Сможешь ли ты мне помочь

Приняв наконец чёртов душ, расчесавшись, слегка уложив волосы гелем и переодевшись, Питер решил, что выглядит он более-менее сносно: по крайней мере, он старался, и у него была хоть какая-то мотивация, чтобы привести себя в порядок. «Да, мотивация, её-то мне и не хватало последние несколько месяцев», — подумал Питер, застёгивая жёлтую фланелевую рубашку перед зеркалом. С момента звонка Мэй прошло сорок с чем-то минут, Питер вышел в гостиную, встретившись взглядом с Квентином, который выглядел немного более чем просто нервно. Видимо, последние несколько минут он мерил шагами комнату, подбоченившись, его торс облегала уже новая футболка с надписью «ЛОГИКА». Питер подошёл к дивану, осмотрев Квентина с головы до ног. — В чём дело? Не говори, что ты весь как на иголках из-за Хэппи, — полушутя сказал он и приподнял уголок губ, когда заметил испуганный взгляд Квентина. Тот тяжело вздохнул и остановился, спрятав руки в задние карманы джинсов. — То, что я сказал… Я не врал, Питер, — серьёзно сказал Квентин, и от его тона внутри Питера всё как-то неприятно сжалось. Он ненавидел этот тон: в голосе Квентина пропадали успокаивающие нотки, тепло и мягкость. Он сжал губы в тонкую линию. — Давай поговорим об этом позже. — Я сказал правду. Каждое слово, — упрямо повторил Квентин, делая шаг вперёд. — Прости, что из-за меня у тебя появилось ещё больше проблем. И всё, после этих слов повисло молчание. Питер ожидал чего-то большего: больше объяснений, большей чуши — чего угодно, но, судя по всему, Квентин уяснил, что с ним такой номер не пройдёт. Питер медленно кивнул, не сводя с него глаз. — Это ничего не изменит, но… я тебя понял. Квентин кивнул в ответ и слегка нахмурился, его губы растянулись в каком-то подобии улыбки. Казалось, он хотел сказать что-то ещё, добавить что-то не столь важное, но в коридоре щёлкнул замок входной двери, и Питер резко перевёл на неё взгляд. Ах, да. Он же ждёт не дождётся Мэй и Хэппи. Он вновь посмотрел на Квентина — тот не отрывал от него проникновенного взгляда, в котором снова можно было различить тепло и океан любопытства. Питеру было так непривычно, что на него разом обрушилось столько внимания, что его готовы выслушать и поддержать; он начинал чувствовать себя немного ошеломлённым. Но провалиться ему, если это не одно из самых приятных ощущений. — Ничего не говори, пока они сами тебя о чём-нибудь не спросят, ладно? И даже так, пожалуйста, постарайся не нести херню. — Есть, — ответил Квентин, и на его лице расцвела почти ребяческая улыбка, от которой Питер решил, что он больше не сможет устоять и не улыбнуться в ответ. Боже, это было так глупо. Это было похоже на начало его влюблённости в ЭмДжей, но, чёрт возьми, ему вот нисколечко не нужен был очередной груз в виде тёплых чувств к своему, на секундочку, врагу. Замок наконец поддался, и дверь отворилась. Питер сразу же оказался ослеплён счастливой улыбкой тёти. Мэй была одета в лёгкую рубашку с цветочным принтом и джинсовый комбинезон, который она раздобыла во время недавней поездки в Калифорнию. Потом, конечно, выяснилось, что купил его Хэппи, а она просто выбрала фасон. Честно говоря, Питер ещё тогда был уверен, что её с Хоганом связывает нечто большее, о чём он не знал и знать не очень-то и хотел. — Мальчик мой! — воскликнула Мэй, только переступив порог, и всплеснула руками, бросившись к Питеру, чтобы заключить его в удушающе крепкие объятия. Она пахла цветами, Питер понял это, когда уткнулся носом ей в шею, и подумал, что этот аромат идеально сочетается с её одеждой. — Привет, Мэй, — как можно мягче произнёс он, чтобы Мэй поняла, что всё хорошо. С ним всё было хорошо. Она сжала его покрепче и ослабила объятия, и взгляд Питера упал на Хэппи, стоявшего в нескольких шагах у неё за спиной. На нём не было привычного костюма, и это было так странно — видеть Хэппи Хогана, одетого в синюю рубашку-поло, потёртые джинсы и, боже, это что, Найки? — Привет, Питер, — поприветствовал его Хэппи, махнув рукой и коротко улыбнувшись. Этой непривычной улыбки, казалось, удостаивались только Питер и Тони. Питер улыбнулся в ответ, в его груди снова разлилось тепло, потому что Хэппи теперь почти что заменял ему Тони, так как был самым близким в его окружении. Конечно, были ещё