Работа, дети, ипотека

Мужчина не придумывает, что ей сказать, хотя времени у него полно: пока он нажимает на звонок, чтобы ему открыли калитку, пока входит в холл, надевая бахилы, пока здоровается с охранником и информирует того о цели своего визита, пока поднимается по лестнице на этаж, где обитает ее группа. Воспитательницу уже предупредили, поэтому она спокойно забирает заявление с прикрепленной к нему копией паспорта и спрашивает устало: — За Леоной же, да? Леона явно обладает каким-то сверх-слухом, потому что тут же летит к нему навстречу, проскальзывая мимо воспитательницы, и застывает с резко оборванным: «ПА…». Перед ней стоит не папа. — Женя, здравствуйте! — восклицает она чуть менее радостно (приветствие звучит невнятно, но узнаваемо). И все равно улыбается ясным солнышком — так же задорно, как ее отец, — крепко обняв опешившего мужчину и хитро заглядывая ему в лицо. Пусть она маленькая, объятья у нее крепкие. Такой теплой встречи мужчина не ожидал, поэтому поправляет не так строго, как ему хотелось бы: — Не Женя, а Евгений Соломонович. На лице немолодой, но и не старой воспитательницы, на котором помимо усталости можно было угадать разве что раздражение, вдруг возникает узнавание. — Евгений Соломонович, — повторяет она, смакуя. — Это же Вы учите русскому и литературе внуков моего мужа. — «Так...». — Они про Вас такое говорят… Как там Яночка, как там Балор? Не слишком хулиганят? А, Рыковы. — Терпимо. Леона, отпустив ноги Евгения, встает рядом, широко раскрыв рот, как будто уши у нее спрятаны в глотке. Другие дети в присутствии беседующих взрослых всегда замолкают, делая вид, что их тут нет, но Леона громко интересуется: — А где папа? Когда он за мной придет? — Одевайся, Леона, сегодня Евгений Соломонович тебя забирает, — мгновенно переключается воспитательница, подталкивая Леону по направлению к ее шкафчику — на желтой дверце девочки пестреет наклейка с огромной клубничкой. — Нууу! — из жизнерадостной кнопки Леона тут же превращается в обиженную принцессу. Или царевну Несмеяну. — Меня папа должен забрать! Где мой папа? Ее звонкий голос оглушает. Евгений начинает жалеть, что сознательно не стал накручивать себя и морально готовиться к вечеру с ней. Чтобы отвлечься и поторопить девочку, он открывает ее шкафчик и застывает в прострации. Внутри полный бардак — вещи свалены друг на друга, отовсюду выглядывают какие-то обрезки бумажек и катышки пластилина. На красной курточке большое пятно, как будто Леона с чувством покаталась по земле. Шапка вывернута наизнанку, а перчатка оказывается без пары. Почему-то, увидев, как Леона сама завязывает себе шнурки, Евгений был абсолютно уверен в ее организованности. Но дети есть дети. — Папа в больнице, — отвечает он, отряхивая, как может, куртку — влажных салфеток у него с собой нет, а воспитательница, поняв, что у него нет сил отвечать на ее вопросы, возвращается к своей группе. — Он заболел?! — ужасается ребенок и трясет Евгения за штаны. Мужчина с трудом ее от себя отцепляет. — Он умер?! — С ним все хорошо, — терпеливо поясняет Евгений и ставит к ногам Леоны маленькие ботиночки, но она их не замечает, глядя только на него. Ее глаза полны испуга, и он с ужасом понимает, что она сейчас заплачет. — Стой, стой, все хорошо, правда, он просто навещает того, кто болеет, а вечером вернется… — У-у-уже вееееечер, — заливается она слезами. Таких рыданий он от нее никогда не слышал. Впрочем, как долго он вообще ее знает? «Вот черт». — Ну, чего ты плачешь, — возвращается воспитательница и вытирает ей слезы. Из-за спины педагога с любопытством выглядывают остальные дети. Один даже с глубокомысленным видом ковыряет в носу. Воспитательнице приходится на них нашикать, чтобы они ушли. — Все будут говорить, что ты рева-корова. По папе скучаешь? — Да-а! — Все, моя