Санация

Come out upon my seas Cursed missed opportunities Am I a part of the cure? Or am I part of the disease, singing: You are… You are… You are… You are...

Голова не болела, и даже изо рта не было неприятного запаха. Эрен едва продрал глаза, пытаясь понять и вспомнить, где он вообще находится. Его руки заботливо обнимали парня, прижимая к себе. Йегер попытался оторваться от его тела, но Эрена мягко остановили со словами: "Спи-спи". Он зажмурился. На секунду совсем не захотелось вспоминать ни вчерашнее, ни то, как они разошлись, ни то, что будет потом… Просто очень нужно было прижаться к нему и не отпускать. И тем не менее, назойливые отголоски вечера начали лезть в протрезвевшую голову. Эрена, в тех самых крепких объятиях, чуть подняли над полом лестничной площадки и просто утащили в квартиру, ни слова не сказав. Однако вот Йегеру было что сказать, ведь алкоголь сорвал "стопари", что в нем были, высвобождая наружу почти все, о чем он думал. — Прости меня, прости, пожалуйста, Жан! — его потряхивало в чужих руках от разрывающих на части чувств, — Я такой идиот просто! Мне… Понимаешь… Я очень боялся! Кирштейн лишь заботливо гладил его по голове, не прекращая обнимать, внимательно слушая. — Мне было страшно опять признать, что я влюбился, потому что… Ну, вот, мы расстались, да?! Это же рано или поздно бы произошло! Я не хотел, не хотел опять умирать внутренне полгода, страдая из-за тебя! — за всхлипываниями тараторил парень, — Так ведь было и с Микасой, поэтому… Мне показалось, что лучше разойтись, пока мне не стало слишком больно! Я эгоист, конченый эгоист, Жан, Боже! — мысли были сбивчивыми и непоследовательными. Жан, конечно, уже знал о смерти Зика. Весь монолог, на него свалившийся, он принял, пытаясь скрыть тревогу за самого Эрена. Кирштейн не говорил "все хорошо" или "все в порядке" и даже "пожалуйста, не плачь" - потому что ничего хорошего в этой ситуации не было, Йегер совершенно не был в порядке, и слезы сдерживать не стоило. Вместо этого он лишь шептал ему на ухо спокойное: "Я рядом" - пытаясь самому сдерживать дрожь в теле. — Я не хотел, Жан! Я не хотел тебя напрягать своими проблемами, я думал, что справлюсь с ними сам… Эрен остановился, осознав, как много "я" было сказано, но ни одного "ты". Парень продолжал быть конченым эгоистом, забывая о чувствах других. Йегер чуть оторвался от него и взял лицо Жана в свои трусящиеся, ледяные от холода руки, заглядывая в такие же красные глаза, как и его. — Я не могу один, не могу! Мне так плохо, мне тяжело и больно!!! — надрывно продолжал он свое "я", — Я… — запнулся. — Не могу без тебя. Жан, ты мне нужен, ты мне так ужасно нужен… Я не справлюсь, мне… — он задыхался. Кирштейн просто не мог спокойно смотреть на такого Эрена. Это было невыносимо. Если тогда, пару месяцев назад, при разговоре про его брата, Жан еще мог сдерживаться, не проронив и слезинки, то сейчас это было выше его сил. Он положил свои ладони на его, хотя бы пытаясь согреть парня. Жан не знал, что говорить. Его эмоции были до безумия противоречивы: он радовался, что Эрен был цел после недельного отсутствия, но ужасно опечален всем остальным. — Жа-а-ан, — Йегер отвел свой взгляд в сторону, не прекращая плакать, — почему ты молчишь? Если… Если ты не можешь меня видеть, то так и скажи, пожалуйста! Я согласен быть с тобой просто друзьями, правда, как ты того и хотел, чтобы больше не делать тебе больно! — Эрен выглядел даже не печальным, когда говорил это, а просто убитым горем, — Просто… Извини меня тогда за все, хорошо? — и добавил, все же взглянув в его глаза: — И прости, если тебе это