Пеппер и Морган, которым он мог позвонить и позвать к себе или прийти к ним сам, и он был уверен, что они ни за что не отказали бы, но во встречах с лучшим другом Тони всё равно было что-то особенное. Он отступил назад, выбираясь из объятий родных рук Мэй в прохладу, окутавшую комнату. Он взглянул на Квентина, который смотрел прямо на него с загадочным блеском в глазах, — его плечи были всё так же напряжены, — и сделал глубокий вдох. И правда, насколько плохо отреагирует Хэппи? «Сейчас или никогда», — подумал Питер и открыл было рот, чтобы заговорить, но Хэппи его опередил. — Не стоит, Питер, ты и представить себе не можешь, как я наслышан о твоём нежданном госте. Не нужно ничего объяснять. Кажется, не только Питер растерял все слова: Мэй тоже была поражена, она повернулась к Хэппи и упёрла руки в бока. Она не злилась, нет, но и не выглядела довольной его ответом. — Серьёзно, Гарольд? Я думала, мы это уже обсудили. — Ну, а что я должен ему сказать? Он взрослый парень, дорогая. Он сам может принимать решения, — вздохнул Хэппи не сводя взгляда с Мэй, и Питер немного почувствовал себя лишним. — И не забывай, что он Человек-паук. Он Мститель, дорогая, если кто и может позаботиться о себе, то это он. Мэй энергично помотала головой, всё так же стоя к Питеру спиной. — Но, Гарольд… — Дорогая, — повторил он мягким-мягким тоном, который был до ужаса похож на тон Квентина. Хэппи сделал шаг вперёд и потянулся к руке Мэй, и Питер был вынужден признать, что его до глубины души поразило то, как легко он её успокоил. — Я всю жизнь работаю с такими людьми, как он. Временами они кажутся безрассудными и глупыми, но никто в мире не заслуживает такого доверия, как они. Он просто такой, как Тони. Та же ненормальная энергия и импульсивные решения. И ты ничего с этим не сделаешь, дорогая. Поверь мне, я пытался. Они просто такие, какие есть. Несмотря на то, как непривычно и неестественно это прозвучало из уст не кого-нибудь, а самого Хэппи, что-то в его словах заставило сердце Питера болезненно сжаться и часто-часто задышать. Чтобы его сравнивали с Тони — практически невыносимо, по крайней мере, сейчас, потому что до Щелчка?.. Когда всё было хорошо? Он гордился каждый раз, когда кто-то сравнивал его с Тони, их общие привычки и манеры. Иногда ему казалось, будто он его сын, его плоть и кровь. Он всегда знал, что мечты о подобном, закравшиеся в его сердце, рано или поздно его сломают, но ему было плевать. Это было то немногое из всего, что было хорошего в его жизни; то немногое, что осталось у него после смерти Тони. Мэй опустила голову, в очередной раз покачав ею, и Питер знал, знал, что она начнёт спорить с Хэппи, потому что как иначе? Её мнение о решениях Питера было прямо противоположным мнению её парня, а Паркеры никогда от своего не отступали, иногда создавалось такое ощущение, что это для них за гранью возможного. — Хорошо, — сказала она, и шею Питера вдруг резко пронзила боль, он ошарашенно уставился на затылок Мэй. Что? Мэй повернулась к нему лицом, признавая поражение. Она вдруг стала выглядеть такой усталой и постаревшей, что Питеру показалось, будто перед ним стоит другой человек, к его горлу подкатил ком. — Кажется, в этом вопросе единомышленников у меня нет, — сказала она, в её голосе одновременно звучали лёгкая грусть и веселье — какая-то странная и удивительная смесь. Питер сгорбился, вина начинала его душить, сильнее и сильнее сжимая горло, он хотел ответить, но Мэй его опередила: — И, кажется, мне придётся принять тот факт, что ты больше не мой маленький Питер, милый. Ты уже взрослый мужчина, да? — почти шёпотом произнесла она и задумчиво улыбнулась, протянув руки к Питеру, чтобы погладить его по щеке. Её ладони были такими тёплыми, а ощущения от них — такими родными, что Питер был готов расплакаться. Он с тоской думал, что хотел бы быть маленьким любознательным мальчиком, разбивать коленки о камни и бежать к тёте, чтобы та его обняла. Те времена, казалось, были так давно, и это действительно так. Прошла целая жизнь. — Я знаю, что ты можешь о себе позаботиться, милый, я знаю. Я просто… Я не была к этому готова. Я всегда думала, надеялась, что ты всегда будешь моим маленьким мальчиком. Мальчиком, которого я могу защищать. — Я знаю, Мэй, — ответил Питер, в его