Работа, дети, ипотека

— …Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что будет в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей... Засыплюсь могильной землею?.. Евгений морщился от ошибок, допускаемых прогульщиком, и тот только сильнее волновался, начиная сбиваться. Чтение наизусть всегда давалось этому ученику с огромным трудом, и если он вдруг сдавал устное домашнее задание с первого раза, это можно было окрестить не иначе, как чудом. Из-за подобных людей Евгений и обнаружил у себя первый седой волос: вместо того, чтобы спокойно ответить вовремя на уроке или хотя бы на перемене, прогульщик пришел в самый последний момент, желая подтянуть оценку, и оставил мучить голодного и уставшего Евгения после уроков. И, что самое обидное, даже со всеми подсказками со стороны Евгения ученик не вытягивал даже на тройку. — Плохо, — констатировал словесник, когда ученик сбился на середине стихотворения и замолк. — Вы учебник вообще открывали, сударь? Открывайте, садитесь и учите, как положено, раз дома у Вас нет на это времени. «Сударь» вырвалось само, с этаким пренебрежительным оттенком. Иногда Евгений чувствовал себя человеком иного времени и не понимал, что он делал здесь, среди всех этих невежд, которые за какие-то три недели не могли выучить несложное стихотворение. В отличие от других учителей русского и литературы, Евгений не пресмыкался перед Пушкиным, признавая поэзию иного сорта, но такого неуважения к поэту и перевирания его творчества не мог вынести даже он. Телефонный звонок спас ученика от полного разноса. Во время работы Владимир звонил редко, предпочитая приходить лично, поэтому Евгений заранее готовился к худшему. — Свободен сегодня после пяти? — без обиняков начал коллега обреченным голосом. Все ясно — снова какое-нибудь выездное мероприятие, и Евгению нужно посидеть в своем кабинете, приглядывая за девочкой. Не слишком ужасно, хотя раньше Владимир не доносил свои просьбы подобным тоном. Видимо, помнил, что по вторникам Евгений обычно уходил пораньше, и сейчас ему оставалось не так много времени до конца работы. — Ну… — Евгений прикинул, что еще может сделать, чтобы задержаться. Если только сесть за тот злосчастный документ об инновационных технологиях, которые он должен, по идее, апробировать на своих занятиях, а потом предложить ввести эти самые технологии повсеместно, опубликовав на сайте школы подробный отчет. Ни на какие инновации ни сил, ни воображения у него не хватало, только на ворье чужих идей. Немного обнови мысль, предложенную кем-то не очень именитым сто лет назад, выдай это за новаторство, и от тебя временно отстанут. «А если я раньше не использовал смарт-доску, а теперь буду, это можно считать, как то, что я ввел инновацию?» — невинно поинтересовался тогда Владимир на совещании, и единственной реакцией на его реплику был смешок трудовика. Остальные решили проигнорировать глупый вопрос, хотя втайне наверняка взгрустнули, что не могут отделаться так просто. Разбираться с программой для внука историка не хотелось. Время еще есть. — Забери мою дочь из садика, пожалуйста. Евгений резко выпрямился, облизнув губу — ученик подумал, что словесник пришел по его душу, вздрогнул и слегка отодвинулся. — Что случилось? — Я у Васи. Владимир бросил трубку, оставляя Евгения в недоумении, перерастающем в волнение. В пять часов в соседнем садике был ужин, и Владимир старался забирать Леону сразу после, а то и раньше — редко когда она соглашалась досидеть до семи. Значит, случилось что-то такое, из-за чего он не может прийти за ней и в семь, причем случилось внезапно, иначе он заранее привел бы ее сюда, как обычно это делает. — Когда я вернусь, «Песнь о вещем Олеге» должна у тебя от зубов отскакивать, — пригрозил Евгений ученику, приняв решение. То, что Василий еще не ушел — очередная странность, у которой должна быть серьезная причина. За школу он не держался, детей недолюбливал, а с Владимиром они не были такими уж крепкими друзьями, чтобы друг друга дожидаться. Василий мог