Рождение Хрусталя

“Даниил Глейхенгауз рассказал о своих новых постановках в грядущем сезоне: “Работать интересно со всеми, удобнее всего, конечно, с Соней и Аделией, которые выросли у меня на глазах и с которыми мы до этого поставили уже не одну программу” Мэри Белл: “Бедные Акатьева и Петросян, так и завершат, не увидев ни одной приличной постановки для себя!” МиГ ми тендер: “Зато потом Авер им настругает из обрезков программ ТШТ что-нибудь попафоснее.” Мэри Белл: “Да лучше пафосный Авер, чем нудный Глейх!” Mona5: “Авер не менее нудный, а исписался еще раньше Глейха.” Королек: “У Авера, говорят, жена второго ждет.” Mona5: “Ну, дай ему бог. Все по заветам - плодится и размножается.” Балабайка с одной струной: “У нас только евреи и размножаются! Осталось Щербаковой родить.” RoofProof: “Да ладно вам, Николя Морозов и Дуд поддерживают русский генофонд, чем могут!” Без комментариев: “Чем они могут в их-то годы?” Всадник без головы: “Вся надежда на Трусову. Она как раз хотела нарожать десяток. А то одни пенсионеры надрываются” Без комментариев: “Где она такое хотела? Пруфы будут?” Всадник без головы: “Да зачем уже пруфы, если рожать не от кого?” Без комментариев: “Зачем Саше рожать в двадцать? Пусть живет и радуется” Всадник без головы: “Да и пусть. Мы против что ли? Это вон адепт русских генов страдал, к нему все вопросы” Барабашка: “ К слову о хореографии. Кто-нибудь знает, Глейх-то когда папкой станет? Что и как у него вообще?” Mona5: “Да, вроде, в сентябре, если в мае у Ольги месяцев пять было.” Барабашка: “О! На контрольных прокатах и поздравим счастливого папашку.” Мэри Белл: “А он счастливый? Ставит такую фигню, что складывается ощущение депрессии.” Домовенок Кузя: “Стопудово по Загитовой страдает.” Всадник без головы: “Бери выше - по Тутберидзе!” Барабашка: “Ничего вы не понимаете! По Щербаковой сохнет! А она даже прогу у него не стала ставить. Жестокая!” Светлана Владимировна: “Вообще, кстати, совершенно непонятно, почему Аня не стала обращаться к Даниилу. Уж она-то и правда всю карьеру только с одним хореографом работала” Мэри Белл: “Ну, хоть Щербакова вырвалась из Глейхо-плена.” Аня размышляла о беседе с Дашей. Думала и о самой Дарье, и о Ками, которую задели краем разговора, и о Соне, растерянной и болеющей своими желаниями, не превратившимися в возможности. И мысли шли не в потоке жалости, кого и за что жалеть? У всех своя жизнь. Думалось о том, как много надо, чтобы после не пришлось ни о чем жалеть. Ане надо было вовремя попасть в группу Тутберидзе, надо было именно с Даниилом Марковичем мотаться через половину Москвы на подкатки, надо было сломать ногу и восстановиться после перелома. Надо было накосячить с этим пальцем летом перед олимпиадой. И надо было терпеть все, что приходилось терпеть, пока недовольная, о да, совершенно недовольная ее глупостью и ошибкой Этери Георгиевна, поджимая губы смотрела, как Щербакова ползет по сезону. За все время суровая блондинка ни разу не поинтересовалась у Ани, трудно ли ей, больно ли? Казалось, что Тутберидзе все равно. Как было на самом деле - непонятно. С попаданием на олимпиаду она Аню поздравила, но Майю обнимала дольше и утешала. И продолжала готовить, будто надеялась или ждала, что опять что-то приключится, все фигуры на шахматной доске поменяются местами, а в олимпийской деревне окажется другая спортсменка. Когда вспоминалось все это, становилось нетрудно понять Женю. Тяжело замечать, что не на тебя устремлен взгляд тренера. Наверное, Жене было тяжелее, потому что она все же была в фаворитах и любимицах, в отличие от Ани. Но в отличие от Жени, Аня всегда стояла в лучшем случае третьей. И каждый раз, беря очередную медаль, напоминала себе, что не доказывает ничего Тутберидзе, а работает для себя. Удивительно, что при всем этом она любила Этери Георгиевну той любовью, какой лбят недосягаемую красоту. И Аня помнила, как вздрагивала грудь тренера, на которой она пыталась вдохнуть после невозможно тяжелой произвольной Чемпионата России. Этери Георгиевна плакала, сдерживаясь и не имея сил сдержаться. Внезапно ожил старенький чат “Хрустального”, который давно не обновлялся. - Девки, пойдемте завтра кутить!- предложила Алина. - Хорошо вам, вольным птахам,- отозвалась Женя Медведева, а у меня съемки до двух ночи! - И где тебя, не дай бог наблюдать, чтобы сразу переключить?- пошутил Ерохов. - Леха, выйди вон, я с девочками общаюсь!- возмутилась Женя. - Ты не общаешься, ты кайф нам ломаешь!- поправила Загитова. - В принципе, у нас завтра выходной,- ответила за себя и Аню Даша. - Не вздумайте гулять до ночи!- возмутилась Цурская. - Блин!- невольно вырвалось у Ани. - Второй блин!- подтвердила Усачева. - УБРАТЬ ТРЕНЕРОВ ИЗ ЧАТА!- закапсил Самоснов. - Отключи истерику, Даник!- потребовала Полина. - Слава богу, я завершила!- из ниоткуда вынырнула Аленка. - Еще одна!- возмутилась Цурская. - Я не поняла, кто-нибудь придет ко мне?!- это был глас вопиющего от оживившей переписки. - Алинк, я бы пришел,- отозвался Морис. - Точно, только ты в Финке, вроде?- уточнила девушка. - Нет, уже в Грузии,- поправил Хрустальный Джинни. - Каток-то тебе в твоей Грузии запустили?- разговор потек по руслу встречи одноклассников. - Мы работаем над этим,- солидно отозвался Морис. - Глядите, Мориси, превращается в чиновника!- хихикнула Даша. - Он будет тренером,- предположила Полина. - Убрать всех тренеров из чата!- уже нормальным шрифтом потребовал Самосонов. Засветилось личное сообщение от Алины: - Ань, ну их, идиотов этих, хоть ты приходи! - Мы придем с Дашей, только без экстремизма,- улыбнулась девушка. - У меня самой завтра в девять утра фотосессия, так что будем тихо пить минералку и петь песни,- пообещала Загитова. - Забились,- согласилась Аня.