Доктор Пурис

Прошло с того трупа неделя. Серафима целыми днями плакала, потом сделала вид сильной, запретила Марию к ней лишний раз заходить. Сам Марий был бы может и рад явившемся стержню внутри молодой девушки, но в нем этого стержня уже не было. Ему хотелось побыть рядом хоть с кем-то. Он просто не мог спокойной воратиться к работе. Не мог. Он даже думал, черт с ним, уволится. Да чем он будет заниматься? Вся его жизнь, все его мечты были об этой науке. Он жил ей последние несколько лет и был счастлив, как был счастлив и Емельян. Покойный. Неизвестно кем убитый. Зарезанный бритвой, и имеющий внутри раны своей на шеи, семена. Семена эти Марий решился изучить не сразу. Первым делом в нем был страх. Зачем он выкрал возможную улику? Вдруг об этом узнают? Вдруг его привлекут к ответственности, ибо как таковых подозреваемых нет. Просто так, потому что Лучинин крайний. Но если подорезваемых нет, только слух об этом Докторе Пурисе. и чувство вины, почему бы не попытаться хотя бы что-то узнать? Хотя бы как-то утешить душу и страх в ней поселившийся? Семечко было сантиметра два-три, коричневое, с сереньким оттенком, принадлежащие хамеропсу приземистому, семейства арековых. Хамеропс такой был у Профессора Витас в кабинете, что ни о чем не говорило. У Мария тоже такой рос, в гостинной. Он помнит пересаживать его пришлось, тот заболел, выхаживать стало нужно. А без пересадки там был никуда. Маленькие побеги у хамеропса по бокам были, редкое для пальм такого типа.       — Ты Милешу убил, а? — спросил шутливо растение Лучинин, устало улыбаясь, и вслушиваясь в какой-то легкий мотив бабушкиной пластинки. Какой-то романс, какая-то дореволюционная лирика. Как вообще и какой смысл класть семена в шею чужую? Тут либо какой-то мерзостный символизм, извращенный. Либо какое-то желание убивца завести себе почерк. Такой своеобразный! Значит связан как-то с их делом ботаническим, пусть может косвенно. Или то какая-то смертельная ирония. Черт его уж знает. Марий так и вновь оставил всю эту мутную феерию, да только появились детали новые у дела. С товарищем другим — Петькой Вотькиным — Марий поговорил.       — Семена говоришь нашли в шее то?       — Ага, — перекур, белые мутные облака и дым. Марий не был заядлым курильщиком, по крайней мере неделю назад.       — Он ко мне недавно заходил, спрашивал. Наташке, — девушка то была Пети — Мамка привезла. А я порешал, что знаешь, у нас итак вся квартира устлана самыми разными экземплярами. Сколько можно? Вот Милеше я помню это все рассказал, а он попросил поделиться так сказать.       — А это когда было?       — Договорились то за день, а отдал ему где-то в то утро. Он напуганным таким был. Я думал, что переработал просто, оставили ведь, а оно вон как вышло. Может он в какое-то мутное дело полез, Марюш? Марюша пожал плечами. Даже если бы полез, что ж его убили прям под носом? Да так угрожающе. Знак это был какой-то.       — Хороший человек, конечно, он был, — продолжил Воткин — Страшно это все. Ни с того ни с сего, у всех на глазах. Кто ж мог подумать? Обычно в Невку скидывают, а тут так показательно… знаешь что?       — Что, Петя?       — А я думаю, что Милеха просто попался не в то время. Кто-то у нас в верхах натворил делов, а теперь мы, вчерашние студенты, за это платим.       — И что нам теперь за ними наблюдать? — Марий захмурился. Петька же, тот еще фанат всех возможных криминальных чтив, а от того полет свой никогда не унимающий, махнул рукой и принялся ведать дальше. Веселый это человек был, душа компания, пусть иногда до противного грубый.       — Профессор Маршалов знаешь из-за чего с Василией Петровной развелся?       — Да это все знают, Петя. Агафон Агафьевич был слишком мягкий для такой женщины. Он ей, как пажик был.       — Вот у них сын был, знаешь? — не знает. Вроде какой-то там музыкант, ну прямо музыкант, специального образования. Матвей. Марий его в глаза то не видывал, да и не мог. Матвей говорят за границей живет, в Швейцарии, со своим очень близким товарищем, известного толка.       — Ну знаю. Матвей Агафонович.       — Вот Мотька этот в наркодиспансере лечился. У меня батька нарколог, я от него узнал.       — Ну и что? В каком году это было?       — Да пару лет назад, Марюх. Вот наркотики это ж не просто шприц, или порошок, это сразу новый круг знакомств… И вот что это наркоман-педераст решил свалить в Швейцарию? Во-первых, на какие шиши? Во-вторых, кому он там такой нужен? Вот он. Влип Матвей в какую-то дрянь, ищут его. Вот решили батьку припугнуть.       — Как подъездная баба. — возмутился Марий — Что ты такое говоришь? Ну слухи это и враки все. Да и не легче бы было им пугать Агафона Агафьевича известной методой, чем убивать неповинного лаборанта?       — А лаборант быть может слышал что-то не то. Марий, ну а тебя есть другие варианты?       — Признаю, что нет. Но мы не следователи сыска, и в семью Маршалова не вхожи, чтобы о таком рассуждать. А может действительно вот этот облик Доктора Пуриса, пахнущий формалином и гнилью, просто героиновый наркоман — Матвей? Вот он на ломке с ума сошел, убил того, кто первый ему под руку попался, а Профессора его скрывают, потому что стыдно, потому что кровинушка. Надо узнать что-нибудь о Матвее. Да как ты это сделаешь? Пойдешь искать через его любовников и старых знакомых? Через мамку его спросишь?       — Слушай, Петька, а твой папа не может выделить время со мной поговорить?       — Да я ж по чем знаю? Я тебе нумер дам, ты созвонишься. Дальше последовала плохая шутка про венку, иголку, да следом наколку, за которую Петька получил хороший подзатыльник.