Halloween F1tober

Ah, but, two hours of pushin' broom Buys an eight by twelve four-bit room I'm a man of means by no means King of the road За окном проплывала нескончаемая зеленая пелена кукурузных полей. В глазах рябило, к горлу подступала неприятная горечь, а желудок сводила, накатывая волнами, холодная тревога. Полотно дороги было ровным, и просматривалось далеко на десятки миль вперед, к самому горизонту. От прокуренного воздуха салона его начинало тошнить, от задувавшего в открытое окно ветра становилось зябко, тело казалось то липким, то окоченевшим и парализованным, и ему каждые полчаса хотелось содрать с себя кожу. Из-за радио голова раскалывалась, но Дэн считал, что он капризничал, и мягкий голос Роджера Миллера вперемежку с быстрой тарабарщиной Лероя Ван Дайка должны были как-то «успокоить его нервы». Он закрыл глаза и начал считать вдохи и выдохи. Слюна стала кислой и вязкой, как смола. – Останови машину. Даниэль стрельнул глазами в зеркало заднего вида: ни впереди, ни позади них никого не было. Ни старого фермерского пикапа, ни знававшего лучшие времена побитого бьюика. Он свернул на обочину, медленно выжимая педаль тормоза. Макс вырвался из машины, оставляя дверцу распахнутой, и склонился над выцветшей на солнце блеклой травой. Каждый мускул в нем сжался, точно под давлением, а потом распрямился, как пружина, и он вытолкнул из себя гадкую смесь воды, слизи и желудочного сока, обжегшую ему горло. Он кашлял и отплевывался, вздрагивая всем телом, отстранённо ощущая, как из левого глаза выкатилась слеза. Риккардо следил за ним с водительского сиденья сквозь открытую дверь, чуть развернувшись. Он вытащил ключ зажигания, чтобы не жечь бензин. Мотор стих, радио отрубилось. Остались только хриплый кашель и шелест длинных листьев, лениво шевелящихся от ветра. – Макс… – Мы его завалили, Дэн, – Макс резко развернулся, утирая рот грубым рукавом джинсовой куртки. – Мы завалили этого типа, твою мать! – Крошка… – Заткнись! Заткнись! Сука, я слышать тебя не могу! Чёрт! – он закрыл лицо руками и бессильно сел на землю. Его колотило. Хлопнула дверь, и через несколько секунд теплая рука взъерошила его волосы. – Я завалил, окей? Я. Ты не при чем. – Сделаешь мне одолжение, отправившись за решетку? – Макс поднял свое лицо, искаженное болезненной ухмылкой. Он был весь красный, даже белки глаз, и мокрый. Испарина на лбу и над верхней губой, которые у Дэна обычно ассоциировались с трахом в их тачке, сейчас напоминали ему предсмертные потуги агонизирующего тела, отдающего последние соки. – Крошка, никто никуда не отправится, – он ласково провел рукой по его широкой спине. – Садись в машину. Макс не двигался. Злоба бурлила в глубине, как в вулкане, где-то там смешиваясь с обидой. Он не знал, что хуже – самому сесть в тюрьму или остаться на свободе, но без Даниэля. Тот, конечно, как всегда сделал вид, что не понял его. Дэн счёл его сопротивление упрямством. С другой стороны, Макс ненавидел, когда к нему обращались в повелительном наклонении, сделай то, сделай это. Отголоски отцовской манеры, все время слышавшиеся ему в подобных властных указаниях, часто выбешивали его, и он слетал с катушек. Поэтому Дэн сказал, с усталым вздохом доставая пачку сигарет из заднего кармана штанов: – Прошу тебя. Вскоре они снова ехали по дороге. Долгой; тянувшейся, как жизнь. Остановились они на забытой богом заправке, затерянной среди полей, умостившейся на небольшом песчаном клочке земли, который был окружен тысячами высоких темно-зеленых стеблей, и напоминал вылинявший участок ковра. – Чего тебе взять? – спросил Дэн, доставая кошелек из бардачка и убирая его