Тринадцать поцелуев

      Это был такого рода кошмар, в котором нет, по сути, ничего страшного и детали которого ускользают из памяти сразу после пробуждения, но который в то же самое время поднимает из глубин души наиболее болезненные воспоминания и умножает эмоции, что с ними связаны, во сто крат.       Встревоженный возглас прорвался из сна, будто ножом вспарывая тишину ночи. Альберто резко вскочил и, спохватившись, прижал руку ко рту, приглушая крик, но было уже поздно. Разбуженный Лука беспокойно заворочался.       — Что такое? — пробормотал он сонным голосом. — Что случилось, Альберто?       — Н-ничего… Всё в по-порядке… Мне просто кошмар приснился.       Альберто безуспешно пытался угомонить бешено колотящееся в груди сердце.       — Прости, что разбудил. Не вставай.       Вопреки его просьбе Лука тут же приподнялся на локтях и протёр глаза, сбрасывая последние остатки сонливости и пытаясь лучше оценить обстановку. Уже по голосу можно было понять, что с Альберто что-то не так, а привыкший к темноте взгляд лишь подтвердил опасения, позволяя лучше разглядеть сжавшийся под гнётом переживаний силуэт.       Лука ощутил укол вины. Провести целый день на острове, отметить годовщину знакомства вдали от всех… Отличная была идея. Вот только Лука не учёл, что если у него самого с этим местом связаны в основном лишь радостные воспоминания, то для Альберто это ещё и обитель призраков прошлого, и, быть может, оставаться на ночёвку на крыше маяка им всё же не стоило.       — Лука, пожалуйста, ляг. Я не хочу, чтобы… Со мной всё нормально.       — Ничего не нормально. Ты дрожишь.       Осторожно приблизившись, Лука положил руку Альберто на плечо, но тот ещё сильней напрягся, по привычке пытаясь скрыть собственную уязвимость.       Пусть Лука уже знал достаточно, для того чтобы понимать, с какими морскими чертями ему приходится бороться, пусть с ним уже давно не нужно притворяться. Открыто обнажать болезненные места всё равно ещё было слишком страшно и тяжело.       — Не надо. Я сам справлюсь. Я знаю как.       Это было враньё. На самом деле всё, что Альберто мог делать в подобных ситуациях, это ждать. Ждать, когда волна негативных эмоций отступит, позволяя расслабиться и свободней вздохнуть.       Догадываясь об этом, Лука не собирался отступать.       — Альберто, тебе не обязательно справляться самому, — мягко, но настойчиво произнёс он. — Я же сейчас здесь, и я очень хочу помочь. Ты ведь понимаешь: что бы тебя ни мучило, ты всегда можешь этим со мной поделиться, — заметив, что Альберто плотнее сжал зубы, Лука поспешил поправиться: — Не обязательно прямо сейчас. Когда будешь готов. А сейчас просто позволь мне тебя успокоить.       Настолько искреннего участия Альберто вынести не смог, и его внутреннее сопротивление с треском рухнуло. Он молча кивнул, опасаясь, что голос его подведёт, и Лука с готовностью обвил его руками — аккуратно, но крепко, будто стремясь создать вокруг них безопасную зону, в которую не дозволено будет проникнуть ни одной дурной мысли.       Лишь оказавшись в этих утешительных объятиях, Альберто осознал, что действительно дрожит, но стоило тёплым ладоням Луки пару раз пройтись по его спине, как озноб мигом унялся.       — Вот так. Всё хорошо. Я с тобой.       От этого осторожного ласкового шёпота к горлу подкатил ком, и Альберто, обмякнув, спрятал лицо на груди у Луки, просто так, на всякий случай, отнюдь не из-за того, что опасался расплакаться. Слёзы, правда, так и не пришли, и он расценил это как маленькую победу. Всё-таки благодаря Массимо с его безмерным терпением и отеческой заботой старые раны постепенно затягивались, а спокойная жизнь в Портороссо с каждым днём всё больше смывала из памяти былые переживания.       