Эгида

🎵: Imanbek, BYOR - Belly Dancer       Огромное пространство окутывала приятная модная музыка, не давящая на перепонки и позволяющая слышать своих собеседников. Было заметно, что у владельца есть вкус. Клуб выглядел элегантным, он не был похож на современные места развлечения, что безумно порадовало именинницу. Не зря Космос выбил у нее право выбора для праздничного ужина. Место было наполнено элитной кожаной мебелью в чёрном цвете, барная стойка подсвечивалась тёплым светом, выделяя чёрный мрамор. Столики такого же материала были наполнены напитками из бара и добрыми порциями заказанных блюд. В середине первого этажа располагался танцпол из золотых плит, который выделялся прожекторами такого же тёплого света. Около него на кожаным чёрным диване и расположилась вся четверка. Вернее, Космос в обществе двух прекрасных дам, а напротив в таком же удобном кресле – сам Активист. Так команда разделилась на пьющих и непьющего. Людочка сегодня буквально цвела. Холмогоров откровенно улыбался, наблюдая за каждым ее движением, поворотом головы, как тонкие пальцы обхватывают ножку бокала, как губы расплываются в искренней улыбке. И глаза. Такие теплые, буквально светились, а свет прожекторов только усиливал этот эффект. Активист впервые за долгое время позволил себе расслабиться. Насладиться временем, когда окружающая атмосфера способна вынести из головы что-то привычно тяжелое. Просто вступать в диалог время от времени, подхватывать шутки Космоса и иногда усмирять его балагурный тон, поднимать свой стакан сока за Люду и присоединяться к поздравлениям. Но единственной, с кем он не шел на прямой контакт, помимо мимолетных мазков взглядами, была ее подруга Алиса, весьма эффектная блондинка. Уже час Кирилл не мог игнорировать тот факт, что смотрела она на него с нескрываемым интересом, в зеленых глазах отражались блески потолочных ламп, создавая ощущения пляшущего огонька. Особенно прямо она разглядывала его тогда, когда Людочка выводила на галстуке Космоса узоры и что-то шептала ему на ухо. Уголки чувственных алых губ замерли в легкой улыбке. Активист кожей ощущал, что энергия этой девушки была сильна, она питала каждый миллиметр этого места.       – А что же ты все молчишь?.. – контакт глаза в глаза. Головин слегка прищурился и подарил Алисе сдержанную, хитроватую улыбку.       – Присматриваюсь. Холмогоров, уже по-свойски расположив свою руку на плечах расслабившейся Люды, склонил голову к Алисе и горлышком бутылки указал на друга.       – Ты еще будешь скучать по тому времени, когда он молчал, отвечаю!       – Это смотря, насколько затянется этот вечер, – тем же спокойным тоном парировал Активист, обхватив губами трубочку и потянув через нее дозу апельсинового сока.       – У меня есть предложение, – Алиса плавно поднялась из-за стола и чуть склонила голову, обнажая тонкую шею. – Можно попросить тебя составить мне компанию? Весь ее взгляд бросал Кириллу вызов, как и пинок мыском ноги Космоса по его щиколотке, и Головин ухмыльнулся, принимая правила. Девушка направилась к барной стойке и, что-то шепнув бармену, игриво замигала глазами Кириллу. В считанные секунды перед ними показались две дорожки по десять разноцветных алкогольных напитков.       – Я люблю веселиться. Пари! Давай, если я выпью это быстрее тебя, то тогда ты мне должен желание. Ну, а если ты, то наоборот. Активист оценил выставленные шоты.       – С удовольствием бы, но, как ты могла уже заметить, я не пью.       – Сегодня или вообще? Яркие картинки прошлого безумия до сих пор основательно щипали покореженный, чудом восстановившийся рассудок. Активист едва заметно дернул верхней губой.       – С недавнего времени.       – Даже если дама попросит?       – Особенно, если дама попросит.       – Тогда ты заведомо проиграл, – заговорщическим тоном произнесла девушка и аккуратно отпила первый коктейль. – Ну что, желание? Ее хитрая победная улыбка и низкий пронзительный голос почему-то придавали весёлости его задумчивости. Он через ухмылку бросил ироничный вопрос:       – А если откажусь?       – Второй раз за пару минут? Не по-джентельменски. Ну не смотри так, все в пределах закона.       – Давно не имел с подобным никаких дел.       – Есть шанс наверстать упущенное, – она чуть приподнялась на цыпочки, что ее голос теплым дыханием окутал его скулу, – просто потанцуй со мной. Его серые глаза смотрели на нее с непонятным для него самого одобрением. Алиса допила еще один коктейль и совершенно по-свойски обхватила Головина под руку и повела в сторону танцпола, где уже кружилось несколько пар. Активист плавно прокрутил блондинку под своей рукой, в следующее мгновение мягко, но одновременно дерзко притягивая ее фигурку к себе, увлекая в танец. Лицом к лицу, близко-близко, почти вплотную, так, что от этого стремительного притяжения Алиса едва слышно ахнула, поднимая глаза на мужчину. Желаемое можно получить, а как оно обернется – не всегда зависит от тебя. Однако девушка его жест несомненно оценила. Ее взгляд словно лаком покрыл его уверенное лицо, руки скользнули вверх по его плечам, сцепляясь в замок на крепкой шее. Под ладонью Кирилл ощущал гладкую поверхность стразов на ее топе. Изменив направление ее правой руки, он перехватил ее тонкие пальцы. Ее кожа была прохладной на ощупь. Космос заинтересованно покосился на танцующую парочку, чуть выгибая шею, заставляя и Людочку обратить внимание на свою подругу.       – Мне кажется, есть контакт. Люда с улыбкой покосилась на него:       – Ты что, умеешь читать по губам?       – Нет, но судя по тому, как они двигаются… Несколько минут безмолвного кружения двоих вокруг одной точки, максимально сокращенное расстояние между телами, в такт мелодии сопровождающееся резким контактом в руках, было куда красноречивее. Активист на некоторое время понял, что попытка весь вечер куда-то отклониться от всепоглощающих глаз Алисы оказалась бесплодна. По правде сказать, он вообще не понял, с чего вдруг проявил к ней такую лояльность и почему так спокойно соприкасается с ней грудью, пробегая пальцами по камушкам-позвонкам, удерживая подушечками пальцев третий и четвертый, - старый верный способ одним касанием подчинять себе каждое женское движение в танце, сохранять идеальный баланс. Так не касаются временной партнерши и едва знакомой девушки, встреченной в зале. И так не сбивается дыхание от простого контакта в бедрах, что разорвется спустя два удара. Это чувственнее и интимнее.       – Ты отлично танцуешь, – не удержалась, склонила голову, чтобы видеть его лицо. – Учился?       – Нет, врожденный талант. Смотрит в глаза. Это вызов. Мужественный, страстный, властный. Принимай ответ. Пальцы, сжимающие его руку, разжались, переместили ее на талию, и освободившаяся ладонь снова оказалась на его шее. Так расстояние между телами перестало существовать вовсе. Атмосфера вдруг стала настолько сочной, что инстинктивно кончик ее языка юркнул по нижней губе, надавливая и втягивая ее в рот. Внутренний голос девушки тяжело и безнадёжно вздохнул. Ну и что, по-твоему, ты делаешь?.. Мелодия растворилась, и Головин застыл. Алиса заметила, как его серый взгляд жадно проследил это движение. И следующую половину минуты он забыл, потому что… Потому что. Забыл. И никогда, наверное, не вспомнит. Просто что-то пробило позвоночник, когда музыка сменилась на более ритмичную, ударяющую приятными басами в виски, а блондинка провернулась в его руках, скользнув прохладными пальцами по его предплечьям. Она была… Активист при всём желании не мог подобрать вразумительного эпитета. Такого, который был бы понят им самим и который мог бы передать то, что… Соберись, Кирилл. Но взгляд… взгляд приковался к её тонким плечам. Они были открыты и беззащитны, перетянуты тонкими бретельками топа, а затем ее руки взлетели вверх, взбивая волнистые локоны волос, спина вжалась в его грудь, и он задвигался с ней в синхронном такте. Потому что – пусть. Потому что – ему это нужно. Это осознание заставило ненадолго закрыть глаза. Держи себя в руках, Активист, как и всегда. О, да, это уже становится похоже на мантру. Но руки не то что не хотели держать его, они хотели пуститься дальше в путешествие. По ее бокам, по подвижным, выписывающим пируэты бедрам. Вверх к талии, чуть дальше, опутывая ловкими пальцами ребра.       – По-моему, моя Лиса очаровала нашего непробиваемого Киру, – вынесла вердикт Людочка, наблюдая, как подруга плотно прижимается спиной к груди Головина, а его руки бродят по ее телу. Холмогоров, привыкший видеть друга всегда сдержанным и холодноватым, удивленно следил за тем, как эти двое синхронизировались настолько, что стали с музыкой одним целым.       – Совратит его еще...       – Мне кажется, он совсем не против. Алиса, обдувая воздухом влажную грудь, небрежно скинула с плеч сбившиеся волосы и двинулась к их столику. Активист чуть помедлил. Наконец, оторвал от лежавшей в пиале грозди виноградину, покрутив ее между пальцев и отправляя в рот. Пережевал, удивляясь, как ему удалось не подавиться под этими свёрлами взглядов Космоса и Люды.       – А вы привлекательно танцевали, – улыбнулась именинница, – мы даже засмотрелись.       – На «бис» не будет, – улыбнулась Алиса, пытаясь остудить разгоряченное тело холодным шампанским. Кирилл откинулся на спинку своего кресла и снова на несколько секунд провалился в неё взглядом. И так не вовремя в мозгах начал пульсировать ее голос. Слишком тихий. Слишком полный. Он не хотел снова ловить ее взгляд. Только проверить. Посмотрит ли снова. И даже заставил себя не поворачивать голову раньше, чем того требовалось. Хотел скользнуть взглядом мимо нее, но зацепился, снова, на секунду, за это зеленое море, которое так же беззастенчиво взирало на него из-под длинных ресниц. И всё. Чёрт. Она просто смотрела. Надо было сменить курс. Активист глянул на наручные часы, оглядел зал, смерил оценивающим взглядом Космоса и Людочку. Пора было выдвигаться. Холмогоров осушил свою последнюю стопку, поймал кивок Головина и поднялся из-за стола. Пока девушки направились в гардероб, мужчина расплатились и зашагали на выход. Позвякивая ключами, Кос чуть выгнулся назад, приглядываясь к замочной скважине, желая попасть в нее ключом с первого раза. Активист, скептически наблюдая за его действиями, откашлялся:       – Можно я поздороваюсь?       – С кем? – Космос даже огляделся, когда Кирилл, дернув до предела язычок на молнии куртки, театрально поплевал на костяшки, отбил барабанную дробь по его лбу. – Эй!       – О, кто-то откликнулся! Ты какое впечатление весь вечер создавал? Ты же вырос до души компании и хочешь вот так рухнуть до пьяного недоразумения?       – Слушайте, Активисты, не учите!       – Я один с тобой говорю.       – Не надо, ваше синхронное нравоучение разносится по всей округе! Головин медленно исподлобья взглянул на него.       – Плохи дела, – и создал комбинацию из пальцев. – Сколько показываю?       – Четыре.       – Почти угадал. Будешь видеть максимум два – тогда поведешь.       – Ты знал, что я гонщик Формулы-1?       – Я знаю, что ты мозгоёб Формулы-1!       – Хочешь сам повести?       – А ты здесь видишь ещё кого-то, кто умеет водить? – и тут же осекся и крякнул. – Забыл, тут же двое – я и моя тень. Садись уже, не заставляй барышень мёрзнуть на холоде. Без приключений удалось довезти только Людочку. Не учитывая того, что Космос еще минут пятнадцать прощался с ней, вызвался проводить ее, наконец, до квартиры, чего по неизвестным и мучавшим уже долгое время Холмогорова причинам она не делала раньше. И это было еще полбеды – ждать еще все это время, находясь тет-а-тет с Алисой. Она сидела на заднем сидении, прикрыв глаза, и Головин мельком поглядывал в зеркало заднего вида, наблюдая, как подрагивают ее ресницы. Странная барышня. Странно манящая-непонятно-чем барышня. Весь вечер от нее буквально разило такой энергией, а сейчас вулкан будто задремал. Но настоящее испытание над нервами Кирилла началось, когда машина заглохла. Довольный прекрасным вечером Холмогоров теперь выслушивал о себе самые лесные эпитеты, на которые только мог быть способен Активист, главным аргументом, конечно, стало то, что девятикратные напоминания проверить автомобиль после недо-аварии были Холмогоровым проигнорированы. А потом и вовсе дошло до абсурда – Алиса виртуозно подвернула ногу. И тоже едва не услышала весомый аргумент, как «целесообразно» передвигаться зимой на десятисантиметровых каблуках. Такси было вызвано на самый ближайший адрес – в дом Головина.       – Кирюх, солнце мое ясное, по гроб жизни буду тебе безмерно благодарен… – начал с порога распаляться Кос, когда хозяин квартиры помог пострадавшей блондинке дойти до дивана в зале.       – Рожай быстрее, – без энтузиазма пресек его высокопарную речь Активист.       – Сделай чаю. Крепкого. Расцелую.       – Не при даме же!       – А когда тебя это смущало?.. – Кос скинул ботинки и встряхнул плечами. – Я только воспользуюсь твоей уборной.       – Спасибо, что предупредил, – орудуя в аптечке, отозвался Кирилл, – а то по твоей траектории я бы ни в жизнь не догадался. Алиса, удобно расположившись на диване, прискорбно оглядела свою лодыжку. Чуть припухла, урон не казался страшным, но Активист решил «болезнь» предупредить вовремя. Заметив, как он устраивается рядом, игнорируя ее заинтересованный взгляд, намереваясь переложить ее ножку к себе на колени, блондинка подалась вперед.       – Не утруждайся. Я сама могу это сделать. Добрый кусок бинта хрустнул в его пальцах, и в ее зеленый омут взглянула его серая бездна.       – Не стоит кусать спасающую руку, знала такое? В плане увечий у меня опыт явно побольше твоего.       – Хочешь поспорить?       – Увольте.       – Изувеченные пациенты – моя работа.       – Тогда у тебя сегодня выходной. Тоном, нетерпящим возражений, он поставил явное многоточие и легонько качнул головой, продолжая нехитрое занятие. Его горячие ловкие пальцы легко пробежались по стопе, не причиняя дискомфорта. Но когда он слегка надавил на поврежденное место, Алиса сдавленно охнула и поморщилась.       – Жить будешь. Ее благодарный взгляд, соскользнув, медленно оглаживал его глаза, скулы и губы. На последних задержался немного дольше. Взгляд. Проникает в него почти яростно. Под самую шкуру. Мечется по лицу, и Кирилл чувствует его.       – Как мне благодарить своего личного доктора?       – Банального «спасибо, что притащил к себе в квартиру и устроил перевязочный пункт» вполне достаточно.       – Подожди, будь добр, помедленнее, я записываю… Он фыркнул, аккуратно снимая ее ногу и перекладывая на подушку, и двинулся заваривать чай. Блондинка развернулась, так, чтобы видеть каждое его движение и улыбнулась. Кажется, эта улыбка лучом просочилась в его затылок.       – Ладно, можем поиграть в приличных, – голос ее снова понизился, как тогда, у барной стойки, звучал тихо и вкрадчиво. – Я не такая, ты уважаешь мой выбор. Чашка в его руке звякнула, затем послышалась усмешка.       – Или же будет так, что я воспользовался пьяной женщиной.       – Пьяная женщина отвечает за свои действия.       – Не уверен. Активист плеснул кипяток, доводя ароматную жидкость до насыщенного темно-янтарного цвета и развернулся, тут же снова столкнувшись с ней лицом к лицу. Его глаза опустились к ее ногам.       – Смотрю, ты быстро идешь на поправку. Отлично, значит, отправлю вас первой лошадью. Кос! Тебя там Ихтиандр похитил? Но его бас потонул около двери, приглушенный вдобавок мощным потоком воды. Алиса снова склонила голову, кажется, под таким углом она могла прощупать что-то внутри.       – Ты что, боишься?       – Угу, видишь, аж руки затряслись, – чашка снова звякнула, но уже от соприкосновения с ней чайной ложки.       – Не уверена, что по этому поводу.       – Быстро ты рентгеновский снимок сделала.       – Так это мой профиль.       – Работа не отпускает даже в выходные? – за вечер надоело выдерживать ее взгляд. Такой лукавый и проницательный. Это раздражало. – Если бы все так работали в нашей стране, я мог бы спать спокойно.       – Я очень ответственный сотрудник, – ее руки-крылья скользнули по его ключицам. – И сейчас могу сказать, что у тебя донельзя напряжён плечевой пояс.       – Он напряжён всегда.       – Могу поспорить. Она издевается этим тоном?..       – Когда мы танцевали, такого не было. А сейчас ты напряжён. Это может быть в твоём случае по двум причинам – ты либо чуешь опасность, либо...       – Либо?       – Подавляешь обычное желание. Кирилл глухо вздохнул, прикрыв глаза.       – Холмогоров, твою мать! А энергия от нее феноменальная. Остановилась за спиной, методично и плавно скользя пальцами по его мышцам. И было так… приятно?.. Слишком нервный вечер. Выбивающий немного из колеи. Невозможность взять себя в руки испугала. Дрожь пробила жилы на руках. Его действительно немного колотило. Головин оперся руками о кухонную тумбу, опустил голову, вслушиваясь в шумящий поток воды, и почувствовал, как лопатки натянули ткань рубашки.       – Ты со всеми держишь дистанцию? – голос прошелестел около левого уха, заставляя неосознанно склонить голову.       – С тобой как-то подрасслабился. Алиса вдруг тихонько рассмеялась, отпуская его шею и плечи, перекрутилась около него, опираясь спиной на крышку стола. И снова заслужила его странный взгляд.       – Да, обычно это я отказываю парням, как ты мне сейчас. И знаешь, что поняла? Оказывается, это жутко бесит. И почему он снова поворачивается к ней лицом? Она смотрит так игриво, но так глубоко, что Активист ловит себя на мысли, есть ли вообще ответы на эти вопросы и должны ли они быть озвучены? Он не знал.       – В этом плане – я спец.       – Скромничаешь. Уверена, ещё во многих делах тоже.       – Яичницу могу приготовить.       – Звучит заманчиво. Угостишь?       – Напрашиваешься на продолжение вечера?       – Нет, предпринимаю ещё одну попытку остаться до утра. И скажу честно – мои аргументы сейчас заканчиваются.       – Досадно. Снова улыбается, наклонив голову. Да что ж это, мать вашу, такое?..       – Хотел ещё поломаться?       – Типа того. Напряжение от недоверия ускользает, остается лишь какое-то странно-приятное.       – Я бы не прочь продолжить беседу, но, насколько я помню, ты не любишь болтать.       – Да, я приглядываюсь.       – До сих пор? И вдруг сам не заметил, как уголок его губ дрогнул в легкой улыбке.       – Люблю точность.       – А я люблю точных мужчин. Повышаешь уровень ещё больше? Тебе же хуже. Я настойчивая зараза.       – А у меня иммунитет.       – В этом я не сомневалась. Она плавно проскользнула под его руку и провела подушечками пальцев по его скуле, прижимаясь почти вплотную. Активист кипел. Чуть ли не зарычал, забывая дышать, забывая отводить взгляд, когда задержался глазами вдруг дольше положенного на ней. Не выдержал, зажмурился, бесшумно оскалившись, а затем крепко обхватил её за шею, впечатываясь поцелуем в её губы. Почувствовал, как она улыбнулась на долю секунды, а затем ответила. Перестав игнорировать терпкое возбуждение, текущее по животу в пах, он облизал губы, когда неровная дорожка поцелуев оставила за собой влажный след на его шее, к воротнику, а ее ладони нырнули под его руки, к лопаткам, оглаживая напряжённые плечи. Слегка скребя ногтями по материи. Возвращаясь к груди. Он следил взглядом, как горячий рот жался к нему сквозь рубашку. Словно пытался ощутить вкус кожи, пробиваясь для этого к самому его существу. Ее тонкие пальцы нетерпеливо дернули пуговицы. И он… помог. Так же нетерпеливо освобождая себя от рубашки, зараженный этим безумием, чувствуя учащающуюся пульсацию. Чувствуя, как медленно едет крыша. Это было то, против чего нельзя было пойти. Тот самый обезоруживающий прием. И это было сильнее чего-либо другого. Хоть и невыносимо нечестно. Кожа его, кажется, была раскалённой, пылающей, она плавила. Заставляла растекаться. Девушка пропиталась этим жаром, снова и снова прижимаясь к нему, ощущая, как крепкие, властные пальцы стиснули ее талию и впечатали спиной в кухонную тумбу, пока ее приоткрытые губы сминались под напором его крепкого поцелуя. Срываясь на рычание. Балансируя на границе, за которой мозг уже почти не соображал. За которой было только рваное дыхание и сбитые рывки. Захотелось почувствовать ее под собой, и Активист, смещая руки немного глубже, с нажимом обхватил ее бедра, разводя ноги шире и подтягивая вверх, усадил блондинку на тумбу, вторгаясь между раздвинутыми коленями. Так, что можно прижаться. Сильно. Ее сдавленный шепот пробился в его мозг. Пробрал до дрожи, заставляя на несколько секунд забыть, кто она. Что она. Губы вытягивали кожу ключиц, впиваясь, кусая, пока пальцы стаскивали бретельки топа. Она слегка выгнулась, заводя руки за спину и стаскивая мешающую ткань. От этого движения прижалась к Головину еще плотнее, его руки сильнее стиснули кожу ягодиц, пока настороженный взгляд следил за каждым движением. Девушка торопливо подавила стон, поднимая ноги и обхватывая ими мужскую талию. И почему-то в этот момент ее присутствие здесь и сейчас показалось абсолютно правильным. Будто она там и должна была быть: придавленная его телом к этой долбанной тумбе.       – Обхвати меня крепче, – хриплый голос. Он сам его не узнал, будто чужой. Но Алиса словно ждала его команды. Его приказа. Не сдержался. Одним мощным толчком проник внутрь, и блондинка задохнулась. То ли от накатившего желания, то ли от плавного движения. Активист стиснул зубы, едва не рыча, когда она выгнулась, запрокидывая голову, упираясь затылком в стену и цепляясь руками за его кожу. Он подался назад и опять в нее, вызывая резкий выдох, опаляющий кожу шеи. С едва слышимым стоном прижался к ее губам, целуя глубоко, ускоряя толчки. Ее припухшие губы произнесли что-то прямо в поцелуй. На секунду снова скрестили взгляды, и ее зеленые глаза щедро разгорелись огнём. Пламенем, в котором Головин просто сгорел. Алиса вцепилась в его влажную спину и плечи, упиваясь подрагивающими под пальцами мускулами. Голой грудью чувствуя, как бьётся его сердце...

