожал протянутую ладонь Карельского и кивнул на его измученную улыбку. – Май ахчи, приезжай домой. Мать очень сильно скучает.       – Закажу лекарства и приеду обязательно, – пообещала Эмма. Леваков вскинул вверх руку и шагнул в прибывший вагон. Стоянка закончилась, и поезд «Москва – Краснодар» медленно двинулся вперед. Лишь когда его хвост растаял в ночной дымке, девушка переглянулась с Максом.       – До сих пор не понимаю, зачем тебя нужно было тащить за собой, – качнула она головой и, не дожидаясь ответа, медленно двинулась прочь от перрона.       – Странный вопрос. Прекрасно понятно, что твой отец переживает за тебя. На кой черт ты его, правда, привела в клуб…       – А то ты моего отца не знаешь?! – вспыхнула, как бенгальский огонек, Левакова, прибавляя шаг.       – Вот тебе и ответ на все вопросы. Они молча дошли до машины, и Макс первым прошел к водительской двери. Эмма замерла у капота.       – Ты поведешь?       – Садись уже, тебе пора домой. Если, конечно, никакие другие обстоятельства не наметились.       – За неуместную ревность тебе два, Карельский, – буркнула себе под нос девушка и плюхнулась на заднее пассажирское сидение. Карельский только усмехнулся, уселся за руль и настроил зеркало заднего вида. Там же в отражении он столкнулся взглядами с бывшей супругой, и она спешно отвела взгляд.       – Поехали уже.       – Как скажете, мисс, – наигранно дружелюбно откликнулся Макс и тронулся с места. Гробовая тишина почти всю дорогу напрягала обоих, но если бы кто-то из них захотел бы завести разговор, напряжение бы это не убавило, а наоборот повысило его до критической точки. Так «Тойота» Леваковой скоро заехала в ее двор, и оба вышли из машины. Макс молча передал девушке ключи, и только тогда Эмма решилась спросить:       – А сам добираться как будешь?       – На метро доеду. Она раскрыла ладонь, протягивая ему ключи обратно.       – Возьми машину, завтра я ее заберу. Карельский сжал ее пальцы, отодвинул ее руку и чуть склонился к женскому лицу.       – От вас, уважаемая Эмма Альбертовна, мне ничего не надо. Спокойной ночи. Ему казалось странным и раздражающим то, что бывшая жена думала, что сможет по-прежнему спокойно общаться с ним, как раньше. Это бесило до чертиков каждую клеточку внутри мужчины, потому что сжирающее чувство ревности буквально отталкивало ее ровный тон и попытки делать вид, что все в порядке. Эмма же была раздосадована его холодной реакцией, совсем не понимая, почему сейчас, когда после развода пошел уже четвертый год, он все еще злится и отторгает ее попытки сохранить ровные взаимоотношения.       – И тебе спокойной, – не поворачиваясь больше, Левакова прибавила шаг и скрылась за дверью в подъезде.       Напряженная неделя, казалось, подошла к концу. Скинув одежду, Эмма с удовольствием подставила свое тело упругим струям воды, настроенным на массажный режим. Пчёлкин не поскупился на навороченную душевую кабину, за что Левакова каждый вечер мысленно воспевала ему оду благодарности. Однако, несмотря на отличный расслабляющий эффект, бдительности девушка не теряла, да и времени себе понежиться отвела ровно столько, сколько необходимо на помывку головы. Слух у Эммы был стопроцентный, при этом прекрасно тренированный. Именно это качество ей пригодилось, когда, смывая шампунь с волос, Левакова уловила щелчок, совершенно несвойственный шуму водных потоков, да еще и доносящийся за пределами ванной. Не сбавляя напор, она осторожно выскользнула из душевой кабины, накинула халат и, бесшумно отодвинув стеклянную перегородку, мягко ступила босыми ногами на ковер спальни. Пальцы ног моментально ощутили шелковистую нежность ворса, но гораздо больше Эмма оценила тишину, которую он обеспечивал в передвижениях. В царящей темноте все рецепторы заиграли живее и острее. Слух не подвел – щелчок действительно был. Нарушитель тишины