Избалованный малыш

До медкабинета Арсений с Антоном на руках доходит меньше чем за пять минут. Шастун ещё чуть капризничает и похныкивает, но более-менее принимает ситуацию. — Всё, дальше сам пройдешь, хорошо? — спрашивает педиатр, закрывая дверь на замок, когда они уже зашли в кабинет. — Я пока за аптечкой схожу. Арсений отпускает ребёнка на кушетку, стоящую у стенки, и сам отправляется в другую часть медкабинета за нужными средствами для обработки. Мальчишка хоть временно переставал возникать, но внутренне по-прежнему очень переживал. В голове всплывали картинки предыдущих обработок ран и ссадин, которые только навевали страх, потому что Антошка прекрасно помнил эту противную щиплющую боль от перекиси и зелёнки. Но некое спокойствие долго не продлилось, через несколько минут вернулся Попов с перекисью, ватой и ещё какими-то тюбиками в стерильном лотке, мальчишка от увиденного всем телом вжался в стенку, подогнув все еще болящие коленки к себе. — Не надо, пожалуйста, — вновь начинает хныкать малыш, отодвигаясь по стенке, к противоположному от врача краю кушетки. — Всё хорошо будет, Антош. Не стоит так переживать, — мягко обращается к мальчишке врач, кладя принесенное на столик. Педиатр подходит ближе к ребенку, берет его на руки и пересаживает поближе, чтобы было удобнее обрабатывать. Мальчик от такого начинает переживать еще больше, поэтому пытается сопротивляться. — Тош, тише, ничего страшного не происходит, — успокаивающе шепчет Арсений, поглаживая Шастуна вдоль спинки. — Я обещаю, что буду дуть и делать всё аккуратно. — Я не хочу! Будет больно! — по щекам Шастуна стекают первые слезинки, но Попов быстро их смахивает. — Давай просто попробуем, хорошо? Я буду очень аккуратно, а если что, то мы прекратим, согласен? — предлагает Попов, поглаживая мальчишку по бедрам. — Ладно, — все-таки сдаётся Антон, доверительно смотря в глаза старшему. — Вот и умничка, Тошка, — улыбается доктор, ещё несколько раз мягко поглаживает по плечу ребёнка и берёт перекись с ватой. Ранка на брови уже начала стягиваться сама, поэтому, когда врач аккуратно начал прикасаться ваткой, чувствовалось лишь легкое покалывание, но благодаря тому, что педиатр периодически дул, ребёнок почти ничего не чувствовал, поэтому сидел тихонько, лишь иногда негромко попискивая. — Ну вот видишь, совсем не больно. Ты умничка, малыш, — хвалит Арсений Сергеевич, клея пластырь. — Осталась ладошка и посмотреть, что там с коленями. — Потом тоже больно не будет? — уже чуть поуспокоившись, спрашивает Антон. — И потом тоже, через десять минут уже свободен будешь, обещаю, — врач берёт ручку парнишки и разворачивает ладошкой вверх. — Ну тут и не так страшно, чуть-чуть совсем обработаем и мазью помажем, — успокаивает ребенка доктор, ободряюще улыбаясь. С ладонью проходит все ещё проще, так как ссадина еле заметна, поэтому не причиняет дискомфорт парнишке при обработке. — Ну и хорошо, задирай штанишки, посмотрим ножки, — оставляя всё в сторону, говорит врач. Антон слушается и начинает неумело заворачивать штанины, а Арсений же ему помогает, чтобы ускорить сам процесс. — Ну, пока синячков не видно, только покраснение. Но, думаю, чуть позже они проявятся. А пока помажем мазью, — решает врач и чуть надавливает на покраснение, чтобы убедиться, что действительно ничего страшного, мальчишка от таких действий сдавленно пищит. — Всё-всё, прости, больше не буду. Арсений бережно наносит мазь на все покрасневшие участки втирающими движениями, а потом выжидает минут пять до того момента, пока все не впитается, и помогает мальчишке поправить штаны. — Ну ты у меня сегодня просто молодчинка! — хвалит врач, помогая ребенку подняться с кушетки. — Обнимешь меня? — Да, — застенчиво опуская головку, говорит Шастун и сам обнимает педиатра за шею, когда тот для удобства мальчика опустился на корточки. — Ты же стесняшка моя, — улыбается врач, поглаживая Антошку по спине, покрепче прижимая к себе. — И не больно же совсем? Просто чуточку неприятно, да, малыш? — Нет, чуть-чуть было больно. — не соглашается ребёнок, но, скорее всего, он в силу возраста не понимает различия между «больно» и «неприятно», поэтому любое дискомфортное действие кажется болью. — Но ведь не сильно, — решает не спорить врач. — Да. — Ладненько, пойдем обратно в группу, а то нас, наверное, воспитательница потеряла, — Попов встает, берет мальчишку за руку и направляется к выходу. — Больше меня не боишься? — решается спросить педиатр, когда они уже вышли из медкабинета. — Э, не знаю, — если быть честным, то Шастун все ещё побаивался Арсения Сергеевича только потому, что тот врач, но сказать об этом было неловко, поэтому пришлось ответить уклончиво. — Понятно, — тяжело вздыхает врач, понимая, что ребенок его еще боится. Но сильно не расстраивается: самое главное, что сейчас все обработали, а со страхом будут разбираться постепенно. * * * По возвращении в группу воспитательница по рекомендации Попова звонит отцу Антона, и того через час забирают домой, поэтому счастливый Шастун едет с папой в магазин за подарком за то, что был смелым и дал обработать ранки.