***

      – Кирю-ю-х!.. – глухо застонал Космос, выползая из ванной комнаты. Солнечный свет ударил прямо по глазам, и мужчина поморщился, продвигаясь в сторону кухни. Головин стоял к нему спиной, колдуя над чем-то. – Кира-а-а! Друг, видимо, благополучно проигнорировал его фразу. Холмогоров оперся руками на стол, склоняя голову.       – Доброе утро!       – Да доброе, етить твою… – послышался агрессивный звон бокала прямо напротив его лица. – Твой обещанный чай, алкозавр!       – Чего ты сразу обзываешься? – Кос рухнул на стул и притянул к себе бокал.       – Ты уснул в туалете!       – Ну, я пьяненький был… Да я и сейчас еще немного пьяненький.       – Волшебное оправдание, волшебное! Но ты не только уснул, ты же там еще и закрылся! На всю ночь! Падла! Головин даже если и пытался сохранять нравоучительный тон, все равно какая-то легкость прослеживалась в его взгляде. Космос с упоением отпил живительный кипяток и растянулся на стуле, когда его еще неотрезвевший взгляд выхватил кружевную деталь, заманчиво выглядывающую из-за кухонной тумбы. Холмогоров крякнул, чуть не поперхнувшись глотком чая, и вытянул пальцами черный бюстгальтер.       – Ах ты, активная твоя физиономия! Кирилл через плечо покосился на него, затем на обнаруженную улику и скрыл хитрую ухмылку в кружке.       – У вас че… было?       – А тебя какой ответ устроит, мам?       – Я серьёзно! Активист поджал губы в улыбке и пожал плечами.       – Она была не против.       – Кирюх, она же подруга Люды!       – И? У тебя такой тон, будто переспал с ней ты.       – Охренеть...       – Что-то не слышу ноток радости за друга, – взмахнул рукой Головин. Поймав удивленные глаза Космоса, он рассмеялся: – Теперь она, как порядочный человек, обязана на мне жениться.       – Нет, конечно, у нас был расчет, что этим может закончиться… ну, когда-нибудь. Но чтобы…       – Заканчивай разглагольствовать, – Кирилл метнул чашку в мойку и покосился на часы, – я и так из-за тебя уже опоздал, куда только можно.       – А куда опоздал?       – Собирайся иди, говорю!       Сегодня основному костяку «Эгиды» нужно было ехать в диспансер, где боксеры, тяжелоатлеты, пловцы и другие представители разных видов спорта проходили плановый медосмотр. Все знали, что данное мероприятие – дело формальное, только единиц не допускали до дальнейших тренировок и практической работы. Поэтому спокойная донельзя, отдохнувшая после поездки Эмма пребывала в соответствующем расположении духа – беспечно улыбалась без тени напряжения. Активист покосился на подругу и смерил ее оценивающим взглядом. Не виделись они меньше недели, но сложилось чувство, будто последние происшествия высосали из Леваковой последние силы. Во всех смыслах. И если внутренне Пчёлкину удалось восстановить тающий баланс, то внешне это, к сожалению, никак не отразилось. Девушка за последний месяц заметно исхудала, и без того выразительные скулы впали. Ярко выпирающие костяшки пальцев сейчас выстукивали незамысловатый ритм по железному подлокотнику кресла.       – Волнуешься? Эмма слегка улыбнулась.       – У меня это с детства. Знаю, что все в порядке, но ожидание просто утомляет.       – Как отдохнули-то?       – Слушай, здорово, – и эмоции ее снова были такими… теплыми и искренними, что Головин сам не смог не улыбнуться. – Никогда бы не подумала, что зимой на море так...       – Мёртво?..       – Ну, нет… Успокаивающе глухо и спокойно. Или просто настроение такое было. Звук открывающейся двери заставил синхронно повернуть головы. Врач, поправив тяжелые очки в квадратной оправе, сверился со списками и кивнул спортсменам.       – Левакова, проходите. Эмма расположилась в кресле, наблюдая, как медицинский работник заполняет очередную графу в журнале. Не поднимая головы, он начал базовый опрос:       – Жалобы какие-нибудь были в последнее время?       – Да нет, – неопределенно пожала она плечами, – иногда руку ломит, в основном, на погоду, как обычно. Нерв подергивает. Но это после перелома.       – Давно была травма?       – Пару лет назад.       – Показывайте ваши увечья. Левакова стянула кардиган, и врач, наконец, подняв голову, приспустил на нос очки, тревожно поглядывая на ее бледную кожу, усеянную, казалось, десятками толстых белых шрамов. Не сдержался, чтобы задать немой вопрос глазами. Эмма качнула головой.       – Была ситуация.       – Что ж, проходите, будем вас светить… Она встала в капсулу рентген-аппарата и молча выполнила каждую команду доктора. Пока одевалась и спокойно усаживалась обратно за стол, медработник вернулся уже со снимками и взгляд его помрачнел.       – Та-а-ак... Именно этого я и боялся, – озабоченно пробормотал он, усаживаясь в свое кресло. Эмме стало не по себе.       – Что-то не так?       – Учитывая, что у вас и так рука работала чудом с вашим диагнозом, тот перелом повредил и без того шаткие кости. Сколько лет занимаетесь?       – Пятнадцать. Врач отложил в сторону снимки, снял очки и в задумчивости потер переносицу. Левакова молчала, с тревогой ожидая продолжения разговора.       – В общем, вы только не впадайте в отчаяние и поймите – лечением нужно заняться всерьез и основательно прямо с сегодняшнего дня. Но о спорте, боюсь, придется забыть навсегда. Не вы первая, Левакова, не вы последняя…       – Что с моей рукой? 🎵: Gibran Alcocer - Solas       В очередной раз приходилось удивляться, как погода заведомо соответствует внутреннему состоянию. Слякоть под сапогами противно хлюпала, даже обрушившийся на столицу снегопад не мог припорошить эту противную вязкую жижу, только беспомощно тонул в серых грязных лужах. Или просто обрушившаяся на голову Эммы новость так повлияла – заставила взглянуть через призму обреченности на окружающее пространство и словно попасть в черно-белое кино. Возможно, тот же пейзаж окружал ее и раньше, даже неделю назад на морском побережье, но тогда черное мрачное море вносило успокоение в душу, а сейчас бы девушка взглянула на него совсем иначе, будто на непроходимое безбрежное пространство, выплыть из которого оказалось бы невозможно. Осознала, что давно задержала дыхание, будто прислушиваясь к сердцу. Еще бьется. Выпустила воздух. Села на каменную лестницу заднего входа в клуб. Оглушенная. Попыталась дышать приоткрытым ртом. Так хотелось выжечь слова доктора из своей головы. Как бумагу, на которой было выведено заключение. Каждое слово. Но нет. Они перед глазами. Уже въелись в сетчатку. Смотреть прямо перед собой было всё тяжелее – задний двор медленно начал терять очертание. Что-то душило изнутри, заставляя шире открыть рот. Зажмуриться. Опустить голову, уткнувшись в острые колени.       – Нет… – хриплый шёпот сорвался с губ. Сдавленный. Дрожащий. Перерастающий в глухой вой. Пальцы сжали сигаретную пачку. Всё сначала. Всё началось с грёбаного начала. Этот ад. Этот ужас, сковывающий изнутри. Но она могла. И она делала. Потому что получалось поднять себя с колен и кричать «Все будет хорошо!». А сейчас стало страшно. Очень страшно. И где грёбаное хорошо? Где?! Левакова скрыла лицо за ладонью и нищенски заскулила сквозь зубы. Продуваемая ветром, чувствовала, как по щекам текут слезы. Вот теперь точно финал. Приговор. Факты. Тупые, тяжелые, словно скалы, они рушились в сознание, прибивая. Уничтожая. Ради чего это было? Ради чего все эти годы были? Судорожный всхлип. Слезы потекли по лицу. Господи. Это какая-то ошибка. Врач мог… Нет, не мог он ошибиться. И анализы – тем более. Нужно было бороться. Бороться. Снова. Но у Эммы просто больше нет сил. Главное – не подавать вида, что с ней что-то не так. Никому не говорить. Ни за что. Это новый повод создать панику и заставить плясать вокруг нее. Но как можно жить с этим, не подавая виду, что случилось что-то из ряда вон? Как? Левакова не знала. Она плакала бесшумно. Сама не признавала этого. Она никогда не признавала своих слез. Выждала с полминуты. Медленно выпрямила спину. Всё будет хорошо. Ничего. Не будет. Хорошо. Уже никогда не будет. Рукав свитера стер остывающую влагу с лица. Вот так ты и сдохнешь, Лёва. Сопливой, щенячьей смертью. Дрожащие руки вытянули сигарету только с третьей попытки. Пересохшие от накатившего страха губы обхватили фильтр, глаза завороженно глядели на вспыхнувший от зажигалки огонек. Первая затяжка. Получше. Да, надо покурить… Кому быть повешенным – не утонет. Кто-то шагнул за спиной. А затем сжал ее плечо. Валера. Присел рядом с ней и чуть толкнул ее своим плечом.       – Ты чего здесь в гордом одиночестве? Эмма поняла, что глотку перекрыло, будто люк захлопнулся. Слова провалились обратно по черному туннелю. Поэтому ничего не оставалось, как продемонстрировать сигарету, зажатую в пальцах.       – Ты же курить бросила…       – А, неважно, – вдруг голос прорезался, Эмма отмахнулась. – Давай поболтаем. Давно не болтали… Фил улыбнулся, по-свойски обхватил ее плечо своей могучей рукой и качнул головой.       – Давай.       – Только о чём-нибудь хорошем, а то тошно... Филатов попытался заглянуть в лицо, будто успел заметить невысохшие слезы. Эмма отвела глаза. Пошевелила челюстью, перекатывая на языке горький дым.       – О хорошем?.. А ты никому не расскажешь?       – Я? – смогла придать голосу веселый тон. Молодец, получилось. – Я – могила! Мышцы на лице Фила смягчились, губы тронула редкая в последнее время улыбка. Левакова даже ненадолго позабыла новую заповедь, утвержденную собой же после медосмотра, – не смотреть в глаза теперь дольше пяти секунд, чтобы не спалить себя же с потрохами. Слишком радостный взгляд был у друга. Такой, который мог бы заразить при любом другом обстоятельстве.       – Ну... мы с Томкой мелкого ждём.       – Да ты что! – сама не заметила, как повисла у него на шее, целуя в легкую щетину. – Валерка, поздравляю, дорогой! Одной рукой сжимала шею, другой гладила по плечу, будто только так могла полностью передать свое искреннее восхищение.       – Сам вчера только узнал. Восемь недель, представляешь? Никому еще не говорил, ты первая.       – Обещаю – я никому. Сам поделишься, как сочтешь нужным. Он кивнул, улыбаясь, а сам изучал ее серое лицо. Худое, медленно, едва уловимо высыхающее.       – Теперь ты.       – М?       – Откровенность за откровенность. А вот теперь мимолетная легкость от его новости вынеслась так стремительно из сердца, что в животе завязался тугой комок, вызывая противный спазм.       – У меня остеосаркому диагностировали. Фил так резко повернул голову, что шею на какое-то мгновение свело до зубной боли.       – Чего?!       – Да не нервничай, – Левакова нацепила такую достоверную улыбку, что сама бы себе сейчас поверила бы. – Ошибочный диагноз поставили. Правда, осадочек остался…       – Ну-ка рассказывай подробнее, – его голос стал почти глухим, севшим. Пальцы сильнее сжали ее плечо, будто Валера испугался, что девушка в прямом смысле убежит от разговора.       – Да чего тут рассказывать? Ты же знаешь, наши врачи сначала пугают, потом извиняются: «Пардонте-с». Ошиблись…       – В смысле?       – Ну, – слезы вязкой слюной затопили горло. Верь в свой бред, Лёва! Хотя бы до конца разговора. – Я их просто очень сильно попросила, – говорила, едва размыкая зубы. Это было похоже на сдавленное мычание. – Хотела даже взятку пропихнуть, вот они и… отменили рак.       – Ты прямо меня сейчас… – запнувшись, не сумев подобрать слов, Фил в секунду миновал последнее расстояние с ней и крепко, по-братски прижал ее, пораженную слезами, к себе. Так крепко, что сам уже чувствовал удары ее пульса. – Ты слышишь, это не приговор, Эммка!.. Существует много препаратов, различные виды лечения, надо только вовремя начать… Слышишь?.. У Пчёлы столько связей, подтянет спецов из заграницы!.. Левакова упрямо сжала губы, находя взглядом тёмные глаза перед собой, сосредотачиваясь, шумно дыша через нос.       – Нет! Вите ни слова, ты понял меня? – предостережение. – Понял? Валера оббежал озадаченным взглядом ее влажное лицо. Тон ее голоса становился тише, несмотря на то, что глаза по-прежнему метали молнии. Это было чудовищно непривычно. Напряжение вызвало у Филатова судорожный кашель. Он молчал. Нужно ведь пообещать? Мужчина только еще крепче прижал ее к себе, накрывая ладонью ее голову. А Эмме оставалось только поражаться, как этот человек одним своим жестом делал второй раз так, что становилось легче. Просто от того, что она чувствовала горячее плечо рядом со своим, продрогшим.       – Поклянись, Валер, что никому ничего не скажешь.