Если бы не этот дурацкий, глупый кошмар, Альберто и не вспомнил бы сейчас о прошлом. Об отчаянии, опустошённости, одиночестве, что терзали его когда-то…       Предательский всхлип всё же прорвался на волю, и Лука отозвался на него шумным сочувственным вздохом. Выдохнули они одновременно, и это позволило Луке осознать, как сильно сбивчивое нервное сопение Альберто отличается от его собственного размеренного дыхания. В памяти всплыло воспоминание об их первой встрече. Первый полученный при попадании на сушу совет, который сейчас был как нельзя кстати.       — Альберто, дыши.       И Альберто незамедлительно послушался, плотнее прижимаясь лицом к груди Луки, чтобы проще было подстроиться под то, как плавно она поднимается и опускается. Стремясь поймать нужный ритм.       Вдох-выдох. Вдох-выдох.       Вдох. Выдох…       Постепенно напряжение отступало. На душе стало легче. Сердце перестало бешено колотиться о рёбра.       Удостоверившись, что Альберто уже лучше, Лука мягко потянул его за собой, призывая вернуться в лежачее положение.       — До утра ещё далеко, — шепнул он. — Нам надо постараться снова заснуть, и я думаю, будет лучше, если...       «Если мы будем спать в обнимку», — это было именно то, что Лука собирался предложить, но язык не поворачивался озвучить это в такой форме.       — …если я буду как можно ближе на случай, если тебе опять приснится кошмар.       Альберто замер, задумавшись. Лука нехотя ослабил хватку, полагая, что он всё же захочет отстраниться, но, вопреки его опасениям, Альберто уже через миг без колебаний закинул руку ему на поясницу.       — Ты прав, — согласился он. — К тому же ночь нынче прохладная, а чем ближе, тем теплее.       Ободрённый такой реакцией, Лука решил сделать ещё кое-что. Осуществить порыв, на который его подмывало с самого начала, стоило ему лишь узнать, что Альберто приснился кошмар. Останавливало его лишь смутное осознание того, что этого не стоит делать, предварительно не объяснившись.       — Знаешь, в детстве, когда мне снились дурные сны, мама всегда целовала меня в лоб, и я представлял, что таким образом она прогоняет из моей головы все кошмары. Мне это вроде как помогало. Давало ощущение защищённости. И мне кажется, что тебе такое тоже может помочь, поэтому…       Не договорив, Лука пригладил щекочущий ему подбородок кучерявый хохолок и, наклонившись, плотно прижал губы ко лбу Альберто. Несмотря на предупреждение, его брови удивлённо взлетели вверх, будто он этого не ожидал, но Лука не разорвал поцелуя. Ему хотелось продлить его настолько долго, насколько это возможно. Хотелось освободить голову Альберто от всех негативных мыслей и кошмарных образов. Одарить его заслуженной заботой, поделиться всем скопившимся внутри теплом…       Когда он всё-таки отстранился, Альберто снова зарылся лицом ему в грудь, не желая демонстрировать эмоций, и приглушённо пробормотал что-то смутно похожее на «спасибо». Лука потёр глаза, одновременно и от растроганности, и от усталости.       — Нам и правда надо ещё поспать, — произнёс он, зевая. — Приятных снов тебе, Альберто.       — Тебе того же, Лука, — хрипло отозвался Альберто, плотно закрывая глаза.       Они оба думали, что после всего произошедшего быстро заснуть не получится, но усталость почти сразу взяла своё…       …Ну а проснувшись утром и с лёгким смущением выпутавшись из объятий друг друга, они, естественно, не обсуждали случившееся. При свете дня ночные кошмары кажутся вещью незначительной, что же касается поцелуя…       По мнению Луки, это — просто метод успокоения. Очередная традиция семейки Пагуро. Пора перестать удивляться.       А что, если Альберто не помнит? Вдруг он заспал? Напомню про поцелуй — напомню и про кошмар, а мне не хочется зря волновать его этим. Да и… Разве тут есть что обсуждать?       И вообще, вдруг на самом деле никакого поцелуя и не было? Вдруг мне это лишь приснилось?