Конец сентября 1998-го
Банк, названный громким именем «Гранит плюс», Пчёлкин создавал практически один – никто из пацанов не приложил к этому делу руку. Вите приходилось работать со всякими ботаниками и прочими умными очкариками, и лишь потом, после самого сложного, Фил обеспечил безопасность, а Космос со знанием дела контролировал хорошо налаженный афганско-европейский маршрут. Без связей Саши банк не получил бы таких выгодных клиентов, вроде Казанского авиационного завода, Челябинского тракторного и московских налоговиков. Банковский процент был настолько ниже процента инфляции, что выходило так, будто им просто на время отдавали огромные суммы бюджетных денег. Делай с ними, что хочешь. Пчёлкин и делал – выдавал кредиты коммерсантам уже под настоящие проценты с учетом инфляции. Все заработанное – сверх необходимого для жизни – через несколько зарегистрированных в Гибралтаре и на Мальдивах фирм уводилось в оффшоры. Пару раз Белый ухитрился добиться кредитов Центрального банка. Формально сумму надо было вернуть большую, с процентами, но на самом деле, учитывая «одеревенение» рубля, они возвращали куда меньше, чем брали. Поэтому Витя был доволен собой. Дела налаживались, и скоро можно было совсем расслабиться, если Белый выиграет в выборах. Да даже если и не выиграет – все равно будет отличный опыт. Пригодится в будущем. Как-никак, а скоро настанет новый век, начнется новая жизнь. Жизнь, которую все они заслужили. И его дорогая Левакова – тем более. Откроет для нее спортивные школы, да что угодно сделает, лишь бы она даже после тяжелой болезни могла не выходить целиком из любимого дела. А пока в «Гранит плюс» проходила модернизация. Ремонт был сделан на славу. Удобство состояло и в том, что их офис на Цветном удалось соединить с соседним зданием банка подземным переходом. Это было недешево, зато надежно и практично, к тому же – необходимо с точки зрения безопасности. Сегодня должна была состояться презентация нового здания «Гранита». Приглашены были многие, в том числе и очень влиятельные лица. Так что нельзя было ударить в грязь лицом. Витя об этом заботился на протяжении двух последних месяцев до тех пор, пока здание не покинул последний работяга, а свои места за станками-компьютерами не заняли прилизанные банковские клерки. Мотаясь по Европе, Пчёлкин понял, насколько важно с умом пустить клиентам пыль в глаза. Излишняя помпезность постсоветских банков вызывала к ним зачастую недоверие. Поэтому после долгих совещаний с Эммой совместными усилиями был выбран стиль «непогрешимой экологической чистоты». Два зимних сада в холлах второго и третьего этажа, удобная красивая мебель и картины современных американских художников на стенах вселяли в клиентов спокойствие и уверенность в том, что здесь их не обманут. И кошельки их раскрывались зачастую сами собой, без особых на то усилий со стороны Пчёлкина. Но гордостью и предметом неустанных забот был огромный, во всю стену аквариум, где плавали настоящие речные красавицы длиной в полруки. Из всех обитателей этого маленького мирка больше всего Вите понравилась пара маленьких сомов. Они так забавно шевелили усами и пучили из-за стекла глаза на Пчёлкина, что он не уставал всякий раз им улыбаться, проходя мимо. Прямо не рыбы – допинг. До начала презентации оставалось минут двадцать, уже начали прибывать приглашенные, а Белова все не было. Отдав последние указания распорядителю вечера, затянутому во фрак молодому человеку артистической наружности, Витя по подземному переходу двинул к Саше в офис, благо теперь это можно было сделать без проблем. Белов был на месте и, как всегда, обсуждал дела по телефону. Он и не подумал переодеться к торжеству. Пчёлкин даже обиделся и выразительно постучал пальцем сначала по циферблату, а потом себя по лбу. – Угу, – кивнул, ничуть не смущаясь, Саша и крайне вежливо закончил разговор с собеседником. – Никак с Кремлем? – кивнул Витя на телефон. – С ним, родимым. Время по кремлевским курантам сверяю, – и Саша в ответ на Пчёлин нетерпеливый жест постучал по циферблату своих часов. – Сколько на твоих? – Без четырнадцати. – Нет, брат, уже без тринадцати. Поправь будильничек-то. – Да брось, Сань. – Я тебе что сказал, – притворно нахмурился Белый, – мы теперь по кремлевскому времени живем. Кстати, будь готов, на днях у нас встреча с нашим куратором по Фонду. Виктор Петрович давно хочет с тобой познакомиться. – С чего такая честь? – Он о банке наслышан. – Весьма польщен, – манерно раскланялся Пчёлкин, шаркнув ногой. – Но комплименты, Саня, в карман не положишь. Пусть лучше он пару новых кредитов от Центробанка подбросит. Ну, а мы в долгу не останемся. – Сдается мне, что сейчас господин Зорин предложит нам нечто более серьезное. – Твоими бы устами... – Витя не договорил и нервно посмотрел на часы: – Сань, пора! – Пора-пора-порадуемся! – Саша потянулся так, что аж суставы хрустнули. – Идем, Пчеловод. Эмма приветливо улыбалась прибывшим гостям, поглядывая в сторону коридора – вот же зараза, Пчёлкин, сам сетовал на то, что Саша задерживается, а теперь сам куда-то провалился. Может, там не туннель