продолжал бороться с хитрым замком балкона, и по комплекции явно был мужчиной. В том, что Леваковой не избежать контактного боя, она не сомневалась. Эмма осторожно протиснулась в гостиную. Непрошенный гость был увлечен взломом, потому появления девушки он не заметил. Но она не спешила кидаться к нему на балкон, так как увидела, что на его поясе все еще страховочный трос, а это значит, что пока Эмма откроет дверь, он будет иметь шанс уйти, предприняв для побега всего один прыжок вниз. Левакова опустилась на пол, прошла на четвереньках к широкому окну и затаилась за плотной шторой. Черепашка-ниндзя, наконец, справился с замками и аккуратно открыл балконную дверь. Не почувствовав ничего подозрительного, он протиснулся по плечи внутрь, прислушался и через пару мгновений уверенно вошел в гостиную. Эмма не стала мешкать и давать ему шанс. Уверенно выбросив руку из-за шторы, она крепко ухватила его за шею и швырнула вперед. Прежде чем он опомнился, девушка заняла боевую стойку, однако продолжать нападение не стала. Естественно, не с добрыми намерениями неизвестный проник в её квартиру в столь поздний час, но и подвергать его сокрушительным ударам сразу не стоило. Авантюрная натура Леваковой жаждала настоящей схватки, но, учитывая все испытания истекшего дня, она не чувствовала полной концентрации в мышцах. Телу требовалось некоторое время на отдых. Тем временем её противник успел опомниться, поднялся с пола и обернулся к ней. С балкона пробивался слабый отсвет уличных фонарей. Справившись с замешательством первых секунд, он предпринял выпад в сторону Эммы, но сделал его как-то расхлябанно, словно до конца не верил, что хрупкая дамочка, представшая перед ним как волшебное видение, способна на сокрушительный удар, негостеприимно встретивший его на пороге балкона. Не став порождать в нем ложных иллюзий, точным взмахом ноги Левакова купировала его атаку в зародыше. Гулко взвыв, видимо, от злости, мужчина пошел на сближение. Отпрыгнув в сторону на носочках, девушка пригнулась и тем самым избежала встречи с прямым ударом его правой руки. Посчитав, что фора была достаточной, она ответила выпадом в печень, потом в корпус и закрепила успех ударом колена в низ живота. Однако соперник попался крепкий. Почти никак не отреагировав на ее атаку, он размахнулся и нанес Эмме удар в область груди. Она среагировала почти в последнюю секунду – выставила блок. И только парой секунд позже она ощутила, что удар пришёлся чём-то тонким и острым.       «Везёт мне на ножи», - мысленно усмехнулась Левакова, утирая выступившую кровь на внутренней стороне ладони. Лезвие вспороло линию жизни. В следующее мгновение нападавший дернулся обратно к балконной двери, оттолкнулся ногами от порога, сделал некое подобие сальто и, перевалившись за перила, растворился в ночи. С досады Эмма зарычала, отругав себя за поспешный маневр с захватом за шею, из-за чего у злоумышленника не было возможности отстегнуть страховочный трос. Она выскочила на балкон за мужчиной.       – Это тебе пламенный привет от Вити Пчëлкина, сука! И в этот момент раздался выстрел. Девушка дернулась в сторону, и пуля прошлась по касательной, зацепив плечо. Левакова громко шикнула, дернула закрепитель его троса и, применив значительное усилие, отцепила похожий на якорь карабин от поручня. В следующую секунду она услышала вполне ожидаемый шлепок, однако мужчина находился уже на уровне первого этажа, оторванный трос, конечно, вызвал падение, но удар о землю был незначительный. Мужчина бросился к кустам, где почти сразу взревел шум мотора мотоцикла, и злоумышленник умчался в ночную темноту. Еле сдерживая досаду, Эмма от злости ударила кулаком о стену и вернулась в гостиную. Уже там, когда адреналин перестал разливаться по венам, девушка упала на колени на ковёр, и свет уличных фонарей выхватил багряные капли на светлом ворсе.

