- Мам, могу я завтра воспользоваться твоим предложением не идти в школу? - спрашиваю за поздним ужином.
Ну ты и трус, Брофловски.
- Что-то случилось? - удивляется она и внимательно на меня смотрит.
Пару секунд обдумываю, хочу ли сказать ей правду. А затем мотаю головой.
- Нет.
- Кайл, не дури мне голову. Я же вижу, что что-то не так. Сначала ты отпрашиваешься с ночёвкой к Стэну, а потом приезжаешь в девять вечера на такси и вот уже полчаса молчишь. Вы поссорились?
- Мам, - морщусь и опускаю глаза на стол, - ты можешь просто ответить на вопрос?
Чувствую, как начинаю раздражаться. Неужели хоть раз нельзя меня ни о чём не расспрашивать? Дай мне просто то, чего я хочу, и я пойду спать. А если снова не получится, то хотя бы спрячусь под одеялом от всего этого дерьма, что происходит вокруг.
И буду мысленно сводить себя с ума.
Вслух я больше ничего не произношу, и мама, будто прочитав мои мысли, встаёт из-за стола и легко прикасается пальцами к моей спине.
- Хорошо, ты можешь завтра остаться дома.
В следующую секунду она со вздохом покидает кухню, и я слышу её шаги на лестнице. Наконец-то, я остался один.
Тут же прячу лицо в ладони. Делать вид, что с тобой всё в порядке, когда это не так, очень тяжело. Я чувствую, что перестал справляться. Теперь все вокруг догадываются, что я притворяюсь. Как я мог это допустить, если ещё месяц назад всë было под контролем?
В очередной раз перед глазами встаёт лицо Стэна, жутко обиженного на меня за недомолвки, и я не могу сдержать обессиленный стон. Ну, вот и что мне теперь делать? Что мне вообще нужно было сделать, чтобы наша ссора не произошла?
Жутко раздражают собственные сомнения, которые не оставляют меня с тех пор, как я покинул дом Маршей пару часов назад. Может, стоило сказать Стэну правду? Или, может, стоит пойти завтра в школу и там ему всё рассказать? Мне очень хочется поверить в то, что он поймёт.
Но мой чëртов реализм не даёт мне этого сделать. Боюсь даже представить, что будет, если...
Когда ты стал таким трусом, Кайл?
Наверное, когда впервые увидел, как другие люди относятся к таким, как я. Это было на первом году старшей школы. Тогда я уже пару месяцев был в курсе, что вхожу в пятнадцать процентов населения планеты, которым нет места рядом с «нормальными» людьми. По крайней мере, эти «нормальные» делают всё для того, чтобы мы так считали. Сначала взрослые не защищают нас в детских садах и в школах, а потом полиция не охраняет нас на улицах, и государство не защищает наши права. И если в совсем детском коллективе обычно всем плевать на половые заморочки, а во взрослом обществе идти на открытую вражду многим не позволяет воспитание, да и ты всегда можешь с ними не общаться, то в старших классах творится полный мрак. Вот и в нашей школе считается нормальным налетать на человека толпой за его непохожесть на остальных. То, что я там видел, всегда заставляло меня радоваться папиным связям. По крайней мере, я спокойно провëл последние два с половиной года. Относительно, конечно.
Некоторым другим ребятам, о чьей природе всем было хорошо известно, повезло меньше. Воспоминание о том, как два года назад один из выпускников чуть не забил одного омегу до смерти, всегда заставляло меня на тренировках бежать дальше и быстрее, напоминало о необходимости быть осторожным разговорах с людьми и тщательно скрывать свой запах.
А ещё оно всегда учило меня не открываться никому, кроме семьи. Даже самым близким друзьям.
Внезапно кое-что вспоминаю и, убрав тарелку, направлвюсь на второй этаж в свою комнату. Подхожу к письменному столу и выдвигаю самый нижний ящик. Сюда я раньше скидывал то, чем не пользовался, но жалел выбросить. В последнее время я туда почти не заглядывал.
Под кипой бумажек и горсткой маленьких игрушечных солдатиков, которых я собирал три года назад, нахожу старую толстую тетрадь. Вот она.
Я уже года два к ней не возвращался, но раньше вëл её в качестве дневника. Хотя дневником назвать это сложно. Её я мог использовать как черновик для домашних заданий или как альбом для рисунков, когда сидел без телефона и компьютера под домашним арестом. Туда я также записывал песни, подобранные на гитаре от скуки.
Но есть в ней ещё кое-что, что я сейчас и хочу найти. Это различные напоминалки самому себе, которые были когда-то написаны моими впечатлениями.
Медленно листаю страницы до тех пор, пока не натыкаюсь на надпись, жирно выведенную чёрной гелевой ручкой:
«И помни, Брофловски, молчи».