голосе сквозили вина и тоска. Он уткнулся носом в её ладони, как щенок, отчего Мэй улыбнулась, уже чуть более радостно. — Но я никуда не денусь. Я по-прежнему твой мальчик. Она выглядела немного удивлённой, затем черты её лица расслабились, губы растянулись в широкой улыбке, более счастливой, более весёлой. Мэй всхлипнула, и только в этот момент Питер заметил, как блестят её глаза от непролитых слёз, которые она смахнула правой рукой. — Ловлю тебя на слове. И, кажется… Кажется, в комнате стало светлее, стало легче дышать, и вина, комом застрявшая у Питера в горле, понемногу начала отступать на своё прежнее место: куда-то вниз живота. Питер выпрямился, Мэй опустила руки и радостно улыбнулась Хэппи. Он был у него в долгу. Остаток вечера прошёл довольно неплохо, даже хорошо. Мэй не без помощи Хэппи приготовила огромную порцию спагетти, всю готовку они постоянно о чём-то пререкались и как могли игнорировали Квентина, а Питер? Питер был доволен, доволен спокойствием, которое они ему дарили, ощущением домашнего уюта, к которому он постепенно начинал привыкать, потому что в кои-то веки он действительно мог расслабиться. Потому что наконец-то у него появился кто-то, с кем он мог разделить эти чувства. Он пытался не думать о том, что этот кто-то вскоре его покинет, разобьёт сердце самым ужасным способом, как делали это до него многие, как однажды и он сам; он пытался изо всех сил. Ужин прошёл, мягко говоря, неловко, но Мэй, по крайней мере, решила полностью воспользоваться ролью гостьи и болтала, болтала и болтала, избегая Квентина и стараясь на него не смотреть. Тот невозмутимо сидел соприкасаясь с Питером коленями так, словно в этом не было ничего особенного, и от этого в груди Питера разгорался приятный огонёк, хоть он и помнил слова Квентина, сказанные ему ранее. Но они как будто потеряли своё значение на фоне мягких взглядов, которыми тот одаривал его время от времени. Хэппи с Мэй вскоре ушли, та пообещала чуть позже навестить Питера и своим тоном дала понять, что его и только его, сделав вид, будто Квентина не существует, что, если честно, было довольно по-детски, но кто Питер такой, чтобы её осуждать? Он лишь кивнул, натянуто улыбнувшись, и обнял её в ответ, прежде чем закрыть дверь и прислониться к ней спиной. Он должен был признать, визит Хэппи с Мэй его вымотал, хотя он и понимал, что он был необходим и это так или иначе всё равно бы произошло. Но он не был готов, если уж на то пошло, он не был готов ко всему, что происходило в его жизни, и единственное, что ему было нужно, чего он отчаянно желал, — неделя или хотя бы несколько дней покоя. Очевидно, это было слишком. Питер быстро ополоснулся в душе, стараясь не смотреть на себя в зеркало: он не хотел видеть худое, чересчур худое тело, которое начинало терять мышечную массу, не хотел считать выпирающие из-под кожи рёбра. Он облачился в мягкую хлопковую пижаму, которая его приятно облегала, и наконец смог по-человечески вдохнуть полной грудью. Он едва не врезался в Квентина, который стоял посреди коридора, ведущего из ванной в комнату Мэй, сложив на груди руки и покусывая уже раскрасневшуюся губу. Питер вовремя остановился и вскинул брови. — Всё в порядке? Квентин молчал, пристально смотря на Питера и не шевелясь, но когда тот открыл рот, чтобы задать тот же вопрос, он помотал головой. — Я думал о твоих кошмарах, — наконец признался он, и Питер почувствовал, как по его спине пробежался холодок. Волосы на затылке встали дыбом, и Квентин, видимо, заметил изменения в его поведении, раз обессиленно опустил руки. — Ничего серьёзного, правда. Я просто… Я не хочу, чтобы они снова тебя беспокоили. Я хочу, чтобы ты спокойно спал ночью, и я подумал, может… Это глупо, знаю, — тут же поспешил добавить он и вдруг смутился, с опаской взглянув на Питера. — Я знаю, что тебе лучше спится, когда с тобой есть кто-то рядом, и я подумал… Хочешь, я останусь с тобой на ночь? Ладно, этого Питер абсолютно точно, чёрт возьми, не ожидал. В ответ на искреннее недоумение на его лице — ну серьёзно, как ещё он должен был отреагировать? — Квентин вскинул руки в защитном жесте. — Я не имею в виду обнимашки и прочее, поверь. Я не буду тебя трогать. Я просто… Не знаю, предложение поспать в одной постели звучит ужаснее, чем я себе