Сможешь ли ты мне помочь

Пробуждение от звуков тихого посапывания и ровного дыхания было чем-то, мягко говоря, новеньким для Питера, но почему-то он чувствовал, что так… правильно. Стоило ему только открыть глаза, как его тут же ослепили лучи солнца, проникающие сквозь толстые стёкла окон, и он прищурился, осматриваясь. Первое, что Питер заметил, — это поза, в которой он находился: он больше не прижимал колени к груди, а лежал вытянув ноги, и, чуть опустив взгляд, он увидел, что его стопы зажаты между спиной Бека и спинкой дивана. Было тепло, и когда он сосредоточился на этом ощущении, то почувствовал слабые движения Бека, сопровождаемые глубокими вдохами. Питеру не хотелось это признавать, но было что-то успокаивающее в таких вот простых прикосновениях к другому человеку. И, на удивление, ему не было неловко, нет, он чувствовал себя довольно спокойно. Он всё так же был закутан в одеяло, чуть оголявшее лодыжки из-за того, что Питер сильно прижимал его к груди, а его голова покоилась на подушке, которой тоже не было, когда он засыпал. В глубине души он понимал, что это всё сделал Бек, и при этой мысли внутри него разлилось приятное тепло, как бы он ни пытался от него отмахнуться. Квентин, в свою очередь, по-прежнему сидел в той же самой позе, что и ночью, но с одной лишь разницей: он закинул ноги на журнальный столик, — по всей видимости, так было гораздо удобнее. Его руки были сложены на груди, а голова запрокинута на спинку дивана, казалось, он утопал в толстовке, погружённый в глубокий сон, его дыхание время от времени прерывал низкий храп. Сердце Квентина билось громко и ровно, и хотя этот чистый звук напомнил Питеру сердцебиение Тони, резко оборвавшееся в одну секунду, он вдруг почувствовал непреодолимое желание подстроиться под этот ритм. Было так уютно, так тепло и мягко, а главное спокойно, что Питер даже не стал пытаться будить Квентина. Он просто закрыл глаза и спрятал руки от холодного воздуха, разгуливающего по квартире, под одеялом, долго-долго облегчённо выдохнув. Ему снова ничего не снилось, его окутали тьма и тишина, а, проснувшись, Питер почувствовал себя хорошо отдохнувшим, и причина тому казалась ему немного уничижительной. Присутствие кого-то рядом, столь близкого и реального, тепло и сердцебиение, всепоглощающее ощущение безопасности, обволакивавшее Питера и не отпускавшее до момента, пока он не заснул, — это всё точно не было чем-то неправильным и плохим. Проблема в том, что этим человеком был Бек… ведь это он дарил Питеру эти ощущения. Из-за него тот чувствовал себя защищённым, чувствовал, что о нём заботятся, и он помогал ему развеяться и отбросить все тревоги, чтобы ничто не мешало ему спокойно спать. Осознание этого отдалось вспышкой стыда, которая жгла и впивалась Питеру в грудь, потому что это явно не то, чего хотел бы Тони. Он хотел бы, чтобы Питеру ничего не угрожало и чтобы тот ни о чём не беспокоился. Ведь с Беком он не был в безопасности, верно? Череду его мыслей нарушила резкая дрожь, пробежавшая по телу Квентина, его сердцебиение и дыхание участились. Видимо, он просыпался — наконец-то, — потому что, судя по часам, висевшим в гостиной, было уже за девять, а Питер не привык вставать позже семи. И тут его озарило: Бек просыпался. И чёрта с два Питер даст ему понять, как удобно ему было спать с ним рядом. Он как можно осторожнее подтянул ноги к груди и свесил их с дивана. Одеяло громко зашуршало, но недостаточно, чтобы разбудить Квентина, поэтому Питер встал и, небрежно сбросив с себя тёплую ткань, отправился на кухню. Только там, опершись