подземный, а зазеркалье? – Очень круто! – про Зазеркалье – прямо в точку. Алиса порхала по огромному холлу, так же, как и многие приглашенные, задержалась около огромного аквариума, невольно строя глазки каждой рыбе. Эмма засмеялась. Прав бы Витя – допинг в чистом виде. В центральном холле банка уже вовсю толпились финансисты, коммерсанты, представители мэрии и прочий падкий на халяву чиновный люд. Основная тусовка происходила как раз на фоне аквариума. Некоторые гости высыпали на крыльцо с высокими бокалами шампанского и сигаретами в руках, но большинство торчало в холле и рассматривало плавающих рыбин. Только карликовые сомики, испугавшись шума, прятались за камнями, шевеля усами. Остальные же твари речные фланировали перед любопытствующей публикой, словно манекенщицы на показе модной коллекции от кутюр. – Смотри, смотри, какая миленькая! – верещала длинноногая грудастая девица в красном мини-платьишке. Рыбка, длинная и красненькая, была похожа на нее – такая же дура дурой, глаза в разные стороны растопырила. – Хочу таких рыбок! – капризно заявила она кругленькому невысокому «папику». – Хочешь – получишь, – «папик» похлопал спутницу по талии и смахнул невидимую пылинку с рукава бордового пиджака. С восторженным лепетом грудастая девица повлекла своего спутника к шампанскому. Таких длинноногих, почти неотличимых друг от друга «барби» здесь среди женщин было большинство, точно солидные гости решили устроить очередной конкурс «Мисс населенный пункт» прямо здесь, в помещении банка. Чьи «мисс» выйдут в финал – те самые крутые. А уж чья победит, тот вообще вне досягаемости по крутизне. – Такую махину отгрохали! – Головина поравнялась, наконец, рядом с Эммой и чокнулась с ней бокалами с игристым. – Это точно. Как там Кира? – Расхаживает ногу. Еле заставила его. А то как Космос пригнал эту автоматическую коляску для него, так он вообще обленился. Никакой активности, аж разругались в пух и прах. – Устал мужик, – хмыкнула Эмма. – А я думала, придет сегодня. – Не, ему, если честно, весь этот народ – вот где, – Алиса постучала ребром ладони по горлу. – Пусть пока в себя приходит. Тем более вон, смотри, – она кивнула на небольшую компанию чуть поодаль от них, – вот те две пигалицы из киношной среды. Представляешь, если б они его увидели? В обморок бы грохнулись. Восстание мертвецов в чистом виде. Они тихонько усмехнулись, кивая проходящим мимо парам, пригубили еще немного шампанского. – Эмма Альбертовна! Знакомый голос, который Эмма не слышала больше пяти лет, взорвался в голове фейерверком. Она медленно повернулась через плечо и не знала – улыбнуться ли или насторожиться. Этот человек в свое время осуществлял собой ее спасение и ее исчезновение. – Неожиданная встреча, Борис Ахметович… Генералов, казалось, нисколько не поменялся. Тот же лоск, та же седина на аккуратно выбритых висках, тот же уверенный взгляд. Мужчина медленно шагнул к девушкам, отсалютовав им бокалом. – Добрый вечер, – он припал на секунду губами к костяшкам протянутой Алисой ладони, – Эмма Альбертовна, представите нас? – Конечно, – Пчёлкина тихо откашлялась, улыбаясь, – это Алиса, моя подруга, это Борис Ахметович Генералов, мой старый друг. – Очень приятно, – кивнула Головина. – Алиса, не будете против, если я ненадолго украду у вас Эмму Альбертовну? – не дожидаясь ответа, Генералов посмотрел прямо Эмме в глаза. – Есть серьезный разговор. – Нет проблем. Эмма ободряюще улыбнулась блондинке, отставила на поднос проходящего мимо официанта пустой бокал и медленно двинулась следом за Борисом Ахметовичем. Единственным местом, подходящим для серьезного разговора, был двор банка – там едва ли проходили редкие гости, в основном, все уже спешили к началу главной части. – Присядем? – Генералов жестом указал на резную скамью под деревом. Эмма молча приземлилась и невольно поежилась. – Прохладно? Не успела ответить – Борис Ахметович накинул на ее оголенные плечи свой пиджак. Эмма многозначительно склонила голову к лацканам. Так в сложных ситуациях поступал герой Марлона Брандо в «Крестном отце». Правда, дон Корлеоне при этом как бы нюхал цветочек в петлице, Пчёлкиной же пришлось довольствоваться приятным ароматом дорогого одеколона. Пока... – Я вас слушаю, Борис Ахметович. – Не успел я выразить комплимент по поводу твоего внешнего вида: постриглась, расцвела… – Не будем тратить время на любезности, – хмыкнула она, – скоро уже начнется открытие. – Думаю, твой муж не сильно обидится, у него есть дела поважнее. Как и у нас. – Я слушаю. – Речь пойдет о Белове. И его самоуверенной выходке – баллотироваться в Думу. – Генералов кивнул на свой пиджак. – Не стесняйся, загляни во внутренний карман… Эмма нащупала небольшой плотный конверт и ее взгляд забегал по лицу Бориса Ахметовича. Тот согласно моргнул, давая команду заглянуть в содержимое, и приподнял голову, наблюдая за тем, как девушка старается подобрать максимально правильные слова. Но их не было. Фотографии из конверта на несколько секунд лишили дара речи. – Откуда? Эмма тут же почувствовала горячую волну, лизнувшую загривок. Плохой знак. – Достаточно неуместный