Сможешь ли ты мне помочь

С самого детства Питер всегда восхищался супергероями, пусть придуманными персонажами, живущими на страницах книг, или же настоящими, в существование которых никто не верил. Ему посчастливилось увидеть их прогресс по мере своего взросления: неожиданное появление шпионки по имени Чёрная вдова, возвращение Капитана Америка, рождение Железного человека, которым, как выяснилось впоследствии, был не кто иной как Тони Старк. И Питер ничего не пропускал, следил за развитием событий, поклонялся каждому новому герою, появлявшемуся на экране, а их, боже правый, было немало. Он знал, что принадлежит первому поколению, выросшему на супергероях, первому поколению, воспитанному на чётком понимании опасностей, скрывавшихся в самых потаённых уголках Вселенной, — смелому поколению, которое не тряслось от страха перед новыми угрозами, создаваемыми неизведанным космосом, потому что они привыкли наблюдать за ними столько, сколько они себя помнили. Может, именно поэтому Человек-паук считался самым храбрым супергероем, известным человечеству, — смелым, как поколение, которому он принадлежал. Его точный возраст был тайной для широких масс, но люди просто знали, что он молод. Своим телосложением, голосом, поведением он буквально кричал: «Я молодой», и, возможно, именно поэтому его любили больше всего. Потому что, несмотря на то, что он стоял на страже их безопасности, они тоже хотели его защищать. Потому что он был юн, потому что в глубине души он всё ещё был уязвим, потому что впереди у него ещё была целая жизнь, и они боялись, что он не успеет попробовать её на вкус. Это ни для кого не секрет, думал Питер. Твиттер, Инстаграм и другие соцсети пестрели постами с ним, Человеком-пауком, взрывались бурными обсуждениями каждый раз, когда он был замечен в каком-нибудь районе города. Видимо, люди не беспокоились о том, что он всё это увидит, что было неплохо, они усмиряли его беспокойство, когда он чувствовал себя неуверенно. Иногда ему хотелось, чтобы кто-нибудь из этих людей, пишущих посты по ту сторону экрана, обнял его, — его, а не Человека-паука. Потому что не Человек-паук нуждался в них. А Питер Паркер. Запоздалая проверка новостей оказалась весьма кстати: вся лента была буквально завалена статьями, посвящёнными супергерою из Квинса, люди спрашивали, где же он был, когда все в нём так нуждались, то же самое — в Фэйсбуке и Инстаграме, когда он перешёл по хэштэгу со своим именем. Эти комментарии грели душу, но некоторые из них были написаны в явно гневном тоне, и это уже не радовало. — Мне надо проветриться, — тяжело выдохнул Питер, сидя за кухонным столом и болтая в воздухе ногами, бездумно листая ленту в Твиттере. Услышав его голос, Квентин замер, бросив раскладывать продукты по местам, и повернулся к нему лицом. — Проветриться? Ты имеешь в виду поскакать по улице в нелепом резиновом купальнике? — пробормотал он, его губы растянулись в насмешливой улыбке, отчего на щеках появились ямочки. Он отставил коробку с молоком в сторону и подбоченился, отчего Питер коротко прыснул. — Поверить не могу, что ты назвал мой костюм нелепым, хотя сам таскал пластиковый нагрудник, как на вшивом игрушечном воине, — пробурчал он в ответ и криво улыбнулся. Видимо, Квентин счёл его гримасу слишком унылой, потому что, увидев её, он тут же опустил руки и нахмурился. — Что случилось? — сдавленно спросил он, и его голос прозвучал слишком тихо — не так, как когда он злился, и слишком громко, чтобы показаться неуверенным. Питер понуро опустил голову, тревожно открывая и закрывая статьи из ленты новостей. — Я просто… Я хочу выйти, правда, — почти таким же тихим тоном ответил он. — Я уже давно не делал чего-то полезного, я соскучился. И-и я знаю, что люди будут рады меня видеть, потому что, кажется, они уже сходят с ума, — он махнул рукой с зажатым в ней телефоном как бы в подтверждение своих слов, — но я просто. Я даже не знаю. Я боюсь. — Чего ты боишься? — мягко, терпеливо спросил Квентин, медленно