остаться, только если Владимир его об этом очень сильно попросил. А Владимир не любит просить. Значит, дело совсем дрянь. Приходится оставить семиклассника одного и надеяться, что он ничего из кабинета не сопрет. С огромной вероятностью ученик, конечно, просто-напросто сбежит, стоит только Евгению покинуть этаж, но для него же хуже — больше словесник не даст ему поблажек и поставит ту оценку, которую тот заслужил. Из-за оценок и дети, и их родители, и даже классные руководители, Евгению давно истрепали все нервы, пытаясь то подхалимством, то угрозами вынудить его повысить средний балл. Но свой предмет Евгений любил больше, чем людей, поэтому никому этого еще не удалось. Был, конечно, неприятный случай, когда старшаки договорились между собой подкараулить словесника у его дома с битами, но, во-первых, адреса они не раздобыли, а, во-вторых, Евгений успел вовремя сообщить, куда надо. На его счастье, далеко не все его ненавидели за строгость. Когда Леона стала часто засиживаться у него в кабинете, демонстрируя чудеса акробатики, двоечники и прогульщики даже как-то смягчились и стали вести себя на порядок тише. Меньше всего Евгений ожидал увидеть в кабинете трудовика целый консилиум. Он тихо отошел в сторону, молча ожидая, пока его коллеги закончат переговоры через Тимс с человеком, который как две капли воды был похож на Василия. Разглядывая незнакомого холеного мужчину, словесник обратил внимание, что прическа у близнеца другая, пижонская, взгляд спокойнее и цепче, а от идеально сидящего зеленого пиджака поверх белой рубашки даже через экран ноутбука веяло роскошью. Василий, вечно одетый небрежно во все невзрачное, безразмерное, но практичное, был больше работником физического труда, сколачивая извечные табуретки, шкафчики и декоративные изделия из дерева и металла, а человек, с которым он переговаривался, явно больше наседал на интеллект — это читалось в его умных глазах и манере говорить. — …За ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию Вам грозит всего лишь 156 статья и штраф в размере одной заработной платы, на это и будем делать упор при общении с родственниками потерпевшего. Основная вина лежит на водителе, а не на Вас. Однако, так как все произошло в урочное время — как можно понять из Ваших слов, данный ученик должен был находиться у Вас на занятии в тот момент, когда перебегал дорогу, — в случае причинения тяжкого вреда здоровью вплоть до летального исхода, Вас могут судить по статье 293 за халатность, и тогда штрафом Вы не отделаетесь. Вас даже могут отстранить от педагогической деятельности на три года и лишить свободы на срок до пяти лет, но тогда я добьюсь смягчения приговора и изменение его на исправительные работы. — Вы все поняли, Владимир? — раздался в динамиках голос второго человека, который тоже был подключен к собранию. В отличие от школьного юриста, директор не стал включать камеру, и поначалу Евгений его даже не заметил. Властитель сей организации всегда был настолько занят, что с ним редко можно было столкнуться лично, а связываться вообще приходилось дистанционно, но он всегда, разумеется, был в курсе всех важных событий. — На Вас постоянно пишут жалобы, ученики регулярно сбегают с последних уроков с Вашего полного на то одобрения! На Ваши выходки уже невозможно закрывать глаза. Может быть, этот случай научит Вас ответственности и осторожности. Решите проблему, иначе мне придется принять соответствующие меры. — Владимир Юрьевич все понял и раскаивается, Вениамин Самуилович, — влез Василий, наклоняясь вперед и как бы закрывая собой Владимира. Директор даже дослушивать его не стал, отключившись, и Василий ругнулся. Иногда наступали дни, когда даже его слова для директора переставали иметь вес. — Спасибо, Альберт. — Спасибо на хлеб не намажешь, — человек по ту сторону откинулся на стуле, приняв более расслабленную позу, и на его лице появилась так ненавидимая Евгением усмешка. — Ты упустил шанс попросить у Вени больше денег, вот и не зарывайся. Покедова, мы тут заняты. — Ты-то