вопрос, учитывая, что ты знаешь, кто я, Эмма. Признаться, я был поражен не меньше, когда впервые увидел их. Ну а когда узнал все подробности… С фотографий на Эмму глядела она сама. С пулей во лбу и в груди. А затем открылись фотографии Пчёлкина. Под ними – Жанны Брынцаловой. – Это лишь малая часть, – по-прежнему ровным голосом произнес Борис Ахметович. – Цветочки. Ягодки пойдут дальше… Около уха Эммы что-то щелкнуло и зашипело. Краем глаза она увидела небольшой диктофон. А затем услышала то, что заставило еще больше сжаться – холод пробил каждую клетку тела. – Теперь представь себе, что будет с Александром, когда это все попадет в нужные руки? И я сейчас не говорю о других доказательствах. Например, видео. Им я в данный момент не располагаю, однако новость, в чьих могучих лапках оно находится, тебя тоже не обрадует, Эмма. Вся информация по кусочкам складывается. Знаешь, игра такая есть, популярная, паззл называется? Когда из разноцветных клочков целые картины выкладывают? – Зачем вы все это говорите мне? – Заметил одну вещь, – Генералов позволил себе прохладную усмешку, – в моем присутствии ты много раз успешно строила из себя дурочку, отмечу, что довольно искусно, но сейчас я нисколько не намерен этим восторгаться. Эмма понимала и не понимала одновременно. И именно это снова заставило ее озвучить свои сомнения вслух. – Помнишь при нашем откровенном разговоре я упоминал, что имел дело с Беловым в 89-м году? Я – единственный, кто взялся за его дело и прикрыл многим рты. Расследование спустили на тормоза, и тогда оперу Каверину не светило ничего. То же самое я провернул и с тобой. Надеюсь, еще помнишь, кто грозился тебя закрыть? – Каверин, – тихо процедила Эмма. Борис Ахметович согласно кивнул. – Однако счеты с Александром он пытался свести неоднократно. А Белову удавалось каждый раз больно щелкнуть Володю по носу. И сейчас эта предвыборная гонка – очередная попытка расквитаться друг с другом. Как понимаю, у Белова – в очередной раз показать свое превосходство над Кавериным. Но я говорю сейчас абсолютно уверенно, что для него это не обернется ничем хорошим. Володя долго и упорно добивался выигрыша. Для него это стало идеей фикс, так скажем, делом всей жизни. Если Белов выиграет – он потеряет все, потому что Каверин не оставит это просто так. Он никогда не оставлял. – Что требуется от меня? – Откровенно поговорить со своим другом. Он однозначно задумается о своем решении, когда через пару месяцев ему начнут активно вставлять палки в колеса. – Я так понимаю, вы – тоже? – невесело усмехнулась Пчёлкина. – Ты ведь умная женщина, Эмма, и понимаешь, что иногда, чтобы спасти кого-то, нужно его немного утопить. Если Белов не остановится, то придется действовать радикально. – Я понимаю. – Как по цепочке начнут вскрываться не самые лицеприятные факты, поэтому пора включать свой врожденный дар убеждения, Лёва.Январь-февраль 1999-го
В офисе кипела работа. Одни рабочие расставляли мебель, другие таскали коробки с новой оргтехникой, третьи распаковывали ее и подключали. Космос очень ответственно принялся за свою часть работы – договорился со специалистом по проверке на прослушку – рыжим Антоном, который еще у Юрия Ростиславовича в институте занимался электроникой, а потом работал в Федеральном агентстве правительственной связи и информации. В его профессионализме он не сомневался, в чем и принялся заверять Пчёлкина и Белова. Парень сразу взялся за дело – нацепил наушники, подключил их к специальному аппарату и принялся водить им поверх панелей декоративной обшивки стен в кабинете Саши. За его действиями с уважением наблюдали Космос и Макс. Белов с Витей нашли себе место потише – они перебрались в соседнюю комнату и погрузились в бумаги, что-то вполголоса обсуждая. При этом между ног Пчёлкина стояла приоткрытая коробка из-под ксерокса, доверху наполненная банкнотами. Рыжий Антон на минутку прервался и с деловито-озабоченным видом повернулся к Космосу и Максу. – Так, мужики, запоминаем все, что нужно делать, – слегка заикаясь, сказал он. – Насчет «жучков» я все здесь сейчас проверю. А вам надо будет проверять всю сувенирную продукцию, которая приходит в здание – блокноты, ручки, брелки, зажигалки... Кос тут же сунул ему свою зажигалку. Антон повертел ее в руках, откинул крышку, заглянул в глазок горелки, зажег и вернул хозяину. – Нормально. Просто в любой мелочевке может быть передатчик. Батарейки ему хватает на полгода, и шарашит он в радиусе двухсот метров. – Макс, если что надо – помоги, – распорядился Космос и пошел к выходу. – Да, Космос, еще насчет телефонов... – окликнул его рыжий. – Я пришлю тебе людей – все аппараты в офисе они поставят на защиту. Космос кивнул ему и вышел в соседнюю комнату – туда, где за большим столом для переговоров ждали завершения проверки кабинета друзья. Карельский же внимательно шагал следом за Антоном, гипнотизируя взглядом главную выделяющуюся достопримечательность – огромный герб России. Макс знал, где нужно проверять. И самым главным желанием, наверное, на данный момент было то, чтобы этот гуру-очкарик нашел «жучок», лично присобаченный