о холодильник и схватившись за грудь, он понял, как неистово и тревожно бьётся его сердце. «Чёрт, так тупо», — подумал он и сделал глубокий вдох, взглянув на затылок Квентина. Его волосы были всклокочены ещё больше, чем когда он проснулся в прошлый раз, и ему явно не помешал бы визит к парикмахеру, но, эй, Питер пока не собирался отпускать его шататься по улицам. Может, он мог сам постричь Квентина: рука у него твёрдая, и, если начистоту, он вряд ли бы ухудшил ситуацию. Квентин снова заворочался, просыпаясь и пугая Питера. Тот отвернулся, чтобы поставить чайник на плиту, — сердце всё ещё заполошно стучало, — и тихо фыркнул, нахмурившись. Его жизнь превратилась в грёбаный цирк меньше чем за четыре дня, и Питеру казалось, что если бы его сейчас смог увидеть Тони — боже, пожалуйста, нет, — то тот точно устроил бы ему взбучку. Пока закипала вода, Питер готовил завтрак, который в этот раз он не хотел ограничивать только хлопьями с молоком. Он умирал от голода, и хотя мысль о еде всё ещё вызывала у него дискомфорт, его живот буквально рычал, и он понимал, что ему действительно надо съесть что-то более питательное. Тем более Квентин тоже ещё был слаб от ранений, пусть те и заживали на нём довольно-таки быстро, и он должен был есть что-то кроме сахара и «пустых» углеводов. Закончив с приготовлением яичницы и бутербродов, Питер обернулся и увидел, как Квентин, громко зевая, лениво потягивается. Тот немного удивился, не увидев Питера рядом с собой, но стоило ему повернуть голову и встретиться с ним взглядом, как его замешательство сменилось мягкой улыбкой, от которой в уголках глаз собрались морщинки. — Привет, — хрипло сказал он, но его голос звучал не так резко и грубо, как тогда в Европе. — Давно встал? Питер пожал плечами, раскладывая яичницу по тарелкам. — Минут десять назад. Квентин ответил тихим «хм», поднимаясь и снова потягиваясь. Питер услышал, как хрустнули его позвонки, и весело улыбнулся, увидев скорчившего рожу Квентина. — Как спалось? Питер вновь перевёл взгляд со сковородки на Квентина. Тот стоял посреди комнаты в ожидании ответа, и он неловко кашлянул. — Неплохо. Ничего не снилось, вот. Квентин кивнул, черты его лица разгладились, и Питер в очередной раз заметил, что тот совсем не похож на Квентина Бека, которого он узнал в Европе. — Это хорошо. — Да. Обсуждать с Квентином прошлую ночь было трудновато. Они оба понимали, что Питер вообще уснул второй раз благодаря Квентину, не говоря уже о том, как хорошо ему спалось, но признать это вслух было неловко. По крайней мере, самому Питеру, так как ему казалось, что этим он лишь потешит самолюбие Квентина. А его самоуверенности ему и так хватало с лихвой — нет уж, увольте. Позавтракали они неожиданно быстро, и когда Питер домыл посуду, Квентин уже переоделся в джинсы и футболку с Фазмой. Тут Питер задумался, не пора ли дать ему новые вещи, но кое-что его отвлекло. — Как рана? — осторожно спросил он, наблюдая за выражением лица Квентина, пока тот садился на диван. Тот ни разу не поморщился и никак не выказал боли, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Квентин вскинулся, на мгновение перестав складывать сброшенное Питером одеяло. — Не болит, — спустя секунду нерешительно ответил он, явно прислушившись к ощущениям. Он переключил внимание с одеяла на Питера. — Когда шевелюсь, ещё ноет, но уже не так сильно. — Должно быть, воспаление спало. Бинты, наверное, надо сменить, — напомнил ему Питер и прикусил губу, положив кухонное полотенце на тумбу. — Хочешь, я сменю, или… — Я сам. Я-то всё-таки взрослый человек, а?