Я оставил это в ту ночь, когда отец бросил нас.
Если даже отец ушёл, то что говорить о Стэне?
***
Весь следующий день я провëл за учёбой. Я и сейчас, в половину десятого вечера, сижу за книгой. Это здорово отвлекает. Но чем больше я сижу, тем больше устаю, и мои мысли начинают отвлекаться от сути текста.
Я совру, если скажу, что не волнуюсь насчёт завтрашнего дня. Мне будет сложно игнорировать Стэна целый день. Сегодня мы не виделись, поэтому я сумел отвлечься от мыслей о нëм и нашей ссоре.
Какого чëрта? Ты провёл полчаса с телефоном в руках, набираясь сил ему позвонить. Или надеясь, что позвонит он.
Но я не позвонил. Он тоже. Рекордная игра в молчанку в нашей дружбе. Завтра, когда мы оба будем в школе, играть в неё станет труднее. Мне точно.
Чëрт. Это будет дико странно, совсем не заговорить с ним. Хоть я, как ни крути, все же немного зол на него.
***
Сегодняшнее утро не на том уровне паршивости, на котором были все предыдущие в этом месяце, потому что я немного, но хорошо поспал. Вот только волнение всё портит.
До первого урока остаëтся ровно пять минут, и скорей всего, Стэн уже в классе, поэтому я могу спокойно подойти к своему шкафчику, не боясь с ним там столкнуться. Но фортуна сегодня явно не на моей стороне, думаю я, когда слышу справа от себя звук открывающегося шкафчика. Можно было бы понадеяться, что это не Стэн, но я отчётливо различаю его запах.
Очень странно, что различаю.
Однако не успеваю ничего предпринять, потому что слева неожиданно слышу голос Тестабургер:
- Кайл, скажи, ты что, придурок?
Венди, ты ахуела?
Вместо этого спрашиваю:
- Ты о чëм?
- О том, что ты видëшь себя как придурок.
- Я всё ещё ничего не понимаю, Венди.
Девушка закатывает глаза.
- О Бебе, конечно.
Почему в моей жизни стало так много Бебе?
- А что с ней?
Мне показалось, что в глазах Венди промелькнула ярость, но она быстро берёт себя в руки и спокойным, но сердитым тоном отвечает:
- Она прождала тебя позавчера весь вечер.
Либо я тупой, либо ситуация очень странная. Где прождала? Зачем прождала? Для чего прождала? Вопросов так много, но я не нахожу ничего лучше, чем повторить свой первый:
- Ты о чëм?
Похоже, я вывел еë из себя.
- Кайл, не прикидывайся. У вас было назначено
свидание.
Это какой-то прикол?
- Венди, я ничего не назначал.
- Правильно.
Она его назначила. А ты не отменял, значит, должен был прийти.
- Венди, но она мне тоже ничего не назначала.
Я очень стараюсь держать спокойный тон, хоть ситуация и раздражает. Ненавижу чего-то не понимать.
- Да как же не назначала? Я самолично видела, как она вручила тебе конверт. - Венди уже не старается скрыть свою злость. У неё даже щëки слегка покраснели.
Стоп. Что она сказала?
- Это было приглашение на её день рождения в следующую субботу.
- Для всех остальных да, но для тебя... Стоп, ты его не читал?
Начинаю копаться в шкафчике и выуживаю из-под книг маленький закрытый конвертик.
Венди сначала пару секунд с досадой на него смотрит, а потом переводит глаза на меня:
- Тогда всё ясно, - говорит она, - но ты всё равно придурок. Даже не открыл.
- Я свой тоже не открыл, Венди.
Мне не составляет труда узнать этот голос. Я чуть прикрываю железную дверцу и смотрю на Стэна. Тот выглядит, на удивление, уставшим, но на его лице гуляет лёгкая улыбка.
Но Венди, как будто игнорируя его замечание, продолжает обращаться ко мне:
- Кайл, мой тебе совет. Извинись.
- Но за что? - чувствуя несправедливость происходящего, я готов рвать и метать, но Тестабургер смотрит на часы и говорит:
- Потом обсудим. Пора в класс.
С этими словами она развернулась и пошла на урок, оставив меня наедине со Стэном.
Снова перевожу на него взгляд. Он тоже смотрит на меня. Пару секунд мы молчим, затем одновременно начинаем говорить, а потом опять замолкаем.
Нет, серьёзно. С этой неловкостью пора заканчивать.
- Вот поэтому я не связываюсь с девчонками, - говорю и указываю туда, где минуту назад стояла Венди.
Это разряжает обстановку, и мы смеëмся. А затем молча направляемся на урок. По дороге я всë же ловлю на себе пару странных вглядов со стороны Стэна и прихожу к выводу, что разговора мне, видимо, не избежать. Однако на этот раз, у меня есть, что ему сказать.