подходя к Питеру, словно тот был диким зверем. Он не касался его, нет, не напирал. Он просто стоял рядом, не решаясь подойти ближе, будто их тела разделял невидимый барьер, и пристально смотрел, но без осуждения — он никогда его не осуждал. Питер вздохнул. — Я боюсь, что они на меня разозлятся. Я-я на пару дней взял «отпуск», и я… Я ещё никогда не пропадал так надолго, понимаешь? — объяснил Питер и поднял голову, смотря Квентину прямо в глаза, одним взглядом говоря то, чего не мог выразить словами. — Я боюсь, что они подумают, что мне на них наплевать. — Бредятина, — выдохнул Квентин, как только Питер резко замолчал. Тот уставился на него огромными ошарашенными глазами, отчего Квентин вздохнул и устало провёл по лицу рукой. — Ладно, не так выразился. Я имел в виду… Они не подумают, что тебе на них плевать, Питер. Ты в буквальном смысле отправился в космос, чтобы защитить их. Уверяю, этого более чем достаточно, чтобы дать им понять, насколько ты о них беспокоишься. И ты такой же человек, как и они. Ты не Халк или Танос, или ещё чёрт пойми кто. Они это знают. И если ты им дорог, а я думаю, дорог, то они только «за», чтобы ты отдохнул. Ты не можешь скакать по всему городу и спасать, как принцессок, если ты устал. — Эй! — воскликнул Питер и нахмурился, но весёлое выражение лица Квентина не дало ему долго позлиться. — Они не принцесски. — Ещё какие, а ты слишком глуп, чтобы прийти к этому сам. Питер лишь фыркнул, изо всех сил стараясь скорчить обиженную мину. Квентин рассмеялся, когда он скрестил на груди руки и по-детски насупился, и этот смех был таким лёгким и тёплым, что в груди Питера всё болезненно сжалось. — Люблю, когда ты делаешь такую моську, — признался Квентин, склонив голову набок, как любопытный щенок, и Питер лишь покачал головой. Он резко вспомнил, что всё ещё болтает ногами в воздухе, и это явно никак не делало его похожим на взрослого. — Из тебя никудышный супергерой, ты в курсе? — спросил он, вскинув бровь. Квентин состроил оскорблённое выражение, мол, «как ты мог?», которое, как решил Питер, было зеркальным отображением его собственного, только для пущего эффекта Квентин ещё и прижал руку к груди. Королева драмы. Прежде чем тот открыл рот и начал препираться, как он делал обычно, потому что, да, он серьёзный взрослый человек, Питер до боли закатил глаза, подался вперёд, чтобы схватить его за воротник толстовки и притянуть к себе ближе. Может, Квентин и был достаточно силён, чтобы сопротивляться, чтобы вырваться из крепчайшей хватки Питера, но он не стал этого делать и расслабленно обмяк в его руках. Их губы соприкоснулись немного резче, чем хотелось Питеру, но он ни в коем случае не жаловался, ведь губы Квентина были такими мягкими и тёплыми, а одно его присутствие придавало ему больше уверенности в том, что всё это реально. Щёки Питера царапала колкая щетина, слегка обжигая так, как и нужно, а руки Квентина уже крепко обвили его пояс. — Ты это делаешь, потому что тебе нравится, или просто чтобы меня заткнуть? — Прошептал Квентин ему в губы, а затем мазнул по ним горячим языком, и Питер улыбнулся шире, уловив заигрывающие нотки в его голосе. — Тут и думать нечего, — пробормотал Питер в ответ, прижался сильнее, вырывая из груди Квентина удивлённый вскрик, и отстранился. На щеках Квентина появились красноватые пятна — не слишком яркие, чтобы назвать их румянцем, но всё же, — а губы растянулись в улыбке Чеширского кота, которую Питер начинал любить всё больше и больше. — Ах, ты мелкий… Квентин вдруг резко взорвался хохотом, и пусть даже Питер — или, по крайней мере, его чуйка — подсознательно чувствовал, что тот сейчас сделает, он беззаботно позволил этому случиться, в глубине души зная, что Квентин не сделает ему больно. Когда это он стал таким уверенным? Квентин вытянул руки, снова обхватив Питера за талию, и приподнял с такой силой, что тот не смог остаться равнодушным. Он инстинктивно обвил бёдра Квентина ногами, схватившись руками за шею, смех