***
— Так, ну-ка, погоди. Сделай глубокий вдох и задержи дыхание. Полина оборвала поток красноречия Микки, по большей части, очевидно, из чистого милосердия к собственным барабанным перепонкам. Хотя Микки и не мог бы утверждать наверняка. В любом случае, он благоразумно предпочел заткнуться и послушать. Было бы разумно с его стороны предположить, что уровень социализации его единственной подруги достигал значительно более высокой планки, чем его собственный. Из этого вполне можно было сделать вывод, что Полина была если и не эталоном мудрости на поприще сексуального воспитания, то, по крайней мере, она имела об этом какое-либо понятие, в отличие от Микки, чьи собственные скудные навыки давным-давно ограничивались редкими и короткими перепихонами с безликими чуваками в туалетах ночных клубов. Микки сделал, как его только что попросили, хотя и был у него соблазн, чего греха таить, если и задержать дыхание, то сразу минут на двадцать, и пропади, блять, потом оно все пропадом. — Итак, — продолжила тем временем Полина, — ты отсосал у Йена, и это случилось вчера вечером. Буквально на третий день вашего знакомства. От того, каким тоном было сказано последнее, Микки здорово передёрнуло. Боже, у него определенно уже должен был давно случиться сердечный приступ. — Это то, что я только что тебе сказал. Поздравляю, Шерлок. — Изображать из себя великого скептика тебе стоило вчера, принцесса, — посоветовала Полина. До слуха Микки донеслось странное бульканье, когда она взяла долгую и шумную паузу. — Чёрт возьми, после проклятого тофу страшно хочется пить. Кажется, я начинаю превращаться в гребаную медузу. — Эй, сучка, мы тут о моем разбитом сердце, блять, говорим, — упрекнул Микки. — Твое сердце не разбито, дубина. Насколько мне известно, оно пока в полном порядке, как и твой неугомонный член. О чем я только что говорила? Иисусе, ты вечно сбиваешь меня с мысли! — Ты говорила, блять, о том, что… — О, да, я вспомнила. Просто поправь меня, пожалуйста, если я что-то поняла неверно, хорошо? Я не собираюсь упрекать тебя в том, что ты форсируешь события. Просто, чтобы ты знал. Снова возникла пауза. Микки неловко поёрзал в своём гамаке, который он пару месяцев назад натянул в мансарде. Уютная лежанка у окна из множества подушек в какой-то момент вдруг показалась ему жалкой, слащавой хренью. Ему всё равно некому было посвятить всю эту мечтательную чушь. — Спасибо, блять, — неуверенно выдавил Микки и добавил: — Наверное. — Благодарить будешь, когда я помогу тебе разобраться в твоём дерьме, милый, — фыркнула Полина. — Двигаясь дальше: из всего бардака, который ты вывалил на меня несколько минут назад, я могу сделать вывод, что ты не позволил Йену вернуть тебе услугу. Ты просто сбежал от него, чтобы запереться в своей спальне, и даже не стал помогать сам себе. На данный момент уже середина следующего дня, и ты, придурок, прячешься от Йена в своей романтической берлоге. — Она, блять, не романтическая, — обиделся Микки. — Разумеется, нет, — он почти мог видеть, как Полина закатила глаза. — Скажи, ты уже успел изобразить его зелёные глазки на фоне звёздного неба или что-то в этом роде? — Ничьи глазки я не изображал, — вяло огрызнулся Микки, прорисовывая угольным карандашом очередную веснушку в своём скетчбуке. Кажется, ресницы стоило сделать чуточку длиннее. — Микки, — позвала Полина. Чёрт возьми, Микки прекрасно знал, что означает этот тон, и он не ошибся. — Скажи, ты за что-то себя наказываешь? Просто то, что ты сейчас делаешь, слишком сильно напоминает мне самобичевание. И я должна тебя огорчить, детка, но в твоём случае это скорее нанесёт вред, чем принесёт пользу. — Блять, — Микки вздохнул и на время отложил карандаш в сторону. — И что же вы мне предлагаете, доктор? Особенно, после того, как я вчера, блять, изображал из себя сраного змея-искусителя, а потом просто смылся, поджав хвост, чтобы спрятаться от своего грёбаного Адама почти на сутки. М? Что, блять, ты прикажешь мне делать теперь? — Для начала прекратить истерить, — коротко вставила Полина. Микки