занят? — юрист надел очки и сделал вид, будто пытается разглядеть, чем его брат таким важным занимается. — Будешь спаивать бледную поганку, которая прячется у тебя в углу? Евгений понял, что теперь у него не один, а целых два кровных врага в этой школе. — Покедова, — повторил Василий и захлопнул крышку ноутбука. А потом резко обернулся, недовольно глядя на Евгения. — Какого хрена ты подкрадываешься? Если бы он не сказал, я бы даже не понял, что ты здесь. Владимир повернулся к нему с опозданием, будто нехотя. На нем лица не было, он не смог выдавить из себя даже кривой улыбки. Песочили его явно долго и со вкусом, а Альберт еще и добил перспективами. Штраф больно ударит по кошельку, будет нечем кормить Леону и не на что водить ее на кружки. Отстранение от работы лишит стабильного заработка и уверенности в завтрашнем дне, да и органы опеки заинтересуются, если незадачливого отца-одиночку отправят на общественные работы или влепят ему уголовку. Евгений понял, что нужно хоть как-то утешить друга, и, проглотив неуместную сейчас колкость в сторону Василия, спросил: — Насколько все плохо? — Хуже не придумываешь, — ответил за коллегу Василий, пока тот буравил пространство пустым взглядом. — Какой-то дебил попал под машину. — Это не он дебил, а я дебил, — нахмурился Владимир и ударом кулаком по груди. Василий закатил глаза, но предусмотрительно промолчал. — Отпустил его, а его сбили рядом со школой. Влетит всем — и Рубинштейну, и администрации, и мне. Скорую даже не мы вызывали, это плохо. Долго выяснили, куда повезли — оказалось, в дальнюю больницу, ближайшая переполнена. Обзвонили родителей — они в командировке, в городе только бабушка. Родители ей позвонили, ей плохо стало — ей тоже скорую вызвали, подозрение на инфаркт, в одной больнице с внуком теперь лежат. Сейчас вот ждем письменное разрешение от родителей, чтобы я мог посетить и ребенка, и бабку, надо купить им всякие приблуды для больницы и все такое… Голос его становился все тише и тише. Владимир тяжело оперся локтями о колени, закрыв лицо, и устало вздохнул. — Не понимаю, почему ты должен это делать, — Евгений попытался сохранить спокойствие. — Ты ведь не дежурный, пусть кто-нибудь другой этим займется. — Вот-вот! Впервые с тобой согласен, — закивал Василий. — Но добровольцем не стану, и не надейтесь. Мы... Я как-то год в коме пролежал, и с тех пор ненавижу больницы. Евгений думал, что наличие у нелюбимого коллеги брата-близнеца станет для него большим сюрпризом, но, оказалось, есть вещи куда необычнее. Евгений ведь ничего о Василии не знал, абсолютно. А тут два открытия разом. — Жень, кто, если не я? — Владимир опустил руки и посмотрел Евгению в глаза. — Я виноват. Я должен все исправить, так будет справедливо. Евгений перетащил стул ближе к другу и сел рядом, надеясь, что если будет находиться с Владимиром на одном уровне, тот его послушает. — Ты разве сидел за рулем? Нет. Это не твоя забота. — Администрация в любом случае прикроет твою жопу, — Василий сидел с другой стороны и в этот момент походил на змея-искусителя. — Моему братцу нет равных, он и не из такого нас выпутывал. Помнишь, как у меня пиздюку станком отхерачило палец? И ничего, я даже штраф не платил. Пиздюк был сам виноват, и все тут. Техника безопасности, вон, на стенах висит. — Так, все, — твердо сказал Владимир, поднимаясь и поворачиваясь к ним. — Я — его учитель, и я должен быть там. Это не обсуждается. Не надо меня отговаривать, я прошу только мне помочь. Евгений признался честно самому себе, что не хотел отпускать Владимира в больницу, потому что иначе точно придется возиться с Леоной. И не час, как раньше, а гораздо дольше — насколько дольше, даже сам Владимир сказать не сможет. Но у Владимира была такая привычка: если уж что решил — не отступится ни за что, заставлять одуматься бесполезно. — Как я Леону заберу? — попытался Евгений завуалированно отказаться от тяжкого груза, взывая к разуму Владимира. Но Владимир оставался непреклонным и скомандовал: — Иди, делай ксерокопию