представлял, прости. Питер просто ошеломлённо на него смотрел, смотрел, смотрел и смотрел. Это звучало ужасно, конечно, и что-то в его груди неприятно шевельнулось, на секунду или две, разослав по телу ощущение паники. Он тут же вспомнил Европу и Лондон, и этот дурацкий мост, и это всё было просто отвратительно невыносимо. Но что ему терять? Одной ночью со слезами, холодным потом, криками и жжением в лёгких больше, одной — меньше. В любом случае это будет очередная болезненная ночь в его коллекции. — Почему нет, — наконец невозмутимо ответил он, хотя и был не совсем уверен. Глаза Квентина распахнулись ещё больше, и это выглядело немного забавно, в груди Питера уже начал зарождаться смешок. Он справится, верно? Они отправились в комнату Мэй, потому что кровать Питера была слишком узкой для одного только Квентина. Они лежали на кровати Мэй, каждый на своей половине. Одеяло и простыня нагрелись довольно быстро, чему Питер несказанно удивился, со вздохом расслабленно откинувшись на подушки, когда его тело наконец перестало мёрзнуть, он повернулся на бок, лицом к Квентину. Тот лежал на спине, положив руки на живот, он был почти раскрыт, так как Питер подобрал под себя всё одеяло, натянув его до ушей, чтобы согреться. — Ты всегда так мёрзнешь? — Словно нож, прорезал повисшую в комнате тишину шёпот Квентина, но Питер заметил, что его голос никак не потревожил окутавшее их спокойствие, напротив, его успокаивающий тембр сливался с ним, образуя нежную колыбельную. — Да, — прошептал он в ответ, открыв глаза, чтобы посмотреть на глядящего или, по крайней мере, пытающегося смотреть на него сквозь темноту Квентина. — Я не знаю, почему. Из-за ускоренного метаболизма мне должно быть жарко, но, видимо, что-то пошло не так. Единственным ответом ему послужило тихое хмыканье, но почему-то это казалось так правильно. Питер закрыл глаза, прекрасно понимая, что Квентин всё равно его не видит и разглядывать его бессмысленно, кроме того, он правда очень устал. Может, теория Квентина сработает, а он чувствовал, что так будет, он сможет спокойно поспать не просыпаясь всю ночь. — Питер? Питер вздохнул, попытавшись сделать глубокий вдох. Его разум всегда прояснялся, стоило в организм попасть хоть капле кислорода. — Да? — Ты бы убил меня там, на мосту, если бы у тебя была возможность? Если бы я показался тебе без оружия? Думать было тяжело из-за тумана, упорно застилавшего его разум. Питер нахмурился, лениво поправив под головой подушку, а затем снова опустился на неё. Он понял, что не может сосредоточиться, не может взять себя в руки так, как делал это в своём обычном бодром состоянии, но всё равно он прекрасно знал ответ на вопрос Квентина. — Нет. Наверное, — добавил он спустя секунду раздумий. — Я не убиваю людей. — Но я причинил тебе боль, разве нет? Я не подхожу под твоё обычное понятие «человека». — И почему это должно было заставить меня тебя убить? — Потому что я заслужил. Питер распахнул глаза, уставившись прямо на Квентина. Тот сильно хмурился, лёжа на спине с закрытыми глазами, и его явно что-то гложило, не давало покоя. Питер выждал пару мгновений, сделал вдох, затем ещё раз, и решил, что теперь его черёд говорить. Он глубоко задумался, но другого ответа он всё равно не нашёл: — Никто не заслуживает такой смерти. Ты не исключение. Возможно, это была игра его помутнённого сознания, но он мог поклясться, что видел, как по щеке Квентина скользнуло что-то блестящее, однако тот не предпринял никаких попыток вытереть слёзы, так что Питер не был уверен, действительно ли тот плакал или ему показалось. На несколько долгих-долгих минут повисло молчание, затем Квентин тихонько прочистил горло. — Кажется, нам пора спать. Питер согласно хмыкнул и вновь закрыл глаза, утопая в бесформенной темноте, успокаивающей его роящиеся в голове мысли и даже в какой-то мере дыхание. — Тогда спокойной ночи. — Спокойной ночи. Казалось, он привык и к сердцебиению Квентина, которое было для него личной колыбельной, он пытался подстроиться под него и сосредоточиться только на его чётком ритме. Он бы солгал, если бы сказал, что этот звук не отвлекал его от реальности и не дарил ощущение безопасности. Он бы солгал, если бы сказал, что сердцебиение Квентина в целом не дарило ему ощущение того, что он не один.