рукой Карельского. Этот «жучок» не давал ему покоя уже больше полугода – он кочевал в его кармане из одного помещения в другое, так и не примененный на практике. Конечно, о гневе Каверина даже догадываться не надо было – Макс водил его за нос уже достаточно долго. Воля была исполнена, но кто обещал, что надолго? В прочем, пока ничего страшного от этого «жучка» не было. И это еще как-то успокаивало. – На самом видном месте, ты глянь! – восторженно прошептал Антон, кивая Максу на находку. – Тс-с-с… Растсыкался, япона мать. Макс и без твоих умных соплей понимал. Однако молча вышел из кабинета и так же жестом призвал к молчанию озадаченных бригадиров. Мужчины молча, почти бесшумно прошли в кабинет. Стоящий на стремянке Антон повернулся к подошедшим ребятам, приложил палец к губам и показал наверх. Протянул в руки Макса увесистый герб, указывая на верхний угол стены – там поблескивал «жучок» подслушивающего устройства. Саша с усмешкой взглянул на озадаченного Пчёлкина. Тот кивнул Карельскому, и Макс молча сунул спустившемуся вниз Антону пачку зеленых банкнот. На освободившуюся стремянку тут же поднялся Белый. Он внимательно осмотрел устройство, с мальчишеским лукавством подмигнул друзьям и с наигранной задумчивостью произнес прямо в «жучок»: – А я вот думаю: может, ну нахрен эти выборы?.. – Ты что, Сань, охренел?! – тут же подыграл ему Витя. – Ну а че? На выборах ведь кто побеждает?.. Сильнейший! А кто у нас сильнейший?.. Во-ло-дя... Макс еле скрыл усмешку, зато Космос и Пчёлкин прыснули. – Володенька! – Саша еще раз приблизился губами к прослушке. – Кончай пакостить!***
Силуэт Белого в освещенном окне был идеальной мишенью. И расстояние до его окна было каких-то тридцать метров. Но перед Володей Кавериным стоял мучительный выбор. Сидя в кресле перед распахнутым окном, он переводил горящий взгляд от фигуры Саши к правой стене. Там, как в оружейной комнате, рядком стояло оружие. Чистенькое, новое, готовое к бою. Снайперская винтовка с оптическим прицелом, «Калашников», ручной пулемет и гранатомет. Бывший опер все никак не мог выбрать оружие. Ведь он не просто хотел убить Белова, это-то дело нескольких минут – он должен был доставить себе максимальное удовольствие. Настоящую эйфорию. И каждое из решений было по-своему соблазнительно. Можно близко-близко через окуляр прицела увидеть ненавистную физиономию, рассмотреть лицо Сани от макушки до кончика подбородка, а потом перевести оптику ниже и увидеть, что он делает руками... Как он берет ручку и что-то черкает на листе бумаги. А потом проследить, как берет телефонную трубку и подносит ее к уху. И вновь сосредоточиться на лице, на глазах, будто бы непосредственно встретившись с ним взглядом. Подмигнуть гаденышу. И, поймав в перекрестье прицела переносицу, нажать спусковой крючок. Пуля войдет, оставив маленькую круглую дырочку, но зато выйдет, разнеся череп, словно перезревший арбуз. Но это был слишком интеллигентный способ. Любовно поглядывая на «Калашников», Каверин представлял, как переводит флажок в режим автоматического огня и прямо от бедра, как немец из «Шмайсера», начинает поливать окно Белого длинными очередями. Звенят стекла и падают плавно-плавно, как при замедленной съемке, а Белый кричит, словно смертельно раненный зверь. О, как сладко слышать этот крик! А тем временем пули прошивают Белого крест-накрест, крест-накрест! Славно! Но в этом способе недоставало пафоса. Вот оно! Взгляд Каверина упал на пулемет. Это машинка посерьезнее «Калаша». Тут уж не только начнут крошиться в щепки, в пыль телефоны, оргтехника, мебель, но и толстые стены, а Белому, если повезет, просто оторвет башку. Может, хоть это сотрет наглую ухмылочку с его рожи? И все же Володя остановил свой выбор на гранатомете. Это надежная штука. Солидное оружие для солидных людей. Стирает сопливых щенков в порошок. Вернее, раздирает в клочья. Белый все сидел и все черкал свои бесконечные бумаги. Каверин взялся рукой за холодный металл гранатомета, приподнял его, ощутив полноценную тяжесть благородного оружия – орудия мести. Пристроив гранатомет на плечо, Володя в последний раз посмотрел на Сашу через прицел. И сейчас его враг, его антипод был для него уже не мишенью, а просто ничтожной мелкой тварью, которую он сейчас сотрет с лица земли. Граната летела медленно, как во сне. Каверин даже видел в воздухе след от летящей маленькой ракеты. Вот она прошла через стекло, как сквозь масло, вот влетела в комнату и зависла на мгновение в воздухе. – Давай, давай! – крикнул Каверин и махнул правой рукой, словно поторапливая. Рука болела так, будто ее жег изнутри адов огонь. Вся чудовищная смертоносная сила гранаты, казалось, сжалась до размеров микроскопического ядра, чтобы потом с чудовищной мощью расшириться и уничтожить все вокруг. Почти белый шар огня возник в полной тишине. И только спустя чуть ли не минуту до слуха Каверина донесся грохот взрыва. Всепожирающий огонь, которому было тесно в замкнутом пространстве помещения, вырвался на свободу и осветил все пространство вокруг. Володя всей кожей лица почувствовал его жар. Запахло гарью. Хотя