паспорта, а я заявление напишу, чтобы тебе ее отдали. — Почему я, а не, скажем, Василий? — не оставил Евгений попыток. — Я детей ненавижу, — честно ответил тот. — Володь, без обид, ты мне нравишься, но твою Леону — сопливую и вонючую, — я не выношу… Владимир не обиделся. Только пожал плечами. — Может быть, Ирина? — ухватился Евгений за последнюю соломинку, зная, что Ирина как раз сейчас освободится. С физруком она, правда, особо не общалась, но… — Женщины лучше разбираются, что делать с детьми. — Ой, зря ты это сказал, — Василий с подчеркнутым осуждением покачал головой. Евгений не понял, что в его словах такого неправильного, и тогда Владимир пояснил сам: — Леона не доверяет женщинам, если это не работницы ее садика. Ее мать нас бросила. Владимир сделал паузу, обдумывая, стоит ли говорить больше. Это был первый раз, когда он упомянул свою бывшую... жену? Просто возлюбленную? Все это время Евгений думал, что она умерла. Но, судя по всему, история была гораздо запутаннее. И Владимир еще не был готов его в нее посвятить. — Я нанимал Леоне нянь, — продолжил мужчина спокойно. — Неудачно. Одна, как оказалось, ее била, вторая едва не разлила на нее кипяток. А ты ей нравишься. Но если ты не можешь или не хочешь, скажи прямо. Заставлять не буду. Владимир старался не давить, но Евгению все равно не понравилось, как это прозвучало. Он подумал об апельсинах. О коньяке, перемешанном с чаем. О коротких, но приятных прогулках в парке неподалеку, которые были наполнены необременительными беседами и несмешными шутками Владимира. О приветливой улыбке коллеги, которая озаряла день Евгения, даже если они виделись лишь раз. Владимир всегда поддерживал его, помогал, подбадривал и никогда его не оставлял. Корысть — не его черта, он всем помогает во вред себе, не прося ничего взамен. Но почему-то Евгений уверен, что если оставит Владимира в эту трудную минуту, тот… простит, конечно, но дружба может испортиться. — Ладно, схожу за паспортом, — сдался Евгений. Леона, в конце концов, даже начала ему нравиться. Веселая, активная и искренняя — она без страха тянулась к нему, всеми способами пытаясь привлечь его внимание. И это льстило. Собственные ученики радовали его редко. Были, конечно, любимчики, которые сдавали домашние задания вовремя, участвовали во всех олимпиадах и выступлениях — за таких хотя бы было не стыдно, но таких было меньшинство. Остальные были или тупыми, или ленивыми, а Леону, даже такую маленькую, нельзя было назвать ни ленивой, ни глупой. В этот день Евгений провел только три урока с перерывом на обед, кружков у него не было, самые необходимые конспекты и документация с «горящими» дедлайнами были подготовлены на выходных, а то, что было отложено, можно было отложить еще на чуть-чуть, и он вполне мог себе позволить провести время с Леоной. — Спасибо! — Володя вздохнул с огромным облегчением и притянул Евгения к себе, прижав к широкой груди. Словесник замер, лихорадочно вспоминая, закрыл ли дверь в класс. Девочки и так слухи распускают, а тут еще… — Петушня, — фыркнул Василий, подтверждая его мысли. Евгений от всего сердца продемонстрировал врагу средний палец (как ему весь день сегодня показывал старший Радов, недовольный отметкой за сочинение), решив, что немного ребячества не повредит. В кабинете его ждал очередной сюрприз — семиклассник, оказывается, даже не думал сбегать. Весь трясясь, он, стоило только Евгению переступить порог, тут же вскочил и начал зачитывать стихотворение. Пару раз он, конечно, все равно сбился, но словесник, отвлеченный поисками паспорта и попытками его откопировать на стареньком принтере, не обратил на это никакого внимания. — Четыре. Можешь уходить, — рассеянно бросил Евгений. — Спасибо! — ответил ученик с таким же облегчением, как Владимир до этого. К счастью, обнимать не стал. Просто схватил свои вещи и убежал, пока учитель не передумал. Владимир передал Евгению заявление и ключи от квартиры. У Евгения родилось смутное подозрение, что в доме физрука ему придется заночевать.