Квентина тем временем постепенно стихал, становясь нежнее. — Ты нереально лёгкий. Как будто не весишь ничего, — заметил Квентин, и от его пристального взгляда Питер едва внутренне не сжался. Он слегка выпрямил спину, пытаясь выглядеть намного увереннее, чем чувствовал себя сейчас. — Нормально я вешу, — буркнул он, не разрывая зрительного контакта, хоть это и было тяжело: Квентин словно бросал ему вызов. Тот, казалось, всегда знал, что с ним что-то не так, но иногда Питеру просто не хотелось об этом говорить. И сейчас он не хотел заводить разговор на эту тему: он не хотел портить день. — Я в порядке, — сказал он на этот раз мягче, зарывшись пальцами в коротких волосах на затылке Квентина. Тот неосознанно прильнул к прикосновению, видимо, сам не заметив этого, и вздохнул. — Хорошо, — ответил он, в его голосе ещё звучали подозрительные нотки, но ничего. Питер знал, что Квентин ему не поверит, чёрт, он и сам-то себе не верил. — Если хочешь, можем поговорить об этом чуть позже, — робко предложил Питер. Опустив взгляд на грудь Квентина, он услышал очередной тяжёлый вздох, но в нём не было обречённости, как раньше. — Я только за, дорогой. И это было нормально. Это было хорошо. Квентин знал проблемы, которые Питер скрывал ото всех, он знал, что некоторые из них намного серьёзнее, чем просто страх не успеть защитить людей. Питер был уверен, что Квентин его не осудит. Или нет?

***

Патруль Питера — нет, Человека-паука — прошёл довольно-таки хорошо по сравнению с предыдущим. В момент, когда он сделал первый выстрел из шутера и взмыл вверх, пролетая над первой улицей, у него за спиной раздались щелчки фотокамер, и он понял, что уже совсем скоро весь мир узнает о его возвращении. Это было ужасающе, правда ужасающе, ведь у Питера складывалось ощущение, будто каждое живое существо этой планеты следует за ним по пятам, но в то же время эти мысли как-то успокаивали. Он решил сегодня не заглядывать в новостные сводки, чтобы не наткнуться на негатив, в случае если кому-то захочется облить его помоями, и положиться на Неда и ЭмДжей, которые могли сами просмотреть какие-нибудь статьи. Очередной срыв ему не нужен, по крайней мере, не сейчас. Ему нравилось ощущение полного контроля над своей жизнью. Он расширил свой обычный маршрут и пролетел мимо домов друзей, и хотя он не заглядывал им в окна и никак не показывал своего присутствия — ладно, должна же быть у них личная жизнь, — ему всё равно стало лучше. Он даже не мог описать, насколько легче стала его жизнь в ту секунду, когда он понял, что все дорогие ему люди теперь знают о его статусе супергероя. (Называть это тайной стороной жизни, или как там ещё окрестили это журналисты, было неловко). Было здорово больше ничего не скрывать, его дружба наконец перестала быть омрачённой ложью, от которой все внутренности едва ли не выворачивало наизнанку, их отношения с Недом и ЭмДжей стали искренними и открытыми. Да, оставалась ещё Бетти, которая даже не догадывалась, почему временами Питер приходил в школу выбившимся из сил и почему синяки после уроков физкультуры быстро сходили с его кожи. Она не была равнодушной, нет, она заботилась о нём, и Питер это чувствовал. Он чувствовал теплоту в её объятиях, он слышал беспокойство в её постоянных вопросах к нему. Но она так ему доверяла, что даже не сомневалась в правдивости его мерзких ответов. Питер старался не думать о том, какой же он паршивый друг. Когда он наконец вернулся в комнату Мэй, уже темнело, всё его тело сковывала усталость, отдаваясь болью в мышцах и суставах, глаза с каждой секундой слипались всё больше. Костюм начинал неудобно стягивать кожу на бёдрах, отчего движения выходили скованнее, и в ту секунду, когда Питер стянул маску и вдохнул полной грудью, он впервые за последние несколько часов почувствовал себя свободным. Он знал, что эти побочные эффекты вызваны не костюмом, тот, напротив, был чересчур удобным. Причина его истощения и боли заключалась далеко не в нескольких бессонных