***

      Пчёлкин задремал, удобно вытянув ноги на диване. Бдение телевизора почти что убаюкивало, и мужчина резко дернулся, когда послышала трель звонка. Он, еще не очнувшись от дремы, пошарил ладонью по обивки дивана в поисках телефона, и только после второго звонка понял, что звонили в дверь. Витя медленно поднялся, прислушиваясь. Звонок повторился. Он двинулся в коридор, попутно глядя на наручные часы – время, как оказалось, не совсем позднее, но для обычных визитов все равно странное. Посмотрел в глазок, затем усмехнулся и, наконец, распахнул дверь. Его давняя знакомая Жанна – стюардесса с приличным стажем – улыбнулась своей красивой улыбкой, в свое время на которую и клюнул Пчёла.       – Привет.       – Привет, – он застыл на пороге, тем самым заставив девушку растеряться.       – Сегодня среда, – напомнила очевидное Жанна. – Посадку разрешаешь? Ну, конечно, после долгого парумесячного отдыха он вспомнил. Но так и не сдвинулся с места. Чем снова вызвал удивленный взгляд девушки.       – А… Жан, прости, я… Я не могу. В карих женских глазах проскользнула тревога.       – Заболел? – предположила она. Пчёлкин вдруг мягко улыбнулся, крепче сжав ручку двери.       – Нет. Влюбился. Брови Жанны взлетели вверх, а затем, пару секунд спустя, покладисто легли на место. Она закивала.       – Согласна. От этого антибиотиков нет. Ну, может, хотя бы чаем угостишь? Я прямо с аэропорта к тебе… Джентельменские нотки никуда деться не могли, поэтому, быстро обдумав, Витя наконец отошел в сторону, пропуская Жанну в коридор. Она скинула сапоги и шубку и двинулась на кухню.       – И кто же счастливица? – присела за стол и постучала острыми ноготками по столешнице.       – Ты ее не знаешь.       – Ну, все-таки интересно, какими методами она пользовалась, чтобы захомутать такого, как ты. Пчёлкин, повернувшись к ней спиной, закатил глаза, поставил чайник на огонь и облокотился о кухонную тумбу.       – Самыми радикальными, Жанночка. Била меня. Девушка не поняла, серьезно он или нет, но вдруг рассмеялась. Так, как смеется человек, не прознавший смысла шутки, но оставаться равнодушным – показать себя не в правильном свете.       – Тебе чай с бергамотом?       – Да, как обычно, – Жанна приблизилась к нему, провела ладошками по мужским плечам, но ощутила, как все его тело напряглось. – Ладно, расслабься, не трогаю. Тебя и не узнать, Витенька.       – Сочту за комплимент с твоего позволения.       – А, у меня же шоколадка есть, – девушка отлипла, наконец, от Пчёлкина и вернулась в коридор. Оттуда продолжила: – пассажир из бизнес-класса очень щедрым попался. Давно таких не встречала… Витя кивал, будто на автопилоте, горя лишь одним желанием – чтобы чаепитие побыстрее закончилось, и он наконец смог бы расслабиться.       – Тебе сахар класть? – крикнул он. Жанна, не снимая улыбки с пухленьких губ, снова сковала объятиями его пояс. Пчёлкин попытался отстраниться, но хватка девушки на удивление оказалась крепкой. Она скользнула губами по его щеке и тихо прошептала:       – Ну не дергайся, сладкий. Это последний раз. Слова застряли в горле, потому что в следующую же секунду что-то тонкое, острое вошло прямо в его шею. Обжигающая жидкость стремительно растеклась под кожей – он буквально почувствовал это. Пчёлкин схватился за шею обеими ладонями и, пошатываясь, развернулся к Жанне лицом. Кожа горела нещадно, будто от укуса. Перед глазами заплясали темные круги, окружающие предметы задвоились и стали размывчатыми, как отражение в воде. Девушка шагнула назад, не спуская с Пчёлы пристального взгляда. Он захрипел, чувствуя, как мышцы размякли и уже не в состоянии выдерживать вес.       – Тебе привет от Эммы, сладкий, – стюардесса склонилась над мужчиной, и последнее, что запомнил Витя – это вязкий, липкий отпечаток губной помады на его губах.