нет, не гарью. Почему-то невыносимо воняло какой-то дрянью... Этот неистребимый и въедливый запах в последнее время прямо-таки преследовал Каверина, доводя до исступления. Но к черту запахи! Дело сделано, господа. Каверин удовлетворенно потер ладони и сказал, обращаясь к невидимым зрителям: – Не стоит благодарности, мне и самому было приятно! – но правая рука, вернее, культя с металлической хваткой опять отозвалась несусветной болью. Фантомная, мать его, конечность. Прислонив гранатомет к стенке, Каверин сложил руки на груди и с видом Наполеона после Аустерлица стал наблюдать, как дым медленно начинает рассеиваться. В комнате Саши все черно, как в преисподней. Но только за чудом сохранившимся письменным столом продолжал как ни в чем не бывало сидеть Володин заклятый враг, по-прежнему что-то черкая на листе абсолютно черной бумаги. При этом Белый ухмылялся той самой улыбочкой, за которую Каверин его больше всего ненавидел. – Нет! Связки надорвались так, что грозились перестать функционировать вообще. – Успокойся, успокойся! Все хорошо. Тебе просто что-то приснилось, – услышал Володя голос и открыл глаза. На его потный лоб легла нежная женская рука. Сначала он увидел расплывчатый силуэт и лишь спустя какое-то время этот силуэт приобрел черты жены Светы. – Вот видишь, все хорошо, – повторяла та, ласково поглаживая его лоб. – Руки, – процедил он сквозь зубы и резко подорвался с места. Света перевернулась на спину, озадаченно и недоумевающе глядя, как муж метается по спальне, небрежно сбрасывая халат с плеч прямо под ноги, прошелся по нему взад-вперед несколько раз, быстро натягивая брюки и свитер. – Володь, ты куда?.. Три часа ночи! – Спать ложись. – Володь… Железная рука со всей дури впечаталась в шкаф, и фанера жалобно ухнула и треснула. Конечность охватило дикой болью, но на нее сейчас Каверину было глубоко насрать. Он полоснул по жене ошалелым взглядом, молча ткнул указательным пальцем в сторону кровати, призывая Светлану выполнить приказ лечь и накрыться с головой. Ну, сука, держись! Макс не спал уже вторые сутки. Организм будто специально отторгал всяческие попытки уснуть, заставляя думать. Бесконечно думать и думать. Единственное спасение – Юлька. Не выдержал, сорвался в Малаховку к матери. Странно и одновременно так… приятно было осознавать, что дочь была его панацеей. Прижать к себе этот маленький улыбающийся комочек, пахнущий детским мылом и молоком, и все. Просто все переворачивалось внутри. Жить хотело. Права была Ольга. Ой, как права. Сегодня Максу было необходимо, чтобы дочь просто была рядом. И впервые чутье его подвело – лучше бы не брал или остался в родительском доме. А пока… Юлька мирно спала в зале, а Карельскому жизненно необходимо было выйти на воздух. Пачка сигарет стремительно таяла, а мужчина все думал над словами Каверина слишком долго, а затем очередное воспоминание обрушилось на сознание. И это воспоминание едва не заставило сердце остановиться. Получается, у него снова не было выбора?.. Ради чего это все было нужно? Эмма. Он спасал Эмму. Помнится, напрасно, да? Умница Холмогоров пошел своим путем. Глупо, видимо, было уповать на то, что жизнь перестанет издеваться над Карельским. Та сделка… Будь она проклята. Обет. Вот оно. Объяснение млеющего ужаса перед ним. Страха. Память спала, но тело помнило. Сознание помнило: его жизнь зависела от Каверина. Ведь если нарушить обет, нарушителя ждет мгновенная смерть. С самой последней встречи с бывшим опером Карельский пытался вспомнить условия этой сделки. Помнил все до и все после, но что было именно в тот промежуток? Что было сказано, что от одного воспоминания того дня по телу пульсирует ужас? Составляй цепочку, Макс. Думай! Ты ему нужен для чего-то… Чего? Явно не для того, чтобы ставить прослушку и сливать какую-то секретную информацию. Что-то другое. Более серьезное. Страшное. Слова Каверина были словно за плотной толщей тумана. Но сложить все происходящее в единую картинку еще было можно. Макс нужен ему не как информатор. Он ему нужен, как орудие. Смертельное орудие. Мужчина поймался на мысли, что проклинает себя. Себя того, что принял решение тогда. Решение, которое заставит его… Это было почти больно – осознавать, что своими руками окунаешь свою жизнь в прежнюю грязь, имея возможность начать все сначала. С нуля. Звонок в дверь заставил распрямить плечи и тревожно покоситься в сторону коридора. Удар. Мощный. Взгляд на Юльку – спит, как зверь-бурундук. Выбора, очевидно, нет? Подумай. Подумай, мать твою!.. Стальная хватка вцепилась в кадык, впечатывая в гардеробный шкаф в коридоре. В темноте злым холодным отблеском сверкнули белки глаз. Осознание в момент, и Макс рывком оторвал от себя Каверина. – Ты что, сука? – шипение, насквозь пропитанное ядом, могло выесть лицо Карельского похлеще кислоты. – Решил наебать меня, да, щенок? Ледяные глаза, если бы могли, прожгли насквозь. Макс ощутил, как раздраженно дрогнула верхняя губа, а скулы сжались так, что зубы скрипнули друг о друга. Откуда этот чертов страх? Почему он испытывает его? Он костром прогорал в сердцевине груди. Это было пламя