***

Так через полчаса или даже чуть больше Питер остался в гостиной один. Он сидел на краю журнального столика и нервно покачивал ногой туда-сюда. Он прислушивался к звукам, доносящимся из ванной, пытаясь понять, есть ли о чём ему беспокоиться или нет, не скрыта ли в них боль, но понял, что не может сосредоточиться. Его мысли кружили вокруг костюма Человека-паука, осторожно сложенного и спрятанного в одном из шкафов Мэй, и ЭДИТ, лежащей сверху. Он давно уже не выходил на патрули — в последний раз это было во вторник ночью перед приходом Бека — и задумался, не начали ли люди беспокоиться. Такое происходило каждый раз, когда Человек-паук три раза кряду не появлялся в городе (Твиттер тогда буквально взрывался постами и комментариями), и он бы солгал, если бы сказал, что он был не против. Он был против, очень даже. Его цель заключалась не в том, чтобы взволновать людей и уж тем более не из-за него самого. Он хотел защищать их, а не обременять ещё больше. Он накручивал себя, это он понимал, как отлично понимал и то, что ему не стоит об этом задумываться. Из-за этих мыслей в его жизни появлялось больше проблем, чем тех было в реальности. «Нахрен всё», — подумал он и быстро прокрался в комнату Мэй. Надевать костюм было так по-родному, что Питеру тут же стало легче, он чувствовал себя по-настоящему нужным. Он пока не стал надевать маску и зажал её в левой руке, правой пряча очки в один из маленьких потайных карманов сзади. Питер вспомнил, как в старой экипировке ему некуда было положить свои мелкие вещи, и его это так раздражало, что первым делом при создании нового костюма он решил сделать карманы. Конечно, придумывать, где их прятать и как они должны функционировать, было адово, но, минуточку, он же очень даже неплох в мышлении, верно? Он справился. Глаза Квентина широко распахнулись, когда Питер скользнул в ванную. Бинты тут же были забыты. — Что ты делаешь? — Собираюсь на патрулирование, — просто ответил Питер и мельком оглядел живот Квентина. Рана выглядела неплохо, не красная и не воспалённая, а швы казались крепкими на вид. Очевидно, организм Квентина был довольно сильным даже после того, что произошло в Англии, раз он так быстро восстановился и ему не пришлось обращаться к врачам. — Оставляю тебя, потому что у меня есть дела поважнее, чем смотреть, как взрослый мужик просто лежит на диване, надеюсь, ты не натворишь глупостей. Ты же знаешь, я позвоню Фьюри, а он не будет с тобой церемониться, как я. Квентин вскинул руки, как бы принимая поражение, на его губах играла весёлая улыбка. — Я ничего не натворю, обещаю. Твоей тётушки достаточно. Незачем беспокоить ещё и Фьюри. Питер кивнул, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться в ответ. Ему сейчас вообще улыбки и радость ни к чему: ему нужно запугать Квентина, ясно? — Не знаю, когда вернусь. Я планировал сделать обход, как обычно, по кварталу и ещё нескольким улицам поблизости, но не знаю, может, нарвусь ещё на какое-нибудь дерьмо по дороге. — Не спеши. Я всё равно с этим никуда не денусь. — Квентин кивком головы указал на рану и пожал плечами. — Твоя тётя не собирается приходить? Стоит мне прятаться? Ладно, тут Питер уже не мог сдержать улыбки. — Она ничего мне не говорила, обычно она предупреждает, когда собирается прийти. Но если что, кроме меня, только у неё есть ключи, поэтому если услышишь, как открывают замок, то беги прячься. — Слушаюсь, — ответил Квентин, растянув губы в ответной улыбке. Питер окинул взглядом лежащую на плитке у ног Квентина аптечку, ещё раз осмотрел рану и его лицо. Он крепче сжал маску в руках. — Я пошёл. Просто… Пожалуйста, не дури и не беси Мэй. Можешь посмотреть фильмы. Увидимся. На этом он вернулся в комнату Мэй и вылез из окна, закрыв его за собой. Воздух был свежим, не слишком холодным, но и не особо тёплым, хотя для костюма это была не помеха. Питер