выбрался из провисшего гамака и принялся расхаживать по комнате, как голодная гиена в тесной клетке. — Чёрт, Поли, я, блять, даже не уверен, что он хочет меня. Вчера я чертовски облажался и теперь понятия не имею, что должен делать. Возможно, он уже собрал своё барахло и теперь только и поджидает удобного момента, чтобы расторгнуть наш контракт и послать меня, как сделал это с грёбаным Лишманом. Поэтому, блять, я лучше посижу ещё немного здесь, если ты не против. И да, чёрт побери, прятать голову в песок при первых же намёках на душевные переживания — это было именно тем, что Микки всегда делал, и делал весьма виртуозно. К сожалению, Полина была единственной, кто знал об этом не понаслышке. Возможно, — возможно! — именно по этой причине он сегодня и позвонил ей. Микки просто было необходимо, чтобы кто-то дал ему пинка и заставил его жалкую задницу двигаться вперёд. Прежде чем он уже почти готов был взять свои последние слова назад, Полина решила первой нарушить тишину. — Ничего другого я от тебя и не ожидала. Однако я знаю тебя, Микки. И я... немного знаю Йена. Поверь мне, мальчик, уровень твоей социальной осведомлённости слишком низок для того, чтобы делать какие-то поспешные выводы. И если ты ещё раз приплетёшь к вашему с Йеном дерьму грёбаного Лишмана, я лично приеду в твой дом, чтобы надавать тебе оплеух, засранец. А теперь давай, поднимай свой трусливый зад и тащи его вниз, пока я не связалась с Галлагером и не раскрыла ему наш с тобой маленький секрет. О том, что ты, Микки Милкович, нерешительный слащавый придурок с кучей комплексов и прочего дерьма. Который, блять, втайне мечтает, чтобы его связали и как следует отшлёпали. Хотя, постой, кажется, последняя часть Йена более чем устроит, насколько я поняла из… — Боже, заткнись нахуй, — простонал Микки. Если бы можно было сильнее закатить глаза, они бы оказались у Микки на затылке. Для такого маленького и хрупкого существа Полина местами обладала грациозностью грёбаного носорога.***
Йену всегда нравилось бегать. Как все нормальные люди, он, конечно, предпочитал заниматься этим по утрам. Сегодняшним утром он, в основном, был занят тем, что сидел за кухонной стойкой, ковырялся в остывающем завтраке и глупо пялился на лестничный пролёт в ожидании, когда появится Микки. Спустя четыре часа Микки так и не появился. Йен слышал, что его работодатель давно проснулся. Не то чтобы он на самом деле прислушивался, однако Микки нельзя было назвать очень тихим в его передвижениях. Было в районе одиннадцати часов утра, когда дверь спальни Милковича обнадёживающе заскрипела. И если сердце Йена в этот момент взлетело до самого подбородка, едва не выскочив у него прямо изо рта, то это лишь от того, что он умирал от скуки, слоняясь по дому в полном недоумении от происходящего. Никаких других причин тому быть просто не могло. Спустя несколько коротких секунд, однако, Йен уже стоял на лестничном пролёте в предсказуемо глупом одиночестве и слушал, как хлопает дверь мансарды. Чёрт возьми, он выглядел таким жалким. Ближе к двенадцати часам Йен решил, что ему всё же не помешала бы небольшая пробежка. Озеро Мичиган встречало Йена влажным бризом. Несмотря на то, что была середина рабочей недели, в Гранд Парке уже было полно народу. Новые беговые кроссовки Йена были удивительно удобными, солнышко светило ласковое, прохожие казались приветливыми и счастливыми. Прежде хмурое настроение благодаря приливу эндорфинов постепенно приходило в норму. «Ты знаешь, что я хочу тебя, И ты знаешь, что ты мне нужен. Я очень хочу этого, твоего плохого романа», — пела Леди Гага в беспроводных наушниках Йена. Для Йена никогда не составляло проблемы окунуться в омут с головой. Собственно, каждые его отношения начинались именно на такой ноте. Йен всегда был напористым и решительным, были моменты, когда даже подавляющим. Он не знал, — как тогда, так и до сих пор — стоило ли ему гордиться этими своими чертами, или подобным поведением он выходил за какие-то общепринятые рамки. Что он знал на данный момент — это то, что в отношении Микки