хорошая, папа придет, — женщина гладит ее по спине, и Леона постепенно затихает, обвив шею женщины руками. Евгений не сбегает только чудом и теперь прекрасно понимает, почему Василий отказался с ней возиться. — А пока Евгений Соломонович доведет тебя до дома и немного с тобой посидит. Хорошо, зайчик? У Леоны нет сил говорить, поэтому она придушенно кивает. Евгений, пытаясь быть хоть чем-то полезным, хватает с верхней полки шкафчика шапку, выворачивает ее и протягивает Леоне, но воспитательница его останавливает: — Шапку — в последнюю очередь, а перчатки — на улице. И следите, чтобы спускалась по лестнице, держась за перила. Справитесь? — он кивает, хотя совсем в этом не уверен. — Леона очень чувствительная, так что поторопите ее папу. Кто знает, как она может отреагировать… — А что, есть варианты? — обреченно спрашивает Евгений, не сдержав нервного смешка. — Есть, — припечатывает воспитательница. — Заинтриговали. Леона достает из шкафчика коврик и встает на него, когда переодевает сменку. А Евгений вдруг осознает, что никогда в жизни не был в детском саду. Его детдомовской воспитательнице в голову бы не пришло утешать его, когда он плакал, и уж точно она не назвала бы его «зайчиком». Хотя это, наверное, и к лучшему. В голове калейдоскопом проносится множество неприятных воспоминаний, как озлобленные сироты писали в его шкафчик и ломали его вещи. Когда Леона дергает отказывающуюся застегиваться молнию, он вспоминает, что молния на его грязно-серой куртке постоянно расходилась, и приходилось застегиваться на одни кнопки, а шапки и перчаток у него не было вовсе — у Леоны, по крайней мере, есть одна. — Ну, удачи, — говорит воспитательница, пытаясь их выпроводить. Леона упирается и уходить отказывается — Евгений с трудом борется с желанием поднять ее на руки и унести силой. Но торопиться, по сути, некуда: Владимир пообещал, что задержится максимум до полуночи, и в случае чего его домашний компьютер будет полностью в распоряжении Евгения. Всего-то и нужно, что уложить Леону спать в десять или в полодиннадцатого и побыть немного с ней. Даже кормить не надо — в садике она должна была поужинать. Евгений садится перед Леоной на корточки — опять колено хрустнуло, да что ж такое, надо его проверить, — и старается быть честным: — Я тоже хотел бы, чтобы твой папа был здесь. Но он сейчас нужнее в другом месте. Один мальчик попал под машину. Ему сейчас больно и страшно, а рядом одни незнакомые врачи. Его родители не могут приехать, они слишком далеко. Поэтому поехал твой папа. Представь, если бы ты попала в больницу, и оказалась бы там совершенно одна, тебе ведь тоже было бы страшно? А приехать могла бы только… — он вопросительно смотрит на воспитательницу. — Анастасия Алексеевна, — подсказывает она. — …Анастасия Алексеевна. — А почему могла бы приехать только Анастасия Алексеевна? — теряется Леона, не понимая, что Евгений хочет ей сказать. Терпения у него для такого явно недостаточно. — Разное в жизни бывает. Пойми, он не может сейчас быть здесь, поэтому попросил меня тебя забрать. Вот ключи, видишь? — Евгений достают из кармана пальто связку — помимо кучи ключей на ней болтается брелок в виде маленького кораблика. — Сейчас мы придем к тебе домой, включим мультики… — Не хочу мультики! — ноет Леона, но послушно позволяет себя увести, даже забыв попрощаться с воспитательницей. Евгений увлекает девочку все ниже и ниже по лестнице, приводя новые аргументы: — …Или поиграем во что захочешь… — Ни во что не хочу. — …чай попьем с печеньем. Ты же нальешь мне, как гостю, чай? — У нас печенье закончилось, только конфеты остались. — Давай конфеты. Будем их есть, а там и не заметим, как папа придет. — Хорошо, — великодушно соглашается Леона. И даже позволяет взять себя за руку. Перчатки надеть они забывают. Оба.