сделал глубокий вдох и на пробу выстрелил паутиной, прежде чем оттолкнуться от стены дома. Это было как глоток свежего воздуха — легко прыгать от здания к зданию, как раньше, и Питер понял, что очень по этому скучал. Ему недоставало этого ощущения свободы, независимости, которые ему дарили полёты над Квинсом, резких порывов ветра, ударяющегося о ткань костюма, и улыбок, которые вызывало его появление, на лицах людей. Кто-то махал ему рукой, и Питер не мог удержаться и не помахать в ответ; может, он и не любил столпотворения людей, но, честно, он не мог спокойно жить не проверяя, все ли люди в безопасности. Это с недавних пор перестало быть его обязанностью, это стало чем-то вроде хобби. Так он чувствовал себя нужным. Так он чувствовал себя живым. Он пролетел не останавливаясь мимо нового граффити с Железным человеком — так, бросил беглый взгляд на яркие цвета и чёткие линии и завернул за угол. Мысль о том, чтобы спуститься и полюбоваться рисунком, казалась ему неправильной и утомительной, он знал, что всё закончится тем, что он снова будет готов расплакаться. Но сегодня у него всё было так хорошо, что он хотел в кои-то веки насладиться этим замечательным днём. Первые два часа с небольшим всё шло как по маслу: он направлялся дальше, вглубь Квинса, в основном просто снуя от одного здания к другому и не останавливаясь, но как только он увидел маленькую светловолосую девочку в крошечной футболке с изображением Человека-паука, машущую ему со стороны дороги, он почувствовал какой-то укол в сердце. Он осторожно опустился рядом с ней, чтобы не задеть её, и выпрямился. — Привет! — сказал он как можно более весело и помахал рукой, улыбнувшись тому, как девочка раскрыла от удивления рот. Её отец стоял в таком же шоке, он выпустил её ладонь из своей, потому что, стоило только Питеру опустить руку, как девочка тут же бросилась к нему. Её тонкие ручки обхватили его ноги с такой силой, что Питер от неожиданности тихонько охнул. — Простите за дочь, — сказал отец, придя в себя, и поспешил присесть рядом с девочкой на корточки. Он извиняющеся улыбнулся Питеру. — Лилли просто очень любит вас. — И я хочу стать Человеком-пауком, когда вырасту! — воскликнула Лилли глядя на Питера снизу вверх. Улыбка Питера дрогнула, в его груди что-то болезненно сжалось. — Не извиняйтесь, она ничего плохо не сделала, — ответил он, взглянув на мужчину, и тоже опустился на корточки. Людям было неудобно проходить мимо них, потому что они заняли большую часть тротуара, но почти никто не жаловался. Питер услышал, как кое-где щёлкает затвор камеры, — Твиттер точно оживёт и оповестит весь мир о его возвращении. Он посмотрел на Лили, её счастливая улыбка едва его не ослепила. — Уверен, ты будешь прекрасным Человеком-пауком, Лилли. Сколько тебе лет? — Шесть! — гордо ответила она, приосанившись и подняв голову. — Через неделю будет семь! — Тогда заранее с днём рождения, — поздравил её Питер, широко-широко улыбнувшись. Когда он снова взглянул на мужчину, внутри него снова появилось какое-то колкое ощущение, но теперь он понял, что это могло быть. Он просто… Он скучал по Тони. Очень. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, как он в последний раз смотрел на Тони так же, как Лилли — на своего отца, и это было несправедливо. — Лилли, можешь показать мистеру Человеку-пауку свой рисунок… Тут его Чуйка дала о себе знать. Сначала это был мягкий укол, и Питер подумал, что у него достаточно времени, чтобы осмотреться, но потом его шестое чувство отозвалось громким воплем в голове, и единственное, о чём он успел подумать, — это Лилли. Он схватил её, прижав к груди и развернувшись, чтобы оттащить за собой и её испуганного отца, и отскочил с ними к стене. Он посадил до ужаса перепуганную Лилли, которая уже начала плакать, мужчине на колени, как в то же время воздух прорезал звук