инквизиции, сжигающее его внутренности, его сознание. Пламя внутри. Господи. Он никогда не думал, что отсутствие сил может повлечь за собой такую боль. Боль в каждой капле крови, полнившей его. В каждой мысли. В каждой жиле. Боль адского ожидания. Он знал, чего ждет. Он знал. И чертовски не был к этому готов. Будь сильным, Макс. Будь сильным… - потешался внутренний голос, исходя ядом и гноем. И вдруг он оттолкнулся спиной от шкафа и медленно двинулся в зал. Каверин, кажется, на секунду потерялся, а затем черным вороном полетел за ним следом. – Профессионал, твою мать. Специально на видное место засунул? А твой Белов не поинтересовался, случаем, какой верный, вхожий в его круг паж подсунул ему такой подарок? Ты что за игру ведешь со мной, а, Максимка? Забыл, из какой задницы я тебя достал? Внутренний голос захохотал. Макс почти усмехнулся. Если бы были силы хоть на какую-то эмоцию кроме душащего отчаяния. Будто стальной кулак Каверина, въедаясь железными пальцами в сознание, мял изнутри. Сжимал так, что скрипели зубы, разнося по рукам и ногам что-то тянущее, въедливое. – Я прекрасно помню, в какую задницу ты меня засунул, Володя. Темная комната вылизывала фигуру Каверина своим мраком. – Я ж тебя в порошок сотру, гнида, если что-то пойдет не так. В прочем, если решишь пойти на повинную к своему Белому, он сотрет тебя ещё раньше. Риск, как пишут в некрологах, конечно, благородное дело. Макс чувствовал, как демоны под ребрами поднимали свои косматые головы. Потягивались, цепляя костлявыми спинами нутро. Обнажали когти, точа их о кости. И легонько дули на сердце. Так, что холод практически сжирал его целиком. Сильнее. Нужно было больше льда. Тогда был шанс, один маленький шанс из миллиона, что станет легче. – Да лучше подохнуть, чем жить в такой зависимости столько лет. Каверин склонил голову, обнажив ряд хищных зубов. Не верил. Глупая попытка выстроить защиту. Не поможет. – Правда? Хочешь так легко отделаться? Нет, дорогой... Ты будешь мучиться и в случае, если решил соскочить, я тебя так огорчу – мало не покажется. Карельский ощутил, как сердце застучало быстрее, разнося холод по венам. Движение упрямой мышцы в груди придавало уверенности. Совсем немного – самую каплю. Это так мало, когда ты на краю. А Макс действительно был на самом краю. Неизвестно чего. – Это как же? Сдашь меня чеченам? Да они загнулись уже, Володенька, ещё пару лет назад последнюю суку вырезали. – Ты недооцениваешь семейные и братские узы народов, видимо. Знаешь, сколько кровников осталось? Тебе и не снилось. Порыв ветра ударил в незакрытую балконную дверь, влетая в комнату, отбросил волосы со лба. Свитер прилип к груди, трепыхаясь на спине как брошенная на раскаленный песок рыба. Каверин покосился на диван, где мирно спала и видела седьмой сон Юлька. Оскал заставил Макса поежится и заградить спиной обзор на дочку. Едва ли это помогло, но инстинкт деть было никуда нельзя. Опер с пренебрежением усмехнулся. – Про гуанчей, слышал когда-нибудь, Максимка? Был у них один мудрый закон. Человек, допустим, соседа мочканул, так гуанчи что делали? Они не убийцу наказывали... – он выдал театральную паузу и, важно подняв указательный палец, продолжил: – Они в ответ его сына казнили. Или брата. Понимаешь?.. Преступника приговорить – это туфта. А вот сделать так, чтоб он помучился, чтоб ему от горя и тоски самому жить не захотелось – совсем другое дело! – Ты на что, тварь, намекаешь? – Я прямо говорю, мой старый друг. Сердце стучало все сильнее, как заведенное – приговор, приговор, приговор – почти разрываясь, сбиваясь с ритма с каждым словом. Шаг Каверина в сторону Юльки послужил рычагом, и в следующее мгновение в висок бывшего опера уткнулось дуло пистолета. – Сделаешь ещё шаг – я твоими мозгами стену украшу. Падла. Володя вдруг тихо заржал, но было в этом утробном рокоте такое гадкое, выедающее душу, режущее до самого мяса, что Карельский непроизвольно поморщился. – Не самое лицеприятное представление для любимой дочки, не правда ли? – он медленно отвел дуло от своей головы, прекрасно зная, абсолютно уверенный, что Макс не выстрелит. Не посмеет. Слишком много в нем животного страха за себя и свой выродок. – Вот я понимаю, темперамент у тебя, конечно. Остынь. И поймешь, что у тебя нет другого варианта. Рука, сжимающая рукоятку «Глока», не опустилась до самого конца, пока спина Каверина не растаяла во мраке коридора. Хлопок двери, и дыхание остановилось еще на середине, и теперь легкие разрывало от недостатка кислорода. Рухнув на пол, Макс уткнулся затылком в стену и застонал сквозь зубы. Даже на чертов анализ не было сил. Лишь факты. Тупые, тяжелые, словно скалы, факты рушились в сознание, прибивая. Уничтожая. Нет другого выхода? Хрен тебе, Володенька. Сгори ты в аду, сука. Что мешало сейчас спустить курок? Прикончить этого чёрта прямо здесь, не мешкая? Наличие Юльки? Или то, что убийство непосредственного кандидата в депутаты спишут на его оппонента Белова? Слабость?.. Нет, слишком просто. Мы пойдем другим путем, старый друг.***