ночах. (Иногда ему казалось, будто он старше самого Стива Роджерса, будто он эмоционально выгорел настолько, что ему уже никогда не стать прежним). На этот раз кухонное радио не было настроено ни на одну известную Питеру музыкальную станцию, нет, из его динамиков тихонько доносилась лоу-фай музыка, которую обычно можно было найти на Youtube и которая сейчас невероятно расслабляла. Она создавала приятную домашнюю обстановку, которую можно было даже, наверное, пощупать пальцами, она нежно обволакивала уже полусонного Питера. Он был готов заснуть прямо здесь, у двери в комнату Мэй, следя за плавными движениями Квентина, что-то помешивающего в кастрюле. — Ещё раз скажешь, что ты не умеешь готовить, и я перестану с тобой разговаривать, — тихо пробормотал он, но так, чтобы Квентин его услышал. Тот резко вскинул голову, его задумчивое лицо озарила тёплая-тёплая улыбка, стоило ему только заметить Питера. — Но я ничего нового не готовлю. Это не считается? — Считается, — ответил Питер, уголки его губ тронула улыбка. Он прошёл вперёд, рассеянно оттянув края огромной белой футболки, и, немного помешкав, остановился прямо перед Квентином. Тот осторожно на него взглянул, его голубые глаза в тусклом свете комнаты сейчас выглядели темнее, но в этом не было ничего, что вселяло бы опасение или беспокойство. Несмотря на то, что Питер терпеть не мог, когда на него смотрели, от внимательного взгляда Квентина ему не хотелось спрятаться. — Ты в порядке? — спросил Квентин мягким-мягким тоном, от которого его голос казался таким чертовски невинным, таким безобидным. И от этого Питеру было почти физически больно, хоть он и не знал, почему. — Всё хорошо, — ответил он, и это была чистая правда. Ему было хорошо, и он даже немного испугался того, как быстро он стал привыкать к этому ощущению. — Ничего не было. Ничего интересного, по крайней мере. Люди фотографировали меня. Много. Квентин захихикал, чёрт возьми, захихикал, как школьница, и Питер совершенно растерялся, не зная, как на это реагировать. — Ты, как Кардашьяны, клянусь. Каждый раз, когда ты выходишь в своём крутом костюме, заканчивается настоящей фотосессией. — Сессиями, Кью, во множественном числе. Одной им мало, — фыркнул Питер, протянув ладонь и коснувшись обнажённой руки Квентина, чувствуя её тепло и крепкие мышцы, и опёрся спиной о столешницу. — Так что, на ужин суп? — спросил он с улыбкой, взглянув на Квентина. Тот улыбнулся, но уже скромнее, более робко и нежно, и в этот момент он вдруг показался Питеру таким молодым, что у того к горлу подкатил ком. — Я просто его разогрел. Решил, что будет не очень, если этот пропадёт, а я приготовлю новый. Вот завтра я сделаю ещё, надеюсь, уже лучше, — объяснил Квентин, потянувшись правой рукой к затылку. Он всегда так делал, когда стеснялся, заметил Питер, и это было довольно мило. Питер улыбнулся, едва уловив перемену в настроении Квентина, и привстал на цыпочки, чтобы поцеловать его в покрасневшую от смущения щёку. — Что ж, звучит здорово. Осторожнее, а то я так и привыкнуть могу. Квентин коротко хохотнул, мельком взглянув на Питера, и снова переключил всё внимание на кастрюлю. Он опустил руку, на мгновение задержав её в воздухе, будто не зная, что делать, что он может сделать, и в конце концов приобнял ею Питера за пояс. — Может, я и не против, — сказал он тихо с лёгкой хрипотцой, голубые глаза встретились с тёмными, и что-то в груди Питера сильно, до боли, сжалось. Он боялся того, как быстро он привыкал ко всему хорошему, что начало появляться в его жизни, он боялся, насколько сильно он привязался к Квентину. Было хорошо чувствовать себя в порядке и спокойно спать, и, господи, ещё лучше было чувствовать, что ты больше не один. Хорошо, что у него появился тот, кто заботился о нём, заботился просто так, не прося от него чего-либо взамен, не ожидая вообще ничего. Он боялся того, как быстро ему начинала нравиться его новая жизнь. И он боялся того, что он не хотел, чтобы это когда-либо заканчивалось.