уже не нужно, но… Я тебя люблю. Бешено колотящиеся сердца обоих слышны, конечно, не были, но трясло их обоих в такт этой мелодии. Жан крайне деликатно поддался вперед и поцеловал Эрена в щеку, посчитав, что соприкосновения губами сейчас будут лишними. — Я тоже не могу без тебя, мой маленький волчонок. Обоим не нравились какие-то милые прозвища, но сейчас, смотря на растрепанного, чуть побитого Эрена, который вновь вернулся к нему в квартиру спустя столь долгое время, всплывали лишь такие ассоциации. — И я тебя люблю, — он попытался улыбнуться, но вышло совсем уж печально, — очень-очень. Так бы и стояли, глядя друг на друга, пока последняя фраза Жана не добила Эрена окончательно. Он сказал, по сути, очевидное, что не нуждалось в повторении, но все же Кирштейн тихо прошептал прямо в лицо Эрена: "Я рядом". Дальше парень смог вспомнить то, как Жан помогал ему снять берцы - сам Эрен попытался, но руки отмерзли настолько, что пальцы совершенно не сгибались. Помнил еще и то, как Кирштейн заботливо его переодевал в свою теплую домашнюю одежду. Помнил, как ему давали какие-то таблетки от похмелья и заставляли пить больше воды. Помнил, как его уложили в постель и после его же "прошу, останься" - Жан остался, прижимая к себе. Эрен - тот самый Эрен Йегер, который никогда и ни за что не согласился бы раньше принимать такую заботу, потому что "руки, ноги есть - сам справлюсь" - просто положил голову на его грудь и уже через мгновение уснул, совсем вымотанный всеми свалившимися на него переживаниями. В трезвом состоянии он себе такого простить не мог. Парень готов был сам себе надавать пощечин за то, какими откровениями он вчера поделился и как себя вел. Подсознательно он уже изменился, раз хотя бы в пьяном состоянии осмелился подобное выдать. Сознательно же Эрен надломился, но принять перемены не мог. Он еще не знал, что это утро сломает его окончательно. — Прости, — голос был севшим и хриплым, — я не должен был к тебе вчера приходить. Руки, что удерживали его, на миг дрогнули и разомкнулись, позволяя парню выбраться из объятий и начать подниматься с кровати. Сам не знал, куда идти и что делать, но почему-то точно был уверен, что в этой квартире оставаться не стоило. Эрен не думал, что его начнут останавливать, понимая, что слова его, как обычно, звучали достаточно грубо, чтобы Кирштейна оттолкнуть - напротив, тот, пока он не успел окончательно встать с кровати, обнял его со спины. — Вчера ты был более честен в своих чувствах, — сказал он. — Ты тоже более болтлив, когда напьешься, не так ли? Эрен все же повернулся к нему лицом, усаживаясь удобнее - раз нужно было расставить все точки над "и", то лучше бы разобраться с этим здесь и сейчас. — Забудь вчерашнее и все, — сказал он совершенно без эмоций на лице. — Я к тебе не приходил и не говорил той чуши - вот так. — Нет, — резко сказал Жан. Йегеру хоть и было тяжело сейчас выяснять отношения, поскольку от смерти родственника не так просто отойти в одночасье, но он все же, на свое удивление, сумел выдать эмоцию - потрясение. Впервые его ужасные слова не имели никакого влияния и не отталкивали другого человека, заставляя ненавидеть Эрена всей душой. — Чт… — Я тебя больше не отпущу, — проговаривал Жан каждое слово, глядя ему в глаза с безумной решимостью. — Эрен, я знаю, что тебе сейчас тяжело из-за смерти Зика и я очень сожалею… — Ты не сожалеешь! — гаркнул Йегер, — Ты его почти не знал, как ты можешь говорить подобное?! — Мне хватило увидеть его отношение к тебе, и твое горе из-за его утраты, — с почти разрывающимся сердцем ответил Жан, которому было ужасно неприятно