У загородного ресторана недалеко от Мытищ Сашу и Витю встречал сам Виктор Петрович Зорин. – Приветствую! – он, радушно улыбаясь, пожал по очереди руки бригадиров. Ресторан принадлежал одной из крупных московских корпораций, и Виктор Петрович время от времени «одалживал» его для проведения разного рода встреч и переговоров. Он знал, что ужин на природе в тесной компании весьма способствует достижению консенсуса. Пока мужчины рассаживались за стол, улыбчивые девушки-официантки одна за другой скрылись в глубине кухни. – Вдарим для начала по аперитивчику, – предложил Зорин, потирая ладони, – сие весьма способствует хорошему аппетиту. Витя, расстегнув пуговицу на пиджаке, расправил плечи и хмыкнул: – Да мы, вроде, на аппетит не жалуемся. – Мне бы ваши годы. Да, ребята, классный вы пиар провернули! – с уважением протянул Виктор Петрович, указывая гостям на столик с напитками. – Амаро. Пчела был доволен началом встречи. Похоже, западная цивилизация, наконец, докатилась и до матушки России, раз деловые переговоры начинались с амаро, а не с водки. Давно бы так. – Пожалуй, последуем вашему совету, – согласился Саша, плеснув себе в стакан немного ароматной жидкости. – Так что вы там про пиар говорили? – Не только я, вся деловая Москва говорила. О вашей презентации с этими экзотическими штучками, открытым аквариумом. Кто придумал? – Зорин спрашивал не для формы, ему и впрямь это было интересно. Во всяком случае, так казалось со стороны. – Да есть у нас один ихтиолог, – хмыкнул Пчёлкин, не вдаваясь в подробности, и натянуто улыбнулся. – Ловко, ловко, – похвалил Зорин. Белов скосил хитрый взгляд на Витю и с деланным простодушием поинтересовался: – А что, на самом деле понравилось? – Ну, во всяком случае, о вас много говорили. А это дорогого стоит. Как с Фондом, надеюсь, проблем нет? – Теперь – нет. – Какой ты злопамятный, Саша. Нельзя же так. – А как иначе? Память необходима, чтобы выжить. Закон джунглей, Виктор Петрович. Главное, как можно дольше продержаться в конце пищевой цепи. – Нам бы еще... – поймал волну прагматичный Витя, – кредит организовать, Виктор Петрович. Монастырь в Костроме реставрировать собираемся. – Ипатьевский, тот самый, где первого Романова на царство благословили? – Он самый. – Хорошее дело, поможем. – Хорошее, – охотно согласился Витя, имея в виду солидную прибавку к «гранит» капиталам. А еще хорошее пособничество в предвыборной агитации Сани. – У меня к вам, ребята, еще предложение есть, – продолжил Виктор Петрович. – Банк «Социум» знаете? Витя просиял. Кому, как не ему, не знать о всех крупных российских банках. Так же, как при разговоре о Костроме, он понял, что просто так Зорин ничего не говорит. – Так вот, у них большие проблемы. Ну, как обычно: невозвращенные кредиты, дефицит, профицит и прочее. Ну, ты, Витя, сам разберешься, не мне тебя учить. Пчёлкин кивнул. – Разберемся. Зорин оставил свой бокал и протянул мужчине синюю папку. – Тут все необходимые документы по «Социуму», а вы уж сами подумайте, как с ними там договориться. – В смысле – предложить сотрудничество, от которого они не смогут отказаться? – обаятельно улыбнулся Белов. – Что-то в этом роде. Зорину не понравились эти намеки: зачем в данном случае называть вещи своими именами? Даже в завуалированной форме. – Насколько я знаю, к «Социуму» давно уже чеченцы подбираются. Саша вопросительно посмотрел на Пчёлкина, и тот кивнул: – Да, несколько раз засветились, но у них не выгорело. – Ну, уж с коллегами-то сами договоритесь, не мне вас учить. Я вас прикрою со стороны Центробанка. Ну, согласны? – Лады, Виктор Петрович. Саша понимал, что Зорин преследует какие-то свои далеко идущие цели, но, отказаться от предложения не мог, даже если бы хотел. Во-первых, коммерческие-то банки на дороге не валяются, даже в непредсказуемой России и даже в наше смутное время. Во-вторых, его не понял бы Витя, да и вся братва тоже. Однако с какой это стати прижимистый Зорин занялся благотворительностью? И не потребует ли он за это множество мелких услуг? А может, ему нужны мальчики для битья? Скорее всего, так и есть. – Это что-то вроде запоздалого Рождественского подарка? – решил уточнить он. – В корень зришь, Саша. За что тебя и ценю. Не просто так все ждем конца этого года. Выборы. Зорин повернулся к Вите: – Ты, тезка, берешь под свое крыло банк. Используй его прежде всего не для бизнеса, а для обналички в солидных масштабах. Продумай схему, знаю, ты это умеешь, ты же у нас финансовый гений. Ближе к делу я сведу тебя с одним кремлевским человечком. А пока все! – Договорились, Виктор Петрович, нет проблем, – Пчёлкин отвесил полупоклон в европейском стиле. Зорин облегченно выдохнул. – Тогда все. Пришло время ужина и застольного трепа. Дурачась и по-шутовски ступая след в след за Виктором Петровичем, Пчёлкин обернулся к Саше и тихонько пропел: «Господа, ставки сделаны, мы поставим на Белого…». Саша, однако, даже не улыбнулся. Абсолютно довольный и воодушевленный Витя вернулся ближе к полуночи. Эмма, развалившись на диване, бездумно переключала каналы и только сдержанно кивнула, когда муж плюхнулся с ней рядом, скинул на подлокотник свой пиджак и ловко закинул женские ножки к себе