выстрела неподалёку. А затем началась паника. Люди метались взад и вперёд, крича, толкая друг друга, топая подошвами тяжёлых сапогов и стуча каблуками, и Питеру, если честно, пришлось немного подождать, чтобы отойти от первоначального шока и определить, откуда стреляли. Когда он нашел источник — маленький магазинчик за углом, чья стеклянная витрина была разбита, а владелец, стоявший за прилавком, в панике оглядывался по сторонам, — раздался ещё один выстрел, отразившись от стен гулким эхом, и Питер увидел его. Это был всего один парень, на нём даже не было маски. Он стоял посреди магазина, его лицо раскраснелось, а на фоне потной кожи отчётливо виднелись тёмные вены, на этот раз его пистолет был направлен на владельца ларька. Питер знал, что если он выстрелит, то мужчина умрёт. Он действовал на инстинктах. Он выстрелил паутиной в пистолет, прилепив его к руке преступника и не давая ему нажать на спусковой крючок, и влетел в ларёк. Он снова выстрелил — на этот раз в ноги парня, крепко обматывая их паутиной. Всё было хорошо. До поры до времени. Первой порции паутины было недостаточно, и преступник выстрелил — пуля пролетела всего в нескольких сантиметрах от головы Питера. Тут его и застигли врасплох воспоминания. Рука сжала запястье Бека, тот уставился на него в полнейшем шоке. Слух резанул выстрел. По его лицу потекла кровь. Ломота. Красные глаза. Вина, злость, сожаление. — Больше меня не обманешь. Следующее, что он вспомнил, придя в себя, — это заплаканный владелец магазина, обнимающий его, что-то сбивчиво говорящий сквозь всхлипывания о том, что он в долгу у Питера за то, что тот спас ему жизнь, и настойчиво протягивающий ему конфеты в знак благодарности, потому что больше ему нечего дать. Питер на автомате поднял руки и обхватил ими плечи мужчины, даже не до конца осознавая, что полиция уже прибыла на место и теперь осматривала место преступления. — Мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть, парень, — прошептал ему на ухо продавец, и это привело Питера в чувства. Он осторожно отстранился от дрожащего мужчины и посмотрел на него. — Это моя работа, сэр. Я привык, — ответил он и слабо улыбнулся, хоть и понимал, что тот не увидит его улыбки под маской. Но всё же это придало ему хоть немного сил. Так он чувствовал, что может хотя бы притвориться вменяемым. Потому что он абсолютно точно был не в себе. Пока он добирался до дома, его трясло, мозг был как в тумане от адреналина, и как бы сильно ему ни хотелось, он не мог просто остановиться на крыше и отдышаться. Не мог. Солнце ярко светило, практически ослепляя его, и лишь благодаря Чуйке он не врезался ни в одно из зданий. Боже, какой же он неудачник. Когда он добрался к комнате Мэй, он уже почти ничего не видел из-за застилавших глаза слёз. Он кое-как перебрался через окно, затем в гостиную держа маску в руках. Квентин всё так же лежал на диване, его волосы как обычно были растрёпаны, на нём была футболка Питера, а в руках — его дурацкая книга. Он не был похож на того Бека, которого он встретил в Европе, не с этим обеспокоенным выражением лица и сильными руками, обхватывающими его подрагивающее тело, не с этой нежностью, не с этим тихим голосом и словами, которыми он пытался его успокоить. Это был Квентин Бек и в то же время не тот Квентин Бек, которого знал Питер, и это было слишком. Питер забыл, как дышать, он ничего не мог расслышать, и хотя он отчаянно хотел оставаться в сознании, чтобы слушать Квентина, зная, что это единственное, что может облегчить его панику, что может помочь ему дышать, он не мог. Последнее, что он почувствовал, — это не жжение в лёгких, нет. Это было тепло рук Квентина, обхватывающих его лицо, и, честно, это было не так уж плохо. Он хотел, чтобы это ощущение никуда не пропадало. Его Чуйка не подала и голоса, когда он вдруг отключился и всё вокруг потемнело.