слушать такое. Грудь Эрена тяжело вздымалась, в попытках унять эмоции - разреветься на трезвую голову совсем не хотелось. — Я не хочу обсуждать наши отношения, однако…— он перевел дыхание. — Мы слишком разные, Жан, и я ужасно отвратительный человек, который… — он нахмурился, опять тяжело выдохнул, пока еще сдерживаясь. — Не… — Эрен прикусил нижнюю губу, дабы боль чуть отвлекла его, но слезы уже накатывали. — Не… Не достоин быть с тобой. Так тяжело было в последний раз лишь после смерти матери, когда Эрен потерял самого важного человека в его жизни. Сейчас он, лишившийся брата, к тому же мог окончательно потерять другого человека, что был ему дорог, но признаться в этом не хватало смелости. Йегеру все еще тяжело было принять, что он ублюдок, который думает только о себе. — Эрен… Синяки под глазами Жана пугали. Парень выглядел также измучено, как и сам Эрен. Долго думал, подбирая правильные слова. Он не хотел навредить своими тревогами тому, кто и так пережил смерть близкого человека, но сдержаться не мог. Либо он сейчас все скажет, либо опять потеряет этого идиота. — Если бы ты знал… — Жан устало провел рукой по своему лицу. — Как, блять, я убивался всю эту неделю, не зная, что с тобой. — Прости... — виновато изрек Эрен. — Не перебивай, прошу, — Кирштейн взял его за плечи, подсаживаясь ближе. — Сначала я и впрямь думал, что не вместе нам будет лучше. Ты… Не плохой… Просто очень тяжелый человек, — Йегер натянуто улыбнулся, принимая правду. — И твои "заморочки", наверное, останутся на всю жизнь - миллионы правил и крайняя недоверчивость, — Жан искренне старался не заплакать. — Но… Ебаный в рот… Не выдержал. Острые осколки его влюбленности, - которая приносила так много боли, - покатились по щекам, неприятно раня. — Эрен, я думал, что с тобой что-то сделал Флок или еще что-то, я-я-я не знаю, — он задрожал. — А когда Пик позвонила и сказала, что Зик… Скончался… Мне очень жаль твоего брата, правда, — говорил он, не зная даже, как доказать это, — но я вдруг почувствовал, что ты можешь сам с собой что-то сделать. Меня успокаивал Армин, говоря, что ты так поступить не можешь, но, Эрен… Жан плакал, освобождая свои мысли, говоря открыто и честно о том, что чувствовал. — И я подумал, что если ты вернешься… — парень уперся макушкой ему в грудь, все еще не отпуская руками плечи. — Мне все равно, если я и дальше буду продолжать себя чувствовать, как говно. Плевать, если я буду постоянно чувствовать себя виноватым. Плевать… — следующие слова дались ему с особым трудом: — Плевать даже, если ты меня любишь не так сильно, как я. Плевать, если будешь готов меня бросить, как только разлюбишь, пусть это хоть через месяц произойдет… И Эрен заплакал, потому что почувствовал вдруг, как что-то внутри с огромным треском начало рушиться, снося вокруг огромные стены, которые он с таким усердием выстраивал годами. — Мне правда плевать, — Жан обнял его, все еще утыкаясь в грудь, — просто больше не пропадай никуда, пожалуйста, — добавил последнее, совсем незначительное: — хорошо? Сломался. Эрен не мог смотреть на то, как Кирштейн, что до этого казался непробиваемым на слезы человеком, сейчас плакал, так прижимаясь к нему. Ему было невыносимо смотреть на то, что он сам натворил. Йегер обнял его в ответ, сжимая в своих объятиях так же, как это делал Жан тогда, на лестничной площадке. — Прости, я больше никуда от тебя не уйду, обещаю, — сказал он тихо и нежно провел ладонью по его голове, добавляя, по сути, очевидное, не нуждавшееся в повторении: — я рядом… И закрыл свои глаза, наконец-то действительно ощущая, что может кому-то довериться.