на колени. – Как прошла встреча? – Продуктивно, – улыбнулся он, поглаживая кожу на ее бедре. – Ты чего какая? – Какая? – эхом отозвалась Эмма, продолжая тыкать на кнопку пульта, и следом мелькнула сцена боевика. Девушка не успела ничего разглядеть, кроме взрыва, поскольку кнопка запала, и теперь каналы крутились сами по себе. Вот детская еда. Ток-шоу. Снова еда. Человек пьет воду. Чья-то черная спина. Детская вечерняя передача. Планета животных. – Я смотрю, договориться с телевизором у тебя не получилось, – усмехнулся Витя, взглянув на все это безобразие. Она покачала головой, пытаясь как-то отрегулировать пульт, но сделала только хуже. Теперь еще и звук скакал туда-сюда. Ну, прямо беда сегодня. Пчёлкин вздохнул и, поднявшись, выключил страдающий заиканием телевизор. Затем присел на корточки около жены. – Скучно мне, – просто призналась Эмма, поглаживая его по мягким волосам. – Засиделась я дома. Не могу так больше. – Вот по этому поводу я как раз хотел с тобой поговорить, – подмигнул Витя и взял обе ее ладони в свои руки, – заживем сейчас, Эммка! Будем расти, как бамбук. Через месяц-полтора откроем тебе спортивную школу, будешь там сама себе хозяйка. Отбирать, руководить, все, как ты любишь. – С чего вдруг такая идея? – Давно вынашивал. А сегодня, так скажем, на всей нашей улице загорелся зеленый свет, – он коротко пересказал беседу с Зориным, но вопреки его ожиданиям Эмма только нахмурилась. – Вить, разговор есть… – Ну, давай! – отозвался он вполне воодушевленно и принялся расстегивать рубашку. – Я ходить буду, а ты говори. – Саше так сильно нужны эти выборы? Пчёлкин замер и медленно развернулся к жене через плечо. В глазах застыл немой вопрос. – Этот Каверин… Я думаю, это чрезвычайно опасная затея. – Чутье? – Нет, факты. И ты не хуже меня понимаешь, о чем я. – Не совсем. – Вить, ну он же… – Эмма запнулась, подбирая правильные слова. – Он на всех нас зуб точит, как ты не понимаешь. А Саня рвется ему снова по башке ударить, причем так громко, чтобы он не встал. – Отличная месть, как по мне, за столько лет. А, – Витя тут же спохватился, отмахиваясь: – ты ведь много не знаешь. – Я знаю достаточно. Так же, кто в 91-м меня чуть не засадил за решетку. Пчёлкин скинул с плеч рубашку и застыл с упертыми в бока руками, гипнотизируя жену изучающим взглядом. – Володя? Эмма нервно хрустнула костяшками. – Саше не дадут спокойно прийти к победе. А если он будет лезть напролом, в своем дурацком стиле, то… Ничем хорошим это не кончится. Если только не слить эту суку, и все дела… – А нельзя, – покачал головой он, – у него покрышка федеральная. – Тогда все шансы у Сани равно нулю. – Ну, я бы так не сказал. У нас тоже своя поддержка есть. – Она выйдет боком, если всплывут все факты и доказательства, чем мы все занимались, Вить. И поверь – они всплывут, а Саню утащат на дно. Так что с какого бока не подойди – одна лажа получается. Тревога засвербела в позвоночнике, не позволяя сидеть на месте. Эмма обхватила себя руками, отошла к окну, беспорядочно блуждая взглядом по высоким соснам, плотным забором заслоняющим загородный дом Пчёлкиных. Витя снисходительно улыбнулся – почти вымученно, потому что ему и самому многая херня не давала покоя во всем этом. Но зацикливаться сейчас абсолютно не хотелось. Хватило мрачного лица Белого весь остаток вечера, теперь еще и Эмма ломала себе голову и изводила себя дрянными мыслями. К черту, не сегодня… Витя медленно шагнул к дивану, по пути перехватил тонкую руку у запястья и легонько дернул жену на себя. – Иди ко мне… Эмма с негромким выдохом мягко плюхнулась на его колени, обвила шею руками, сцепляя пальцы в замок. Его пальцы скользнули по камушкам-позвонкам, а губы накрыли ее. Порой Эмма удивлялась, как он одним касанием мог растормошить все внутри. Остудить пыл или зажечь огонек. Оживить мягкость и теплоту или усыпить тревожность. – Помнишь, ты мне однажды сказала: иди туда, где страшно, именно там ты обретешь силу. Мы справимся, Эммка. Он ловко перевернул ее на лопатки, подмял под себя, целуя шею и прижимая к себе одной рукой. Другой – мягко смял бедро, с каждым движением стараясь поднять вверх подол тонкого халатика. Горячий язык коснулся тонкой шеи, обводя каждый изгиб и каждую венку. Мгновение – и податливые ручки уже запрокинуты над ее головой и сжаты крепко, но не больно. – Расслабься, хотя бы ненадолго… И ее тихое «хорошо» утонуло в его губах. Эмма вовсе перестала дышать, не двигаясь, будто впитывая в себя это влажное прикосновение. Язык проник в нее вместе с коротким выдохом, полу-стоном. Голова запрокинулась. Пчёлкин целовал ее так, будто это было последним, что он успеет сделать в жизни. Последним, что он мог сделать. Ее пальцы зарылись в его светлые волосы, перебирая их. Мягкие, густые, светящиеся контрастом с полумраком комнаты. Не поняла, куда вдруг делись мысли о Саше, Генералове и всех остальных проблемах, которые действительно были в нескольких шагах в то время, как Пчёлкины просто хотели жить здесь и сейчас. Быть в этом моменте. К чёрту, все к чёрту. И первый толчок уносит… Нежность. Пусть так будет как можно дольше.