со своими способами флирта он смотрелся так же хорошо, как бегемот в парфюмерной лавке. И это учитывая тот факт, что Йен ещё толком даже не начал. Пока что он в основном лишь сам получал какие-то сигналы, исходящие от Микки. Во всяком случае, это продолжалось до вчерашнего вечера. Святое дерьмо. Похоже, он действительно дико облажался. Он ведь даже не спросил у Микки, хотел ли тот на самом деле того, что решился сделать с Йеном, или это было что-то вроде непреодолимой физической потребности, импульсивного порыва. «Я хочу твоей любви и Я хочу твоей мести. Я хочу твоей любви, Я не хочу быть друзьями», — тем временем продолжала подвывать Леди Гага. Будь Йен проклят, если он хотя бы немного понимал, что за дерьмо происходило между ним и Микки. Говоря конкретно о себе — он был уверен на все сто, что почувствовал магнетическое притяжение Микки в тот самый момент, когда впервые услышал его голос из динамика дверного звонка. Для Йена никогда не составляло проблемы влюбиться в кого-то. Не то чтобы хотя бы раз это закончилось для него чем-то стоящим, но он не боялся пытаться снова и снова. После каждых очередных неудачных отношений он продолжал двигаться вперёд со скоростью атомной субмарины, возрождаясь из пепла, как чёртов Феникс. Его никогда не терзали никакие сомнения или предрассудки — будь то большая разница в возрасте или существенные различия в социальных статусах. Ему было плевать на наличие или отсутствие денег у своего партнёра. Йен видел перед собой только человека и больше ничего. Вот только было очевидно, что у Микки дела со всем этим обстояли куда сложнее и, чёрт возьми, Йен теперь находился в полной растерянности. Он не знал, в какую сторону ему стоило двигаться и стоило ли вообще. «Я заведу его, покажу ему, на что я способна» Йен остановился, когда очередная песня Гаги прервалась сигналом входящего вызова. — Чёрт возьми, Галлагер, где тебя носит? — раздался в наушниках знакомый сварливый голос. Йен не смог сдержаться, чтобы не улыбнуться от уха до уха.***
GPS — трекер в рабочем смартфоне Мэтью Хогана сообщал, что мобильный Галлагера двигался вдоль береговой линии озера Мичиган в районе Гранд Парка. Глава частной охраны откинулся на спинку своего старого кожаного кресла и устало потёр виски. Когда он обязал каждого из своих подчинённых установить приложения для слежки в их телефоны, в его планы не входило шпионить за ними по какому бы то ни было поводу. Это была всего лишь простая мера безопасности. Случай с Галлагером, однако, был совершенно иным; он не вписывался ни в какие критерии, установленные самим же Хоганом. Это было одновременно и сугубо профессиональным и глубоко личным. В данный момент простодушный негодяй самым наглым образом наслаждался своей дневной пробежкой, или чем он там ещё мог заниматься, в то время как племянник Мэтью сидел дома — один-одинёшенек, без какой-либо защиты и наверняка с мыслями, что его охранник сбежал от него, поджав свой чёртов хвост. Это, чёрт возьми, было совершенно неприемлемо. И нет, он не собирался подслушивать, о чём Микки и его секретарша разговаривали, кстати говоря, в самый разгар её трудового дня. Просто Микки по какой-то неведомой причине решил, что будет удобнее позвонить Полине не на мобильный, а на рабочий телефон. Это была чистой воды случайность, что Хоган в это время как раз был ничем не занят и поднял трубку одновременно с ней. Пускай в венах Микки не было даже малой части крови его покойной сестры Терезы, однако этот парень с самого начала стал для Хогана родным, поскольку ни у него, ни у Терезы других детей не было. Хоган почесал лысеющую, коротко стриженую макушку и уже почти собрался позвонить Йену, чтобы поинтересоваться, как идут дела на новом рабочем месте, когда точка на трекере вдруг застыла в одном положении. Буквально через несколько секунд Галлагер развернулся и направился обратно. Очевидно, это был для Мэтью какой-то знак свыше. Ему ещё пока рано было раскрывать свои карты перед Йеном. Не то чтобы он сомневался, что уже очень скоро Полина сделает это за него.