во внутренний карман. – Сэндвич, хот-дог? Макса замутило. Он помотал головой, тяжело сглатывая слюну, боясь новых рвотных позывов. Тогда Даниэль протянул руку и осторожно провел костяшками по его щеке. В такие моменты Макс всегда подавался к нему в ответ, но сейчас сидел ровно, только опустил глаза. – Котёнок, – любовно позвал Дэн. Им стоило бы поговорить, конечно, но гораздо важнее было сейчас унести ноги как можно дальше, на автопилоте, так, словно ничего не произошло. – Надо что-то съесть. Иначе опять станет плохо. Макс угрюмо промолчал. Дэн решил не давить – он вышел из машины, и, увидев сбоку от деревянной постройки, в которой располагались кафе и касса, скамейку, оперся рукой о крышу и заглянул обратно в авто. – Вон там скамейка, возможно, тебе неплохо присесть и подышать воздухом, ладно? Он не стал дожидаться его реакции, а сразу двинул к заправщику. Бренькнул колокольчик входной двери. Макс услышал голоса, но не мог разобрать, что говорилось. Чтобы порадовать Даниэля, он тоже вылез наружу и действительно доплёлся до скамейки. С нее вид открывался тот же, что и из окна его пассажирского сиденья последние восемь часов – кукуруза. Взмывающие ввысь колонны когда-то маленьких ростков, тихо ждущие своего часа. Макс посмотрел чуть выше, и его сердце вдруг стукнуло в груди неровно. Показалось. Огромная чернеющая фигура, стоявшая ярдах в пятидесяти от него, возвышалась над полем. С такого расстояния пугало было практически не отличить от человека: шляпа и большая голова, какое-то темное пальто. Макс прищурился. Растопыренные ветки вместо рук виднелись смутно, зато длинные рукава пальто – весьма отчетливо. Как будто какой-то чудовищный громила несся на него с поля с раскрытыми руками. Макс ругнулся себе под нос, прикладывая ладонь ко лбу, массируя большим и средним пальцами виски. Дэн был прав, нервы у него решительно ни к черту. Надо как-то успокоиться, собрать себя в кучу, в конце концов, осталось пересечь границу штата и – концы в воду. Чуть-чуть потерпеть, только и всего. Один Макс ни за что не выдержал бы такого напряжения, но с ним был Даниэль. С ним был Даниэль, а значит, он мог всё. Когда тот вдруг коснулся его плеча, Макса подкинуло со скамейки: – Блять! – он инстинктивно выставил вперед локоть, блокируя возможный удар, и ненарочно пихнул вторую его руку – сжимавшую коричневый бумажный пакет и картонный стакан. Дэн резко отстранился назад, уклоняясь от расплескивавшегося кофе. Несмотря на то, что он ожидал иного, более радушного приема, он смог удержать весь скромный ланч Макса, вылив лишь около половины стакана. – Это я, – он приподнял руку, развернув её к нему ладонью в сдающемся жесте. – Это я, крошка. Макс тяжело дышал. – Прости, – он в раскаянии обхватил Дэна, крепко сцепив руки у него на спине. – Прости меня, я испугался, я идиот, прости. Ты так бесшумно подошел, Дэн, боже мой. Прости. Даниэль обескураженно смотрел в пространство перед собой, нежа пальцами его волосы на затылке. «Макс совсем плох», – мрачно подумалось ему, – «Лучше не оставлять его одного». – Купил тебе перекус, – он примирительно потыкал его в бок краешком стакана и шуршащим пакетом. Макс издал какой-то звук облегчения, полусмех полувсхлип. Они сели обратно на скамейку вдвоем. Есть Максу по-прежнему не хотелось, он собирался взять еду с собой. Сделав большой глоток кофе и поморщившись, он снова посмотрел на поле. Пугало стояло ближе. Теперь он мог разглядеть складки ткани на голове, образовывавшие по середине нечто, похожее на лицо – вмятины глаз, зазубрины рта. У пальто был высокий стоячий ворот и блестящие коричневые пуговицы. Макс выронил стакан.